ГЛАВА 4

Глава церкви в Морлаксе имел силу Верховного суда. Нарушения законов церкви не было, но аббат монастыря святого Ботолши и епископ Честера требовали присутствия нормандских монахов и говорили о превосходстве их монастырей. — Мы осмотрительны и скромны, — говорил выступающий. — Долгие годы у нас не было прецедентов церковного суда…

Следующим выступал отец Малчел. Оглядывая присутствующих, Констанция невольно подумала о великолепных одеждах аббата монастыря святого Ботолши и лохмотьях его монахов. Их привычки и манера поведения были продиктованы бедностью.

— Глава церкви одобрил наше решение не задерживать здесь арестованных, — между тем говорил выступающий. — Вспомните — мы не арестовывали этих людей, их привели к нам, и мы отвечаем за них и их действия, пока не решим, что же предпринять. Женщина должна заплатить за то, что старалась заставить народ Уэльса поклоняться старым языческим богам.

Молодой монах, который поддерживал Малчела, как бы в знак подтверждения, кивнул головой.

— Эта женщина… Виновна? — спросила Констанция.

Она услышала странный ответ:

— Виновна или нет, какая разница? Мы не можем держать ее здесь.

Она не поняла.

— Что же вы хотите делать?

— Пойдем… — старый человек взял ее за руку.

Они пошли по направлению к телеге, где находились заключенные. Женщина с черными волосами повернула к ним голову и посмотрела на них темными как уголь глазами, блестевшими на бледном лице. Она была не молода, но выглядела хорошо.

Констанция смотрела на нее и ничего не говорила. Она не знала, что можно ожидать от этой женщины. Здесь ее внимание привлекло какое-то движение внутри телеги. Эверард дал команду своим рыцарям прийти в боевую готовность, но арестованный, приподнявшись на колени, лишь схватился за шею, перевязанную какими-то лохмотьями. Это был человек мощного телосложения. Глядя на него, было трудно поверить в его немощность, но, взглянув на другую сторону его лица, Констанция увидела, что оно сильно покалечено. К тому же из раны все еще сочилась кровь, и густые волосы на его могучей груди были пропитаны кровью.

Констанция пристально рассматривала его.

Молодой монах нарушил молчание:

— Деревенские болтают, что он жонглер… Бог знает, откуда они это взяли, но еще они говорят, что он поклоняется дьяволу. В одной деревне его побили камнями, а в другой он вызвал полный восторг у жителей.

Избитое лицо арестованного выглядело ужасно, и леди Морлакс подумала, что этот огромный человек действительно может оказаться злодеем.

— Миледи, будьте осторожны, — предупредил ее Эверард. — Он сумасшедший!

В звуке голоса Эверарда заключенный услышал скрытый вызов — и это в тот момент, когда он не мог двигаться так же быстро и ловко, как раньше! Когда, даже накинув веревку на его шею, преследователи с трудом смогли скрутить его, даже сейчас — будучи в ловушке, — он испугал Эверарда, схватившись за край телеги рукой с давно уже не стрижеными ногтями.

— Кнут, — распорядился капитан.

Один из рыцарей бросил ему кнут, который упал на траву у ног Эверарда, похожий на змею. Эверард поднял кнут и стал ожесточенно хлестать жонглера. Кровь хлынула из ран, не успевших зарубцеваться, и ручьем стекала вниз. Капитан на миг остановился, но только лишь для того, чтобы через секунду с новой силой обрушиться на жонглера. Этот большой, сильный человек не мог больше сдерживаться и ревел от боли, как раненное животное, и вместе с тем изрыгал проклятия своему мучителю. Рыцари кричали капитану, чтобы он был осторожен, — так страшен был жонглер в эти минуты.

— Матерь Божья! — воскликнула Констанция, не в силах больше выносить это ужасающее зрелище. Она поняла, что капитан не остановится и в своем рвении забьет жонглера до смерти. Выступив на шаг вперед, она приказала оставить побежденного.

Остановленный капитан повернулся и посмотрел на нее горящими глазами.

— Миледи, мы схватили это животное, иначе он, не задумываясь, убил бы нас! Он сумасшедший!

Последнее слово капитан прокричал на французском языке.

Жонглер схватился за веревку на шее обеими руками и, устремив свирепый взгляд своих пронзительно-синих глаз на Эверарда, разразился долгой тирадой на незнакомом наречии.

Это было очень похоже на латинский язык, но латынь была непонятна для Констанции, и молодой монах, стоявший рядом с ней, тоже не понимал речь жонглера.

— Святой Георгий, сохрани нас! — заволновался старый человек, стоявший недалеко от Констанции. — Мы уже давно не слышали такой плавной, правильной латинской речи. Но, Бог мой, что он говорит!

Старик заволновался еще больше и стал говорить что-то очень быстро и невнятно, да к тому же вдруг сильно покраснел. В его бормотании можно было разобрать только отдельные слова: «безнравственно… бедствия… богохульничать… зло…»

— Что он говорит?

— Ах, дорогая леди, это совсем не для ваших ушей! Негодяй совсем не думает, что он говорит… вы не должны слышать это!

— Вы! — Жонглер попытался встать, опираясь на руки, закованные в наручники, что удалось ему с большим трудом. — Да, вы! — он говорил по-французски с иностранным выговором. — Король Генри уже нашел, кого заставить желать вас? Что же такая задержка? Имеет ли ваш Драгоценный нормандский дворянин богатство? Или неудачи преследуют его такой прекрасной осенью?..

У Констанции от изумления открылся рот.

— И он говорит на совершенном латинском языке?!

Преподобный скривил губы.

— Таковы эти менестрели — бродяги и ученые… Они выходят из школ после изучения латыни и греческого и набираются всякой ерунды. Это просто настоящее бедствие! Они считают, что могут прекрасно думать самостоятельно. Все это провокации, и приносят лишь один вред!

Огромный человек злобно взглянул на графиню, его лицо выглядело одна большая рана.

— Что вы будете делать сегодня вечером для деревенских, для слуг, графиня?

Констанция нахмурила брови. Она пристально смотрела на заключенного и внимательно его изучала. Когда-то он был хорошо одет — его рубашка, помимо того, что обшита золотом, еще вышита золотыми нитками; плотные чулки были неровной вязки, но связаны из хорошей шерсти, они плотно облегали его бедра и ноги, подчеркивая недюжее мужское достоинство, которое произвело на нее большое впечатление.

Интересно, кто же он? Может, монах-расстрига? Нет, не монах. Она вспомнила многих знакомых молодых ирландцев, которые раньше исповедовали ее, он не был похож ни на одного из них. Тогда, может быть, он раньше был рыцарем?

Возможно, но среди рыцарей не так много хорошо образованных, она наверняка услышала бы о нем ранее. О странствующих же певцах и циркачах графиня не имела никакого представления. Она не обращала на них никогда внимания. Кто же он? Это была загадка.

Жонглер опустил голову, когда проверяли, надежно ли он привязан. Он наблюдал за Констанцией.

— Ах, леди, — неожиданно мягко произнес он, — если вы позволяете многим разделять ваше ложе, может, я…

Он явно наслаждался замешательством, которое вызвали его слова.

— Может, вам больше понравится заниматься этим со мной, чем с вашими погаными рыцарями? — Он повернулся к ней искалеченной стороной лица, его волосы развевались. — Все говорили, что лучшего не пробовали…

Графиня опешила от подобной наглости. Эверард, стоявший рядом, дрожал от гнева. Констанция, почувствовав состояние рыцаря, коснулась его руки.

Старый прелат сказал, что, вероятно, жонглер действительно сумасшедший и они не могут отдать его на суд епископа в Честер.

Констанция еле заметно усмехнулась. Жонглер безошибочно почувствовал ее настроение. Епископ Честера, несомненно, приговорит его к сожжению на костре как еретика, а ей этого почему-то не хотелось. Ей казалось, что нет никакой необходимости уничтожать этого сумасшедшего. Она стояла достаточно близко, чтобы видеть капли крови, падающие на грудь жонглера с каждым его вдохом, но не достаточно, чтобы он мог схватить ее или просто дотронуться до нее. Констанция вдруг ощутила ранее не испытанное чувство. Когда она в очередной раз посмотрела ни этого мужчину, к ее горлу подкатил ком, и она ощутила непонятное волнение в груди. Судорожно вздохнув, Констанция отогнала наваждение и уже по-другому посмотрела на него. Ее взгляд с подбородка соскользнул на шею несчастного, которую он неестественно изогнул, приспосабливаясь к веревке. Неожиданно их взгляды встретились. Она заметила, какого необычного цвета были его глаза — серые с желтыми крапинками, нет, скорее не крапинками, а пятнышками золотого на сером. Это сочетание необычайно гармонировало с золотыми волосами и таким же оттенком кожи. Констанция опять почувствовала, как теряет ощущение действительности. Она тонула в его взгляде, в этих дьявольских глазах, но самое интересное — ей не хотелось возвращаться в мир реальности. Леди Морлакс чуть заметно вздрогнула, когда за ее спиной опять раздался голос старого прелата:

— Прикажите доставить арестованных в ваше поместье в Баскборне? Там вы можете лично решить судьбу жонглера и ведьмы… решить так, как вы посчитаете правильным.

Внезапно арестованный откинул назад голову и запел. Зазвучавшая мелодия была необыкновенно мелодична и волнующа, но, к сожалению, Констанция опять не поняла ни слова. Она повернулась к прелату, но тот только покачал головой.

— Мы плохо понимаем его язык, но что поймем, постараемся вам перевести.

Надо быть действительно сумасшедшим, чтобы петь в такой ситуации, и жонглер, вероятно, не остановится… «Он опять попытается напасть на Эверарда, — подумала Констанция, — хотя, скорее всего, это не принесет никакого результата.

Старый прелат перевел ей, что он и теперь призывал в своей песне к неповиновению, но Констанция слушала его невнимательно. Она думала, брать или не брать пленников с собой.

Констанцию окликнули, ее мысли вернулись к действительности. Она увидела женщину, прижавшуюся к дальней стенке колымаги, но не она беспокоила Констанцию, а то, хорошо ли привязан жонглер, надежны ли веревки. Она вопросительно взглянула на Эверарда, но он неправильно истолковал ее взгляд и решил, что она не решается сама принять решение.

— Графиня, даже не думайте о том, чтобы взять его с собой. Вы не слышали и половины его песен и не знаете всех его «подвигов».

— Мы больше не дадим ему возможности петь свои песни, а если вы не можете заставить его замолчать, то вставьте ему в рот кляп.

. Молодой человек перестал петь так же неожиданно, как начал. Он уставился на Констанцию, его глаза метали молнии.

— Сука! Ты даешь такое распоряжение! Мне кляп?!

В неописуемой ярости арестованный огромными сильными руками ухватился за край колымаги, пытаясь дотянуться до Констанции, но это ему не удалось. Тогда он прохрипел, что Бог создал нас свободными, и никто не имеет права лишать свободы, тем более не имеет права затыкать рот кляпом! Два рыцаря оттолкнули его от края колымаги, он пытался еще что-то сказать, но уже не мог, так сильно веревка впилась ему в горло. Повернувшись к Констанции, жонглер немного отдышался и снова закричал:

— Мы будем петь для вас песни! Я клянусь в этом, а также клянусь, что сделаю все возможное, чтобы уничтожить твоего рыцаря его же собственным хлыстом!

Констанция пришла в ужас от такой вспышки ярости, она подумала, что подвергнет Эверарда большей опасности, если прикажет ему сопровождать жонглера на всем пути до ее поместья.

«Он действительно сумасшедший», — решила Констанция, но помимо этого она поймала себя на мысли, что думает совершенно о другом. Она чувствовала, что он будет неотразим в постели. Констанция твердо решила его отослать с глаз епископа. Она убеждала себя, что делает это только потому, что считает, что нет никакого резона наказывать, кого бы то ни было за его безумство.

Приняв решение, Констанция направилась прочь от этого жонглера, который не переставал кричать свои безумные слова вслед уходящей толпе. Монахи подошли ближе к колымаге проверить, надежно ли привязаны заключенные. Уже становилось темно, и им не хотелось возвращаться для проверки еще раз. Свадебный пир должен был продолжаться всю ночь.

— Теперь мы должны найти мою сестру Мабел, — сказала Констанция. — Я не видела ее с тех пор, как она забеременела.

Графиня не знала, где искать де Варренсов, и обратилась за помощью к Эверарду. Леди Морлакс прекрасно знала, что он был сердит на нее за то, что она прислушалась к мнению старого Малчела в отношении арестованных, а не к его.

В толпе людей они увидели Маредуда, одного из самых уважаемых людей в стране. В связи с бракосочетанием он одел фамильные драгоценности. Старик схватил Констанцию за руку.

— Девушка, как быстро вы выросли! Стали совсем взрослой! Все заботитесь о семейных делах? — Его большие руки обнимали Констанцию за талию, он пытался поцеловать ее. — Маредуд никогда не забывал вас, дочь его старого друга. Мы качали вас на коленях, когда вы были совсем маленькой…

Старик привычно шлепнул ее по заду. Взгляд Эверарда, который наблюдал за этой сценой, сделался жестким. Констанция с трудом освободилась из рук Маредуда.

— Мы ищем мою сестру Мабел с мужем. Они должны быть где-то здесь… Боюсь, что не найду другой возможности поговорить с ней.

Маредуд внимательно посмотрел на нее и тяжело вздохнул.

— Встретиться с сестрой — это хорошо, — сказал он с деланным безразличием в голосе. — Моя жена говорила сегодня с Мабел, но вы не найдете ее здесь. Де Варренсы уехали вскоре после венчания.

Констанция расстроилась. Де Варренс не желал их встречи. Он привез ее сестру в Морлакс, чтобы продемонстрировать свою власть над Мабел.

— Мы были слишком нелюбезны с ним… Теперь он ни за что не позволит Мабел встретиться с нами. Это его месть за наше отношение к нему, — сказала Констанция упавшим голосом.

— Теперь, девушка, — сказал старый Маредуд, — вы делаете то, что ваш отец, упокой Господи его душу, делал. Народ должен видеть, что вы неплохая ему замена и сможете защитить честь своего семейства. Но одна женщина никогда не справится со всеми делами Гилберта де Джобоурга… — Старик взглянул на Эверарда и добавил: — Вы хорошо дали понять де Варренсу, что отношение окружающих к нему справедливо.

Когда Констанция увидела, как де Варренс обращается с ее сестрой, она послала вечером группу рыцарей в лес, где он охотился. Эверард хорошо разбирался в делах подобного рода: его рыцари задержали рыцарей мужа Мабел, в то время как капитан лично разговаривал с ним. Но Хуберт де Варрен все же не был наказан подобающим образом за грубое отношение к жене.

— Не беспокойся, — загрохотал Маредуд, де Варренсу хорошо дали понять, что его пощадили лишь только потому, что Мабел носит ребенка. Этот грубиян отлично понял, каковы мс гут быть последствия, если он не угомонится.

Констанция невольно подумала о том, как не просто женщине быть во главе такого большого семейства. Слова старого друга отца немного успокоили графиню. Но скоро ли Хуберт де Варен, простит и сживется с мыслью, что вынужден себя сдерживать?

Внезапно Констанция почувствовала себя очень утомленной, она хотела встретиться со своими дочерьми, которые с нетерпением ждали ее прихода. Графиня отпустила Эверарда, однако не забыла ему напомнить о заключенных. Ночи были холодные, и надо было позаботиться, чтобы у них было, чем укрыться. Капитан пристально посмотрел на нее, но ничего не ответил на ее замечание.

Поместье Морлаксов было недалеко от северо-восточных границ. Оно было не очень большим, и сейчас практически все было занято приехавшими на свадьбу. Констанция обеспокоено подумала о гостях — удобно ли им, хватило ли соломенных тюфяков? Мысли о хозяйстве заставили ее опять отодвинуть встречу с детьми. В большом зале она увидела пожилую баронессу, терпеливо поджидавшую ее.

— Ваши комнаты готовы, — сказала ей Констанция.

Баронесса улыбнулась.

— Это была прекрасная свадьба. Ваш отец может гордиться вами.

— К сожалению, мы немного опоздали, задержались в пути из-за плохой дороги.

— Неважно. Вы очень похожи на вашего дедушку. Я была знакома с ним и прекрасно помню его до сих пор.

Баронесса вздохнула и поправила плед.

— Да… Но теперь вы должны выйти замуж, чтобы соответствовать статусу ваших сестер, хотя епископ и противится этому, говоря в проповедях, что выходить замуж надо только один раз, и проклиная тех, кто венчается дважды.

Констанция знала взгляды церкви на этот вопрос, знала слишком хорошо. Она ответила баронессе, что имеет разрешение от короля Генри не выходить замуж в течение трех лет, король лично оказал ей эту милость.

Острые глаза баронессы смотрели скептически.

— Ха, даже наш деревенский священник против этого. Но он слишком далек от короля, чтобы тот прислушался к его мнению.

Она с неожиданной для ее лет силой сжала руку Констанции.

— Послушайте, милая, нет неразрешимых проблем! Попросите короля Генри найти вам мужа как можно скорее. Здесь называют вас графиней Луны. Своей красотой вы очень похожи на свою бабушку, так же, как характером на деда. Послушайте меня, ваша бабушка посоветовала бы вам то же самое.

Констанция терпеливо выслушала баронессу, хотя валилась с ног от усталости. Когда старая женщина, наконец, закончила свою речь, она поблагодарила ее за заботу и, пожелав спокойной ночи, отправилась в свои покои.

В комнате было тепло, и Констанция почувствовала себя лучше. Она, наконец, могла расслабиться.

Служанки и кормилицы расположились на полу вблизи огня, они встали при появлении Констанции, хотя она никогда не требовала это го. Девушки подошли помочь ей раздеться, но она сначала подошла к своему ложу, на котором, как котята, свернулись ее дочери. Девочек недавно вымыли, и их еще не причесанные волосы в беспорядке разметались по подушке. Взгляд Констанции остановился на старшей. Дочь удивительно была похожа на отца — Балдриса де Крези — тот же длинный нос, тот же серьезный взгляд.

Констанция перевела взгляд на вторую дочку, пригладила ей волосы. Она не любила вспоминать второго мужа, ненавидя все, что было с ним связано. По-другому она вспоминала молодого Уильяма — своего третьего мужа, которому она родила Биатрис. Это была большая печаль Уильяма. Констанция вспомнила, как он заботился о ней во время беременности, как оберегал, как ждал наследника, а ожидаемый наследник оказался девочкой… Констанция смотрела на своих детей и думала, что она была вдовой дважды, а это не самый лучший вариант для мужа. Думая об Уильяме, она всегда вспоминала, какой он был смелый, а порой просто отчаянный. Король Генри всегда использовал его в самом пекле сражений против Франции. И, в конце концов, Уильям погиб в одной из битв. Биатрис тогда исполнился только месяц… Тут Констанция очнулась от воспоминаний и тряхнула головой. Завтра будет новый день, и он принесет еще больше забот и волнений, чем этот.

Раздевшись, она расчесала свои прекрасные черные волосы. Констанция вспомнила слова старой баронессы. Да, она действительно очень похожа на бабушку; такие же черные волосы, бледная кожа, серебристые глаза.

В ночной рубашке Констанция подошла к окну и открыла ставни. Из окна пахнуло холодным и свежим воздухом. Этот замок Морлаксов имел большие и широкие окна, в отличие от других. Несмотря на холодный ветер, она села на подоконник и выглянула из окна.

Констанция попыталась отвлечься и ни о чем не думать. Лунный свет заливал ее, постепенно заполняя ее мысли, она погрузилась в фантазии и стала походить на привидение, которые, как говорят, уже давно поселились в этом старом замке Морлаксов и стали его неотъемлемой частью. Ничто не мешало ей, она размышляла… Мысли леди Морлакс опять вернулись к сестре и де Клинтону. Она представила его член, который увидела неожиданно для себя и нашла его достаточно крепким и твердым. Констанция невольно представила себе узкие бедра сестры, ее невинное тело и то, с каким пылом это тело может откликаться на ласки. Наверняка де Клинтон будет неутомим всю ночь, в отличие от де Крези, которому требовалась почти вся ночь, чтобы кончить один только раз. Де Клинтон откроет Бертраде всю радость любви… Мысли Констанции становились все бессвязнее и смелее. Она смутилась от промелькнувших в сознании откровенных картин. Интересно, почему люди так жадно интересуются всем происходящим между женщиной и мужчиной? Она сама Бог ей судья — никогда не находила в этом никакого удовлетворения.

Неожиданно Констанция вспомнила жонглера. Его необычно белое тело помимо воли вызывало восхищение. Хотя этот заключенный был далеко от нее, молодая женщина почувствовала необычайное возбуждение, страстное желание при одном воспоминании о большом и набухшем члене, так очевидно выделявшемся в штанах заключенного. Констанция почувствовала внизу живота жжение. Она невольно представила, как он, такой огромный, будет двигаться в ней…

Констанция наклонилась вперед и, пытаясь успокоиться, подставила лицо порыву ветра. В эту минуту проснулась и заплакала Биатрис. Констанция спрыгнула с подоконника и подошла к дочери. Сейчас в ней уже ничто не напоминало женщину, которая минуту назад еле справлялась со своим желанием, это была только мать.

ГЛАВА 5

Пятно крови, которое оставляет девственница на своем первом любовном ложе, достаточно важно для семейства жениха и невесты. Этот результат физического единения сразу объявляется. Где-то в полночь четыре брата де Клинтона ворвались в банкетный зал с этим известием.

Глядя на сестру, Констанция предположила, что все прошло благополучно. Бертрада сидела на своем брачном ложе с довольным видом, раскрасневшаяся, немного смущенная в окружении гостей жениха. Ее одежда была из красной шерсти, ее прекрасные волосы, перехваченные венком с лентами, которые выткали в деревне Морлаксов специально для нее, ниспадали, закрывая руки и шею. Уилвстан, ее молодой муж, сидел рядом с ней на стуле с бокалом вина. На его губах была довольная улыбка.

Констанция знала, что друзья Уилвстана, собравшиеся вокруг брачного ложа, еще не совсем протрезвели после ночного гуляния. Да и улыбка невесты была утомленной. Было заметно, что утро ей понравилось меньше. Сводный брат — Джулиан — наклонился и шепотом спросил, как жених? Сделал ли он ночь чудесной? Бертрада ничего не ответила, только румянец на ее щеках стал заметнее.

Констанция отозвала брата и попросила его передать де Уэрвилу, чтобы тот разместил музыкантов на ступеньках замка, снаружи музыка не будет слышна так громко. У многих, как и у нее нестерпимо болела голова.