— Короче говоря, четверо исследователей утеряны безвозвратно. Все вы и без меня знаете, что лопнувшую струну невозможно восстановить. Если даже произойдет такое чудо, что Нил будет обнаружен заново, к нему протянется совершенно другая струна, местное время контакта окажется совсем иным, на тысячи, миллионы лет отличным от того, в котором пропала четверка отважных исследователей. И даже если забыть о временных аномалиях, контакт может образоваться на любом удалении от теперешнего их местоположения, хоть в другом полушарии.
Скорбная пауза.
— Мадам, я считаю своим долгом выразить свое глубочайшее сочувствие в связи с постигшей вас утратой.
Хаббард поджала губы. Ярко-васильковый костюм, чуть старомодный и — каким-то чудом — ультрасовременный, высокий, похожий на брыжи, кружевной воротник, изысканная, словно из снега вылепленная прическа.
На Тибре через пятьдесят шесть лет разве так я буду выглядеть? — грустно подумала Элия. Разве сумею я так сохраниться?
— Это было крайне прискорбно. Но с вашей, Ваше Высочество, точки зрения, еще более прискорбной является утрата заместителя директора Девлина, а также разведчика Бейкера, руководителя работ по организации колонии на Тибре.
— Неужели вы перепутали, по кому нужно скорбеть? К моему вящему, принцесса, сожалению, я вынуждена закрыть файл Тибра.
— Увы, да. Кандидатуру на пост заместителя директора подыскать очень и очень непросто. Бейкер же держал в своих руках организационную сторону дела. К тому времени, как мы во всем разберемся, составим новые планы, Тибр давным-давно исчезнет. Но вы не расстраивайтесь, когда-нибудь позднее, в этом году или в следующем, какой-нибудь другой мир…
— Четвертый мужчина — кто это был такой? Кратчайшая, еле ощутимая заминка.
— На СОРТе был четвертый мужчина. Одна женщина и четверо мужчин. Он вывалился в коридор, в самом конце, незадолго до прекращения связи, когда Седрик и Абель пробирались.., да, кстати, а что это им так спешно понадобилось на корме?
— Там не могло быть никакого четвертого мужчины. Ваша ошибка легко объяснима, под конец изображение стало совершенно неразборчивым.
— Нет, не видели. Никакого четвертого мужчины не было. Вы достаточно знакомы с нашими правилами и должны знать, что экипаж СОРТа никогда не превышает технического предела, никогда! На борту СОРТа-четвертого не могло быть никакого пятого человека. Я не имею ни малейшего представления, почему Абель и Седрик покинули кабину — если, конечно, это не является очередной вашей фантазией.
А записи, конечно же, будут стерты — на случай, если кто-нибудь захочет проверить.
Элия отвесила Агнес Хаббард глубокий насмешливый поклон. Теперь уже никто и никогда не узнает, какие именно жуткие планы строила эта ледяная женщина относительно своего внука. Ясно одно: она знала про четвертого мужчину, она знает, зачем Седрик и Бейкер шли на корму.
— Ваше Высочество, вы не могли бы приказать своим людям собираться, и как можно скорее? — ледяным голосом поинтересовалась Хаббард. — Вагон до Центра отправляется ровно через тридцать минут.
— Да! — На древних, как Ассиро-Вавилония, губах играла мстительная, торжествующая усмешка. — Переселение отменяется, Седрик пропал, а вы возвращаетесь в Банзарак.
Глава 18
Самп/Кейнсвилл, 9 — 10 апреля
То ли в сорок втором, то ли в сорок третьем году Уиллоби Хейстингз совершал поездку по Юго-Восточной Азии; составленная в недрах комиссариата ООН программа включала и визит к султану Банзарака. Совсем еще юный, совсем еще новичок на престоле, Кассан'ассан произвел на Генерального Секретаря самое благоприятное впечатление — далеко не ограничиваясь декоративными, конституцией предписанными функциями, он был настоящим правителем.
Как банзаракская культура представляла собой мешанину бесчисленных, позаимствованных у соседей элементов — христианства, ислама, буддизма, индуизма и даже примитивного шаманизма, — точно так же жители Банзарака вели свою родословную чуть ли не ото всех существующих на Земле рас. В среднем получалось нечто неопределенно-среднее, однако иногда из этого сложного расплава кристаллизовались фигуры совершенно необыкновенные; одной из таких фигур являлся сам Кассан'ассан, другой — его младшая сестра. Уже тогда, в двенадцать, не более, лет, принцесса Элия была настоящей красавицей — стройная и смуглая, с тяжелым водопадом иссиня-черных волос и глазами загадочными, как древние мистерии Востока, она резко выделялась на фоне своих — весьма симпатичных — сестер. Эта девочка, предсказал Хейстингз, будет разбивать сердца мужчин.
В данный момент ей хотелось разбивать им головы.
Мраморные ступени, высокая порфировая колоннада — парадный подъезд нового здания штаб-квартиры ООН, построенный под личным наблюдением Генерального Секретаря, выглядел весьма импозантно. Можно считать символичным, что все это великолепие располагалось внутри здания, подальше от кислотного дождя и прочих метеорологических неприятностей, то есть представляло собой чистейшей воды липу. Использовали подъезд исключительно при официальных приемах руководителей государств и правительств, однако сегодня Хейстингз решил, что молодость и красота заслуживают почета, во всяком случае не меньшего, чем политические цепкость и пронырливость. К крайнему, хотя и молчаливому неудовольствию протокольного отдела он объявил, что встретит принцессу именно на этих протертых тысячами президентских и премьерских ног ступенях.
Последние дни прошли в какой-то сплошной суматохе, возраст напоминал о себе все чаще и отчетливее, а потому, сказал Хейстингз, пара часов в обществе очаровательной девушки — именно то, что доктор прописал. Что гериатр прописал. Поддавшись слабости, он даже позволил себе опираться на трость — и очень пожалел об этом, глядя, как Элия быстро, совершенно не по-женски шагает через две ступеньки. Следом за ней поспешала свита, завершали же шествие здоровенные мужики в красных скафандрах — предоставленные Институтом охранники. Бородатый хаджи — политический, надо понимать, советник — намертво прилип к принцессе и что-то шепчет ей на ухо. Не иначе как умоляет идти помедленнее. А ей, похоже, плевать на все его предостережения.
Да, разбивательница сердец. Закрытый, плотно обтягивающий костюм, жемчужно-серая ткань переливается мелкой огненной рябью — рубиновой, ярко-синей и зеленой, как трава. Рискованный выбор, весьма рискованный — и оглушительный успех. Высокая и стройная, с неширокими бедрами и маленькой грудью, Элия выглядела совсем как мальчишка — только где же вы найдете мальчишку с такой гордой, лебединой шеей и осиной талией, мальчишку, брызжущего яростью и в то же самое время абсолютно уверенного в себе.
Хейстингз снисходительно улыбнулся, Агнес успела предупредить его о надвигающемся урагане.
Тучей мошкары вились операторы, снимающие незабываемый момент — , Генеральный Секретарь ООН сгибает свою закостеневшую спину и прикладывается губами к царственной ручке. Старость, приносящая дань уважения юности. Стройная красота принцессы и его старческая дряблость — Уиллоби понимал, как резко контрастируют они в кадре. Такая колоритная сцена непременно попадет в вечерний выпуск новостей — , все, что требуется этим кровопийцам.
Хейстингз не готовил речи заранее — сто, наверное, тысяч первая, она польется легко и свободно, как из птицы — песня. Из попугая. Он от всей души приветствовал принцессу — почетного представителя его величества султана Банзаракского. Бородатый в тюрбане протянул Элии лист бумаги на зачтение. Милостиво поклонившись, она приняла шпаргалку, скомкала ее одной рукой и швырнула к ногам автора. Так что же, этот прощелыга и есть причина ее озабоченности, или она только срывает на нем злость? Затем Элия заговорила, четко и ясно, на безукоризненном английском. В ее предельно краткой речи не было ничего лишнего, да и необходимого было, правду говоря, маловато.
Она находилась в состоянии предельного бешенства (почему?). Кроме того, она была очень юна. Хейстингз решил, что дальнейшее затягивание официальной церемонии чревато малоприятными последствиями. По пути, как можно было подумать, в зал для приемов он умело отделил Элию от сопровождающих и проводил ее в небольшой приватный кабинет. Мелькнула и тут же исчезла небритая разъяренная рожа одного из охранников; дверь закрылась.
Сколько помнил Хейстингз, члены правящего семейства Банзарака проявляли религиозность исключительно при общении со своими подданными, в жизни же частной они были скорее агностиками.
— Я не оскорблю Ваше Высочество, предложив вам рюмку хереса?
Пользовались этим маленьким, уютно обставленным кабинетом хорошо если раз в месяц, однако умело организованный беспорядок придавал ему обжитой, почти домашний вид, создавал доверительную атмосферу. И ни один из разбросанных повсюду документов не имел ровно никакого значения.
Элия закончила изучать обстановку и глубоко вздохнула:
— Херес будет очень кстати.
— Что-нибудь еще?
— Ответы на несколько вопросов.
— Все, что будет в моих силах.
Вон какая скептическая улыбка, сразу видно, что ни одному моему слову не верит. А чего бы еще ожидать? После недавнего-то общения с Агнес.
Хейстингз усадил Элию, разлил херес и только после этого опустился в огромное, очень мягкое кресло, несколько скрадывающее его непомерный рост.
— За ваше здоровье, — провозгласил он, поднимая рюмку, — а также за здоровье вашего брата и его семьи.
Они пригубили вино. Элия смотрела на собеседника как фехтовальщик, вооруженный самой настоящей, боевой саблей. Хейстингз улыбнулся. Он любил хорошеньких девушек.
— Так что, первый вопрос? Нет, начну я. Вы хорошо доехали?
— Нет. Это был какой-то зверинец. Хищно оскалившиеся зубы Элии поневоле заставляли вспомнить легенду о том, что в ее генеалогическом древе имеются, всего несколькими ветвями выше
, самые настоящие каннибалы. Ну да, не могли же возвращающиеся из Кейнсвилла репортеры обойти своим вниманием прекрасную принцессу.
— Ну, теперь ваша очередь, — расхохотался Хейстингз.
— Почему, — пристально взглянула на него Элия, — вы не носите траур по своему внуку?
— Ох, мадам, из-под ваших ноготков сразу же брызжет кровь.
— Так неужели эта кровь жиже, чем водица?
— Ваше владение английской идиоматикой вызывает у меня искреннюю зависть.
— Ваше умение увиливать от прямых ответов вызывает у меня зависть не менее искреннюю.
Хейстингз сделал неторопливый глоток из рюмки. Детская агрессивность этого допроса с пристрастием искренне его забавляла.
— Безвременная кончина любого человека — трагедия, всегда и везде, однако я не хотел бы лицемерить, изображая какую-то особую жалость к этому молодому человеку. Подумайте сами, всего два дня назад я даже не подозревал о его существовании. Наша единственная встреча продолжалась менее часа. А вы — он стал вам другом?
— Любовником.
Надежда Элии смутить Уиллоби Хейстингза была заранее обречена на провал — он потерял последние остатки былой способности смущаться задолго до рождения этой юной тигрицы. А шустро все-таки действовал внучек. Или не он, а она? На мгновение Хейстингз ощутил укол зависти, страстно захотелось невозможного — снова стать девятнадцатилетним олухом и пробраться в постель очаровательной собеседницы.
Замечательное для ее возраста самообладание, но это уж — черта семейная. За последние двадцать пять лет Хейстингз перезнакомился чуть ли не со всеми банзаракскими принцами и принцессами, делавшими в Сампе остановку по дороге в Кейнсвилл, к новым мирам; он узнавал в Элии ту же врожденную, неискоренимую самоуверенность — да и как тут не сшибать носом лампочки, если воспитали тебя в сознании собственной исключительности, если стезю твою направляет буддхи, перст Божий?
Были, правда, и исключения. Не понимая в точности, чего же хочет внутренний голос, впервые в жизни столкнувшись с неведомым, некоторые из юных аристократов откровенно пугались. Двумя днями раньше, на пресс-конференции, Элия также выглядела не лучшим образом, теперь же страх исчез без следа. Увидела, значит, прямой путь — с ними всегда так.
— А вы уверены, — невинно поинтересовалась Элия, — что Седрик погиб?
Хейстингз ни на секунду не допускал обратного — и не стал скрывать своего удивления.
— Мне и в голову… Вы что же, думаете, что Институт способен восстановить лопнувшую струну? Но они всегда отрицали…
— Нет. — Элия энергично встряхнула головой, осыпав свои плечи и грудь потоком сверкающих павлиньих перьев. — Нет, я же знакома с теорией. Прямая струна — это только первое приближение. На практике ее искривляют гравитационные неоднородности, примерно так же, как они искривляют луч света. Перемещаются неоднородности — перемещается и струна. Она извивается, и кто же там знает, какое именно измерение нужно подстраивать, не говоря уж о том…
Элия улыбнулась и — впервые за это время — стала выглядеть на свои девятнадцать лет.
— Извините, господин Генеральный Секретарь. Кас все время шпыняет меня за склонность к поучениям. Короче говоря, если контакт утрачен, он утрачен. Однако разрыв можно симулировать. Стабилизировать струну трудно, дестабилизировать — проще простого. Так что нельзя исключить, что сохранилась возможность открыть окно на Нил, точно по расписанию, через четверо суток.
— Клянусь чем угодно, мадам, — развел руками Хейстингз, — что мне ровно ничего об этом не известно. Агнес редко посвящает меня в свои планы. Практически никогда. Этот разведчик — именно он, кажется, должен был возглавить колонизацию вашей планеты?
— Да.
— Тогда можно понять, зачем Агнес решила симулировать его гибель.
— Но вот с остальными так просто не получается. Чуть пониже левой груди Элии на жемчужной ткани равномерно пульсировало фиолетовое пятнышко.
— Да. Можно, правда, предположить, что Агнес решила отправить Седрика вместе с вами. Он же теперь всемирная знаменитость, чье исчезновение неизбежно заметят.
— Не было у нее таких намерений. Фиолетовое пятнышко забилось чаще. Хейстингз молчал.
— К тому же, — добавила Элия, — через четыре дня меня не будет в этом мире, я даже не узнаю, вернулся он или нет.
— А Девлин Грант? — пожал плечами Хейстингз. — Амбиции этого типа общеизвестны, он метит в наследники Агнес. Вернувшись — пусть даже и тайно — на Землю, разве станет он держаться в тени? А доктор Экклес? Она сразу рванется в телевизионную студию, тут-то всем секретам и конец.
— Да.
Элия глубоко вздохнула и отвела глаза. Как же это, спрашивается, сумел Седрик завоевать ее привязанность?
И какой вообще мужчина может надеяться на долгосрочную связь с этой пантерой? Она никогда не потерпит подчиненного положения — и даже наоборот, будет инстинктивно стремиться к господству. Мало кто способен сравниться с ней в умственном отношении, а тут еще необыкновенная красота и сила духа. Ну и что же тогда? Подобрать какого-нибудь бесхребетного слюнтяя и вытирать об него ноги? Хейстингз повидал за свою жизнь многих сильных женщин, допустивших подобную ошибку, — и очень надеялся, что принцесса окажется умнее. И как же трудно будет Элии встретить человека, достаточно крепкого, чтобы не сгореть в ее пламени. Странно, очень странно, что такое могла она найти в Седрике? Ну, разве что рост, а тогда это не связь, а легкое развлечение. Не любовники, а товарищи по веселым играм.
— Ваше Высочество, я не думал, да и сейчас не думаю, что несчастный случай был симулирован. От Агнес, конечно же, можно ожидать чего угодно, однако это конкретное мошенничество… Я не понимаю, как можно было его осуществить, и самое главное — я не понимаю, что она тут выигрывает.
— На борту СОРТа был лишний человек, пятый, мужчина.
— Каким образом.., я был очень занят и не смотрел в это время телевизор. Вы абсолютно уверены?
— Да, — кивнула Элия, — а по телевизору вы все равно ничего бы не увидели. Я имела временный ранг, Система ошиблась и показала почетной гостье несколько больше, чем следовало бы.
Она слегка пошевелилась; фиолетовая пульсация под левой грудью исчезла.. Ткань, вероятно, ослабла.
Лишний человек? Элия ждала — ждала, пока Хейстингз уловит ход ее мыслей. Сколько уже лет не приходилось ему думать вровень с личностью такой молодой, острой — и непредсказуемой. Слишком он для этого стар. А последние дни — они могли сломать кого угодно.
— Насколько я понимаю, в Кейнсвилле есть — или был — некий никому не известный убийца?
— А также шпион, продавший диск Пандоре Экклес. Разные, скорее всего, люди, но даже тут ни в чем нельзя быть уверенным.
Умозаключение, к которому пришел бы кто угодно — было бы время. Нехитрое замечание мало свидетельствует об умственных способностях этой пумы, но вот то, как оно сделано… Хейстингзу никогда не хватало терпения на глупых женщин — или на женщин, притворяющихся глупыми, или на мужчин, которым нравятся подобные особы.
— Казнь? — Он скептически покачал головой. — Вы так думаете? Если гибель предыдущего экипажа — результат убийства, то Фиш уже знает преступника, в этом нет никаких сомнений. Они с Агнес вполне способны вышвырнуть негодяя на первую попавшуюся планету; я вполне уверен, что они поступали так в прошлом не раз и не два. Никакая скрупулезность не помешает им взять отправление правосудия в собственные руки.
— Но не в том случае, когда на борту находятся еще четверо?
Было видно, что Элия хочет в это поверить, хочет, чтобы Хейстингз ее убедил.
— Ни в коем случае. Да, Экклес купила секрет Института, но ведь это — ее работа. Агнес мстительна — но не настолько, чтобы убить человека за подобный поступок. А вот предатель, продавший диск, не может рассчитывать ни на какое снисхождение. Девлин амбициозен свыше всякой меры, но ведь она может попросту вышвырнуть его из Института в любой день и час. А уж двое молодых парней… Нет, Ваше Высочество, я ума не приложу, откуда там взялся лишний человек, и все равно уверен, что ваши подозрения заходят слишком уж далеко.
Элия снова вздохнула и поднесла к губам рюмку.
— Если я не ошибаюсь, — добавил Хейстингз, — разрывы струны непредсказуемы.
Элия кивнула, не поднимая на Генерального Секретаря глаз. Что ж, даже для него смерть знакомого человека неизменно была потрясением, а ведь к старости приходит умение мириться с такими вещами. Элия молода, она отчаянно цепляется за любую, самую невероятную надежду. Лучше уж сменить тему разговора.
— Вы ворвались сюда с обиженным, даже оскорбленным видом.
— Да, вы правы.
— Почему?
Элия пожала плечами:
— Извела меня вся эта идиотская таинственность! Да нет, — она подняла глаза — и вдруг улыбнулась одной из тех улыбок, которые в далеком прошлом создавали и разрушали царства, — больше всего я злюсь на себя, что была такой дурой. Ведь только на полпути в Самп я наконец сообразила, с чего это меня засунули в клетку с макаками и вышвырнули из Кейнсвилла. Агнес Хаббард врала мне без зазрения совести, а я, дура, ей верила.
Хейстингз сочувственно хмыкнул, ему страстно хотелось, чтобы эта улыбка продержалась как можно дольше.
— Обычная ее манера, особенно в обращении с людьми, способными угадать правду самостоятельно.
— Я, конечно же, виновата — явилась без приглашения на ее пресс-конференцию, но ведь что она теперь делает? Объявила мне, что высадка на Тибр отменяется, а я возвращаюсь в Банзарак!
— Вот же стерва, — охотно поддакнул Хейстингз, вспоминая недавний звонок Агнес. И как же она — ну стерва и есть! — веселилась, взваливая на него распутывание этого клубка. — Ну и когда же туман рассеялся?
— Слишком поздно! — На смуглом лице — еще одна волшебная улыбка. — Сразу нужно было понять — если бы нильская экспедиция действительно угрожала колонизации Тибра, я бы почувствовала это при первом о ней упоминании. К сожалению, я слышу только голос буддхи, но не его молчание. Джетро — ведь даже и этот придурок знал! Он имел наглость заявить мне, что я должна явиться сюда и произнести речь, а я так ничего и не сообразила. — Вот, значит, что оскорбляет принцессу больше всего — мелкий прихвостень видел все заранее, а она — нет. — В конце концов, какой-то вопрос одного из репортеров довел меня до окончательного бешенства, и я задумалась, с какой это стати меня засунули в этот бродячий цирк?..
Элия сокрушенно покачала головой и допила херес.
— Моя собственная оплошность — вылезла в Кейнсвилле на всеобщее обозрение. Вот и приходится изображать не менее публичный отъезд.
— К моему счастью, — кивнул Хейстингз. — Мы приглашаем вас на небольшой — человек пятьдесят или около того — ленч. Затем, на встрече с председателем Комитета по беженцам, вы зачитаете адрес, опишете в общих чертах колоссальную работу в этой области, проводимую крохотным Банзараком, ну а уж вечером — настоящий, серьезный прием.
Элия громко застонала:
— А может, сговоримся по-другому? Пусть меня подвергнут публичной порке, и дело с концом.
— Вы появились в самый подходящий момент. Эти обязанности лежали на некоем южноамериканском вице-президенте, но он неожиданно вышел из строя. Мы очень благодарны судьбе — и вам.
— Надеюсь, — улыбнулась Элия, — с ним ничего серьезного?
— Вы путаете меня с доктором Фишем. Нет, у господина вице-президента всего лишь острая лихорадка. Связанная с некой блондинкой. Я бы назвал его болезнь “белая горячка”, но это выражение безнадежно скомпрометировано.
— А затем я отправлюсь в Кейнсвилл. Когда?
— Сегодня, примерно в полночь. Прибудете около четырех ночи. Вам налить еще?
Первая рюмка заметно улучшила настроение принцессы — а может, дело тут не в хересе, а в блестящем собеседнике?
— Нет, — покачала головой Элия. — Нам следует вернуться к миру, а то еще немного — и ваша репутация погибнет безвозвратно.
— Возможно. Но я этого не боюсь — губите все, что хотите.
Огромные миндалевидные глаза блеснули — отсвет луны в таинственных, затерянных в джунглях озерах — и снова стали серьезными.
— Можно последний вопрос?
— Конечно.
— Даже два, но взаимосвязанных. Первый: зачем Агнес Хаббард выкинула на пресс-конференции этот идиотский номер с Седриком? По мнению Экклес, она собиралась объявить что-то совсем другое, а затем передумала. Но на Ниле нет никакой разумной жизни — так ведь?
— Насколько известно мне — нет.
— Тогда объяснение Экклес не годится. Это было не изменение, а исполнение плана!
— А второй?
— Там, после пресс-конференции, вы сказали, что она сошла с ума. Агнес Хаббард вас буквально нокаутировала. А сегодня вы снова веселенький, свежий, как огурчик, и даже выполняете ее поручения. Вы не могли бы мне это объяснить?
— Это — секрет и, к сожалению, не мой. Глаза Элии сверкнули:
— Насколько я помню, мне доверен секрет гораздо больший.
Тоже верно! К тому же Хейстингз не давал Агнес никаких обещаний хранить тайну — и очень хотел вызвать на лице банзаракской принцессы еще несколько волшебных улыбок.
— Вы можете угадать все сами — так же, как и я. Я знаю Агнес очень давно. Ее хитрость не знает предела. Всегда и во всем она гоняется минимум за двумя зайцами. Думаю, вы и сами успели это понять. Она продемонстрировала бессмысленное, иррациональное поведение, а это — лучший способ сбить с толку всех аналитиков, все программы стратегического анализа. Не зря же хороший игрок в покер время от времени позволяет поймать себя на блефе — в будущем это окупится сторицей. В тот раз она провела даже меня. Кроме того, она выставила всех звезд телеэкрана полными идиотами. Результат: следующая их атака будет списана на злость и обиду.
— Я думала об этих моментах. Они никак не оправдывают риска.
Вряд ли Хейстингз потерпел бы такой тон от кого-либо другого, а не от ослепительной красавицы Элии.
— Не оправдывают? Да, конечно. К возвращению сюда я уже знал ответ. Какие вопросы пришли вам на ум, когда Агнес выкинула, выражаясь вашими словами, этот идиотский номер?
Между двумя пушистыми, идеальной формы бровями возникла задумчивая морщинка:
— Кто это такой? Зачем она это сделала? Хейстингз молчал.
— Откуда она его вытащила… Хейстингз молчал. Царственные глаза расширились:
— Питомник!
— Совершенно верно, — кивнул Хейстингз. — Пересадка органов — грязное, отвратительное дело, во всяком случае — в существующей сейчас форме. Наиболее безопасна автотрансплантация — пересадка органа, взятого у клонированной копии реципиента. Подобные операции запрещены, проводятся тайно, но тайна эта известна. Цены умопомрачительные, причем основная часть расходов приходится на подпольное выращивание ребенка до взрослого состояния. Ребенок — не эмбрион, он в колбе развиваться не может. Эти живодеры хотят получить тело. А в теле неизбежно есть мозг. А в мозгу — личность. Чудовищно! Огромный отвратительный бизнес.
— Почему же тогда этот бизнес существует? Почему его не разоблачат и не уничтожат?
— Потому что это — прерогатива богатых и сильных, Пандоры Экклес и иже с ней. Их мелкие прихлебатели знают правду и не столько негодуют, сколько завидуют — будь у них деньги, они занялись бы тем же самым.
— И Агнес пригрозила вытащить правду на белый свет! Так, значит, это был шантаж!
— Вот видите, как все просто! — улыбнулся Хейстингз, ставя пустую рюмку на заваленный бумагами стол. — Наглый, откровенный шантаж на глазах у сотен миллионов зрителей! До сих пор ни один влиятельный — по-настоящему влиятельный — человек не брался за борьбу с незаконными трансплантациями, только это и позволяет им оставаться тайной. А возможности Агнес безграничны. Лично я понял ситуацию уже по пути в Самп, когда всем вдруг захотелось со мной поговорить. Как выражались во времена моей молодости, телефон звонил без умолку. Знакомые — я использую этот термин в самом широком смысле, — знакомые, с которыми я за десять лет словом не перекинулся, наперебой — и напрямую — пытались узнать у меня цену. Нет никаких сомнений, что Агнес пользовалась еще большей популярностью.
Был тут, конечно же, и еще один важный фактор, фактор, опять же связанный с безграничной властью Агнес Хаббард, однако девочка не успела еще о нем задуматься.
— Ну а как повели себя эти мелкие прихлебатели?
— Они не рисковали вывести тайну на свет, ограничиваясь отдельными туманными намеками в репортажах о пресс-конференции. “Никому прежде не известный внук Уиллоби Хейстингза, воспитанный, насколько можно понять, на уединенном, строго охраняемом ранчо…” и так далее.
— А ваша первоначальная реакция… Хаббард ее предвидела? Она вызвала вас, чтобы продемонстрировать эту реакцию всему миру?
— Да, — смущенно кивнул Хейстингз. — В первый момент я тоже попался на удочку. А если уж я поверил, что Седрик — моя клонированная копия, какие могли быть сомнения у остальных? Агнес не знает угрызений совести, она пользуется людьми, как вещами. Даже мной. Особенно мной.
— Понятно, — кивнула Элия; на этот раз улыбка принцессы казалась какой-то отстраненной. — Когда примитивные взятки перестали действовать, вы пригрозили большим погромом. Вы — то есть Агнес и вы. — Ее лицо потемнело. Загадочные восточные глаза прожигали Хейстингза насквозь. — И все закончится полюбовно: ваша парочка сохранит власть, а питомники — свой прибыльный бизнес.
— Посмотрим, — пожал плечами Хейстингз. — Проблема, как говорят дипломаты, находится в стадии предварительного обсуждения.
Он иронически хмыкнул и подался вперед, намереваясь встать.
— Я не совсем улавливаю разницу, мистер Генеральный Секретарь. — В глазах Элии сверкала ярость, питаемая долгими веками абсолютной монархии. — Продлить собственную жизнь ценой чужих юных жизней — зло абсолютное, вы сами так сказали. А продлить, той же самой ценой, свое пребывание у власти — разве это этичнее?
Да, в девятнадцать лет все это просто и очевидно! Хейстингз встал, изо всех сил стараясь не показать, как страдальчески дрожат его протезы.
— Мне нечего добавить к сказанному, Ваше Высочество. Игра продолжается. Когда-нибудь вы узнаете больше.
Она отнюдь не собиралась.., но тут острый, как толедский клинок, разум Элии проник в истину — в очередной слой многогранной, как жизнь, истины — и вся ее ярость исчезла.
— Но это же не все! Так бы ничего не получилось, разве что… Ведь это же не все, правда?
— Позвольте, Ваше Высочество, сопроводить вас на ленч, — галантно предложил Хейстингз.
***
Ленч, сопровождающийся неизбежными речами, снимали со всех сторон еще более неизбежные репортеры.
На встрече с председателем Комитета по беженцам Элия зачитала текст, сочиненный компьютером, а потому — запредельно занудный.
Вечером состоялся грандиозный прием, на котором крутилось совсем уже невероятное количество репортеров. Неизвестно откуда появился слух, что программа мирового турне принцессы расширена за счет Латинской Америки — и все это для того, чтобы скрыть существование каких бы то ни было связей между Банзараком и Кейнсвиялом.
***
Вертолет, забравший Элию, летел в составе эскадрильи из шести машин. По пути эскадрилья непрерывно меняла строй. Глухое, безлюдное место, строго охраняемая взлетная полоса. Здесь Элия поднялась на борт загадочного, без всяких опознавательных знаков, самолета — в компании Моалы, двух безликих прихлебателей и Джетро. После смерти Седрика, главного своего соперника, доктор Джар воспрянул духом и возобновил прерванное было ухаживание.
Через час полета прямо по курсу затрепетало северное сияние; постепенно призрачные сполохи заполнили все небо. Глубокой ночью, после необычайно сложной, словно проложенной в путанице городских кварталов, посадочной глиссады, самолет опустился на бетонку аэропорта, не известного ни одной из транспортных компаний мира.