— Ровно ничего, — кивнул Седрик, запихивая в рот очередной лист салата. Он поглощал салат с энтузиазмом гусеницы. Ему очень нравился салат. Даже больше, чем разложенные на листьях салата фрукты.
— Так я и думал, — кивнул Джетро. — Волосы были, вероятно, подарком судьбы, ногти — тоже, а вот яркий зеленый цвет — тут чувствуется кисть мастера. Англоязычные культуры, Ваше Высочество, ассоциируют зеленый цвет с незрелостью. Вы, мистер Хаббард, являлись живым — и вполне преднамеренным — оскорблением залу.
Седрик скосил глаза на свою руку. Ногти выглядели даже хуже обычного. Вот же черт! Девушки всегда замечают такие вещи.
— Интересно все-таки, почему эти люди не разорвали вас в клочья? — В голосе Джетро звучало искреннее любопытство и даже нечто вроде уважения. — Ну ничего, они наверстают упущенное вечером, в выпусках новостей.
— Почему?.. — спросила Элия. — Почему она так поступила?
И снова Джетро с беспокойством взглянул на дверь:
— Не имею представления. Я в таком же недоумении, как и вы. ЛУК давит на нее все сильнее и сильнее — так, во всяком случае, говорят. А Парламент желает полностью демонтировать ООН. Если Уиллоби Хейстингз и его ООН рухнут, за ними последует и Ми-квадрат. Вся власть перейдет к ЛУКу и Всемирному Парламенту. Агнес Хаббард будет счастливицей, если успеет живой добежать до тюрьмы.
— Так чем же тут может помочь сегодняшнее? — Седрик недоуменно взглянул на Элию. — Зачем бабушка все это придумала?
— Не понимаю. Не понимаю и даже не имею догадок, — пожал плечами бородатый. — Уж лучше бы она зарезала кого-нибудь при свидетелях — и то было бы безопаснее. Гранди будет плясать от восторга. До поры до времени Агнес Хаббард имела надежные тылы. Теоретически Генеральная Ассамблея — собрание достойнейших людей, представляющих свои государства, но на практике и делегаты, и их правительства находятся в полном подчинении Хейстингза — кого он подкупает, кому попросту руки выкручивает. Он — кукловод, а все они — марионетки. Так было до сегодняшнего дня — теперь же он стал всеобщим посмешищем.
Джетро на секунду задумался.
— Гранди мечтает подчинить Ми-квадрат коллективному руководству, в конечном счете — самому себе. Уже многие годы ЛУК подстрекает правительства сместить Агнес Хаббард с поста директора. Хейстингз защищает свою подружку — при помощи денег, которые они воруют у “Стеллар Пауэр”. Так вот эта парочка и держится чуть не с начала века. Сегодняшний спектакль все в корне изменит — они не смогут больше противостоять давлению. Средства массовой информации потребуют ее крови, объявят, что доктор Хаббард то ли выжила из ума, то ли взбесилась. Хейстингз тоже получит свою долю комплиментов.
— Вы думаете, Хейстиягз в этом не участвовал? — удивилась Элия.
— Нет, нет, ни в коем случае! Сообразив, что ловушка захлопнулась, он побледнел, как покойник. У белых все их чувства мгновенно отражаются на лице. Вы видели, на кого был похож Хейстингз — старый, сломленный человек. Нет, он даже не подозревая о ее замыслах. Хаббард кинула его сильнее, чем всех телевизионщиков вместе взятых. Он надеялся на что-то совершенно другое, на некое чудо, которое поможет ему выпутаться из теперешних неприятностей, а эта сумасшедшая и сама утонула, и его на дно утащила.
Он печально покачал головой, однако было видно, как ему нравится выступать в роли оракула.
— Откуда вы все это знаете? — восхитилась Элия.
— Я смотрю телевизор, — пожал плечами Джетро. — Так же, как и вы.
— Но обозреватели никогда не рассказывают ничего подобного!
— Прислушивайтесь к тому, чего они не говорят, и следите за тем, чего они не показывают.
— Великолепно! Я, постараюсь запомнить. Ну а как же наше дело?
— Думаю, у нее еще есть около недели. Столько она продержится, но вряд ли дольше. Нет никаких сомнений, что Гранди уже начал действовать.
— Гранди — это ЛУК? — Седрик отчаянно старался не упустить нить разговора. Сведения казались интересными, но непосредственной пользы от них как-то не усматривалось.
— Да, — кивнул Джетро. — Джулиан Вагнер Гранди. У него с твоей бабушкой давняя смертельная вражда. В Кейнсвилл не допускается ни один член ЛУКа ни под каким видом.
— Но ведь ЛУК — обыкновенный профсоюз, — заметил Седрик, собирая с подноса последние крошки. — Как может профсоюз…
— Гранди все может. Пять лет назад он лишил Италию всех ее технических специалистов. Прошла одна неделя, и целая страна погрузилась во мрак средневековья. Люди умирали на улицах.
— Впервые слышу!
— Об этом не сообщали — телевидению тоже не обойтись без инженеров и техников. С того времени ни одно правительство не решалось спорить с Гранди. Никто не может позволить себе такой роскоши.
— А теперь он заставит их проголосовать против бабушки — и телевизионщики ему помогут?
Джетро небрежно кивнул, словно говоря: “Ну стоит ли попусту мусолить такие очевидные вещи?»
— Может, у нее и вправду крыша съехала? — тоскливо заметил Седрик. — Как-никак семьдесят пять лет.
Семьдесят пять! Невероятный возраст.
— Положитесь на нее! — Голос Элии звучал твердо и уверенно. — Мы должны положиться на директора Хаббард, она знает, что делает.
Седрик не был особенно уверен, что сможет вот так вот взять и положиться на мудрость бабушки — после того, что она с ним сделала.
— Тогда идемте и узнаем, чего она от нас хочет, — обрадовался Джетро.
Элия встала и убрала с коленей Седрика пустой, как под метелку, поднос.
— Ну и что же ты будешь теперь делать? — поинтересовалась она.
— Спасибо, — неловко пробормотал Седрик и встал. Принцесса оказалась не такой высокой, как по первому впечатлению, но и далеко не маленькой. И красивая, очень красивая. Смущение, естественное в обществе такой высокой (это в переносном смысле, в буквальном смысле она не такая высокая) персоны, не помешало ему подумать, а что значит эта ее улыбка, может — тоже симпатию? Размечтался!
— Не знаю. Попробую справиться с этой работой — и узнаю от бабушки, всерьез она или пошутила.
Джетро направился было к двери, но увидел, что Элия за ним не идет, и нерешительно остановился.
— И с чего ты начнешь? — спросила она Седрика.
— С Системы, наверное.
А потом они все пошли, все, и Багшо, и коренастая охранница. Седрик пытался как-то спланировать эту непосильную, как снег на голову свалившуюся работу, но разве тут сосредоточишься, когда бок о бок с тобой идет такая восхитительная, ну прямо как из сказки, принцесса. Вот так, совсем рядом, даже локтем иногда касается. Затем они свернули в комнату с настенным терминалом. Этот самый бородатый в тюрбане, Джетро, проскочил было дверь, но тут же вернулся и прямо бросился к Элии.
— Ваше Высочество! Директор Хаббард…
— А в гробу я все это, — отмахнулась Элия. — , Поговори с ней сам.
Джетро глубоко вздохнул и заговорил медленно; с расстановкой, словно убеждая умственно отсталого ребенка:
— У нее восемь вариантов. Вы должны выбрать один из них.
— Да? Так я это уже знаю. И я знаю, какой нужно выбрать.
— Знаете? Этот список? Но вы же говорили…
— Я соврала.
Принцесса не отводила глаз от Седрика, это было и приятно, и как-то очень беспокойно, все мысли в голове путались, так что лучше бы она этого не делала.
Он закусил костяшку правого указательного пальца, раздумывая, с чего же начать. К завтра, к десяти утра, нужно, кровь из носа, что-нибудь приготовить. В крайнем случае — записку: “В смерти моей прошу никого…»
А тут еще Пандора Экклес тонко намекала на какие-то толстые обстоятельства, об этой угрозе тоже нельзя забывать.
— Если даже и так, — сказал Джетро, — элементарная вежливость требует… Седрик взглянул на Багшо:
— А как сделать, чтобы она отвечала в соответствии с моим оперативным рангом?
Почти все лицо немца было скрыто под пластиковым шлемом, да и остальное, что ниже шлема, блестело, как пластик.
— Как только она даст отказ, скомандуй: “Отмена запрета”. Только все, что ты сделаешь потом, будет доложено твоей бабушке.
— А как, чтобы назад, чтобы отменить эту отмену?
— Скомандуй: “Стандартный режим” — или подожди пять минут. Она возвращается в режим автоматически.
Седрик кивнул и снова повернулся к Элии. Какие у нее хорошие ямочки, особенно когда улыбается.
— Мне полагается играть роль хозяина дома. Не очень-то хорошо я с этим справляюсь. Элия снова улыбнулась:
— А давно ты здесь?
Седрик вопросительно взглянул на Багшо.
— Около трех часов, — сказал немец.
— Значит, мы приехали почти одновременно. Ты знаешь Институт ничуть не лучше моего.
— Конечно. Но все равно…
— Ваше Высочество! — отчаянно воззвал Джетро.
— Да, — кивнула Элия. — Мне нужно идти. Затем она словно на что-то решилась и взяла Седрика за руку.
— Видишь это?
На левой, словно из золота отлитой, груди сверкала брошь — двойная спираль, выложенная драгоценными камнями.
— Симпатичная, — с некоторым сомнением сказал Седрик. — На ДНК похоже.
— Это… — Элия удивленно поперхнулась. — Слишком уж ты много знаешь — слишком много для человека, не окончившего начальной школы.
— Я смотрел телевизор. Там очень много образовательных программ, нужно только их искать.
Седрик почувствовал, как снова краснеет. Она же может подумать, что он старается выглядеть умным, а какой же он умный, совсем наоборот.
— М-м-м. Так вот, это — национальный символ Банзарака, кобра и шелковая веревка.
Седрик нагнулся, чтобы получше рассмотреть брошь. Про грудь он совсем позабыл, а потому нимало не задумывался, как выглядит эта сцена со стороны. Змея была выложена изумрудами, а веревка — бриллиантами.
— Это — очень древний символ, — сказала Элия. — Он…
— Ваше Высочество! — предостерегающе прорычал Джетро. — Этот секрет принадлежит не только вам. Вы не имеете права его разглашать.
Элия помялась в нерешительности, но затем вздернула подбородок и обожгла министра негодующим взглядом.
— Я считаю это важным, даже необходимым. — Она снова повернулась к Седрику:
— Я хочу рассказать тебе о многовековой традиции нашей семьи. Когда принц или принцесса достигает совершеннолетия, а также когда трон пустеет, его или ее…
— Ваше Высочество, прошу вас! — Джетро сделал шаг вперед, он почти угрожал. — Здесь же присутствуют и другие!
Элия не обращала на него внимания. Она впилась в Седрика бездонными, загадочными глазами и торопливо продолжила:
— Его представляют народу — первоначально представляли ее, но затем, с принятием ислама, обычай изменился.
— Ислам?
— В тысяча четыреста тринадцатом. Ладно, я не об этом. Берут два глиняных горшка…
Дзинь! В терминале появилась голографическая Агнес Хаббард.
— Достаточно, принцесса!
Голубой костюм сменился серым, более свободным. Агнес сидела на вращающемся стуле спиной к пятиугольному, знакомому уже Седрику, столу. От ее лица веяло ледяным, космическим холодом.
Элия вздрогнула, затем поднесла лад они к лицу и поклонилась:
— Да пребудет с вами Господь, директор.
— И с вами также, Ваше Высочество. Вы чуть не совершили крайне неразумный, опасный поступок.
Седрика учили, что подсматривать некрасиво. Судя по всему, его бабушка придерживалась иного мнения.
Элия опустила лицо, избегая пронзительного взгляда некоронованной царицы Института.
— Мне казалось, что так надо.
Леденящий взгляд переместился на Седрика.
— Неужели? Вот уж чего я не ожидала. Никогда не нужно смешивать дело с развлечениями. Кроме того, здесь присутствуют и другие личности. Я абсолютно уверена в стопроцентной надежности как доктора Норт, так и доктора Багшо, да и Седрика, пожалуй, тоже — его непродолжительная карьера произвела на меня самое выгодное впечатление. Однако, Ваше Высочество, бывают секреты, обладать которыми опасно.
— Да, директор.
— Разглашение вашего секрета не пойдет на пользу никому, только во вред.
— Извините, пожалуйста. В будущем я постараюсь быть осторожнее.
— Вот и прекрасно, — удовлетворенно кивнула Агнес. Быстрый, как у ящерицы, кончик языка увлажнил бледные сухие губы и спрятался. — Седрик, ты управился с этими жлобами гораздо лучше, чем я могла предположить.
— Ты надеялась, что они сожрут меня живьем? Взгляд голубых холодных глаз обжег Седрика, как пощечина.
— Если не умеешь — или не хочешь — грести, всегда можно выплыть по-собачьи.
— Прости, пожалуйста.
— Ладно. Так что же ты теперь планируешь?
— Они хотят получить доступ к Системе. Агнес Хаббард болезненно поморщилась:
— Поговори с Лайлом.
— С Лайлом?
— Доктор Фиш. Это тот, чьему изображению ты пытался пожать руку, помнишь? Только допусти этих бездельников к Системе, они всю ее загадят вирусами. Но если Лайл знает способ избежать такой опасности — валяй.
Сердце Седрика радостно подпрыгнуло. Здорово, как здорово!
— И мне потребуются советы. Нет ли у тебя каких-нибудь консультантов?..
— С этим — в отдел кадров.
Это значит — к толстой развратной негритянке, как там ее? К доктору Уитлэнд. Такая перспектива заставила Седрика зябко поежиться. И все же его радостное возбуждение не пропало.
— А деньги? Сколько могу я…
— Сколько угодно, только потом отчитайся, на что ты их потратил. У тебя теперь неограниченный кредит — и закажи, ради всего святого, какую-нибудь пристойную одежду.
Наглая, преднамеренная несправедливость.
— И постричься, наверное?
— Если будешь двигаться побыстрее, успеешь к четырехчасовому поезду сделать и то и другое.
— Поезд? — тупо переспросил Седрик. Что-то тут не так, она просто не дает времени подумать.
— Ты поедешь в Кейнсвилл уже сегодня, чтобы успеть вернуться, — сам же созвал эту шушеру к десяти утра, никто тебя за язык не дергал. Принцесса Элия, я хочу, чтобы вы ознакомились с Рейном — окно будет в два ноль-ноль.
Элия слегка поморщилась, искоса взглянула на Джетро. Тот безразлично молчал.
— Доктор Хаббард, я не думаю, чтобы Рейн представлял для нас какой-нибудь интерес. Агнес Хаббард встала. Она была выше Элии.
— Вы вполне уверены? Весьма многообещающий вариант.
Элия нерешительно молчала.
— Ставки, дитя мое, очень высокие.
— Да, — обреченно кивнула Элия, — лучше уж увериться окончательно.
Она взглянула на Седрика, хотела что-то сказать, но Агнес ее опередила:
— Приходите ко мне в кабинет и обдумаем программу на ближайшие дни. Седрик, можешь делать все, что тебе заблагорассудится, но при первой же ошибке я вышвырну тебя, как ненужную тряпку.
— С семнадцатого, например, этажа? — ощетинился Седрик.
— Это было бы верхом гуманности, — холодно отпарировала Агнес. — Провали эту работу — и тебя ждет блестящая карьера донора. Кое-кому твои органы придутся очень кстати.
— Дедушка…
— Ветхая ржавая посудина. Ваше Высо…
— А правда ли он мне дедушка? — перебил ее Седрик. — Как это вышло, что я родился через пять лет после смерти родителей?
Невиданная в стенах Института наглость была вознаграждена презрительным, почти брезгливым взглядом.
— Ко мне попало все наследство твоего папаши, состоявшее из шести грязных рубашек и замороженного эмбриона. Последнюю драгоценность я разморозила и поместила в искусственную матку — хотела посмотреть, что же такое из нее вырастет. Было это двадцать лет тому назад, и я все еще жду ответа.
— А-а-а…
— И это все?
— Все?
— А я вот думала, что у тебя возникнет желание поблагодарить бабушку за заботу.
— Спасибо. Большое спасибо за все. Его сарказм прошел впустую. Агнес Хаббард сверкнула безжалостной, удовлетворенной улыбкой и повернулась к Элии:
— Ваше Высочество, я приглашаю вас в свой кабинет. Нам нужно о многом поговорить.
Элия молча сжала локоть Седрика и пошла к двери, за ней последовали охранники и бородатый Джетро.
И тут Седрик вспомнил об еще одной проблеме:
— Бабушка, там Пандора Экклес намекала, что у нее на сегодня что-то такое приготовлено. Не просто твоя пресс-конференция, а что-то особенное.
— Да неужели? — фыркнула Агнес Хаббард. — Думаю, нам не стоит особенно волноваться на этот счет, во всяком случае — в ближайшее время. Администрация WSHB обязательно прогонит вопрос через Систему и получит ответ подождать до завтра — или даже дольше. Две бомбы в один день — это явный перебор.
— Так ты знаешь, в чем там дело?
— Догадываюсь. Я знала, что украден некий диск, но не имела никакой уверенности, кто его купил. Это ты тоже обсудишь с Фишем.
Дверь закрылась. Теперь в комнате остались только Седрик и Багшо.
— Бабушка?
«Ну что там у тебя еще?” — только так можно было истолковать тяжелый вздох Агнес, но спросила она просто:
— Да?
— Зачем ты это сделала? Зачем ты выставила дураками и меня, и всех этих важных людей?
Прошло несколько секунд. Седрику уже казалось, что бабушка не ответит, но она все-таки заговорила:
— Нет, этого я не могу объяснить. Можешь, кстати, порадоваться — ты чуть было все не испортил.
— Я? Как?
— В тебе оказалось значительно больше мужского, чем я ожидала, — хмуро усмехнулась Агнес. — Я-то надеялась, что ты начнешь размазывать слезы и сопли. Будем надеяться, что больше ты меня так не подведешь.
— Ты хотела, чтобы я провалился? Доктор Хаббард пожала плечами и исчезла. Экран погас, превратился в тускло-серый прямоугольник.
— Вот же сука подлая! — скрежетнул зубами Седрик.
— А ты что, только догадался? — спросил Багшо.
— Да, — вздохнул Седрик. А затем вздохнул еще раз, по другому поводу — времени до поезда оставалось совсем мало, так что отдохнуть не придется.
— Мне нужна одежда.
— Еще бы, — кивнул немец. — Готовую на твой, коротышка, рост не найдешь, но ты можешь заказать. Выберешь сейчас ткань и стиль, отправишься в Кейнсвилл в чем есть, а там к приезду все будет готово.
Багшо не шевелился, словно ожидая, что его подопечный сделает что-то еще.
Ну конечно.
— Система. — Седрик перешел на командные интонации. — Есть в архиве моя ДНК?
— Да, имеется — и хромосомная ДНК, и митохондриальная, — откликнулся гнусавый восточный голос.
— Имеется ли в архиве ДНК Уиллоби Хейстингза?
— В каталоге есть три личности с таким именем. На этот раз голос звучал чуть-чуть ехидно. Эта Система обладала зачатками личности, куда там мидоудейлской примитивщине.
— Меня интересует Генеральный Секретарь.
— Конфиденциальная информация. Недоступна для низших рангов, по второй включительно, — гулко раскатилось в голове Седрика. На этот раз ответ пришел через заушник.
Ничего, внутренне усмехнулся Седрик, у меня оперативный первый.
— Отмена запрета.
— Подтверждаю.
— Проанализируй его хромосомную ДНК и мою. Доложи, насколько они сходны.
— Подождите.
В голосе — тоскливая обреченность. А как же иначе, ведь работа предстоит огромная.
Седрик напряженно ждал. Если бабушка соврала — и если об этом запросе ей уже доложено, — она обязательно вмешается. Господи, ну что же это так долго?
— ДНК — штука сложная, — заметил Багшо. — Быстро не просмотришь.
— Сравнение закончено, — сказал бесплотный голос. — Анализы идентичны с точностью до третьей значащей цифры.
Копия. Он — клонированная копия Уиллоби Хейстингза.
Багшо не мог ничего слышать, но увидел, как изменилось лица Седрика. Увидел и поспешно отвернулся, чтобы скрыть улыбку.
Глава 11
Самп/Кейнсвилл, 7 апреля
Погруженная в свои мысли, Элия не видела ничего — ни стен коридора, ни ковровой дорожки под ногами, ни широкой, надежной спины Бренды Норт, ни шагающего рядом Джетро. И лишь тогда, когда эскалатор прервал монотонность пути, а заодно и размышления принцессы, заметила она выражение узкого смуглого лица.
— Секс тут абсолютно ни при чем! — прошипела Элия с неожиданной для самой себя яростью.
— О, простите, пожалуйста, Ваше Высочество! Аккуратные, как две черные зубные щетки, усики изогнулись в двусмысленной улыбке.
Кобель проклятый! Вон как доволен собой, как уверен в своем — абсолютно ошибочном — предположении, и еще это отвратительное, невыносимое выражение снисходительного превосходства, ну так бы вот прямо взяла и.., и тут Элия переключила свой гнев на саму себя. Ну кому, собственно, какое дело, что там думает этот нечистоплотный тип, этот грошовый поденщик? Пусть себе барахтается в своих предубеждениях, как свинья в грязной луже! Пусть себе считает, что каждая женщина — шлюха по своей природе, а я только и мечтаю, чтобы прыгнуть в постель Седрика Хаббарда, — и сделаю это при первой же возможности. Кому интересно, что он там думает и считает?
Да, она фактически заигрывала с этим мальчишкой — улыбалась ему, заглядывала в глаза, за руку лапала. Да — ну и что? Если Джетро это не нравится, он, пожалуй, прекратит свои омерзительные ухаживания, одной головной болью станет меньше.
Головная боль… В нормальной обстановке Элия нимало бы не озаботилась, что там булькает в узком, зашоренном умишке министра, но сейчас она готова была взвиться буквально по любому поводу. И не мудрено, ведь все один к одному — перемена часового пояса, дикая усталость и, главное, боль. Головная боль возвращалась, буддхи снова вонзало в принцессу свои безжалостные когти. И каждый шаг, удалявший ее от Седрика Хаббарда, усиливал боль.
Она чувствовала острое желание…
Да нет, какой там, к чертовой матери, секс! Малограмотный мальчишка, неотесанный и страхолюдный, длинный, как жердина, и такой же тощий, ну вот точно говорят — “весь в ботву ушел”. Элия совсем не была монахиней, она даже спланировала, что попробует еще двух-трех партнеров и только потом сделает окончательный выбор. Но любовь с этим малолетним нескладным верзилой?.. Можно себе представить, как он возьмется за дело, это будет почище сеанса вольной борьбы на арене, засыпанной тухлой рыбой.
Желание дружбы? Тоже чушь, у них же нет ровно ничего общего. Элия была способна поддерживать беседу практически на любую тему — но о чем, скажите на милость, можно говорить с абсолютно невежественным мальчишкой? Седрик, конечно же, не виноват, что его вырастили взаперти, в клетке — но ведь и она, Элия, тоже в этом не виновата. Как бы там ни было, приятельские отношения тоже отпадают, отпадают полностью.
О материнском инстинкте можно бы и вообще не вспоминать, разве что для полноты картины. Мальчишка буквально светится одиночеством и бесприютностью, ну прямо тебе ничейный котенок под дождем. (Ничего себе котеночек, два метра с гаком!) Ему нужен кто-нибудь, кто будет расчесывать его лохмы, утирать сопли, ободряюще похлопывать по спине и вообще направлять к цивилизации. Кто-нибудь, но только не я! Материнство, со всеми его несомненными беспокойствами и сомнительными радостями, может подождать.
И даже не восхищение, хотя, нужно признать, неоперившийся птенец выказал сегодня поразительную отвагу, видел же, что эти звери лютые разорвать его хотят, — и ничего, выстоял, а они порычали-порычали, поджали хвосты и убрались. Прическа — чистый кошмар, костюм — вообще нечто невообразимое, и все равно желторотый внучек Уиллоби Хейстингза производит большее впечатление, чем дедушка, всемирно прославленный чародей политики. Он совершил сегодня подвиг невозможный для мальчишки, трудный даже для взрослого, сильного мужчины — и все же восхищение никак не может объяснить этой странной, непреодолимой тяги.
Нет, конечно же, это буддхи. Вблизи от Седрика Элия получила передышку, теперь пытка началась снова. Чем-то он важен.
И ничего тут не поделаешь.
А затем Бренда открыла дверь, и леденящая, мурашки по спине, улыбка Агнес Хаббард заставила Элию забыть и о Седрике, и даже о своих муках.
В большом пятиугольном кабинете не было ничего, кроме пятиугольного же стола и нескольких стульев. Две стены — два огромных, от пола до потолка, голографических экрана, угол кабинета словно нависает над морским берегом, берегом потрясающей, невероятной красоты. Высокие, царственные волны разбиваются о камни, накатывают на сверкающий песок. Пологая дуга пляжа тянется на многие километры, а может и десятки, сотни километров — оба конца теряются в полупрозрачном мареве. И звук прибоя, приглушенный, словно доносящийся сквозь толстое стекло; впечатление было удивительно правдоподобным, Элия почти ощутила на губах привкус морской соли. Свежий ветер раскачивает высокие, с перистыми листьями деревья, очень похожие на пальмы, однако небо за ними имеет странный сиреневатый оттенок.
— Нравится, Ваше Высочество? Простой, естественный вопрос, но даже в нем чувствуется высокомерие, снисходительность.
— Очень нравится. Но это, увы, не Земля. Классический, стабильный пляж, я такие видела только на картинках.
Этот раунд мы, с Божьей помощью, выиграли.
Элия села за стол с твердым намерением держаться уверенно и независимо. Ну достаточно независимо. Она старалась не вспоминать, что директор Хаббард вполне способна съесть на завтрак какого-нибудь президента, в сыром виде, и закусить парочкой генералов.
За столом собралось шесть человек, в том числе — Элия, Джетро и пара его прихлебателей, которые сидели не раскрывая ртов, как и положено таким пустышкам; Моалу оставили в приемной. Сперва единственной представительницей Института была сама Матушка Хаббард, но потом в кабинете появился доктор Грант Девлин.
Всемирно известный (пресловутый!) Король Разведчиков низко склонился и щекотнул руку Элии своими роскошными усами. И улы-ы-ы-ыбнулся. И окинул Элию почти таким же задумчивым, анализирующим взглядом, как несколько раньше — Седрик. Только желание, светившееся в серых глазах Седрика, было бессознательным, до странности невинным и даже приятным, а вот сейчас.., от ничем не прикрытой, ликующей похотливости Девлина у Элии мурашки пошли по коже. Рядом с этим типом даже Джетро — стыдливая девственница, теперь понятно, почему Кас советовал его остерегаться.
Ну, вроде бы все на месте. Сейчас начнется торговля, но это уже по Части Джетро, его проблемы. Ну а сперва — все как полагается: легкая светская беседа, вопросы о здоровье Пириндара, о Касе…
Какой, интересно, цвет пойдет этой двухметровой ручке от швабры, на что будут похожи красные, как стоп-сигнал, лохмы после хорошего парикмахера?.. И тут Элия увидела, что Агнес Хаббард хочет к ней обратиться.
— Звонок вашего брата не был неожиданностью. У нас редкостное изобилие миров второго класса, даже перебор. Последние три года они почти не попадались, а тут — словно плотину прорвало. Встает очевидная проблема, какой из них вы выберете.
Тибр!
— Сейчас мы снова используем названия рек. Исследованию подвергаются восемь миров — от Аска до Тибра. Грант, не мог бы ты кратенько описать их Ее Высочеству?
Серовато-голубой, решила Элия, под цвет глаз. Больших, круглых, широко расставленных нордических глаз.
Девлин улыбнулся от уха до уха, как только голова пополам не распалась.
— С высочайшим удовольствием! Все они, за исключением Рейна, являются короткопериодическими. Тут мне придется кое-что объяснить. Вследствие того, что как Земля, так и контактный мир находятся в движении, а определенные волновые функции должны совпадать по фазе, эффективный доступ ограничен короткими, периодически повторяющимися периодами — “окнами”. Вам все понятно, принцесса?
Элия кивнула. А если темно-синий? Темно-синий очень пошел бы к его лицу, нежно-розовому, как младенческая задница.
— ..Рейна оценивается приблизительно в восемь суток. Именно поэтому мы так рвемся показать его вам прямо сегодня — последний на этой неделе шанс. Кратчайший период у По — этот мир выходит на позицию с двадцатичетырехчасовыми промежутками, а окна уже начали уменьшаться. Выбрав По, вы поставите меня перед очень серьезной проблемой.
Девлин опять улы-ы-ы-ыбнулся.
— Доктор Девлин хочет сказать, — желчно прервала его Хаббард, — что нам не хватит времени, чтобы подробно обследовать По, а затем переместить туда нужное количество людей. По нашим оценкам, минимальное население жизнеспособной колонии — три тысячи.
Элия содрогнулась. Брать на себя ответственность за три тысячи человеческих жизней?
— Чем больше, тем лучше, — добавил Девлин; он ни на секунду не сводил с Элии мерцающих змеиных глаз. — На Этну мы закинули сорок тысяч.
— Омар?
Да, на Этну ушел Омар, пять лет тому назад. Веселый, вечно хохочущий Омар. Омар, смеявшийся всегда, надо всем, несмотря ни на что — пока не услышал зов. Подобно Элии, он выдержал пару дней безжалостно нарастающих мук, а затем уехал.
И какую же ничем не заполнимую брешь оставил его отъезд! Именно тогда, четырнадцатилетней девочкой, Элия впервые ощутила всю меру страданий, приносимых буддхи, впервые действительно осознала, что наступит день — и ей тоже придется уйти.
— Да, — подтвердила Агнес Хаббард; короткий взгляд голубых, как арктический лед, глаз был подобен выпаду фехтовальщика, — принц Омар. Мы смело можем считать, Ваше Высочество, что он жив, а колония процветает. В его случае у нас нет никаких оснований предполагать обратное.
Элия снова содрогнулась:
— А иногда — бывают?
Хаббард поджала губы и чуть помедлила.
— С того времени, как к работе подключилась ваша семья, — нет. — Она говорила осторожно, тщательно взвешивая каждое слово. — Такое случалось в ранних попытках, когда мы еще не подозревали, на какие грязные проделки способна природа. Вот, скажем, Дуб — вы слышали об этом случае.
— Отец Сед.., ваш сын?
Старая, всем известная история. Интересно, проронила ли тогда Хаббард хоть слезинку? Тогда — и вообще когда-нибудь?
— Да, мой сын. Мы находились почти на самом конце струны. Пересадка прошла успешно — шесть с половиной тысяч людей и все припасы. И тут лабораторные анализы показали чрезмерную концентрацию органических антимонидов. Антимоний — или, попросту говоря, сурьма — это элемент, похожий на мышьяк. Такой же токсичный.
Несколько секунд тяжелой, душу выматывающей тишины.
— И вы не могли их вернуть. — Слова Элии звучали то ли вопросом, то ли утверждением.
— Не было времени.