Будущее непределенное

— Есть один, с которым я более или менее справляюсь, господин.

Мужчины довольно переглянулись.

— Ты поедешь со мной, — объявил Краанард. — Это всего на несколько дней.

Вообще-то Дошу удалось прожить так долго только благодаря обостренному чувству опасности. Вот и теперь в голове его звенел тревожный колокольчик. Было во всем этом что-то особенно подлое. Он прикинулся наивным дурачком — уж что-что, а это у него всегда получалось.

— Боюсь, господин, я не справлюсь с Ласточкой так долго. По части моа я всего лишь любитель.

Бандропс побагровел, но ответил военный:

— Дело слишком важное. Каждая твоя царапина будет щедро оплачена.

— Я не удержусь в седле, господин. Ласточка может убежать.

Глаза Краанарда недобро сузились.

— Ты не будешь один. Мы отловим ее для тебя. Они никогда не убегают далеко.

Понемногу все начинало вырисовываться: отряд улан!

— Если вам нужен наездник на моа, господин, в Джоалии найдутся сотни наездников куда опытнее меня.

Двое мужчин снова переглянулись. Краанард сделал несколько шагов и остановился перед Дошем, с нескрываемой угрозой глядя на него сверху вниз

— да, он оказался заметно выше.

— Однако, насколько я понял, ты знаком с человеком по имени Д'вард?

Если он хотел ошеломить, ему это удалось. Дош почувствовал себя так, словно его окунули в ледяную воду, и на мгновение самообладание изменило ему.

— Освободитель?

Краанард остался доволен реакцией.

— Некоторые называют его так. Он здесь, в Джоалвейле, где-то неподалеку от Жилвенби.

Д'вард! Прошло больше трех лет. Они странствовали тогда с шайкой Лудильщиков, родным народом Доша. Дошу надоело жить в нищете, и он сбежал от них. Но прежде…

— Нет!

Угрожающее молчание…

— Что это значит? — спросил наконец Краанард.

— Это значит, что он хочет денег, — буркнул Бандропс из-за спины Доша.

— Это алчный тип с душой шлюхи, но за несколько серебряных звезд он продаст родную мать.

Мать — возможно, но не Д'варда!

А почему, собственно, не Д'варда? Дош сам не знал ответа. Ему нужно время все обдумать.

Краанард ухмыльнулся. Он взял Доша за волосы и отогнул ему голову назад.

— Тридцать звезд тебя устроят, парень? И все, что от тебя требуется, — это чтобы ты опознал его для нас. Всю грязную работу мы берем на себя. С тобой ничего не случится.

Дош жалобно вскрикнул, притворившись, что ему больно. На самом деле его захлестнула необъяснимая ярость. Тридцать звезд? Не много ли? Они его что

— держат за наивного дурака? Тридцать звезд! Да таких денег у него за всю жизнь не было.

— Что он для тебя, этот Освободитель, парень? — спросил Краанард. От его дыхания воняло рыбой.

Неплохой вопрос!

— Господин, вы делаете мне больно! — взвыл Дош, не прекращая лихорадочно думать. В самом деле, что для него этот Освободитель? Предавать друзей всегда было одной из его профессий, так с чего он должен относиться по-другому к Д'варду? Может, потому, что Д'вард, прекрасно зная, что представляет собой Дош, всегда обращался с ним как с равным, как с человеком? Он — почти единственный, кто так с ним обращался. Дош вытащил из-за пояса нож.

Военный не заметил этого движения. Осклабившись, он еще сильнее дернул Доша за волосы.

— Отвечай!

И Дош ответил. Гибкое лезвие труднее втыкать, но он мастерски воткнул его как раз между ребер Краанарда. По роду занятий он хорошо разбирался в анатомии — он-то знал путь к сердцу мужчины. Так же, без усилия, нож выскользнул обратно, и тело осело на пол. Бандропс поперхнулся, потом бросился вокруг стола к двери. На бегу он открыл рот, чтобы крикнуть. Кричать надо было с самого начала. Дош метнулся, нагнал его и перерезал ему горло.

Он вытер лезвие о подол рубахи Бандропса — кровь все еще хлестала из горла Адвоката. Дош думал не переставая. Убийство совсем не взволновало его — и не возбудило; сердце его билось ровно, как обычно, однако он-то вел себя совсем не как обычно. С чего, интересно, он отказался от целых тридцати звезд, какими бы призрачными ни казались шансы получить их?

И что еще интереснее: откуда властям известно, что кучер Бандропса Адвоката может опознать Освободителя? Ни одного толкового объяснения этому он не находил, а это означало только одно: во всем снова замешаны боги. Дош не почитал ни одного бога. Точнее, он презирал их — в особенности Тиона, Юношу.

Какой бог вмешался на этот раз? Многие мужчины и женщины посвящают себя одному из богов, нося на себе знаки принадлежности к таинству. У Тиона, например, имелось Братство Тиона и, возможно, еще и другие секты; таргианские воины принадлежали к союзу Крови и Молота, посвятив себя Карзону. Дош опустился на колени рядом с трупом Краанарда и заглянул ему под воротник рубахи в надежде увидеть цепочку — ничего. Тогда он расстегнул ворот — да, покойный не носил на себе амулетов. Он сорвал с убитого рубаху и начал осматривать тело — отличное, мускулистое тело. Он с гордостью отметил про себя, как мала ранка и как мало крови из нее вытекло. Словно змеиный укус, гордо подумал он.

Он не нашел того, чего искал, пока не снял с трупа и штаны. Высоко на внутренней стороне правого бедра Краанарда он обнаружил маленькое красное родимое пятно в форме «Ш». Дош готов был поспорить на собственную голову, что пятно это у него не с рождения.

Отлично! Он-то ожидал найти пятиконечную звезду, символ Девы. Астина — богиня-покровительница Джоалии; ее главный храм находился меньше чем в миле отсюда. Ольфаан, ее аватара, — покровительница солдат. Если джоалийский солдат посвящал себя какому-нибудь божеству, то это была Астина, однако «Ш» — символ Эльтианы, Владычицы. Знак еле заметен, значит, секта самая что ни на есть тайная. Владычица — богиня страсти, материнства и сельского хозяйства. Насколько он помнил, ее воплощения не особо опасны: некоторые из них требовали от своих почитателей ритуальной проституции, но Дош против этого ничего не имел.

Он похлопал убитого по щеке:

— Ну ты, ублюдок! Ты шпион или даже убийца, так? Я недооценил тебя!

Однако правда оставалась правдой: за Д'вардом охотится Владычица, и вряд ли она при этом разделяет его интересы.

Дош поднялся и окинул взглядом учиненную бойню. Всего несколько минут назад эти двое были богаты и могущественны, а он — беден и ничтожен. Теперь они мертвы, а он все еще жив. Что ж, такова жизнь. Впрочем, убив влиятельного гражданина и военного, бедняга Дош в одну минуту может оказаться таким же мертвым, как они, если вовремя не уберется из Джоалвейла. Лишь в этом случае он мог быть уверен, что его не ждет скорая и публичная смерть.

И еще одно: что бы ни делал Д'вард в Джоалвейле, этого безумца необходимо предупредить об интересе, проявленном к нему Эльтианой. Никто не осмелится тревожить хозяина еще часа полтора-два. За это время Дош успеет унести ноги из города. Вдруг его осенило: надо раздеть и труп Бандропса — это собьет с толку преследователей, хотя бы ненадолго.

Изучив тайник в столе, Дош обнаружил там пухлый кошель, в котором на глаз было пятьдесят или шестьдесят звезд. Увы, драгоценности, лежавшие там при предыдущих проверках, исчезли. Он подумал, не стоит ли сбегать наверх за побрякушками Аморгуш, но старая корова наверняка уже проснулась. Повесив кошель на пояс, он направился к двери. Жилвенби находился на северо-востоке, у самого Джоалволла. Быстрый моа одолеет это расстояние за день, и что бы он там ни наплел этим двум мерзавцам, он неплохо умел обращаться с Ласточкой.

Он вообще много чего умел.

5

Солнце уже клонилось к снежным вершинам Рэндорволла, когда Джулиан Смедли возвращался в Лосби через зеленую мозаику рисовых полей и садов, разделенных извилистыми изгородями из кустов кровоягоды. Растительность в Рэндорвейле пышная; это немного напоминало Джулиану юг Франции, если не присматриваться, конечно, к листве или не спрашивать, что это за горы.

Культя болела отчаянно — ростки пальцев уже заметно длиннее, чем утром,

— наплевать на боль, он не шел, а почти летел. Он все еще дрожал от избытка маны. Старый купец шествовал справа от него в торжественном молчании, а с другой стороны юный Пурлопат'р делал гигантские скачки, которым позавидовал бы моа, и визгливо верещал о чуде, которым Единственный одарил верующих.

Представление и впрямь вышло хоть куда. Три дня назад, покидая Олимп, Джулиан запасся двумя дюжинами золотых колец-сережек для тех, кого рассчитывал обратить в новую веру. Он считал себя излишне оптимистичным, однако израсходовал уже восемнадцать штук. Восемнадцать за день — возможно, это рекорд Службы. Он слышал, что Пинки Пинкни удалось как-то обратить двенадцать. Семнадцать солдат, включая самого капитана Груд'рарта, тоже жаждали принять веру прямо на месте, но согласно правилам им предстояло пройти курс наставлений. Конечно, некоторые из них передумают, но только некоторые! Заполучить верующих союзников в королевском войске — да, это дало бы Неделимому значительное преимущество, возможно, им удастся даже проникнуть в само рэндорианское правительство. Когда Джулиан Смедли вернется в Олимп и представит письменный отчет, этот отчет выйдет весьма и весьма необычным. Новичок добился оглушительного успеха. Плохо, конечно, что он добился этого, продемонстрировав собственное чудесное исцеление, и об этом пойдут теперь слухи. Ну и плевать! Все лучше чем смерть, а уж этого-то Служба от своих агентов не требовала. Он не сбежал через портал, как Педро Гарсия. Итак, вместо неизбежной катастрофы — настоящий триумф. Он обошел даже Джамбо Уотсона.

Они уже подходили к дому Кинулусима на окраине Лосби. Рядом с домом виднелся сарай, где купец хранил пряности, и чуть дальше стоял маленький загон. В загоне были два кролика.

— Кто-то приехал! — взвизгнул Пурлопат'р.

Этот «кто-то» наверняка из Олимпа, и первой мыслью Джулиана было то, что теперь у него наконец есть перед кем похвастаться. Второй — что перед друзьями не хвастаются, а третьей — что кто бы это ни был, он услышит всю эту историю от Пурлопат'ра и Кинулусима. Вот черт! А он-то надеялся без комментариев описать все в отчете, не устраивая лишней шумихи.

Их появление не осталось незамеченным. Из дома им навстречу вышел невысокий человек в коричневых штанах и рубахе — обычном джоалийском наряде, хорошо подходящем для верховой езды, но сразу же напомнившем Джулиану о его собственном нелепом одеянии. Смедли мгновенно узнал гостя, и на смену радости пришла злость.

Никто не мог угадать возраст Алистера Мейнуоринга — его полнота и темно-русые (ни единого седого!) волосы вводили всех в заблуждение. Его английский сильно отдавал шотландским прононсом, проявлявшимся даже тогда, когда он говорил по-джоалийски, и еще сильнее — по-рэндориански. Он считался одним из лучших миссионеров Службы. В Олимпе его называли «Док», а за его пределами — «святой Док», хотя он защитил диссертацию по антропологии, а вовсе не по медицине. Он возглавлял рэндорианский отдел, будучи, таким образом, непосредственным начальником Джулиана. Смедли терпеть не мог этого ворчливого ханжу. Неужели он проделал такой долгий путь только для того, чтобы проверить, как идут дела у его младшего помощника?

Они встретились, и Джулиан поднял сцепленные руки над головой, показывая тем самым, что ему нечего опасаться и что он, следовательно, контролирует ситуацию в округе. Остальные трое тут же повторили это движение. Должно быть, на Кинулусиме» и Пурлопат'ра произвело большое впечатление то, что Лосби одновременно почтили своим присутствием два апостола. Старый купец наверняка мучился вопросом почему.

Как всегда, когда он не в духе. Док тянул на все пятьдесят. Внешние проявления возраста зависят у пришельцев от настроения, так что одна только тяжелая дорога вряд ли так на него повлияла. Одежда вся пропылилась, он, судя по всему, приехал совсем недавно.

— Благослови вас Господь, дети мои. Приветствую, святой Каптаан.

— Ваше святейшество всегда желанный гость в моей скромной обители. — Кинулусим взволнованно потирал руки. — Могу я надеяться, что вы окажете мне честь, задержавшись здесь хоть на несколько дней? — Он мог бы растянуть цветистое приветствие еще минут на десять, но Док был явно не в настроении трепаться с туземцами.

— Возможно… это было бы славно… но, боюсь, святому Каптаану скоро придется покинуть нас. Мне надо переговорить с ним.

Тщетно стараясь скрыть обиду на столь неделикатно выраженную просьбу оставить апостолов наедине, Кинулусим заверил высокого гостя, что он, конечно, все понимает и что он проследит за тем, чтобы подали соответствующие освежающие напитки, и так далее, вслед за чем, сердито ворча, удалился в дом. Сопровождавший его великан дровосек с детским любопытством оглядывался на гостей.

Алистер отошел на обочину и с усталым вздохом присел на траву.

— Как дела, старина? — Похоже, он ожидал услышать в ответ одни оправдания.

Все еще переполненный маной, Джулиан не испытывал ни малейшей нужды садиться, и уж тем более ему не в чем было оправдываться.

— Неплохо.

— Я слышал, в округе видели солдатню — надеюсь, ничего страшного?

— Ничего такого, с чем бы мы не справились.

Док пожал плечами и сменил тему:

— У меня странные новости. Ваш приятель Экзетер, по слухам, всплыл в Джоалвейле. Он разгуливает повсюду, говоря всем и каждому, что он и есть Освободитель из «Филобийского Завета».

Джулиан был так поражен, что смог пробормотать лишь «Пардон?». Экзетер? Вышел из подполья? Разгуливает на публике? Боже праведный! Он же мертвец, стоит только Зэцу услышать об этом. Кто-то же должен вмешаться… Нет, это невозможно! Он перебил объяснения Дока:

— Это наверняка ошибка! Это же самоубийство! Я хочу сказать, он никогда…

— Простите, старина. В этом нет ни малейшего сомнения.

— Не может быть!

— Может. Это рассказал нам Семьдесят Седьмой, а он знает его, как никто другой. Это точно Экзетер, и он называет себя Освободителем, причем открыто.

Джулиану сделалось дурно.

— Зэц же его изжарит.

— Скажите лучше, старина, почему Зэц не изжарил его до сих пор?

— О чем это вы?

Алистер ехидно заломил бровь.

— По нашим сведениям, Экзетер начал неделю назад или даже раньше. Конечно, новости уже устарели, но если он еще жив, значит, он неуязвим для Жнецов, не так ли?

— Чушь какая-то! — Джулиан понял, что ничего не добьется, выйдя из себя. Да и как защищать Экзетера, если он даже не знает, в чем тот виноват?

— Вы ведь провели здесь достаточно времени, чтобы знать правила. Если Экзетер может защититься от убийц Зэца, значит, он набрал чересчур много маны. Я хочу сказать, порталы хорошо использовать, если за тобой гонятся местные увальни, но для того, чтобы иметь дело с Зэцем, требуется кое-что посильнее. Как он добился этого? — Док ухмыльнулся.

Джулиан совладал с собой в самый последний момент. Вот, значит, откуда ветер дует? Служба пальцем о палец не ударила ради Эдварда Экзетера, при том, что его отец был одним из ее основателей. Она похитила его, не желая иметь с ним ничего общего, мешала ему и пыталась убить его. Теперь она намерена заклеймить его как ренегата. Отличный предлог для того, чтобы еще меньше помогать ему в будущем!

— Как собрал столько маны? Ясное дело как — человеческими жертвоприношениями или ритуальной проституцией. Так же, как это делает Палата. Еще в шестом классе он получил медаль за человеческие жертвоприношения.

Долгая поездка верхом на кролике не располагала к юмору — глаза Дока сердито сверкнули.

Джулиан не сдавался.

— Я не слышал от него ни слова, если вас это интересует. Я знаю о том, что он задумал, не больше, чем вы. — Почти два года назад, сразу после резни в Олимпе, Экзетер ушел оттуда и исчез. Возможно, он сошел с ума? Не самая достойная мысль для его друга. — Так что вам нужно от меня? — Или его тоже заклеймят как предателя?

Док пожал плечами:

— Комитет хочет, чтобы вы вернулись в Олимп. Для консультаций. Я продолжу поездку за вас. — Он не стал говорить, что сделает это гораздо лучше, но его поведение не оставляло сомнений — именно это он имел в виду.

Проклятие! Комитет, должно быть, из кожи вон лезет, пытаясь решить, как им поступить. Похоже, они считают, что, раз Джулиан учился с Экзетером в одном классе, он знает его лучше, чем кто бы то ни было. Но ведь это было столько лет назад! С тех пор утекли реки крови. Что ж, приказ есть приказ, тем более он не может отказаться от всего, что связано с Экзетером, каким бы невероятным это сейчас ни выглядело.

— Тогда мне пора?

— Вы хотите сказать, что поедете ночью? — удивленно заморгал Док.

— Ночь ясная. Луны сегодня должны светить ярко. Почему бы и нет?

— Вам виднее. — Кряхтя, Док поднялся на ноги. — Пойду завалюсь в деревенскую баню.

— Тогда увидимся, когда шишки разберутся со мной, — радостно проговорил Джулиан. Если повезет, он сможет скрыться за горизонтом раньше, чем кто-нибудь расскажет Алистеру о восемнадцати обращенных. Эта мысль грела.

6

Время приближалось к полуночи, а ночь в «Цветущей вишне» выдалась неудачная. Половина столиков пустовала, и шум разговоров был настолько тих, что игру Полтстита Лютниста можно было расслышать даже с другого конца большого полутемного зала.

Настоящий артист, говаривал дедушка Тронг, принимает плохую аудиторию как вызов своему мастерству. Поэтому Элиэль Певица работала с публикой, переходя от столика к столику, улыбаясь, смеясь и болтая с клиентами. Куда ни посмотри, одни мужчины — бесконечное множество бородатых, раскрасневшихся лиц. Молодые мужчины, старые мужчины, просто мужчины. Женщины рядом с ними или навалившиеся на них были из обслуги. В воздухе стоял запах дешевого вина, несвежей еды, чада и немытых тел.

Столики стояли тесно, но это позволяло ей опираться при ходьбе на плечи мужчин или спинки стульев, скрывая хромоту. На ней был черный кожаный лифчик и короткая кожаная юбка, украшенные медными побрякушками. Наряд не из тех, какие нормальная девушка наденет на улицу, однако актер одевается так, как того требует роль, и потом, это единственный наряд, который оправдывал необходимые ей тяжелые башмаки. Ее пышные черные волосы свободно падали на плечи. Если не считать короткой ноги, ее тело — лучшее в этом доме, чем и объяснялись убийственные взгляды, которыми награждали ее шлюхи за столиками. И еще, они-то не могли петь.

А Элиэль могла. Ей предстояло петь через несколько минут.

Она знала почти всех местных завсегдатаев, но не находила среди них тех, кого искала. Она пофлиртовала и подразнила их — всего лишь чуть-чуть, разбудив в их глазах похотливый огонь. Впрочем, она не про них. Они знали, что она не из здешних шлюх. Неожиданно ей представилась возможность доказать это. Мозолистая лапа скользнула по ее бедру. Она резко обернулась и ударила изо всех сил. Обладатель мозолистой лапы чуть не свалился со стула, а шлепок был слышен даже сквозь музыку Полтстита Лютниста. И ее голос тоже — она профессионально возвысила его так, чтобы его слышно было во всех закоулках «Цветущей вишни».

— Если тебе это нужно, здесь есть те, кто это продает. Только не я!

Дружки Мозолистой Лапы зашлись от хохота и дернули его обратно на стул

— он все-таки попытался встать. Ничего, если он будет буянить, Тигурб'л Трактирщик пошлет своих вышибал.

Лампы освещали маленькую сцену. Полтстит Лютнист закончил свое соло и потянулся за бутылкой, стоявшей у ножки его стула. Аплодисментов не последовало. Рядом с ним возник Тигурб'л — бесцветный, похожий на ящерицу человек, такого «красавчика» можно увидеть только во сне после того, как перебрал дешевого ароматизированного вина. Он потер свои длинные, худые руки и облизнул губы бледным языком.

— Господа!

Его обычное приветствие было встречено обычными же насмешками. Он как ни в чем не бывало продолжал заученную речь, представляя публике Ельснол Танцовщицу — великую, чувственную, соблазнительную Ельсиол Танцовщицу, на что публика отозвалась пьяными выкриками. Ельсиол была великой, чувственной, соблазнительной бочкой жира с тараканьими мозгами. Ноги ее по толщине не уступали ногам хорошо откормленных свиней; впрочем, они, должно быть, состояли из крепких мускулов, если выдерживали весь этот вес. Похоже, дело сегодня было дрянь, если она так скоро вышла на сцену.

Полтстит подстроил струны и заиграл. Элиэль Певица потихоньку продвигалась к сцене. Ее выход — следующий, а она еще не нашла никого из своих приятелей. Почти каждую ночь в зале находилось полдюжины ее поклонников, тех, которые приходили сюда специально ради Элиэль Певицы, а уж в удачную ночь… Нет! Вон один, сидит за столиком у самой стены. Она направилась в его сторону. Как там его зовут? С тех пор как он в прошлый раз заходил сюда, прошло четыре или пять ночей. Тронг всегда говорил, что отличная память — непременное требование к артисту, но она никак не могла вспомнить.

— Милый! — Она грациозно опустилась на соседний стул и чмокнула его в щеку. — Милый, как чудесно снова видеть тебя!

Ему было около пятидесяти, он был рыхлый и болезненный, словно его терзала хворь. Его усы начинали седеть, а лицо покрылось морщинами, но он все же выделялся из посетителей «Цветущей вишни» хотя бы одеждой. Он явно принадлежал к весьма удачливым дельцам, что объясняло, как он может столь щедро покровительствовать искусствам.

Он улыбнулся, сжал ее руку, и они обменялись любезностями. На сцене Ельсиол сбросила шаль, и публика взорвалась одобрительными воплями и пожеланиями продолжать в том же духе. Жир толстухи трясся и перекатывался.

Полтстит сфальшивил несколько нот, но поправился. В молодости, задолго до того, как Элиэль появилась на свет, Полтстит играл при дворе. Будучи в форме, он и теперь играл неплохо, но в форме он бывал редко. Весь свой заработок и редкие подачки от посетителей он мгновенно спускал на вино. Обыкновенно в начале вечера его пальцы тряслись, где-то ближе к полуночи они обретали крепость, а иногда и необычайную ловкость, но задолго до рассвета теряли и то, и другое. Сегодня, похоже, это происходило быстрее обычного. Время идти на сцену.

А! Вспомнила — Гульминиан Торговец. Торгует готовым платьем.

— Гульминиан, милый, мне, право же, пора! Мой выход следующий. Но мы не виделись лет сто! Не смейте убегать, не поговорив по-человечески. Зайдите ко мне сразу же после выступления, ладно? Вы разобьете мне сердце, если не зайдете!

Гульминиан обещал. Элиэль с изрядным облегчением дружески похлопала его по плечу и продолжила свой путь к сцене. Она чувствовала себя такой оскорбленной, если никто из поклонников не заходил поздравить ее после выступления. До сих пор такого еще не случалось. Мало ли что может прийти в голову Тигурб'ла, если это вдруг случится.

Она оперлась рукой о спинку еще одного стула и склонилась над следующим столом, включив улыбку. Снова только один человек…

— Элиэль?

О боги! На мгновение она отвернулась, борясь с желанием убежать. Потом заставила себя встретить его взгляд, хоть внутри ее все сжалось.

Пиол Поэт. Как же он постарел! Маленький, сморщенный, словно ему тысяча лет. Его лицо было таким же белым, как редкие волосы, худое-прехудое. Он склонился над столом, стиснув тонкими пальцами стакан — бутылки видно не было. Обычно ему не дали бы занимать целый столик с таким скудным заказом, но клиентов в этот вечер так мало, что радовались, наверное, и ему. Он поднял на нее глаза, и Элиэль прочитала в них мольбу.

Она заставила себя снова улыбнуться.

— Пиол! — Она опустилась на свободный стул рядом с ним, не в силах стоять. — Сколько лет! Как ты?

— Я в порядке, — задыхаясь, проговорил он. По голосу ясно было, что он далеко не в порядке. Да и по виду тоже. — А ты?

— О… у меня все хорошо!

Публика восторженно взревела и заколотила кулаками и кружками по столам

— еще большая часть Ельсиол открылась взглядам. Полтстит сбился с ритма, поправился и продолжал играть.

— Чем ты занят сейчас? — поспешно спросила Элиэль. — Кто играет твои пьесы? — Интересно, каждый ли день он ест?

Он несколько раз моргнул.

— В настоящий момент никто. Над несколькими вроде бы работают. Я надеюсь услышать вскоре о двух или трех. Можешь не сомневаться, на следующих же Празднествах Тиона мое имя прозвучит снова.

— Это замечательно! — Замечательный вздор. Пьесы Пиола мало стоили без Тронга, а Тронга больше нет в живых.

Старик порылся за пазухой.

— И у меня вышла книга. Вот — я принес тебе экземпляр.

Она взяла книгу, поблагодарила и поздравила его. Насколько она помнила, Пиол всегда презирал печатные книги. Подобно автору, книжка была довольно тощей.

— Я с удовольствием почитаю. Можно часть их положить на музыку?

— Возможно. Можешь использовать стихи по своему усмотрению. — Его сухие губы неуверенно улыбнулись. — А что ты?

— О… Целая вечность пройдет, пока о тебе заговорят. Но за последние две недели я дала несколько концертов. — Тоже вздор. Она небрежно отмахнулась от «Цветущей вишни». — Это так, чтобы не терять форму. Без этого мне скучно. — «Если только в мозгах старого Пиола осталась хоть одна извилина, он поймет, что заработать деньги на музыке можно, только исполняя драматические роли, а певице-калеке нечего и надеяться на сценический успех».

— Я помню, как ты пела во дворце у короля, — вздохнул он.

— Только как член труппы. Ничего, я еще пробьюсь туда сама. — Не раньше чем реки потекут вспять. — Э… Что слышно об остальных наших?

Он вздохнул и покачал головой — хотя вряд ли можно было назвать «головой» обтянутый кожей череп, который, казалось, вот-вот упадет с тонкой, морщинистой шеи.

— Слышала, что Гольфрен вернулся к крестьянскому труду? Испольщиком, конечно. И что Утиам наконец-то подарила ему сына? Клип вступил в Лаппинскую армию.

Какие это новости… Только подумать, Утиам — красавица, замечательная актриса — работает в поле, растит детей! Возможно, она растолстела, как Ельсиол. Гэртол умер. До Элиэль даже доходили слухи, будто бы молодой Клип погиб в какой-то местной заварухе, но она не слишком-то доверяла досужим сплетням. Интересно, сколько плохих новостей Пиол от нее утаивает?

— Славные были времена! — Она мечтательно вздохнула.

Труппа Тронга… да… но вовсе не ее дед удерживал всех их вместе. Никто особенно и не задумывался над этим до тех пор, пока Амбрия в одночасье не умерла от лихорадки и вся труппа не лопнула, как перезревший гриб-дождевик. Тронг умер — сердце не выдержало. Труппа заменяла Элиэль семью, другой она и не знала. У них никогда не было денег, даже в лучшие времена, но они были дружны и радовались этому.

— В твоем возрасте самые лучшие дни еще впереди, Элиэль, дорогая.

— Надеюсь, — рассмеялась она. Не то чтобы дни были так уж плохи, но вот ночи…

Ельсиол разошлась вовсю, прыгая по сцене в облаках пыли и криках ободрения. Ей осталось скинуть с себя каких-нибудь два лоскутка. Элиэль пора идти и приветствовать поклонников. Деликатничать некогда.

— Ты ешь нормально? Где ты живешь? Тебе нужны деньги, Пиол?

Он отчаянно замотал головой, раздвинув губы в подобии улыбки.

— Нет, нет! Со мной все в порядке!

— Послушай, это не бог весть какое место, но платят здесь неплохо. Ты уверен…

Он опять качнул головой, ткнув в книгу, которую она все еще держала в руках.

— У меня комната над печатной мастерской… помогаю набирать, иногда проверяю набор.

Раздался оглушительный рев. Ельсиол разоблачилась почти до нитки. Элиэль отодвинула стул.

— Мой выход! Замечательно было встретить тебя, Пиол. — Она не кривила душой, хотя было бы лучше, если бы ее не видели в таком месте. Интересно, как Пиол нашел ее и сколько других бывших членов труппы знают об этом? — Я хочу как следует поговорить с тобой, правда.

Он улыбнулся:

— Мне не терпится услышать, как ты поешь, Элиэль. Возвращайся сюда после того, как закончишь, ладно? — Для человека, некогда считавшегося литературным гением, Пиол всегда отличался почти детской наивностью.

— Э… не сегодня, боюсь. Я… я договорилась с приятелем. Извини. Может, лучше как-нибудь днем?

Его ответ потонул в реве — Ельсиол осталась в чем мать родила. Несколько ее поклонников вскочили с мест и бросились вперед, не дожидаясь конца аплодисментов — в надежде навестить звезду в ее гримерной и поздравить ее, конечно, как и положено поклонникам. Элиэль надеялась, что кто-нибудь придет навестить и ее. Условия Тигурб'ла Трактирщика на эту ночь будут довольно умеренными.

Элиэль похлопала Пиола по костлявой, бородавчатой руке и поднялась.

— Заходи как-нибудь днем! — крикнула она и повернулась, чтобы идти на сцену.

Он изогнулся и протянул к ней руку:

— Элиэль!

Она обернулась. Ей уже пора было выходить.

— Элиэль… — Голос Пиола дрогнул. — Я забыл тебе сказать. Ты слыхала новости об Освободителе?

Она пошатнулась, словно он ударил ее.

— О ком?

Пиол на мгновение зажмурился и улыбнулся.

— По городу ходят слухи, будто Освободитель объявился в Джоалвейле. Вот мне и интересно было, слышала ли ты?

— Д'вард?

— Насколько я понимаю, это должен быть Д'вард.

Она окаменела, почти не замечая того, что Тигурб'л уже вышел на сцену объявлять ее выход. Д'вард! После стольких лет! Пол ходил ходуном у нее под ногами. Д'вард! Этот мерзавец?

Пиол, казалось, не замечал, что с ней творится.

— Это очень странно! Я совершенно не понимаю, как он осмелился открыто объявить свое имя, зная про «Филобийский Завет». Я хочу сказать, не может быть, чтобы об этом не узнал Зэц. Так что, возможно, это и не Д'вард вовсе, а какой-нибудь самозванец, хотя самозванцу глупо провозглашать себя Освободителем. Но в случае, если это все-таки Д'вард, мне казалось, тебе будет интересно узнать, ведь я помню, как увлечена ты была…

— Увлечена? Ты хочешь сказать, увлечена Д'вардом, старый дурак?

Улыбка сбежала с лица Пиола.

— Что не так? Мне казалось, тебе… Что не так?

О, как же он глуп! Ей хотелось схватить его за тонкую шейку и хорошенько потрясти. Она попробовала крикнуть, но смогла лишь прошептать: