61

Маленькие язычки пламени заплясали в сухой траве, лизнули лохмотья коры, осмелели и окрепли, набросившись на ветки. Алиса подула. Кора занялась. Костер сделался жарче, ярче. Она положила поверх охапки ветку потолще, потом другую. Костер затрещал — словно младенец подал впервые голос, — и она откинулась, не сводя глаз с огня. От костра веяло каким-то спокойствием. Разжигать костер гораздо приятнее, чем просто опускать шестипенсовик в газовый счетчик. Так разводили огонь с сотворения мира. Она начала сооружать шалашик из тонких веток — теперь костер продержится до ее возвращения. За высокими узкими окнами зимний закат окрасил облака в огненно-красный цвет.

Она встала полюбоваться делом своих рук. Эту комнату Элиэль Верховная Жрица повелела превратить в трапезную и — временно — в помещение для собраний капитула. Конечно, в ней царил еще беспорядок, но ведь только сегодня утром в нее вообще невозможно было войти, не сломав ногу. На полу не хватало плит. Алиса несколько часов потратила только на то, чтобы подмести всю грязь — чище он от этого не стал. Половина штукатурки со стен обвалилась; то, что сохранилось, напоминало кожу прокаженного. Мужчины отыскали наверху и принесли сюда четыре скамьи и пару столов, источенных жуками, но еще достаточно крепких. Не «Савой», конечно, но лучше, чем столоваться в лесу. Она надеялась, что дымоход не забит птичьими гнездами.

Теперь небольшой ритуал, который она давно уже обещала себе. Она вышла из двери и направилась по коридору к выходу. Грязь здесь просто смели к стенам, оставив узкий проход посередине. Ничего, завтра или послезавтра дойдут руки и до коридора. Она миновала молельню; оттуда доносились негромкие голоса Элиэль и переводчика — Бр'крирг и его люди проходили инструктаж. Кто-то, почти наверняка Титтраг Каменщик, рубил кустарник на заднем дворе, расчищая вокруг дома защитную полосу от огня. Если этот монотонный стук не мешает Элиэль, он тем более не помешает Алисе. Она мрачно покосилась на стертые в кровь ладони. Пройдет еще немало времени, пока пузыри огрубеют и превратятся в мозоли.

Она вышла в парадную дверь — точнее, в проем, ибо открывать или закрывать в нем было нечего, — и в лицо ей ударил свежий вечерний ветер. Покрасневшие облака на западе — старая моряцкая примета, вот только моряков в Соседстве нету. Она сделала то, зачем вышла, — остановилась на крыльце и посмотрела на уходящую вдаль, наполовину заросшую дорогу. Как она и ожидала, дорога была пуста.

— Вы тоже? — Пинки Пинкни стоял на крыльце, поставив ногу на крепко увязанную охапку дров и попыхивая сигарой. Ради всего святого, где он достал сигару? Положитесь на Пинки! Впрочем, у ног его лежал топор, и Алиса не могла отрицать, что за последние дни он заметно вырос в ее глазах, работая не меньше любого туземца.

Он хитро улыбнулся и выпустил клуб дыма.

— По дорогам, за которыми следят, гм, никто не ездит. Не самая удачная поговорка, правда? Должен признаться, меня раньше никогда не тянуло смотреть на дороги. Уж на эту, во всяком случае.

— Я в первый раз вышла. Нам сказали, по меньшей мере три дня, так что я дала себе обет не смотреть до вечера третьего. — Алиса ощутила совершенно бессмысленное раздражение на то, что ее поймали за этим занятием, и еще больше на то, что она оправдывается.

— Но четыре — куда вероятнее, разве не так? А шесть или семь — тоже вполне возможно. С учетом наводнений. И это если они не задержатся в Тарге больше чем на час или два. Но что это я? — Он убрал ногу с вязанки. — Садитесь, пожалуйста, дорогая миссис Пирсон!

Она отказалась, будучи уверенной в том, что сучковатые дрова — не самое удобное сиденье. Пинки поставил ногу обратно и уперся локтем в колено, чтобы удобнее было держать сигару.

— Я совершенно уверен, что они решат задержаться в Тарге. На день или на два. Поэтому скорее всего мы можем ожидать каких-то новостей, если таковые будут, от наших местных друзей. Бр'крирг обещал немедленно сообщить нам, если он узнает что-то. Что угодно. Немедленно.

— Я не против, если они только не останутся в Тарге насовсем, на кладбище.

Он затянулся сигарой, зажмурившись от наслаждения.

— Такая опасность, конечно, существует. Реальная опасность. Однако сложности путешествия по воде беспокоят меня гораздо больше, чем местные власти. Гораздо больше. Но и этот фактор нельзя сбрасывать со счетов. Только не на кладбище. Таргианцы кремируют своих умерших. Да и почти все остальные вейлы тоже.

Ну надо же — обрадовал!

— Ладно, пойду обратно заниматься делом. Я разжигала камин.

Он усмехнулся:

— Тогда могу я предложить вам немного дров? Совсем дешево! Можно сказать, демпинговые цены.

— Надо позаимствовать средств у храмового казначея. Кстати, таковой у нас имеется?

— Я готов стать им, если меня попросят. Когда у нас появится казна. Гхм! Насколько я понимаю, вы собираетесь возвращаться Домой, миссис Пирсон? Окончательно?

Она почувствовала, как в ней волной нарастает раздражение.

— Ну, это зависит от того, какие новости мы получим. — Если Эдвард остался жив после всех его опасных дел с Зэцем, и если он решит остаться в Соседстве, и если этот поцелуй означал нечто большее, чем просто прощание… — Возможно.

— Разумеется, — вкрадчиво проговорил Пинки, словно не умел распознавать скрытые намеки, хотя на самом деле владел этим искусством в совершенстве.

— Это можно понять. В Товейле есть один портал, всего в дне или чуть больше езды отсюда, связанный с резервным порталом в Нью-Форесте. Голдсмиты собирались использовать его. Ну, направляясь в отпуск. Пепперы обследовали его и подтвердили, что он в рабочем состоянии.

— Что такое резервный портал?

— Портал, не находящийся под постоянным наблюдением Штаб-Квартиры, но с запасом одежды и денег. Во всяком случае, там вам не грозит свалиться на Землю в самый разгар, например, похорон. Или богослужения, если уж на то пошло? Всеобщее смятение! Возблагодарим же Господа за ниспосланный нам знак! Ведь вам, наверное, захочется возместить то, чего лишились при переходе, м-м? К вашим услугам. Буду рад обучить вас ключу. И проводить вас туда, разумеется.

— Очень мило с вашей стороны, мистер Пинкни. — Этого она от Пинки почему-то не ожидала. Она его недооценивала. Или переоценивала, если весь его интерес в этом деле сводился к созерцанию ее, танцующей в голом виде.

— Ладно, мой камин требует внимания, так что… Кто-то едет!

Какой-то всадник выехал из-за поворота дороги. Кролик, не моа, — значит, не военный. Только один; впрочем, кролики — животные не стадные и сами выбирают наиболее подходящий им темп. Остальные могут ехать следом.

— Храни мою душу! — Пинки выпрямился. — Конечно, не кто-то из наших? Откуда им взять кролика? Денег у них ни пенса. Нет, это не может быть кто-то из наших.

Кролик одолел уже половину подъема к храму, и следом за ним показался еще один.

— Рыжие волосы! — вскричала Алиса. — Это Домми! — Она слетела с крыльца и побежала ему навстречу.

62

Где-то на середине подъема кролик Джулиана увидел впереди людей и сделал попытку свернуть с дороги. Джулиан остановил его, потянув за уши, и замер, не в силах пошевельнуться — то ли он слишком устал, чтобы сражаться с бестолковой скотиной, то ли просто трусит, предоставляя Домми самому посвящать всех в новости. Вскоре к нему подбежал незнакомый мальчишка, худой и босоногий. Улыбаясь, он крикнул что-то по-таргиански, явно предлагая позаботиться о кролике. Джулиан сполз на землю, и паренек погнал ублюдка куда-то дальше, наверное, в загон. Теперь у Джулиана не оставалось иного выбора, кроме как подниматься по дороге навстречу толпе. Боже, как затекли ноги! Он грязен как свинья, голоден, утомлен и отчаянно нуждался в пинте горького.

Навстречу ему спускалась Алиса.

Он понял, что она уже знает.

Они встретились и обнялись, уронив головы на плечи друг другу.

— Он выполнил все, что хотел. — Джулиан сам удивился тому, как хрипло звучит его голос. — Я не думаю, чтобы ему… Я хочу сказать, даже если он знал, чем все кончится, он… Он поступил бы точно так же.

— Он знал. — Она отступила на шаг и посмотрела на него. Только бледность и поблескивающие глаза выдавали ее. — Я уверена, он все знал. Насчет Зэца никаких сомнений?

— Ну, тела никто не видел. Во всяком случае, в храме. Но статуя обрушилась. Я хочу сказать, это вполне убедительно, разве не так? И множество сообщений о раскаянии бывших Жнецов. Я этому верю.

— Эдвард каким-то образом убил его, — сказала Алиса. — Я уверена.

Она побледнела как полотно, но голову продолжала держать прямо.

— А насчет Эдварда тоже никаких сомнений?

Он покачал головой:

— Никаких.

Она кивнула и взяла его за руку.

— Вы едва на ногах стоите! Пошли в храм, мы найдем что-нибудь поесть.

Они двинулись вверх. Пальцы ее были холодны как лед. Он знал, что в последнее время ей не слишком везло с мужчинами: ее тайный любовник, ее муж, даже бывший опекун, преподобный Роланд, а теперь и двоюродный брат… молочный брат. Она, должно быть, уже привыкла терять близких; как бы то ни было, держалась она на редкость хорошо. Вот это выдержка! Почему она не спрашивает его больше ни о чем? Домми вряд ли успел все рассказать.

— Кто эти люди? — спросил он, не в силах больше выдерживать молчание.

Она бездумно улыбнулась:

— Верующие! Когда ушли Свободные, за ними прошла сначала армия. Как только она миновала, нас пришли проведать местные. Вон тот, седой, — Бр'крирг Как-То-Там, большой землевладелец. Он очень расположен к нам — посылает людей помогать с расчисткой, обеспечивает едой, инструментами и всем прочим. И Элиэль дает ему уроки новой веры, хотя у нас почти никто не говорит по-таргиански, но она умеет объяснять так, что ее понимают. А он нашел несколько человек, говорящих по-джоалийски. Они переводят, предложение за предложением.

Должно быть, таргианцы — это те мужчины с голыми ногами и вон те две женщины — их головы покрыты шалями. Рядом с ними Домми и четверо Свободных, легко распознаваемые даже на таком расстоянии по оборванной одежде. Потом группа разделилась — таргианцы с поклонами и прочими знаками глубокого почтения ушли, скрывшись за углом дома. Остальные пошли к дверям.

Алиса продолжала болтать:

— Пока вас не было, мы не бездельничали! Теперь здесь почти можно жить, если не считать жуков, и я не знала даже, что у них по восемь ног. Таргианская армия позволила Свободным уйти, и послы доставили обещанный провиант, по крайней мере в первый день. От них пока нет новостей, но уверены, что с ними все в порядке. А те из нас, кто остался, руки в кровь стерли, превращая это место в образцовое заведение, и Верховная Жрица из Элиэль просто замечательная. Даже Пинки обращается к ней не иначе как «ваше преосвященство»! Домми сказал, вы его кремировали?

— Там так принято. Я не думаю, чтобы он возражал, правда? Мы попали туда сразу после того, как все произошло. Там была, конечно, жуткая суматоха, люди разбегались тысячами, так что мы не сразу пробились к храму… Вы правда хотите, чтобы я вам это рассказывал?

— Расскажите все.

Они начали подниматься на крыльцо. Остальные уже вошли в дом.

— Это было похоже на землетрясение. Статуя Зэца рухнула, Карзона — повернулась на пьедестале, несколько колонн сместилось. Обитель Урсулы в соседнем доме получила некоторые повреждения, и пара небольших молелен тоже. Весь остальной город даже не затронуло. Другими словами, все ограничилось площадью узла. Эдвард был прямо перед идолом.

— Перед Зэцем?

— Перед Зэцем. Там они всегда казнят. Идол был высотой в шестьдесят футов, Алиса! Каменная кладка, облицованная серебряными пластинами, развалилась, как куча мусора. Не представляю, как обошлось без других жертв. Ну конечно, сначала она покачнулась несколько раз, так что у жрецов и народа было время отбежать.

Ее пальцы больно вцепились в его руку.

— А почему не убежал Эдвард?

— Он лежал на алтаре.

— Связанный?

Как раз этих подробностей ему не хотелось даже вспоминать, не то что рассказывать.

— Экзетер просто лежал там, когда все случилось. Когда мы нашли его, его руки были связаны, но ноги свободны. Все свидетели сходятся в том, что он был в сознании, хотя эти ублюдки, боюсь, и избили его до полусмерти. Почему он не бежал? Или по крайней мере не скатился с наковальни? Не знаю. Мне кажется, он просто был занят в это время, разбираясь каким-то образом с Зэцем.

— Продолжай! — ровным голосом сказала она.

— Хорошо. Вы знаете, как там это у них делается. Палач всегда берет молот Карзона, чтобы раскроить череп жертвы. Но он даже не дотронулся до Эдварда! Едва он поднял молот, как храм начал сотрясаться. Идол Зэца рухнул, рассыпавшись на куски. Никого больше не задело. Все остальные, конечно, разбежались. Что еще удивительнее, никого даже не задавили насмерть в панике. Было, я слышал, несколько травм, но ни одного смертельного исхода.

— Вы его нашли?

— Мы нашли его сразу же. Он лежал среди обломков алтаря. Он казался совершенно умиротворенным. — Джулиан сосредоточился на воспоминаниях о лице, подавляя мысли обо всем остальном. — Он ничего не успел почувствовать. Большой обломок раздавил его; он погиб мгновенно. Мраморный череп размером с сарай — неудивительно, что эта чертова статуя была такой неустойчивой. Мы его просто забрали. Жрецы были слишком перепуганы, чтобы мешать нам… Я думаю, все, кто стоял близко к алтарю, были оглушены маной: они тряслись и лопотали какую-то бессмыслицу.

Он помолчал, заглядывая в ту большую комнату, в которой они собирались всего несколько дней назад. Теперь комната была подметена и вымыта, обставлена дощатыми скамьями. Единственным украшением оставался щит над камином. Дворик за окнами лишился большей части своей растительности, а два пасущихся кролика бойко разделывались с тем, что осталось.

— Ей-богу, вы здесь неплохо потрудились!

— Это все Пинки и Титтраг. Мы называем ее молельней. У Элиэль есть наброски витражей в окна. Очень красиво… Ладно, пошли. Трапезная вон там.

Крик, от которого кровь стыла в жилах, эхом разнесся по зданию.

Джулиан подпрыгнул. Нервы его и так были на пределе.

— Черт возьми, что это такое?

— Думаю, — сухо проговорила Алиса, — обо всем сказали Элиэль Верховной Жрице.

Примерно через час…

Огонь раздраженно потрескивал в камине, на одном из столов горело две свечи, но большая часть света лилась в помещение через окна. Человек пять или шесть разом говорили на джоалийском, рэндорианском и английском. Джулиан не хотел привлекать ничьего внимания. Ему хотелось, конечно, уйти и завалиться спать, но еще больше — поваляться недели две, глядя в потолок, чтобы его взбудораженные мысли хоть немного улеглись. Впрочем, он сейчас нужен здесь Алисе, так что придется остаться.

— Мы воистину рады видеть тебя здесь, брат Каптаан.

Он повернулся — нет, эта женщина ему незнакома. Он пригляделся — не может быть: Элиэль Певица, но выше и старше. Она понизила голос до контральто и завязала волосы пучком на макушке. Это ей шло; у нее оказались красивые уши. Хламида ее была выцветшей, в пятнах и сильно потрепанной, будто ее выбросили в какой-нибудь обители за негодностью; посох, который она держала как украшенный алмазами скипетр, представлял собой всего лишь палку с изогнутой в кольцо веткой, но сколько величия в этой девице! Глаза ее заметно покраснели, но она полностью владела собой. Раздосадованный тем, что не сразу узнал ее, Дну лиан низко поклонился.

— Спасибо, ваше преосвященство.

Она милостиво кивнула.

— Кажется, все собрались. Давайте начинать. — Она подошла к единственному в помещении стулу во главе одного из столов и стукнула посохом в пол, призывая всех к молчанию.

Домми на раскатистом джоалийском рассказывал историю их плавания по реке. Алиса громко спрашивала его, где они достали кроликов, Проф Роулинсон кричал: «Капитан Смедли!»…

— Боже Всемогущий!

Все как один подскочили, повернулись, замолчали и склонили головы.

— Мы благодарим тебя за благополучное возвращение двоих наших братьев, Домми и Каптаана, и за те чудесные новости, которые они принесли нам. Дай нам видеть цели Твои в скорби нашей, и пусть наша радость по поводу уничтожения злобного Зэца не мешает нам видеть руку Твою во всех деяниях. Направь речи наши, молим Тебя, и веди нас дорогою правды Твоей. Аминь.

— Аминь, — хором повторили собравшиеся и, стараясь не шуметь, опустились на скамьи. Джулиан поймал взгляд Алисы, и на мгновение сквозь скорбь в них мелькнула веселая искорка; этот маленький епископ знает, чего хочет! Элиэль села и призвала собрание к порядку.

Значит, вот так все кончилось. Только девять человек осталось — девять из тысяч! Джулиан сидел между Алисой и огромной тушей Титтрага Каменщика, совершенно скрывшего от него сидевшего в конце стола Профа Роулинсона. Напротив сидели мрачный Килпиан Гуртовщик, Пинки Пинкни, Пиол Поэт и Домми, лицо которого так загорело и обветрилось, что на нем почти терялись веснушки. Собственно, представителей Церкви было и того меньше: Проф, Алиса и Джулиан не в счет — они не ученики и не Носители Щита. И все же в этой комнате собрались вместе и туземцы, и пришельцы, и то, что они сидели здесь на равных, уже исполняло один из заветов Экзетера. Как долго это продлится? Как скоро приберет Пинки к рукам Церковь? Харизма очень скоро вернет ему и помощников, и серебряную посуду, и свежевыглаженные скатерти.

Впрочем, в настоящий момент у Церкви Освободителя не было и двух медяков. Все религии зарождаются в бедности.

— Мы хотим услышать все с самого начала, — отчеканила Элиэль. — Но прежде расскажите нам о братьях Тьелане и Догтане, которые отправились вместе с вами.

Джулиану не хотелось говорить — ни сейчас, ни потом, — так что он молча кивнул на Домми, который даже обрадовался возможности отличиться в качестве рассказчика.

— Они остались там, ваше преосвященство, в надежде найти следы проклятого Доша Предателя. Они обещали не задерживаться долго, поскольку оба получили распоряжения от Освободителя и обязаны выполнить их, равно как и я сам.

— Мы рады слышать, что нам не нужно оплакивать еще и их. Не начнешь ли ты тогда свой рассказ, брат?

Домми говорил по-джоалийски, только изредка сбиваясь на рэндорианский. Когда он не сражался с английским, лицо у него становилось на редкость выразительным, у этого Домми. Сидевший рядом с ним старый Пиол Поэт лихорадочно скрипел пером, почти уткнувшись носом в стол и рискуя поджечь остатки своих седых волос от свечи. Пинки сидел зажмурившись; Килпиан Гуртовщик, по обыкновению, мрачно хмурился, что на самом деле не означало ничего. Элиэль была поглощена рассказом, но не забывала держать голову высоко. То, что делал Проф Роулинсон, было скрыто от Джулиана гигантской тушей Титтрага. Алиса…

Джулиан иногда исподтишка поглядывал на Алису. Прикусив губу, она старалась следить за рассказом. Теперь она точно решит вернуться на Землю, ибо никакого удовольствия от Олимпа больше не будет. Собственно, его бы не удивило, если от поселения пришельцев вообще ничего не останется. Надо потом повторить ей весь рассказ по-английски. Он слишком устал. Его угнетало чувство вины. Его переполняла скорбь. Почему, почему, ну почему он раньше не понял, что задумал Экзетер? Теперь-то это совершенно очевидно, но если никто об этом не догадается, он тоже не будет говорить им, даже ей.

Домми испытывал какие-то затруднения; он запинался и отчаянно жестикулировал.

Джулиан очнулся от своих мыслей.

— Я расскажу эту часть. Мы положили тело Освободителя на лист серебряной обшивки из этого Зэцева мусора и вынесли его из храма. Мы остановились отдохнуть на углу большой площади. Собралась толпа, и Домми обратился к ней. Он был так убедителен! Он рассказал им о смерти Зэца и о том, как Освободитель отдал свою жизнь ради этого. Они все рыдали. Черт, я и сам рыдал как маленький! И потом он… Нет, я думаю, на него нашло вдохновение! Он говорил: «Освободитель отдал свою жизнь, чтобы показать нам дорогу к Единственному Истинному Богу, и сейчас он, несомненно, поднялся на верхнюю ступень лестницы и объединился с Неделимым. Следуя его учению, мы тоже будем подниматься по лестнице, пока не объединимся с Ним. Он принес смерть Смерти не в том смысле, что наши тела не будут умирать, но в том смысле, что смерти больше не надо бояться. Мы тоже станем Освободителем. Мы тоже станем Богом». Мне кажется, ваше преосвященство, что это должно стать основным мировоззрением нашей Церкви.

Кто бы мог подумать, что Домми так хорошо говорит по-таргиански или что он сможет так убеждать людей? Домми был настоящим чудом, и Экзетер понял это много лет назад. А Джулиан — не понял. Другое чудо, конечно, — Элиэль. Она пока была еще неопытна и импульсивна, но очень скоро вырастет из этого, а если нет, все возьмет в свои руки этот Пинки.

Пиол торопливо записывал новую официальную доктрину; Домми и Элиэль помогали ему. Возможно, Экзетеру это и не понравилось бы. Он никогда не претендовал на роль Будды или Иисуса, но каждая секта должна наделять своих основателей совершенством. Даже Магомет, хоть и остался смертным, был все же не простым смертным.

Потом Домми, запинаясь, продолжил свой рассказ о том, как толпа воздвигла прямо там, на площади, погребальный костер. Голос его прервался, и в комнате воцарилась тишина. В сгустившейся темноте свечи горели ярче.