Пророчество о пришествии Разрушителя

ПРОЛОГ

С вязанкой дров на спине, такой же тяжелой, как и ребенок во чреве, женщина пересекала заснеженную долину, утопая по колено в снегу. Холодный морозный воздух затруднял дыхание и, проникая глубоко в легкие, холодил внутренности. Двадцати восьми лет, небольшого роста, однако сильная и здоровая, женщина привыкла к невзгодам, но когда жила среди соплеменников, неизменно могла рассчитывать на их помощь и сострадание. Теперь она осталась одна, и своего третьего ребенка ей предстояло родить, полагаясь лишь на саму себя, на свои силы и крепость духа. Несколько последних недель стояли сильные холода, и когда женщина с ужасом увидала, что дрова, которыми она отапливала жилище, быстро подходят к концу, она отважилась пойти в лес, ибо хорошо понимала, что без дров непременно умрет, а вместе с нею умрет и ее ребенок.

Хотя она и обрекла себя на одиночество добровольно, ее не покидало чувство тревоги. Больше всего она беспокоилась о ребенке. Две предыдущие беременности протекали достаточно тяжело, особенно в последние три недели, и все же роды прошли без видимых осложнений. Как-то будет теперь? Роды страшили женщину больше, чем стужа и одиночество. Она чувствовала: ребенок слишком большой, слишком буйный. По ночам он нередко не давал ей уснуть, неистово колотя ее кулачками и пятками, а попытки найти удобное положение, чтобы утихомирить ребенка, казалось, лишь раззадоривали его.

Женщина остановилась, подкинула на спине вязанку — так легче идти, а, значит, спокойнее и ребенку. Она родит сегодня, может быть, завтра: голова ребенка уже распирает ей таз, недаром каждый шаг дается с превеликим трудом. Женщина пошла дальше, к видневшимся впереди высоким хвойным деревьям, за которыми находилось ее жилище, упрятанное под навесом скалы у самого края Ледяных Альп.

Она ушла из дома, не сказав ни слова ни родственникам, ни друзьям, еще в то время, когда беременность не была заметной для окружающих. Чтобы добраться до уединенного места, ей пришлось оставить Аваринхейм, в лесах которого она жила с соплеменниками, и уйти далеко на север, а до того она старательно подготавливалась к побегу, собирая съедобные семена, орехи, ягоды и мэлфери, сладкие волокнистые клубни, основную пищу, потребляемую зимой. Мэлфери отыскалось немного, и женщина постоянно страшилась голода, с содроганием замечая, как тают и без того небольшие запасы мяса: струганины из кролика. Что будет с ней, что станет с ребенком, когда запасы съестного иссякнут?

Если бы она осталась в Аваринхейме, ей бы ни за что не разрешили рожать. Она зачала ребенка весной, в праздник Белтейн, посвященный возрождению жизни, который ее соплеменники, жители леса, постоянно справляли совместно с народом Ледяных Альп, встречаясь с горцами в светлых рощах, затерявшихся между горами и лесом. Каждый праздник, после отправления религиозных обрядов, неизменно заканчивался шумной пирушкой, на которой выпивалось вино, оставшееся с зимы. Белтейн длился всего одну ночь, первую ночь месяца Цветов, и только в эту ночь да еще в праздник Йул жители леса и горцы тесно общались друг с другом.

Вот уже три Белтейна подряд женщина примечала его — своего будущего избранника, стройного горца с красивым бледным лицом и золотистыми волосами, казалось, впитавшими нежные краски солнца, которому поклонялись оба народа. Он был первым среди чародеев Ледяных Альп, и вместе с шаманами ее собственного народа проводил религиозные церемонии. Она пугалась его могущества, но, тем не менее, тянулась к нему, восхищаясь его искусством и красотой. Она и сама была привлекательна. Ее большие, миндалевидной формы глаза и длинные вьющиеся каштановые волосы не заметить было нельзя.

И вот девять месяцев назад, в Белтейн, набравшись храбрости после выпитого вина, она, увидев своего избранника на поляне, смело шагнула к нему, давая понять, что ищет близости с ним. Его глаза возбужденно расширились, он улыбнулся, взял ее за руку, и она с трепетом ощутила своей мозолистой шершавой ладонью волнующее прикосновение его мягкой шелковистой руки. Он был нежен, шептал ей ласковые слова и только потом увел в уединенное место, где свидетелями их близости стали лишь звезды, которые, казалось, кружили над головой.

— О Повелитель Звезд! — прошептала тогда она потрескавшимися губами.

Воспоминания прервала начавшаяся метель. Деревья, только что хорошо различимые, почти исчезли в желтоватой и мутной мгле, сквозь которую летели белые хлопья снега. Женщина попыталась идти быстрее. Куда там! Ребенок зашевелился, потянул вниз. Энергичный! Женщина улыбнулась. Конечно, ее ребенок будет самым восхитительным, самым необыкновенным. Разве родится другой от Повелителя Звезд? Она похвалила себя в душе, что поступила по-своему.

Ее соплеменники, как, впрочем, и люди с гор, хотя и не чуждались друг друга, считали недопустимым, чтобы ребенок родился от чужака. Она хорошо знала этот запрет. Недаром ее соплеменницы после каждого праздника отправлялись на сбор травы, прерывавшей беременность. Такую траву она собрала и сама после встречи с Повелителем Звезд, но так и не смогла заставить себя выпить отвар, готовя его снова и снова. В конце концов она решила родить, придя к успокоительной мысли: когда ребенок родится, его примут в сообщество, увидав, что он ничем не отличается от обыкновенных детей, а если и выделяется, то лишь своей красотой и могучим телосложением.

Женщина стиснула зубы и снова попыталась ускорить шаг. Она должна дойти до жилища. Она не собирается умирать. Внезапно она услышала странный, едва различимый шепот, прилетевший, казалось, с порывом ветра. Женщина вздрогнула, остановилась, откинула с лица разметавшиеся пряди волос, прислушалась. Так и есть: шепот, жуткий леденящий кровь шепот. Скрелинги, бесплотные духи!

Женщина застонала. От страха свело желудок. Однако надо идти. Скорее к деревьям! Скрелинги орудуют только на пустоши, деревьев они боятся. Она ускорила шаг, но от неосмотрительного движения вязанка неожиданно развязалась, и дрова рухнули в снег. Снова раздался шепот. Теперь уже не до дров. Женщина пошла дальше. Внезапно споткнулась, упала, ударившись животом. Ребенок отозвался болезненными толчками.

Снова шепот. Все ближе, ближе. Сердце женщины бешено застучало, она жадно глотала воздух, стараясь восстановить сбившееся дыхание. Постепенно пришла в себя. Биение сердца замедлилось, в глазах прояснилось.

Неожиданно ветер донес смешок, мерзкий и плотоядный. Она снова содрогнулась от ужаса, но собрав последние силы, уперлась руками в землю и поднялась на ноги. Только бы дойти до деревьев! Но тут шепот стал явственным:

— Сладкая, сладкая… аппетитная, аппетитная.

И стоило раздаться этому шепоту, как перед женщиной возникли призрачные видения: три пары глаз, светившихся серебром, над разинутыми хищными ртами, с которых капала омерзительная слюна. Женщина издала крик смертельного ужаса и шарахнулась в сторону. Немного придя в себя, она неуклюже двинулась дальше, размахивая руками в пустой надежде отогнать духов.

Как их отгонишь, если она смертельно напугана? Духи питаются страхом, исходящим от человека, а когда тот иссякнет — человеческой плотью. Женщина чувствовала: ей не уйти от духов. Что станет с ребенком? И, словно переняв этот страх, ребенок что есть мочи заколотил кулаками, локтями, пятками.

Женщина схватилась за живот, скорчилась и упала. Скрелинги остановились, озадаченно поглядывая на жертву. Женщина застонала. Она стонала все громче и громче и вдруг издала душераздирающий вопль, исторгнутый, казалось, невыносимой болью и ужасом. Духи заурчали от непомерного удовольствия. Женщина подняла голову, прошептала:

— Помогите! Помогите, пожалуйста!

Скрелинги недоуменно переглянулись. Их еще никогда не просили о помощи. Может, эта женщина перестала бояться их? Может, им самим надо опасаться ее?

Женщина содрогнулась. Из-под ее одежды пролилась струйка крови. Аппетитный привлекательный запах и манящий вид крови придали скрелингам смелости. И все же они терялись в догадках: почему эта женщина умирает, умирает сама по себе, не изведав ни острых клыков, ни когтистых лап? Не зная, что предпринять, духи замерли в ожидании.

Но вот дрожь потрясла члены женщины, ее глаза дико раскрылись, она испустила вздох, похожий на крик, побелела и замерла, разжав кулаки. Потом лицо ее посинело и лишь глаза остались открытыми.

Духи молчали и только слегка покачивались от пронзавшего их насквозь холодного ветра. Странная смерть женщины привела их в смятение. Наконец самый смелый из них подошел к бездыханному телу и склонился над ним. Запах крови придал ему храбрости и, вцепившись в одежду женщины, он рванул ее когтистыми лапами. Рванув, отпрянул от тела в великом недоумении.

Между ногами женщины в луже крови лежал младенец. Духи снова заурчали от удовольствия. Урчание прервал плач. Ребенка подняли на руки. Он замолчал. Духи заворковали. Они вскормят его, полюбят, а когда он вырастет, станут поклоняться ему. Но сейчас скрелинги были голодны и, бесцеремонно положив младенца в сугроб, они набросились на еще теплую плоть его матери.

По другую сторону Ледяных Альп и тоже утопая в снегу, другая женщина боролась за свою жизнь. Чтобы выжить, ей надо было подняться в горы. Она, только что оступившись, содрала с руки ноготь и теперь стояла, прислонившись к мерзлой скале, тяжко постанывая и обсасывая пораненный палец, оставшийся без ногтя, как и все пальцы рук, еще недавно нежных и шелковистых.

Вот уже сутки она сражалась с горами, хотя была не только ослаблена недавними родами, но и подавлена смертью ребенка, которого ей не дали даже оплакать, ибо повивальные бабки, успев лишь ахнуть над мертворожденным, унесли его тельце прочь, не показав потрясенной матери. Повивальных бабок сменили двое мужчин, которые с холодной жестокостью бросили ее в разбитую колымагу и привезли к подножию гор, где и оставили умирать, не обагрив свои руки кровью, безжалостно рассудив, что она падет жертвой населявших горы отверженных или умрет медленной мучительной смертью, проклиная тот час, когда решилась родить внебрачного ребенка.

Но женщина расставаться с жизнью не собиралась, хотя и посинела от холода. Ее ноги окоченели, и она их не чувствовала, застывшие руки были в ссадинах и порезах, оставшиеся без ногтей пальцы покрылись ледяной коркой, а губы так затвердели, что не сжимались. И все-таки женщина не сдавалась, присущее ей упорство не позволяло предаваться отчаянию, хотя она и осознавала, что шанс спастись невелик.

Сидя на высоком утесе, за женщиной с любопытством наблюдало крылатое существо, которое могло, не напрягая глаза, увидеть с расстояния пяти лиг такую мелочь, как мышиный помет. Рассудив, что пришелица непозволительно вторглась в его владения, существо расправило крылья и нехотя поднялось в воздух, недовольное тем, что его оторвали от важного и приятного занятия: чистить перья и прихорашиваться. Это было тщеславное существо.

Услышав шум крыльев, женщина подняла голову и посмотрела ввысь затуманенными глазами.

— Повелитель Звезд? — прошептала она с надеждой и, нерешительно подняв руку, добавила обескровленными губами: — Это ты?

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Башня Сенешаля

Голубой орел, распластав огромные крылья, лениво парил в восходящем потоке воздуха над серебристо-голубой гладью Чаши, большого и глубокого озера, разделявшего Нордру, главную реку Ахара, на две неравные части: большую, протекавшую почти через всю страну, и меньшую, катившую воды в Тиррское море. На берегу Чаши виднелся древний город Карлон, окруженный стеной из розоватого камня и расцвеченный тысячами флагов и стягов, под которыми поблескивали на солнце крыши домов, устланные листовым серебром и золотом.

Орел был сыт: он уже позавтракал, сначала закусив рыбой, пойманной в озере, а затем отведал объедков, выбрав самые лакомые куски из огромной свалки, устроенной на берегу озера. Покружив над водой, орел медленно полетел на восток к башне Сенешаля, белокаменной семистенной постройке, вздымавшейся к солнцу на добрую сотню пейсов. Долетев до башни, орел повернул на север, высматривая среди деревенских строений затененное место для отдыха. Заметив подходящий навес, орел пошел на снижение, недоумевая в который раз, почему жители этих мест так боятся деревьев, что еще в стародавние времена вырубили весь лес, и дивясь укладу жизни этих людей, избравших для себя Путь Топора и Плуга.

В то же время Джейм, Брат-Наставник религиозного братства Сенешаль и главный посредник между богом Артором-Пахарем и ахарами, в задумчивости расхаживал по комфортабельной комнате, расположенной на верхнем этаже башни.

— Час от часу не легче, — пробормотал он тревожно.

Долгие годы Джейм отказывался взвалить на себя тяжкую ношу: вступить в должность Брата-Наставника, однако пять лет назад все-таки уступил многочисленным просьбам братьев, в один голос заверявших его, что сам Артор желает видеть его на этом посту. И вот теперь Джейм опасался, что именно ему, а не Артору придется бороться с невзгодами, которые, похоже, обрушатся на Ахар после тысячелетия почти безмятежной жизни.

Он вздохнул, подошел к окну, машинально его подергал — закрыто: на дворе было холодно, хотя осень только вступала в свои права — шла первая неделя месяца Опавших Листьев. А вот в комнате было тепло — в камине потрескивали дрова, и на каминной полке и стенах языки пламени рисовали, казалось, золотом затейливые узоры.

— Ты не веришь этим донесениям, Брат-Наставник? — спросил младший по возрасту из двух находившихся в комнате помощников Джейма.

— Сын мой, вот уже несколько сотен лет наши люди не видели никого из отверженных. Полагаю, что донесения, о которых ты говоришь, зиждутся на боязливости фермеров, которые в темноте шарахаются даже от кролика. У страха глаза велики, — Джейм счел нужным успокоить Гилберта, которому случалось проявлять беспокойство по самому ничтожному поводу. Тот был молод и за свою короткую жизнь даже не выезжал за пределы Карлона.

Гилберт озабоченно провел рукой по выстриженной макушке, взглянул на Морисона, первого советника Джейма, словно хотел разделить с ним недоумение, и лишь после этого возразил:

— Но часть сообщений мы получили от наших братьев из Горкентауна.

Джейм собрался было ответить, что братья из обители Горкентауна и сами не храбрее крестьян, но промолчал и только снова вздохнул, вспомнив, что тревожные сообщения поступили также из Смиртона, поселка, расположенного вблизи долины Отверженных на севере Скарабоста, одной из провинций Ахара.

Размышляя, Джейм сел за письменный стол, опустившись в мягкое кресло. Он не был ханжой и хотя не подчеркивал, но и никогда не скрывал, что ничто человеческое ему не чуждо. Ему нравились и удобная покойная обстановка апартаментов, и вкусная пища, и внимание окружающих, и частые приглашения удостоить своим присутствием дома знатных карлонцев. В часы отдыха (когда был свободен от управленческих дел и богослужения) он читал, отдавая дань прекрасной библиотеке, или вел мысленную беседу с кем-либо из святых, чьи лики были запечатлены на иконах, развешенных между книжными полками. Чаще всего его собеседником был сам Артор, даровавший ахарам Плуг, позволивший им подняться из варварства.

Брат Морисон, высокий худой человек с лицом, изборожденным морщинами, смотрел на Джейма с любовью и уважением. Они познакомились в юности, много десятилетий назад, и оба еще в молодые годы были представлены ко двору как представители религиозного братства. «Как давно это было», — думал Морисон с грустью, глядя на своего старого друга, чьи волосы и пушистая борода успели полностью поседеть. Да и сам Морисон уже давно не мог похвастаться шевелюрой, когда-то пышной и непокорной, хотя и поседел меньше Джейма.

Когда Джейм стал Братом-Наставником, пожизненно заняв главную должность в братстве, он сначала назначил Морисона своим первым советником, а затем сумел настоять на том, чтобы Боевым Топором, командиром топороносцев, элитных воинов братства, стал Аксис, его протеже, молодой человек, еще не достигший тридцатилетнего возраста, чем вызвал возмущение при дворе и недовольство самого короля Приама, который все-таки уступил, не имея прямого права вмешиваться в дела Сенешаля.

Посчитав, что пора вступить в разговор, Морисон поклонился и, выпростав руки из длинных рукавов одеяния, неторопливо проговорил:

— Брат-Наставник, возможно, следует просмотреть все поступившие в последние месяцы донесения и произвести их анализ.

Джейм кивнул и жестом пригласил сесть обоих помощников. Те уселись на стулья, лицом к камину, в котором все еще пылали дрова, нарубленные и просмоленные ахарами в те далекие времена, когда они вырубали по всему королевству леса, лишая прибежища коварных отверженных и отводя землю под пашню.

— Ты, как всегда, прав, брат Морисон, — согласился Джейм и перевел взгляд на другого помощника. — Гилберт, не сочти за труд обобщить поступившие донесения. Ты единственный, кто прочел их все до единого.

И Джейм, и Морисон недолюбливали Гилберта, высокого худощавого юношу с вечно потными руками, выходца из знатной карлонской семьи, и, вероятно, потому не в меру честолюбивого. Однако оба отдавали должное его сметке и методичности, с которой он выполнял любую работу.

Гилберт выпрямился на стуле и взглянул на своих собеседников, как строгий учитель на нерадивых учеников. Джейм и Морисон едва подавили улыбку.

— Все мы ходим под Артором, — благочестиво произнес Гилберт. Слушатели поморщились. Выдержав паузу и окинув слушателей испытующим взглядом, Гилберт продолжил: — Мы получили немало тревожных сообщений из пограничных районов. Так, наши братья из обители Горкентауна сообщили, что командир Горкен-форта потерял немало людей за время зимнего патрулирования.

Горкентаун, небольшой городок, построенный вместе с фортом много веков назад, находился в двухстах лигах севернее Карлона у южного входа в Горкен-проход и служил главным опорным пунктом ахаров на севере.

— Мы всегда теряем солдат зимой, — заметил Джейм. — Кто-то непременно замерзнет, заблудившись в снегах.

Гилберт нахмурился, недовольный тем, что его прервали.

— В прошедшую зиму наши потери катастрофически возросли, — продолжил он назидательно. — К тому же солдаты Горкен-форта одни из лучших в Ахаре, все — из личной гвардии герцога Борнхелда. Как мне стало известно, и герцог, и лорд Магариз, командир Горкен-форта, крайне встревожены, что потеряли за зиму восемьдесят шесть человек. Да, зима — враг ахаров, но теперь оба предполагают, что среди снежных заносов завелся и другой враг.

— Вряд ли герцог Борнхелд так уж встревожен, — спокойно возразил Морисон. — Последнее время он все крутится при дворе, хотя наместнику Ихтара самое место в своей провинции.

Гилберт сверкнул глазами. Похоже, его принимают за недоумка — его, который денно и нощно трудится, собирая нужную информацию.

— Герцог Борнхелд был в Ихтаре в месяце Цветов и в месяце Роз, брат Морисон, и не только в своих резиденциях в Хсингарде и Сигхолте, но и в Горкентауне, куда ездил специально, чтобы проинспектировать гарнизон. Возможно, брат Морисон, ты был слишком занят сбором церковной десятины и потому не знаешь об этом.

— Гилберт! — гневно воскликнул Джейм.

Гилберт неохотно склонил голову, показав стриженую макушку. Вряд ли он пожалел о своих словах, но по сердитому взгляду Брата-Наставника нетрудно было понять, что юноше не избежать порицания, когда останется с ним с глазу на глаз.

Подняв голову, Гилберт невозмутимо спросил:

— Продолжать?

Джейм раздраженно кивнул.

— Солдаты из Горкен-форта нашли несколько трупов, в которых признали своих погибших товарищей, — сообщил Гилберт ледяным голосом. — Так вот эти трупы были наполовину съедены. Ни в Ихтаре, ни в Рейвенсбанде не водятся звери, которым по силам справиться с закованным в доспехи солдатом, вооруженным мечом и пикой.

— Может солдаты стали жертвами снежных медведей? — предположил Джейм. — Ходят слухи, что на крайнем севере Рейвенсбанда эти звери нападают и на людей.

— Горкен-форт слишком далеко от места обитания этих хищников, — возразил Гилберт. — Чтобы попасть в Ихтар, медведям пришлось бы пройти по Горкен-проходу, а это шестьдесят лиг, или перевалить через Ледяные Альпы, но медведи в горы не забираются, — Гилберт покачал головой. — Полагаю, снежные медведи здесь ни при чем.

— Может, к гибели людей причастны рейвенсбандцы? — задумчиво проговорил Морисон.

Рейвенсбанд, расположенный в дикой бесплодной местности, формально считался еще одной провинцией королевства, которой также управлял Борнхелд. Эту провинцию населяли полудикие племена, занимавшиеся охотой на тюленей и снежных медведей. Их мало что связывало с ахарами, и герцог с согласия короля почти не вмешивался в их жизнь.

— Полагаю, что и рейвенсбандцы здесь ни при чем, — с расстановкой ответил Гилберт. — Они пострадали не меньше наших солдат. Часть племен рейвенсбандцев уже подалась в Ихтар. Их люди рассказывают страшные вещи.

— Что именно? — спросил Джейм.

— А то, что вместе с ветрами, дувшими всю последнюю зиму, перемещались с места на место кровожадные существа, охотившиеся за человеческой плотью. Узнать об их приближении можно было только по шепоту, доносившемуся с порывами ветра, а увидеть лишь после того, как они наедятся. До нападения на жертву они невидимы, а насытившись, светятся ее кровью. Рейвенсбандцы, не боящиеся даже снежных медведей, всю зиму старались не отходить далеко от дома.

— И что же, все жертвы этих существ безропотно умирали?

— Вовсе нет. С этими существами сражались, но, говорят, они бестелесны. Меч протыкает их, не причиняя вреда. Человек, схватившийся с этими существами, почти наверняка обречен. Только немногим удалось унести ноги.

— Может, эти кровожадные существа действуют по указке отверженных? — шепотом предположил Морисон, первым отважившись назвать имя противника, которое у всех крутилось на языке.

— Подожди, Морисон, — сказал Джейм. — Пусть Гилберт расскажет все до конца, — все трое уже забыли о недавней размолвке, вызванной неуместным замечанием Гилберта.

— Солдаты лорда Магариза также видели этих призраков, видели перед смертью, — зловеще продолжил Гилберт. — Это стало известно со слов тяжело раненного солдата, который, перед тем как испустить дух, успел доложить Магаризу о схватке с противником. Так вот, этот солдат рассказал, что его атаковали бестелесные существа, против которых его оружие оказалось бессильным.

— Как этим призракам удалось ранить солдата, закованного в доспехи? — недоуменно спросил Джейм.

— По словам умиравшего, эти бестелесные существа просочились в щели между доспехами и одеждой и, в конце концов, добрались до тела.

Все трое содрогнулись от ужаса. Брат-Наставник закрыл глаза и воззвал мысленно к Артору, обратившись к нему за помощью.

— Почему же этого солдата не съели? — спросил Морисон.

— По-видимому, они были сыты, разделавшись с остальными солдатами из дозора, — ответил Гилберт.

Джейм встал и подошел к шкафу.

— Думаю, Артор простит нас, если мы выпьем немного вина в неурочный час, — сказал Брат-Наставник, доставая из шкафа бутылку с красным вином и три стеклянных бокала.

Разлив вино по бокалам, Джейм приподнято произнес:

— Широкой борозды, глубокой борозды!

— Широкой борозды, глубокой борозды! — ответили в один голос его помощники, повторив фразу, служившую членам братства и здравицей, и приветствием, и напутствием.

Ритуал и выпитое вино придали собеседникам силы.

— Какие еще известия с севера, Гилберт? — спросил Джейм.

— На севере зима выдалась на редкость суровой. Вы помните, что даже мы страдали от холода и в месяце Ворона, и в Голодном месяце, а снеготаяние началось лишь в месяце Цветов. На севере снег начал таять еще позже, а на Уркхартских горах пролежал все лето.

Джейм удивленно поднял брови. Похоже, Гилберт осведомлен о положении дел во всем королевстве. Вероятно, у него свои источники информации, о которых не знает даже он, Брат-Наставник.

— Если снег лежал на Уркхартских горах и летом, то, вероятно, холода долго держались и в Горкентауне. Скажи, Гилберт, а в летние месяцы эти бестелесные существа появлялись?

— Нет, эти призраки появлялись только зимой.

— Впереди следующая зима, — Джейм тяжко вздохнул. — Видимо, нас ожидают новые беды.

— Так думают и наши братья из обители Горкентауна, — угрюмо сообщил Гилберт.

В Горкентауне располагалась небольшая обитель, в которой жили монахи, приверженцы аскетизма и созерцательного образа жизни, стремившиеся к религиозному совершенству.

— Чем они руководствуются?

— Считают, как уже предположил Морисон, что бестелесные существа действуют по указке отверженных.

— У них на то есть веские основания?

— Они разговаривали с солдатами, а некоторые из братьев в зимние ночи видели во сне демонов.

— Хороши основания! После твоих сообщений, Гилберт, мне тоже ночью снятся кошмары, но я не причисляю тебя к отверженным.

Довольный собственным остроумием, Джейм рассмеялся. Морисон хмыкнул. Гилберт натянуто улыбнулся.

— А скажи, Гилберт, сами братья из Горкентауна видели что-нибудь необычное? — мягко спросил Морисон, стараясь скрасить тяжеловесный юмор Брата-Наставника.

— Ничего необычного сами они не видели, но они сообщают о панических настроениях в городе, о брожении среди солдат гарнизона. Поднять дух людей не могут даже молитвы. Люди боятся ходить по улицам. Страшатся встречи с отверженными.

— Об этих отверженных мы ничего толком не знаем, — в сердцах сказал Джейм. Он поднялся и заходил взад и вперед по комнате, досадуя, что не в силах правильно оценить обстановку, сложившуюся в Ихтаре.

Остановившись, Джейм поднял глаза на Гилберта.

— Оставим пока в покое братьев из Горкентауна. Что сообщают из Смиртона?

Поселок Смиртон стоял на Хлебородной равнине вблизи долины Отверженных, и Джейм не без основания полагал, что если отверженные снова нападут на Ахар, то, выдвинувшись из леса Теней, они начнут наступление из долины, угрожая равнине, житнице королевства.

— Из Смиртона тоже тревожные сообщения. Брат Хаген, местный Хранитель Плуга, уведомил о появлении вблизи долины Отверженных странных существ. За последние несколько месяцев их видели пять раз. Эти создания не имеют ничего общего с теми призраками, о которых мы говорили. Они похожи на людей, но только похожи. Эти существа невысоки и мускулисты, черноволосы, со смуглыми лицами. В темноте их почти не видно. Впрочем, они еще никому не причинили вреда. Скорее сами избегают людей. Каждый раз, когда видели подобное существо, у него на руках был ребенок, и хотя в поселке дети не пропадали, жители уже с наступлением сумерек запирают двери и окна. Возможно, эти существа украли ребенка где-нибудь в другом месте.

— Чем же они отличаются от людей? — спросил Джейм, остановившись около Гилберта.

Советник пожал плечами.

— Я только пересказываю сообщение Хагена. В детали он не вдается.

Джейм вздохнул и похлопал Гилберта по плечу.

— Все-таки я не думаю, что нам угрожают отверженные.

Все ахары прекрасно знали, что тысячу лет назад их предки в течение долгих десятилетий воевали с отверженными, вторгнувшимися в Ахар. В результате боевых действий, названных «Войнами Топора», захватчики были изгнаны, отступив туда, откуда пришли — в Ледяные Альпы и лес Теней. Победив, ахары вырубили в стране все леса, убедившись во время войны, что лесные чащобы помогают противнику укрываться. Однако после победы зародилось поверье, что отверженные вернутся и с помощью колдовства снова попытаются покорить королевство. Преданию верили, и отверженными даже пугали непослушных детей.

Оставив Гилберта, Джейм подошел к камину и, склонившись над очагом, принялся потирать руки, как вдруг, к его ужасу, они неожиданно задрожали. Сжав руки в кулаки и спрятав их в длинные рукава мантии, он медленно обернулся и произнес:

— Завтра именины Приама. В Карлоне пройдут торжества, которые завершатся приемом в королевском дворце. Приам удостоил приглашением и меня. Я расскажу ему о наших тревогах. В создавшейся обстановке нам следует действовать согласованно. Если угроза войны с отверженными действительно существует, народ должен сплотиться как никогда. Артор поможет нам всегда и во всем.