– Сейчас, когда вы об этом спросили, я не уверена, что слышала, – проговорила она более спокойно. – Было очень шумно, здесь всегда ужасно шумно, я уже много раз об этом говорила другим нашим патронессам, и его замечание было похоже на шепот. Но он так сказал! Он сказал! Не кто иной, как… кто же это был? Молодой Пертуи? Мне кажется, это был он, и какой джентльмен! Он помог мне сесть. Естественно, мне стало дурно, и он повторил то, что сказал Берлингем. У меня нет основания ему не верить. Зачем ему все придумывать? Он – разумный молодой человек. Но могу вас уверить, что этот пьяный Берлингем действительно свалился, как мешок, и его пришлось унести. Так себя вести! В «Олмеке»! – Она снова разгневалась.

– О мадам, как это должно быть чудовищно! – с сочувствием произнесла Бетс. – Я вам так благодарна за то, что вы рассказали. Как любезно с вашей стороны. А я уверена, вам так неприятно об этом вспоминать.

Миссис Драмонд-Барел немного успокоилась и внимательно посмотрела на Бетс.

– Я вас знаю, не так ли? – спросила она. – Вы…

– Леди Элизабет Фортескью, – напомнила Бетс. – Моя мать, вдова графа Стенбурна, графиня Стенбурн. – Леди Стенбурн улыбнулась.

– Конечно, – миссис Драмонд-Барел повеселела. – Я помню графа, вашего мужа. Какой прекрасный человек. Правда, я была совсем девочкой, когда он умер.

– Да, он был прекрасный человек, – согласилась леди Стенбурн. – Благодарю вас.

Они обменялись еще несколькими любезностями, и Бетс настойчиво увела мать от миссис Драмонд-Барел, хотя леди Стенбурн была готова рассказывать о своем муже столько, сколько миссис Драмонд-Барел была готова слушать.

Бетс торжествовала.

– Ты слышала? – спросила она, ликуя. Ей приходилось сдерживать себя и следить за тем, чтобы ее голос не звучал слишком громко. – Она сама не слышала, как Берлингем произнес эти ужасные слова. Она поверила тому, что ей сказал этот мерзкий Джордж Пертуи! Клянусь, я все время это знала. Берлингем никогда бы не стал ее оскорблять. Это на него не похоже. И ты это знаешь, мама. Он когда-нибудь говорил что-нибудь подобное в твоем присутствии? Нет, конечно!

– Но он был пьян, – возразила леди Стенбурн. – Ты знаешь, что даже джентльмен перестает себя вести по-джентльменски, когда он пьян, – она со значением посмотрела на дочь.

Они обе слишком хорошо знали, как вел себя, когда напивался, младший сын покойного графа Стенбурна. Брат Годфри – Уильям.

Возмущенная Бетс забылась.

– Берлингем не имеет ничего общего с Уильямом! – заявила она и покраснела, когда несколько человек повернули головы в их сторону.

В этом месте не стоило афишировать свое знакомство с Берлингемом. Здесь слишком многие знали о его падении и не испытывали к нему никакого сочувствия.

– Мне нужно поправить прическу, – пробормотала Бетс и подтолкнула мать к дамской уборной. – Как Уильям, в самом деле. Ха!

Успокоившись, Бетс вернулась в зал. Ее живое лицо, светившееся радостью, оттого что она выполнила свою миссию, платье, которое ей необыкновенно шло, привлекли к ней внимание не одного молодого человека. А ей больше всего хотелось отправиться домой и придумать, как бы побыстрей сообщить графу Берлингему хорошие новости. Когда она предложила леди Стенбурн поехать домой, та пришла в ужас.

– Когда на тебя стали обращать внимание?! – воскликнула леди Стенбурн. – Мы ведь здесь именно для этого, вспомни. Посмотри внимательно! Разве не сын маркиза Меркуорта идет к нам? И я вижу, как виконт Прейд смотрит на тебя! Мы остаёмся. – Она, нахмурившись, посмотрела на дочь и отвернулась, чтобы улыбнуться сыну маркиза Меркуорта.

Бетс незаметно вздохнула и постаралась быть любезной с джентльменами, которые приближались к ним, позаимствовав походку у гусей, Бетс была в этом уверена.

Они пробыли в «Олмеке» почти до одиннадцати вечера. Бетс танцевала, ее угощали пирожным и оршадом, и она снова танцевала. Леди Стенбурн радостно наблюдала за ней. Молодой лорд Фидминстер настоял на том, чтобы отвезти их домой в своем экипаже, когда узнал, что у них нет сопровождающего, и задержал руку Бетс в своей, когда помогал ей сесть в экипаж.

– Необыкновенно удачный вечер! – воскликнула леди Стенбурн, когда они оказались дома. Она сняла свой тюрбан и поправила перед зеркалом волосы. – Разве нет? Ты выглядишь усталой, дорогая. Боюсь, ты не привыкла так много танцевать.

– Возможно, – рассеянно ответила Бетс.

Завтра! Завтра она его увидит и скажет ему, что оскорбление, которое он якобы нанес миссис Драмонд-Барел, было выдумано Джорджем Пертуи от начала до конца. Он будет в восторге. Он возьмет ее руки в свои и посмотрит ей в глаза…. ближе… и ближе… и…

Но есть ли у них будущее? Что, если слова мистера Пертуи о том, что граф Берлингем беден, правда?

Она убеждала себя в том, что уже поймала мистера Пертуи на лжи. Можно не сомневаться, что он лгал, когда говорил, что у Берлингема нет ни фартинга за душой.

Убедив себя, Бетс подробно рассказала матери о всех своих кавалерах и отправилась спать. Она заснула почти мгновенно.

Следующий день, четверг, был неприятным, мрачным и сырым. Над городом повис туман, временами моросил дождь. В доме было так темно, что леди Стенбурн приказала зажечь свечи за завтраком. Казалось, что такая атмосфера, действовавшая на всех угнетающе, не смогла испортить приподнятого настроения лишь Бетс. Леди Стенбурн с несчастным выражением лица смотрела на яйца вкрутую, было видно, что она думает о чем-то своем. Молли рядом грохотала тарелками, словно это были ее злейшие враги. Хорошее настроение Бетс казалось неуместным.

– Чему это ты так радуешься? – спросила ее мать, когда очнулась от своих мыслей и заметила веселое лицо Бетс. – Признаюсь, что я ожидала букеты цветов, письма, приглашения после такого успеха в «Олмеке». Я думала, что хотя бы молодой лорд Фидминстер… Ведь он был так любезен, подвез нас домой и… Но никого нет и ничего нет. Ах, может быть, позже… – Она театрально вздохнула.

– Но, мама! Берлингем должен сегодня прийти! Как ты могла забыть? Для меня большое облегчение, что больше никто не появился, иначе мне пришлось бы их оставить, и тебе пришлось бы их развлекать, пока я бы ездила кататься с графом, – Бетс улыбнулась в предвкушении.

– Кататься? Сегодня? В такую погоду? О чем ты думаешь? Ты никуда не поедешь. Сомневаюсь, что граф тебе предложит сегодня кататься, если он появится, в чем я тоже сомневаюсь. В любом случае я не разрешаю тебе выходить, ты простудишься. Посмотри на себя! Да этот тонкий муслин никого не согреет. Что у тебя в голове? – леди Стенбурн продолжала причитать и принялась за яйцо, которое уже остыло.

– Я обязательно надену накидку и шляпу и возьму зонтик, – ответила Бетс. Она отхлебнула чаю. Он был слегка теплый. – Принеси мне, пожалуйста, свежего чаю, Молли, – попросила она мрачную горничную. – Этот уже остыл.

– Он был горячим, когда я его принесла, – пробурчала Молли. – Всегда опаздывают к завтраку… – Она отправилась на кухню с чайником. Бетс слышала, как они с кухаркой громко обменивались мнениями, и вскоре Молли, настроенная воинственно, принесла чайник.

– Вот, – сказала Молли, – стряпуха хочет знать, сколько еще ее горячей воды вам понадобится.

– Ее горячей воды? – Леди Стенбурн была возмущена. – Молли, не могла бы ты узнать у стряпухи, что она имеет в виду. – Она встала и в негодовании отодвинула подставку с холодным яйцом. – Я сама с ней поговорю, я думаю… или, может быть, ты, Бетс? Ты жаловалась, что чай холодный. – Она снова села и принялась за яйцо.

Молли зловеще улыбалась, когда Бетс неохотно отправилась на кухню. Настроение Бетс быстро портилось. Их слуги снова поссорились.

Леди Стенбурн сокрушалась, что нет никаких известий от джентльменов, с которыми танцевала Бетс накануне в «Олмеке». На нее ни один из них не произвел впечатления. А Берлингем? Неужели он надеется, что она поедет с ним на прогулку в такой мерзкий день? В открытой коляске? Но как еще они могут остаться наедине, чтобы она смогла ему рассказать о своей встрече с миссис Драмонд-Барел? Разве они не собирались в «Эстлиз»?

Она была готова уже отражать атаки стряпухи, когда в дверь постучали. Молли, руки которой были заняты тарелками, шла на кухню, когда Бетс появилась в коридоре, собираясь сама открыть дверь. Столкновение оказалось неизбежным. Они с Молли отошли в сторону, одну и ту же сторону, затем одновременно – в другую, но ничего не помогло. Они столкнулись, и Молли уронила тарелку леди Стенбурн, наполовину съеденное яйцо вылетело из подставки и приземлилось на ковер в холле. Молли вскрикнула. Бетс замерла на мгновение, стиснув кулаки. Она смотрела на Молли.

– Убери, – приказала она, – я открою дверь.

– Да, мэм, – кивнула сконфуженная Молли. Она пыталась собрать с ковра остатки яйца, когда Бетс прошла мимо нее, задев ее своим платьем, и открыла дверь.

– Доброе утро! – весело произнес Роб.

Бетс посмотрела через его плечо на коляску. Билли держал вожжи и танцевал какой-то дикий танец. Его тога намокла и прилипла к тощему телу, и под ней, казалось, мало что было.

Роб заметил ее взгляд.

– Он пытается согреться, – объяснил Роб. – Противный день. Можно мне войти?

– Конечно, – сказала она, вспомнив о правилах хорошего тона. – А как же Билли?

– А что с Билли?

– Вы не можете оставить его на холоде и под дождем. Он до смерти замерзнет!

Она впустила Берлингема, но продолжала смотреть в открытую дверь на Билли.

– Он привык. К тому же я не собираюсь у вас надолго оставаться. Вы поедете со мной? Я думал, мы можем поехать в Британский музей, день сегодня неподходящий для прогулок.

Роб улыбнулся ей, снимая мокрую шляпу. В Британском музее они смогут поговорить, там никто не будет мешать. «Эстлиз» подождет до лучших времен.

Ей вдруг больше всего на свете захотелось поехать с ним в Британский музей. Бог с ней, с погодой.

– С удовольствием, – улыбнулась она. – Входите, пожалуйста, и погрейтесь у огня, пока я оденусь. – Она проводила его в гостиную и показала на кресло у камина.

Роб встал, как только она вышла, и подошел к камину так близко, что одежда его начала дымиться. Ах, огонь! Как приятно иметь возможность разводить огонь в это время года и не волноваться о расходах! Он объявил в своем доме, что отопительный сезон закончен, и у него и его слуг было только одно место, где можно было согреться, – у печки в кухне. Роб медленно поворачивался, стараясь подставить огню все свое тело. Он ожил.

Если бы не ноги. Ноги промокли, и он их почти не чувствовал.

Бетс стремительно вошла в комнату.

– Я готова, – сказала она, задыхаясь. На ней была накидка, подходящая для погоды черная шляпа и перчатки, оставшиеся от траурного туалета, в руках – зонтик. – Мы идем?

– Я хотел бы поздороваться с вашей матерью, – тихо проговорил Роб. Ему не хотелось уходить от огня.

– О, конечно, – кивнула Бетс. – Пойду приведу ее. – Она положила зонтик и сумочку на пустой стул и пошла за леди Стенбурн.

Леди Стенбурн вошла в комнату, глаза ее сверкали.

– Вы думаете, моя дочь поедет с вами кататься в такую погоду? – спросила она, поздоровавшись.

– На короткую прогулку, – улыбнулся Роб. – В Британский музей. Не хотите поехать с нами?

– Господи, нет! – покачала головой леди Стенбурн. – И мне совсем не нравится, что вы оба собираетесь ехать… Вы замерзнете, помяните мое слово! Вы и так уже замерзли, ваша светлость. – Она многозначительно посмотрела на его ноги, которыми он перебирал, чтобы восстановить кровообращение.

Робу хватило такта, чтобы покраснеть.

– Одна нога заснула. Я просто хотел ее разбудить. Вы уверены, что не хотите поехать с нами? – Он добродушно посмотрел на леди Стенбурн. Когда та опять отрицательно покачала головой, он продолжил: – Тогда пойдемте, леди Элизабет. Билли уже достаточно настоялся под дождем. – Он подал Бетс ее сумочку, взял зонт под мышку и проводил ее до коляски.

– А верх… у вашей коляски есть? – спросила огорченно Бетс. На сиденье лежало старое одеяло, но оно казалось таким же мокрым, как и сама коляска. Роб широким жестом откинул одеяло и продемонстрировал ей знакомый плед.

– Я надеюсь, плед сухой. Да, у коляски есть верх, но он почему-то отказывается подниматься. Такой вот непокорный верх. Мы с Билли все утро с ним боролись, но проиграли. Нам пришлось решать: ехать к вам без верха или вообще не ехать. Вы простите меня? Позвольте, я открою ваш зонтик? – Он раскрыл зонт и помог ей сесть в коляску. – Ну, вот. Так нормально?

– Да… да, мне кажется, – ответила она.

Билли пристроился на запятках, и они отправились в путь.

Бетс приходилось держать зонт так, чтобы спицы не задевали ее спутника, и наклонять его вперед, чтобы ветер не вывернул его наизнанку. Это было ужасно неудобно, и она чувствовала, как временами вода попадала ей за воротник. Но рядом с ней был человек, которого ей хотелось видеть больше всего на свете. Она счастливо рассмеялась.

Тысяча чертей! Роб выехал из дома в ярости из-за своей коляски. И надо же было такому случиться! Неисправность коляски – это знак всему свету, что он в стесненных обстоятельствах или что он стал чудовищно беспечным.

Они с Джорди потратили добрых два дня, распределяя деньги, вырученные им от продажи книг, таким образом, чтобы использовать их с наибольшей пользой, то есть сохранить видимость богатства и одновременно иметь возможность жить, не голодая, но скромно. Может пройти не один месяц, прежде чем он сможет прибрать к рукам деньги леди Элизабет, если они у нее имеются, в чем он теперь очень сомневался. Они, отложили определенную сумму на новую обивку для сидений в коляске, но ему и в голову не могло прийти, что верх тоже нуждается в починке. Сегодня в последнюю минуту они с Билли обнаружили, что замок, державший верх, когда тот поднимали, исчез. То есть исчез замок с одной стороны, с другой же стороны он выглядел так, словно по нему били кувалдой. Случайность? От времени или небрежного обращения? Роб так не думал. Ему это казалось вандализмом, но уже было поздно что-нибудь предпринимать. Кипя от гнева и сожаления, что не проверил все заранее, Роб все равно отправился в Найтсбридж-Терес. Необходимость узнать, смогла ли леди Элизабет получить аудиенцию у миссис Драмонд-Барел, перевесила все.

Дорога в Британский музей не располагала к откровенным разговорам. Мерзкий мелкий дождь снова уступил место туману, и Робу приходилось сосредоточить все свое внимание на дороге. Время от времени леди Элизабет старалась закрыть его голову своим зонтом, но он был мал для двоих. Когда дождь в очередной раз прекратился, это уже не имело большого значения. Роб был мокрым с головы до пят.

– Вы уже ели? – неожиданно спросил он. – Эта чертова… то есть эта прогулка – ужасна… а я знаю здесь недалеко одно кафе, нам по пути.

– О, это было бы замечательно, – ответила Бетс. Она вспомнила, что ее завтрак состоял всего из нескольких глотков холодного чая. – Мне кажется, Билли тоже чего-нибудь горя чего не помешало бы.

– Билли? – изумился Роб. – Он крепкий парень, не волнуйтесь за него, хотя, должен признать, по его виду этого не скажешь. Ему и не такое приходилось испытывать.

– И поэтому он должен страдать? – спросила Бетс. – Пока не пообещаете, что найдете укрытие для Билли, я отказываюсь выходить из коляски.

– А кто присмотрит за лошадьми? Ответьте мне.

– Тогда мы должны остановиться у постоялого двора, в котором есть конюшни, – Бетс посмотрела на своего кавалера уничтожающим взглядом. – Я не смогу вам рассказать о своем разговоре с миссис Драмонд-Барел, пока не буду знать, что Билли в тепле и что его накормят.

Роб так разволновался, что утратил бдительность и его коляска чуть не врезалась в телегу.

– Вы ее видели! Вы с ней говорили! Расскажите!

– Как только приедем. И как только вы позаботитесь о Билли, – спокойно ответила она.

Несмотря на густой туман, Роб знал приблизительно, где находится. Бетс помогала ему, читая вывески, и они вскоре оказались на постоялом дворе на Грейт-Рассел-стрит недалеко от Британского музея. Роб отдал поводья конюху, отправил Билли на кухню, а сам проводил Бетс в трактир. В это время дня в трактире было пусто, и ему удалось заказать отдельный кабинет и сытный завтрак на двоих.

Бетс не терпелось пересказать Берлингему каждое слово из их разговора с миссис Драмонд-Барел, но как только она начинала, Роб перебивал ее каким-нибудь замечанием о еде, предлагая ей выпить еще чаю, съесть ветчины, взять кусочек тоста.

Когда она заупрямилась, он сказал:

– Вы отказались говорить со мной на эту тему, пока о Билли не позаботятся. Теперь я отказываюсь слушать, пока не увижу, что вы – сыты. Я могу быть таким же упрямым, как и вы.

– Я заметила, – сухо проговорила она. Она поймала его взгляд и смущенно опустила глаза. Затем до нее дошел комизм ситуации, и она рассмеялась. – Боюсь, мы с вами два сапога пара. Мне кажется, что я объелась. Вы послушаете, или мы сначала съездим в музей?

– Я весь внимание. – Роб протянул руку через стол, взял ее руку и стал перебирать ее пальцы один за другим. – Боюсь, мне не хочется слышать то, что вы скажете, наверное, поэтому я и откладывал этот разговор. Теперь я собрался с духом и готов к худшему.

– Вы ошибаетесь! – воскликнула Бетс. – Миссис Драмонд-Барел признала, что сама не слышала того, что вы ей сказали, если вы вообще что-то говорили! Правда! Ей об этом сказал… сказал… Вам не надо гадать. Этот мерзавец! Этот негодяй! Удивляюсь, почему вы считаете его своим братом.

– Только троюродным, – пробормотал Роб. – А теперь начните сначала и повторите каждое слово. Каждое слово, пожалуйста!

Он смотрел на нее в восхищении, ее карие глаза сияли, она вся светилась от волнения и триумфа.

Ее рассказ не занял много времени. Заглянул официант, что бы предложить еще чаю… кофе… шоколад. Вспомнив холодный чай дома, Бетс согласилась выпить еще свежего чаю.

Наконец, Роб поверил, что она больше ничего не может вспомнить. Он едва поверил в удачу. После бесплодных усилий с его стороны эта очаровательная, упрямая, потрясающая мисс, которая ему с каждым днем все больше нравилась, раздобыла для него такие важные сведения. Поддавшись порыву, он встал, обошел стол, взял ее за руки и поднял со стула.

– Я ваш должник, – тихо сказал он. – Господи, как же мне вас отблагодарить. – Он обнял ее. Они были почти одного роста. Ему даже не пришлось слишком наклонять голову, чтобы найти ее губы. Пока он еще был способен думать, он подумал, что они прекрасно подходят друг другу. Он отпустил ее и посмотрел ей в глаза, в которых было удивление и что-то еще? – Благодарю вас, – прошептал он и снова поцеловал ее.

Бетс едва держалась на ногах. Она была уверена, что если бы Берлингем не обнимал ее, она бы просто рухнула. Как это непохоже на небрежные легкие поцелуи в щеку, к которым она привыкла. Это божественно! Ей хотелось еще и еще… Но Берлингем выпустил ее, и она упала на стул, задыхаясь.

– Прошу прощения, – хрипло проговорил Роб. – Боюсь, я потерял голову. Бетс лукаво улыбнулась.

– Должна признаться, мне понравилось, как вы теряете голову. И часто вы ее теряете?

Роб рассмеялся, и напряжение, спало. Они снова были друзьями.

– Если хотите, я могу терять голову только, когда вы будете рядом, – ответил он. – Вы разрешите?

– О да.

– Теперь я должен решить, что же мне со всем этим делать, – сказал Роб, становясь серьезным. – Как мне заставить Джорджа Пертуи признать, что он оклеветал меня? Мне нужно восстановить свою репутацию, если это возможно. Но мне гораздо интересней знать, зачем он это сделал. Признаюсь, это мне не дает покоя больше, чем что-либо. Чего он может этим добиться?

– Я могу подумать над этим, – предложила Бетс. – А сейчас нам пора в музей, если мы вообще туда едем. Мама до смерти испугается, если я не приеду вовремя: ведь такой туман! – Она встала и взяла свою накидку.

– Да, увы, – согласился Роб. – Вы действительно хотите в музей? Мы можем поехать туда в хорошую погоду.

– Ненадолго, – ответила Бетс, поправляя шляпу. – Мама обязательно спросит, что мы там видели, и мне нужно будет ей что-то рассказать.

– Вы слишком честны, да? Разве вы не вспомните, что видели раньше?

– Возможно, но мне не хочется рисковать, Роб.

Сердце ее упало. Честная, в самом деле? А что делать с той чудовищной ложью, в которой они с матерью жили, притворяясь, что богаты? Ей было ненавистно то, что она должна лгать Берлингему, но ее будущее и будущее ее матери зависело от этого.

Возможно, думала она в смятении, он простит ее, когда они поженятся, если ей удастся дойти до конца! Ведь если он так богат, как говорит об этом молва, он не пожалеет небольшого пособия, которое помогло бы спокойно жить леди Стенбурн.

Но если Джордж Пертуи был прав и у него нет ни гроша? Бетс решила, что это еще одна ложь Джорджа Пертуи. Ложь! Они все запутались в ее сетях!

– Я готова, – сказала она. – Едем в музей.

Они так и не доехали до «Эстлиза».