Глава пятнадцатая

Роб с удовольствием рассказывал Джорди за ужином подробности своей встречи с Джорджем. Пертуи. Миссис Бекет ходила от плиты к столу (они ужинали на кухне, как обычно) и время от времени бормотала: «Боже, Боже!» Билли не было, он обыскивал окрестности в поисках кошки. Ему сказали, что он не получит ужина, пока не найдет Кэтрин Мурлыку. Роберт рассказывал, как схватил Джорджа Пертуи за воротник, когда они услышали, что кто-то колотит в дверь. Этот кто-то без всякого сомнения нацелился на то, чтобы сорвать входную дверь с петель.

– Пойду открою, – Джорди неохотно поднялся из-за стола, – только без меня не рассказывайте, я не хочу ничего пропустить!

Вскоре из холла донеслись громкие голоса, и старый друг Роба Том Хейзлтон ворвался в кухню.

– Где ты был и чем занимался, мошенник? – гремел Том. – И почему мне никто не налил выпить? Господи Боже!

Старина, из-за того, что я больше ничего не смог разузнать в «Друге под рукой» (это не значит, что я прекратил попытки подмаслить Тесси), ты дал мне от ворот поворот. Я требую объяснений, сэр. – Том схватил кусок хлеба и с жадностью съел. – Чертовски вкусный хлеб, мадам, – поклонился Том миссис Бекет.

– Ты все сказал? Присоединишься к нам? – Роб вскочил, чтобы придвинуть еще один стул.

– Пожалуйста, только выпить. Где бренди? В библиотеке?

Отправив Джорди за выпивкой в библиотеку, Роб объяснил своему другу, что необходимость обхаживать Тесси отпала.

– Все закончено, – радостно объявил он. – Я – не виновен. Я пригвоздил Джорджа Пертуи к позорному столбу. Я как раз рассказывал, когда ты появился. Если хочешь, я начну с начала.

Рассказ занял немало времени, ведь Робу пришлось еще раз начать с начала для Билли, появившегося с рассерженной Кэтрин Мурлыкой, которой пришлось налить блюдечко сливок, чтобы утихомирить.

– Вот это да! – сказал потрясенный Билли. Его восхищению лордом Берлингемом не было предела. – Жаль, я не видел, как вы отправили этого гуся надутого в Бедлам! Теперь мы от него избавились, правда!

– Он не в Бедламе, – пояснил Роб. – Это была лишь угроза. Мне нужно, чтобы он всем рассказал, что то, что произошло в «Олмеке», не соответствует действительности! – Он потянулся и встал. – Пошли в библиотеку, Том, мне нужен твой совет. Что мне делать дальше?

– Дальше? Мне кажется, все просто. Ты женишься на леди Элизабет, прибираешь к рукам ее приданое и счастливо живешь с ней.

– Возможно. Пошли.

Длинные свечи для гостя? Ни к чему. Роб достал восковую свечу из своих новых запасов и поместил ее в гордом одиночестве в канделябре на пять свечей. Он зажег свечу, налил себе и гостю, и они устроились у потухшего камина.

– Мне очень неспокойно, – признался он. – Я так часто бывал в Найтсбридж-Терес, что у меня появилось подозрение, что Фортескью скрывают свою бедность так же, как и я. Может такое быть, Том? Ты слышал что-нибудь? Господи, если у них ничего нет, я не могу жениться на леди Элизабет.

– Ты уверен? Я ничего не слышал, – ответил приятель. – Почему ты так думаешь?

– Меня настораживают всякие мелочи. Похоже, что у них всего две служанки, причем одна – хуже не придумаешь. У них нет экипажа. Они обе постоянно занимаются своим садом, но мне кажется, для того, чтобы скрыть, что у них нет садовника.

У них есть один стул в гостиной с разлезающейся обивкой. Так леди Стенбурн всегда старается сама на него сесть, чтобы закрыть сиденье своим платьем. Я могу продолжить.

– Звучит подозрительно, – согласился Том. – Вы еще не начинали обсуждать приданое и брачный контракт?

– Нет, конечно. Я только вчера сделал предложение! Я кое-что еще вспомнил. Они подали чай, как всегда, и я готов поклясться, что заварка уже использовалась. Конечно, эта глупая горничная могла быть виновата, но меня это тоже настораживает…

– Лучше навести справки и как можно скорее, приятель. Как только о вашей помолвке станет известно, ты не сможешь взять свои слова обратно. Тебя просто вываляют в грязи, а репутация у тебя и так неважная, – усмехнулся Том. Сейчас ему казалось вполне уместным пошутить по этому поводу, ведь эпизод с миссис Драмонд-Барел разъяснился. – Здесь я могу тебе помочь – буду говорить везде, что Джордж Пертуи со знался, что оклеветал тебя, если он никому ничего сам так и не скажет.

– Забавно, – Роб с улыбкой разглядывал свой бокал. – Джордж ведь так ни в чем и не признался. Но мы друг друга прекрасно поняли. Мерзавец!

Том встал и зашагал по комнате.

– Да, да, я понимаю, что ты чувствуешь. Но давай, вернемся к леди Элизабет. Ты не можешь ее прямо об этом спросить? Или это неудобно? Тебе нужно что-то срочно предпринять, Роб, иначе будет слишком поздно, и ты просто станешь нищим. Если она бедна, то тебе нужно расстроить помолвку немедленно. Тебе нужно придумать что-то другое. Заняться другой девушкой.

– Но я уже решил, что хочу жениться именно на этой девушке, – сказал Роб. – Вот в чем проблема.

Том перестал ходить по комнате и изумленно посмотрел на друга.

– Ого! Значит, вот как обстоят дела? На что ты, собираешься жить? – Черт его знает. Пожалуйста, плесни мне еще, Том. Нам надо допить хороший коньяк, пока я еще не угодил в долговую яму.

– Ну, это вряд ли. Ты ведь граф и все такое. Перестань. Ты – будущий маркиз. Твой отец владеет огромной частью Дорсета, разве не так? Ты говорил, что он на грани банкротства, но как такое может быть? Такое большое имение должно приносить хоть какой-то доход. Что твой отец делает со своими деньгами? – Том любовно погладил свой ярко-зеленый жилет.

– С какими деньгами? – недоуменно посмотрел на него Роб. – У папы нет ни малейшей способности управлять имением. Они с мамой едва сводят концы с концами. Я потому и решил найти себе богатую жену, чтобы спасти их. Ты все знаешь.

– Лучше бы ты сам занялся имением и подумал, как его можно спасти, разиня, – нахмурившись, проговорил Том. – Ты когда-нибудь что-нибудь для этого сделал? Оно ведь станет твоим, придет время! Ты им так же не интересуешься, как и твой отец.

– Может быть, мне нужно съездить туда самому и посмотреть все на месте. Боюсь, управлять имением это не мое призвание, но все же… Ты свободен? Поедешь со мной?

По мере того, как эта мысль обретала конкретные формы, Роб уже обдумывал, что ему нужно предпринять в первую очередь: написать записку леди Элизабет; миссис Бекет и Билли останутся присматривать за домом и Кэтрин Мурлыкой, пока не будет Джорди. Нет. Джорди останется – всегда лучше, когда в доме есть мужчина – если Том поедет с ним.

– Думаю, я смогу с тобой поехать, – сказал Том. – Когда отправляемся?

– Завтра?

– Как всегда торопишься. Очень хорошо. Тогда мне лучше уйти домой и начать сборы. Как едем?

– Верхом. Как еще? Моя коляска в ремонте. Если хочешь, поедем в твоем экипаже.

– Тогда верхом. Я буду у тебя на рассвете. Может быть, нам прикончить этот бренди, он испортится, пока нас не будет.

Они выпили за успех своей поездки, за приданое леди Элизабет, за здоровье маркиза и маркизы Флит, за Кэтрин Мурлыку, друг за друга. Опустошив графин, Том отправился домой, а Роб – сообщить своим слугам, что уезжает, и написать записку леди Элизабет. Джорди, расстроенный, что его не берут, собрал хозяина в дорогу.

Дорсет встретил их во всем своем весеннем великолепии. Даже Том Хейзлтон, который чувствовал себя за городом неуютно, заметил это. Обычное нетерпение Роба еще больше усилилось, когда он понял, как давно не видел Дорс Корт весной и как соскучился по известковым холмам, усеянным полевыми цветами, и особенно по дому, каменному дому, построенному на века.

Они были в Дорчестере к вечеру. Роб разрывался между желанием закончить путешествие и необходимостью дать лошадям отдохнуть. Его лошадь звали Фортитер. Гнедой жеребец отличался не столько скоростью, сколько особенной выносливостью. (Роб с гордостью объяснял невежам, что по-латыни Фортитер значит «твердый».) Но даже Фортитер устал. Хейзлтон – отличный наездник, но он никогда не ездил верхом на такие расстояния. А останавливались они лишь тогда, когда раз решал нетерпеливый граф. Том потребовал – остановиться на ночлег в гостинице.

– Но мы останавливались прошлой ночью, – возразил Роб. – Осталось совсем немного. Пожалуйста, Том.

Вдруг до Тома дошло, почему Роб хочет ехать дальше.

– Мы остановимся на ближайшем постоялом дворе. Сегодня я плачу, – заявил он. – Я настаиваю. – Он повернул свою лошадь к постоялому двору, очень на вид приличному, в крошечном городке, по которому они проезжали. – Не хочу заставать врасплох твоих родителей так поздно, – объяснил он Робу, спешиваясь и отдавая поводья мальчику-конюху.

Роб сдался и настоял на том, что заплатит за ужин. На следующее утро они отправились в Дорс Корт. Раннее, но уже теплое солнце светило им в спины.

– Меня так давно не было дома, что мне немного не по себе оттого, что я могу увидеть, – признался Роб. Он смотрел на знакомый пейзаж, вдыхал свежий воздух, любовался вспаханными полями, жаворонком, застывшим высоко в небе и заливающимся счастливой трелью, а потом неожиданно нырнувшим вниз. Роб удивился, почему ему так хотелось уехать из Дорсета?

Том Хейзлтон пробормотал что-то ему в утешение и замолчал.

Они проехали «непокоренную крепость», и Роб вспомнил, что обещал показать ее леди Элизабет. Настанет ли такой день?

Наконец они въехали в обширный парк, к дому вела широкая дорога, обсаженная деревьями с обеих сторон. Парк зарос травой, только справа она была не такой высокой: там паслись овцы. Увидев дом, Роб остановил лошадь.

– Ах, – вздохнул он.

Дом был таким же, каким он его запомнил, только казался чуть меньше. Солнце освещало вход с восточной стороны дома, по обеим сторонам крыльца стояли огромные каменные вазы. Обычно в них росли цветы, сейчас они стояли пустые. Кусты, высаженные вокруг дома, заросли, их давно не подстригали. Но сам дом, казалось, не изменился, в его окнах отражалось утреннее солнце.

– Конюшня сзади, – тихо сказал Роб. Не было видно ни одного живого существа, и ему почему-то хотелось говорить шепотом. – Оставим там лошадей и войдем через сад, – он поехал вокруг дома, показывая Тому дорогу.

На конюшне верховодил человек, которого Роб никогда раньше не видел. Человек с любопытством смотрел на них, пока они подъезжали.

– Я – Берлингем, сын маркиза, – объяснил Роб. – Мои родители дома? – Да, ваша светлость, – ответил человек, поправляя свое платье. – Думаю, они еще спят. – Он взял у них поводья и увел лошадей. Они слышали, как он бормотал: – Сын приехал, а? Пора бы уж, – и исчез в конюшне.

Друзья прошли в дом через сад и через огород. На грядках бурно разрослись сорняки, почти закрыв ростки брюссельской капусты.

Роб снова вздохнул.

– На это уйдут годы.

Том улыбнулся, но промолчал.

Дверь в сад находилась в северном крыле дома, построенного буквой П. Она распахнулась от легкого прикосновения, и они вошли в длинный холл, соединяющий половину хозяев с кухней и жильем для слуг. Стены холла были обшиты темными дубовыми панелями, в нем было темно, потому что через единственное окно, выходящее на север, проникало мало света. Роб проводил друга к главному холлу, расположенному в восточной части дома и хорошо освещенному, и они стали подниматься по широкой винтовой лестнице.

– Доркас? Это ты? Принеси, пожалуйста… – донесся сверху женский голос и вдруг замолчал. – Роберт? Роберт! О Господи! Господи! Роберт приехал! Уильям! Роберт приехал!

Высокая седая женщина в старом халате сбежала по ступенькам и заключила Роба в объятия.

– Роберт! – снова вскрикнула она, по ее щеке сбежала слеза. Она крепко прижимала его к себе. Придя немного в себя, она повернулась к Тому Хейзлтону. – Прошу прощения, – сказала она, запахнув поплотнее халат. – Мы не одеты для приема гостей. Вы?..

– Мой дорогой друг, Том Хейзлтон, – объяснил Роб, поглаживая мать по руке. – Согласился составить мне компанию. Папа наверху?

– Я думаю, он одевается. Знаешь, ему пришлось отпустить камердинера, и я помогаю ему застегивать пуговицы, ему трудно в последнее время, пальцы не слушаются.

– Извини, – Том. Роб побежал по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Сутулый человек стоял на верхней лестничной площадке и смотрел на них сверху вниз. – Отец, – крикнул Роб и схватил человека за руку.

– Мальчик мой. Наконец ты здесь. Как дела? Ты привез молодую и богатую невесту? Кто этот юный денди? – Он снова взглянул на свою жену и человека, стоявшего рядом с ней, которые сейчас, подняв головы, смотрели на них с Робом. Отец нервно провел рукой по воротнику, на нем не было галстука. – Я… я не готов встречать гостей, – сказал он смущенно.

– Не волнуйся, это всего лишь Том Хейзлтон, он все про нас знает. Как ты, отец?

– Изо всех сил стараюсь, – ответил маркиз. – Ты не ответил на мой вопрос. Где богатая юная невеста?

– Ах, это особый разговор, – сказал сын. И улыбка сошла с его лица.

– Тогда пойдем в утреннюю гостиную твоей матери, и ты расскажешь за чаем. Этот дом какое-то несчастье, скажу я тебе. Мы живем в южном крыле, внизу. Там больше солнца, но твоя мать не хочет отказываться от своей спальни в северном крыле, а единственный путь для слуг из кухни в южное крыло – через северный коридор, – нахмурился маркиз, оглядывая темный холл. – Будет гораздо больше пользы, если мы закроем одно крыло, любое. Нас всего двое, и мы носимся по этой громадине!

Пошли. Я хочу тебя послушать. – Он стал осторожно спускаться по лестнице, все еще щупая свой ворот. – Ты идешь, Джейн? – спросил он жену.

– Боже мой! – воскликнула в негодовании маркиза. – На кого ты похож? И мне нужно распорядиться насчет чая. Доркас! Чай в утреннюю гостиную!

Появилась молодая горничная и, получив распоряжения, ушла в кухню. Леди Флит стремительно поднялась наверх одеваться и крикнула:

– Не начинайте без меня, пожалуйста!

– Хотите переодеться? – спросил маркиз. Ему ответили, что в этом нет никакой необходимости. Он продолжал идти, медленно, в утреннюю гостиную в южном крыле здания. Роб с грустью отметил, как сильно постарел его отец с тех пор, как они последний раз виделись, примерно год назад.

Утро было посвящено рассказу Роба о своей жизни. Он писал несколько раз домой, но «лишь столько, чтобы распалить наш интерес», – заметила его мать. Они с мужем помрачнели, когда Роб рассказал о своих сомнениях по поводу состояния леди Элизабет.

– Почему ты не привез ее с собой? – спросил маркиз. – Твоя мать вытащила бы из нее все подробности о ее доходах до последнего пенни, правда, дорогая? Она хорошенькая, Роберт? Послушная? Может быть, тебе следует еще поискать, просто на всякий случай?

– Да, мне она кажется хорошенькой, но она не очень послушна, – сказал Роб. – Но я решил остановить свой выбор на ней. Проблема в том, на что мы будем жить, если у нее нет денег. Мы все знаем, что у меня нет денег.

Ето родители выглядели хмурыми.

– Еще не поздно передумать, – проговорила мать.

– Ты сказал, она приняла твое предложение? – спросил отец. – Как ты можешь быть в этом уверен, принимая во внимание ситуацию, которую ты нам описал? Она могла сказать «да», чтобы избежать объяснений с Джорджем. Никогда не доверяй этому парню. Он изворотливее своего отца, а тот – хитрая лиса. Трудно поверить, что Джордж обвиняет свою протеже. Я хорошо ее помню. Она была достойной женщиной.

Моей тетке, Айви, и в голову не могло бы прийти оспаривать право на титул. – Маркиз погрузился в воспоминания.

– Я надеюсь, леди Элизабет приняла мое предложение, – твердо сказал Роб, хотя в глубине души он не был так в этом уверен. – У нас не было возможности поговорить. Мне кажется, что я должен сначала точно знать состояние дел своей семьи, прежде чем стану говорить с ее матерью. Поэтому я здесь.

– Тебе стоит лишь посмотреть вокруг, – вздохнул отец. – Ничего не изменилось с тех пор, как мы уехали из Лондона.

Только хуже стало.

– А что твой управляющий?

– Он говорит, что мы на грани разорения. Что нам нужно улучшать наше стадо, и нужны новые сорта зерновых, и не знаю что еще. На все это нужны деньги, а у нас их нет. – Маркиз растерянно смотрел на сына и теребил свой воротник.

– Кто ведет учет?

– Он, конечно. Я никогда в этом ничего не понимал. А что? Ты хочешь посмотреть наши бухгалтерские книги?

– Да, очень хочу, отец.

– Они в библиотеке. Я принесу. – Лорд Флит отодвинул стул, с трудом поднялся и вышел.

– И давно он такой? – шепотом спросил Роб у матери. – Никак не могу прийти в себя оттого, что он так изменился.

Леди Флит подвинула стул поближе к сыну.

– Я не писала тебе, потому что он читает то, что я пишу. Ему очень больно писать. Суставы. Особенно плохо зимой, когда холодно и сыро. Я надеялась, ему весной станет лучше. О Роберт! Ему не стало лучше, и я так волнуюсь, – она проглотила слезы и принялась снова разливать чай.

Роб испытывал чувства вины и раскаяния. В своих попытках найти невесту он совершенно забыл о родителях, и ему было стыдно. Он знал, что его отец, даже когда был здоров, не имел никакого опыта в управлении имением; до последнего времени маркиз жил такой же беззаботной и бесшабашной жизнью, которую сейчас вел Роб. Почему отец его отца не вбил сыну в голову немного здравого смысла, вместо того, чтобы позволять ему делать то, что он захочет? Роб поймал себя на мысли, что его отец ничего путного не сделал, но он, Роб, которому сейчас уже двадцать восемь, вполне взрослый, осознал свои ошибки и намерен что-то сделать, если еще не поздно.

Лорд Флит вернулся с бухгалтерскими книгами, с трудом удерживая их в скрюченных пальцах, и уронил их Робу на колени.

– Вот посмотри, сможешь ты из этого что-нибудь извлечь или нет.

– На это уйдет время, – сказал Роб, глядя на неразборчивые записи. – Я возьму их. Можно, Том будет жить рядом со мной? Я надеюсь, моя спальня осталась моей? Мы вместе посмотрим эти книги. – Он встал и кивнул Хейзлтону. Поцеловав мать и похлопав отца по плечу, Роб отправился в долгий путь из южного крыла дома в северное, где на втором этаже была его спальня.

Подкрепившись скудным обедом, а чуть позже и бренди из запасов отца, Роб и Том провели всю вторую половину дня дома, пытаясь разобраться в бухгалтерских книгах Дорс Корта. Хейзлтон оказался бесценным помощником: ему удалось разобраться в каракулях и объяснить значение записей, которые были для Роба совершенно непонятными.

– Откуда ты все это знаешь? – изумился Роб. – Нас не учили этому в Кембридже.

– Младший сын должен что-то уметь, – рассмеялся Том. – Мой отец считает, что я должен помогать контролировать деньги Хейзлтонов, даже если я мало что с этого имею. – Он снова склонился над книгами. – Посмотри. Сто сорок семь фунтов три шиллинга и два пенса на разведение баранов.

Мне кажется, твой отец сказал, что не может позволить себе тратить деньги на улучшение стада! И зачем улучшать поголовье овец? Дорсет не лучшее место для овцеводства, здесь лучше выращивать зерновые культуры. Любой дурак об этом знает.

– Правда? Никогда не знал! Я думал, овец можно везде разводить.

– Конечно, овец можно разводить прямо под окнами дома. Если тебе интересно, можешь посмотреть. Найдешь среди них ценные экземпляры?

Роб подошел к окну, потягиваясь, чтобы размять мышцы, которые затекли от долгого сидения за книгами. Крошечное стадо овец так близко подошло к дому, что он даже слышал их блеяние, несмотря на то, что окно было закрыто. Он открыл окно и посмотрел на овец. Как определить ценного барана? Он не имел ни малейшего понятия. Они все были похожи, отличались лишь размером. Глупые существа.

– Есть еще какие-нибудь интересные записи? – спросил он Хейзлтона.

– Не уверен. Можно, я сделаю пометки? Мне бы хотелось спросить твоего отца кое о чем. Я подчеркну то, что вызывает у меня вопросы, если ты не возражаешь.

– Пожалуйста.

Роб с Томом провели почти два дня, изучая бухгалтерские книги Дорс Корта, углубляясь в записи, сделанные почти десять лет назад. Десять лет прошло с тех пор, как маркиз Флит, его жена и сын переехали в Лондон, где жизнь была веселей и больше соответствовала вкусам маркиза и Роба. Все это время судьба Дорс Корта была в руках Джонаса Дайера, управляющего. До тех пор, пока деньги из Дорсета текли рекой, лорд Флит с семьей жили припеваючи. Упадок начался незаметно. Когда он принял угрожающие размеры, лорд Флит вынужден был вернуться в имение, чтобы выслушать печальную историю из уст своего управляющего. Имение не будет больше приносить никакого дохода, если не вложить в него новые средства, объяснил Джонас Дайер, показывая лорду Флиту аккуратные записи в бухгалтерских книгах. Лорд Флит ничего в них не понимал, но знал, что что-то нужно предпринять. Тогда он и решил, что они с леди Флит вернутся в Дорсет; большой дом на Маунт-стрит должен быть продан, и Роб получит вырученную сумму, чтобы купить дом поменьше. Если повезет, то знатный молодой человек сможет найти богатую наследницу и жениться на ней до того, как будут потрачены последние деньги от продажи дома.

Отчеты за десять лет. У Тома Хейзлтона и Роба болели головы от необходимости расшифровывать записи страница за страницей, цифра за цифрой. Бренди, предложенный лордом Флитом, помогал мало. От лорда Флита тоже не было никакой помощи. Он не знал, какие сейчас цены на зерно, на новые плуги, сколько стоила крыша на доме фермера-арендатора. Роб начал впервые в жизни понимать, какое это сложное дело – управлять имением.

Чтобы проветриться, на третий день молодые люди закрыли книги, задули свечи, сели на лошадей и поехали осматривать имение, которое оказалось, вне всякого сомнения, в плачевном состоянии. Даже Роб, который ничего не понимал в сельском хозяйстве, не мог этого не заметить.

Несколько фермеров радостно его приветствовали. Одни пахали землю, другие сеяли зерно, третьи что-то сооружали у своих маленьких жилищ. Они знали, кто он, хотя за последние десять лет Роб нечасто бывал в поместье. Конечно, грум рассказал всем о его приезде.

– Нам надо с кем-нибудь из них побеседовать, – сказал Роб, щурясь от солнца, которое уже стало золотисто-красным. Возможно, с Амосом Татлом, если он все еще здесь живет. Я был с ним хорошо знаком, когда был мальчиком. Его жена делала восхитительные пирожные с фруктами и патокой! Я спрошу. – Он подозвал человека, который пытался выкопать пучок утесника. – Амос Татл все еще здесь?

– Да, ваша светлость, здесь, – ответил тот. – Поезжайте по этой дороге, поверните направо…

– Я знаю, где он живет, – кивнул Роб. – Поехали, Том.

Амос Татл был дома, он сломал палец несколько дней назад, запутавшись в колодезной цепи. Его жена пригласила джентльменов в дом.

– Берлингем! Ваша светлость! – Татл вскочил, поддерживая сломанный палец, замысловато перебинтованный. – О, простите, постоянно забываю. Не могу даже пожать вам руку. Пожалуйста, садитесь. – Он указал на стулья в крохотной, расположенной по соседству с кухней, комнатке, служившей хозяевам столовой и гостиной одновременно.

После того, как Роб представил хозяевам Тома, Татл объяснил, как сломал палец, миссис Татл призвали отыскать пирожные с фруктами и патокой, если таковые еще остались, и Роб рассказал Татлу о том, как они с Томом бьются над бухгалтерскими книгами Дорс Корта.

– Какой Дайер работник? – спросил Том. – Он знает, что делает? Как ты думаешь, он честный человек?

– Лентяй, вот он кто, – ответили Татл. Он попробовал набить табаком свою трубку, но оказалось, что одной руки для этого недостаточно. – Черт. Все время забываю. Ну, наконец. Дайер неплохо начинал… Когда это было? Лет девять – десять назад? Но и вы и ваш отец были в Лондоне, никто за ним не присматривал, он пустил все на самотек. А честный он или нет, я не знаю, ваша светлость. Вы нашли что-нибудь подозрительное в его записях? – Он передал трубку жене. – Набей трубку, Винни, сможешь? Дам тебе затянуться.

– Да ну тебя, Амос, – смутилась она и положила трубку на полку. – Дайте мне, – попросил Том.

Он взял кисет Татла и принялся умело набивать трубку, передал ее Татлу и оглянулся в поисках лучины. Миссис Татл подала ему лучину, Том зажег ее от плиты и поднес к трубке Татла, Тот сделал несколько глубоких затяжек и улыбнулся.

– Вы – хороший парень, – сказал Татл. – Да, вы хороший парень. Ну, что ж. О Дайере. Он доведет поместье до полной разрухи. Когда кто-то из нас говорит, что нам что-то нужно, он отвечает, что нет денег. Видите то окно? Разбилось в прошлом году! Вывалилось стекло и разбилось, и нам пришлось закрыть его промасленной бумагой. Как в средние века! Терли нужна новая крыша уже два года. Ему приходится ставить везде тазы, когда идет дождь. Дайер в прошлом году не посадил ни зернышка ячменя! Никуда не съездил даже за зерном. Вы понимаете, о чем я говорю.

– Дайера придется прогнать, – заявил Роб – Нам нужен кто-то другой. Мы с отцом не знаем, как управлять этим имением, черт бы все побрал. Татл, что скажешь? Хочешь быть управляющим?

– Я, ваша светлость? Да мне уже за пятьдесят! Мне не так уж и много осталось. Зачем я вам? – Круглое лицо Татла выражало удивление, смешанное с сожалением. Он усиленно пыхтел своей трубкой.