– Забирай,– хладнокровно ответил Марк. – Только хочу тебя предупредить, что я сделал с него ксерокопию, И я ее всем покажу – и Платону, и Ларри, Чтобы они знали, какой у нас странный бизнес затевается.
Марк не упомянул Мусу только по причине своей полной уверенности в том, что тот и слушать не захочет про какие-то иномарки. Платон был неизвестно где, Ларри – в Германии, и Виктор, почуяв объявление войны, пошел с извлеченным из канцелярии Марка контрактом именно к Мусе.
– Да он совсем рехнулся! – вспылил Муса, узнав, что Марк завернул договор. – Это он в каждой бочке хочет затычкой быть. Придурок! Сейчас я сделаю...
Тариев нажал кнопку внутренней связи.
– Таня! – скомандовал он, когда в кадрах сняли трубку. – Зайди ко мне быстро. С печатью.
– Ставь печать, – приказал Муса, когда в кабинет влетела Таня. – Сюда. Он разложил перед ней оба экземпляра сысоевского договора.
– А как же... – замялась Таня.
– Ставь, говорю.
– Он же кричать будет, – кивнула Таня в сторону двери.
– Пусть хоть охрипнет. Ставь.
– Муса, а ты не мог бы тоже здесь расписаться? – попросила Таня. – Иначе он меня убьет. Марк специально насчет этого контракта предупреждал, три раза заходил.
Выхватив из внутреннего кармана ручку, Муса размашисто изобразил свою подпись.
Таня боязливо покосилась на дверь и дважды плюхнула печатью на последние страницы контракта.
– Теперь надо идти к нему регистрировать, – вздохнула она. – Витя, ты подожди, пока он уедет, тогда у девочек зарегистрируешь. Ой, втравили вы меня в историю.
– И как же мне быть дальше? – спросил Виктор, когда за Таней закрылась дверь. – По автомобильным счетам у меня права подписи нет, я с Ларри так до сих пор и не договорился. Кто будет подписывать платежки?
– Носи ко мне, – махнул рукой Муса. – Пока Ларри не приедет, я пущу весь оборот через центральный счет. А там разберемся.
Разразившийся через неделю скандал был только первым предвестником надвигающихся бедствий. К удивлению Виктора, Марк, узнав о появлении на контракте не санкционированной им печати и последовавшей затем контрабандной регистрации договора, не стал устраивать сумасшедший дом. Он просто тихо исчез на три дня. Как выяснилось, Цейтлин сначала слетал на Завод, где выловил Платона и побеседовал с ним, а потом – в Германию, где накачал Ларри. В результате и Платон, и Ларри появились в Москве хорошо подготовленными. В изложении Марка все выглядело действительно кошмарно. Затевается какая-то авантюра с президентским указом. Якобы президентским. Кто этот указ видел? Никто не видел. В газетах публиковали? Не публиковали. А вот, например, липовые платежки с поддельным банковским штампом встречать приходилось. Может, и указ из той же серии? Ходят с этой бумагой явные бандюги, вооруженные. Приезжают на "шестисотых". Он, Марк, им дохлую кошку не доверил бы. Жуть! Один такой здоровый, весь в шрамах, второй вообще на наркомана похож. Кличка – Граф. И ведь что интересно! Говорят, такие же льготы имеют общества инвалидов, слепых, глухих и так далее. Но есть совершенно точная информация, что никаких переговоров с ними даже не велось. А ведь, казалось бы, так естественно – встретиться со всеми, выяснить условия, выбрать наилучшие... Почему это не сделано? Дальше – больше. Посмотрите на этот контракт. Без всяких гарантий, без денег, с отсрочкой платежа на полгода, инфокаровские машины стоимостью двадцать миллионов долларов отдаются какой-то польской шарашке "Полимпекс". Тоша, ты про "Полимпекс" слышал что-нибудь? А ты, Ларри? Вы бы отдали двадцать миллионов долларов просто так, за тьфу, да еще неизвестно кому? Ну ладно, предположим, здесь есть такой баснословный профит, что можно рискнуть. Давайте посмотрел Аж целых сто двенадцать тысяч долларов зарабатывается на этой сделке века. Возьмите калькулятор, посчитайте. Один процент годовых. Класс! Если это не афера, то я вообще ничего не понимаю. Идем дальше. Еще год назад железно договорились, что все автомобильные деньги проходят через специальные счета. Чтобы не запутаться и чтобы, в случае неожиданностей, не ставить под удар центральный счет. А теперь обратите внимание, что за счет указан в контракте. Обратили? То-то же. И с каких это пор автомобильные контракты подписываются не Ларри, а Сысоевым и Тариевым? Может быть, пора начать задавать вопросы? Да, это я предлагал, чтобы Сысоев занялся таможней. Но вместе со мной! Под контролем! Или вы считаете, что нам контроль уже не нужен? Тогда так и скажите, я чем-нибудь другим займусь, слава богу, дел хватает. Ладно, я даже готов согласиться, что мне про эти переговоры и контракты знать не полагается. Но при условии, что хотя бы кто-то из вас в курсе. А если и вы не в курсе – тогда я просто не понимаю, что происходит. Хорошо, если мы потеряем на этой деятельности миллионов пять-десять. А скорее всего – все двадцать. Да еще вляпаемся в какую-нибудь уголовку. Отвечаю! Вы бы видели эти рожи. Тьфу!
Ларри внимательно выслушал горячую речь Марка и практически никак не отреагировал. Он вообще не любил проявлять эмоции. Только увидев на контракте подпись Мусы и номер центрального счета, сдержанно сказал:
– Это нехорошо. Я поговорю с Мусой.
Платон же вскипел, как брошенный в воду карбид. Он рванулся к телефону, чтобы немедленно со всеми разобраться, потом передумал, набрал номер Виктора и сказал:
– Витя, меня совершенно не устраивает то, как ты ведешь дела. Давай так. Сейчас все останови. Я через два дня приеду с Завода, и мы все обсудим.
– А что ты про это знаешь? – поинтересовался Виктор.
– Неважно. Вся история с льготниками – жульничество. Понял?
– А то, что я сегодня первый автовоз растаможил, это тоже жульничество? – спросил Виктор. – В ноль. Без каких-либо платежей.
– Правда, что ли? – Платон задумался. – Ну тем не менее. Все прекрати до моего приезда.
Остановить запущенную машину было невозможно. Это означало отдать уже заказанные автовозы другим дилерам, И встать в длинную очередь. Нельзя было притормозить ни продажу машин, ни процесс перевода выручки "Полимпексу". Слова полковника Беленького о контроле за каждой копейкой и предостережение Федора Федоровича стучали в грудь Виктора, как пепел Клааса.
– Я не могу остановить, – взвесив все, сказал Виктор. На том конце провода воцарилось зловещее молчание.
– Ладно, – угрожающе произнес Платон. – Я вылетаю завтра.
"Папа". Первый звонок
От участия в обсуждении Ларри устранился. Он пришел в самом начале, радушно поздоровался с Мусой и Виктором и сказал:
– Я здесь зачем? Теишвили здесь не нужен. Витю Платон назначил. Муса вызвался вести эту работу, пусть ведет. Я не в курсе, счета не мои. Мне все это по-другому представлялось, что уж теперь... Я пойду.
За годы знакомства с Ларри Теишвили Виктор привык к тому, что раздвигающая желтые усы добродушная улыбка вовсе не обязательно служила признаком хорошего настроения. Для людей понимающих она была чем-то вроде сирены сигнализации, срабатывавшей в случае несанкционированного проникновения на тщательно охраняемую территорию.
"Зря это он, – подумал Виктор, провожая Ларри взглядом. – Одно ведь дело делаем. Нашел, что делить..."
Марк завелся с первых же слов. Он бушевал, как осатаневший от вынужденного безбрачия павиан. Муса, едва сдерживаясь, терпел, но когда Марк в очередной раз провозвестил, к каким грандиозным потерям приведет эта бесконтрольная авантюра, и прозрачно намекнул, что ежели в одном месте убудет, то в другом непременно прибавится, причем понятно где, Муса вскочил и обрушил на Марка поток отточенной еще во времена детства и отрочества ругани.
– Пошел вон отсюда, – закончил он. – Если что, я отвечу. Попробуй еще раз хоть словом намекнуть, что тут кто-то ворует, – я тебе башку откручу. Без предупреждения. А ты, Платон, тоже даешь. Мы что, только вчера познакомились? Витьку не знаешь? Наверняка он этих своих... как они там называются... досконально проверил. Проверил, Вить? Ну вот. И правильно, что не рассказывает. Значит, серьезные люди.
– А если он ошибся? – тихо спросил Платон, размышляя о чем-то.
– Пошли бы все к черту! – не выдержал Виктор. – Хватит с меня. Я вам один автовоз привез? Привез. Растаможил? Растаможил. Половину уже продал. Деньги пошли к Штойеру. Дня через два можете поинтересоваться. И точка на этом! Цейтлин все лучше всех знает, пусть он и втаскивает остальные машины. Хотите тут еще месяц коллективное мнение вырабатывать – валяйте Милости прошу. Только без меня.
– Так, – сказал Платон. – Стоп. Все сели. Я должен знать всю схему. Лично я. Тогда и решим.
– Тоша, – Виктор развел руками, – уволь ты меня от этого, заради бога. Мне еще не хватает, чтобы ты что -то знал! Да если я тебе хоть одно слово на бумажке напишу, ты эту бумажку уже через полчаса потеряешь. Первый раз, что ли? Клянусь, эти ребята не зря секретничают. Я им железно обещал – никому и ничего. Что ты от меня хочешь? Ну давай, я уйду на фиг. Нет у меня другого выхода.
– Хорошо, – сказал Платон. – А ты сам не знаешь, что когда начинают секретничать, то вслед за этим либо деньги пропадают, либо приходят эти... бритоголовые? Тут же все, что угодно, может быть. Не знаешь? Или не подумал?
– Мы можем вдвоем поговорить? – спросил, помолчав, Виктор. Когда Муса и Марк вышли, Сысоев подсел к телефону и набрал по мобильному Сашу Пасько.
– Тут небольшая проблема, Саша, – сказал он. – Наш главный хочет знать, с кем я работаю. Просто за горло берет.
– Понятный вопрос, – без удивления отреагировал граф Пасько. – Как ему позвонить?
Виктор назвал номер Платона, попрощался и положил трубку.
– Ты что, Марика не знаешь? – спросил он. – Или тебе непонятно, из-за чего весь сыр-бор?
– Ты мне лучше объясни, на кой черт ты поперся к Мусе? Ларри обиделся насмерть.
– А что я мог сделать? Марик просто под дверью караулил, чтобы на контракт печать не поставили. Тебя не было. Ларри не было.
– Надо было сесть на самолет, полететь в Германию и там все решить с Ларри, – разъяснил Платон. – Тогда все было бы нормально. А так ты сам себе понасоздавал... черт знает что. Я сколько раз говорил, что в бизнесе мелочей не бывает? Тыщу раз! Если бы я так же подходил к отношениям с людьми, мы бы до сих пор с хлеба на воду перебивались.
Зазвенел звонок. Платон схватил трубку.
– Э-э... здравствуйте, – произнес он, и на лице его изобразилось изумление. – Здравствуйте... очень приятно... да... да... спасибо большое... спасибо вам за звонок... до свидания.
Повесив трубку, он какое-то время смотрел в окно, барабаня пальцами по столу, потом схватил листок бумаги, нацарапал на нем несколько слов и протянул Виктору.
– Этот?
Виктор прочел и кивнул.
– Ничего себе... – протянул Платон. – Это интересно... Очень интересно. Ладно. Давай так. Со всеми вопросами – только ко мне. Марку я скажу, чтобы отстал. И попробуй урегулировать с Ларри.
Еще какое-то время Марк пытался вскочить на подножку уходящего поезда – вызывал директоров, пытался выведать у них, что, собственно, происходит, тормозил платежи, периодически забрасывал факсами Штойера, интересуясь прохождением денег, – но поезд все-таки ушел без Цейтлина. Виктор стал для Марка врагом номер один. Хотя внешне все выглядело вполне благопристойно.
Платон вьет петли
И началось. Сквозь брешь в таможенной границе, определенную президентскими указами, рекой текли деньги и акцизные товары. По таможенным постам вовсю гуляли добытые правдами и неправдами копии с льготных внешнеторговых контрактов: для многих фирм главное было – добыть такую копию, а уж подделать прочие документы, чтобы соответствовали, – дело техники.
Руководство фондов и ассоциаций, облагодетельствованных президентом, реально контролировало не более трети поставок. На остальном беззастенчиво грели руки фирмы-однодневки и бандитские "крыши". Подходило время считать деньги, а денег не было. И кто-то должен был за это ответить. Но сначала следовало остановить льготную вольницу.
Легко сказать! Разве не понятно, что такие указы сами собой не пишутся и такие поблажки на кого попало с неба не сыплются? А ну попробуй, останови.
Таможня прекратила давать "добро" в конце августа. Действие президентского указа было приостановлено на неопределенный срок. До перерегистрации всех действующих контрактов. А когда действие указа – несколько измененного – возобновилось, стало ясно, что лафа с беспошлинным ввозом накрылась. Хватит, льготнички, погуляли... Теперь заплатите все, что положено. Но не сейчас. Отсрочку вам даем, на полгодика. Возите как возили, а рассчитываться будете позже.
– И как теперь быть? – спрашивал Виктор у полковника Беленького.
– А что ты дергаешься? – отвечал полковник. – Ты давай таскай машины. Никто же сейчас пошлин не требует. Только со мной не забывай вовремя расплачиваться.
– Погоди, – возражал Виктор, – тебе ведь теперь пошлины начисляют в полном объеме, а ты мне машины отдаешь по той же цене, что и раньше. Как ты будешь отчитываться, когда отсрочка по таможне кончится?
– Никак не будем отчитываться, – бурчали графья, когда полковник, утомленный непонятливостью Сысоева, разводил руками. – Отвяжись, ради бога. Ну плохие мы коммерсанты. Покупаем дорого, продать норовим подешевле. В убыток работаем. Так и скажем, что проторговались. Не дергайся.
Однако не все рассуждали так, как полковник. Испуганное сгущающимися тучами общество инвалидов, которое попало в указ явно за компанию, резко свернуло работу по льготам. Сотрудничавшие с ними коммерсанты стали нести огромные убытки. Сначала инвалидов пытались переубедить, но потом, столкнувшись с явным непониманием ситуации, коммерсанты объявили, что отныне будут говорить по-другому. Начался отстрел непокорных. Строптивых сотрудников фондов гасили из армейских карабинов и пистолетов иностранного производства, взрывали в машинах и подъездах, поджаривали утюгами и паяльниками. Министерство внутренних дел, знакомое с разгулом уличных войн только по методическим пособиям, зашевелилось всерьез, но сделать ничего не могло. Нужна была свежая мысль, а ничего такого в голову не приходило.
– Ты что такой нервный? – спросил Виктор у полковника, заскочив к нему как-то на Старую площадь.
Полковник, беспорядочно передвигавшийся по кабинету на поскрипывающих протезах, цветисто выматерился и погрозил в окно кулаком.
– Да ну их всех! – объявил он. – Городят невесть что.
– Есть проблемы? – встревожился Виктор, у которого на подходе был очередной миллион на колесах. Полковник махнул рукой.
– Ты же видишь, что творится. Заварили эту дурацкую кашу с отсрочками... Льготники напугались, боятся, что потом взыщут. И объяснить им никак нельзя. А у людей из-за них бизнес встал. Конечно, никто не будет этого терпеть. Позавчера еще одного в подъезде грохнули, слышал? Короче, меня вызвали и приказали что-нибудь придумать. Чтобы льготники перестали трястись и смогли нормально работать. А что я им придумаю? Я кто – финансист, что ли? Я говорю, давайте отсрочки отменим на хер, будем работать как работали. Нет, говорят, нельзя.
Он снова выругался.
– Слушай, Вить, а этот твой главный... Он же толковый мужик вроде. Если его попросить... Можешь сделать?
На встречу с полковником Платон согласился мгновенно, что при его загрузке было просто удивительно. Выслушав по-военному четкий рассказ Беленького, он сразу оценил ситуацию.
– Ни с кем не соединяйте, – приказал Платон администратору клуба. – Значит, так. Сначала была отмена всех таможенных платежей. И льготники работали нормально. Потом сказали, что за таможню придется платить. Через полгода. Так? И льготники напугались. Я правильно понимаю, Паша?
– Правильно, – кивнул Беленький, прихлебывая апельсиновый сок.
– А теперь на них из-за этого наехали, и начался беспредел. Верно?
– Все верно.
– У нас в связи с этим проблемы есть? А, Вить?
– У нас нет.
– Угу. Тогда при чем здесь я?
– Мы все по одному указу идем, – напомнил полковник. – А сейчас уж больно напряженная обстановка. Мне сказали тут... – Он ткнул пальцем за окно. – Короче, если не возобновится нормальная работа, все могут прикрыть. В МВД уже справку готовят. Лично для Самого.
Платон задумался.
– Я просто так ничего делать не буду, – объявил он. – Какой у нас будет интерес, если я скажу, как надо поступать?
– Процент хочешь? – догадался Беленький. – Это нормально. Могу переговорить. Думаю, что договоримся.
– Паша, – сказал Платон, размышляя о чем-то, – мне как-то один человек звонил... Когда все начиналось... Помнишь? Ну насчет тебя... Пусть он мне еще раз позвонит. Это ведь и в его интересах, правда?
– А чего ж не позвонить? – согласился Паша и выудил из внутреннего кармана мобильный телефон. – Сейчас сделаем.
– Павел Беленький на проводе, – доложил он в трубку. – У себя? Соедини. – И полковник протянул аппарат Платону.
Платон схватил телефон и выскочил за дверь. Через несколько минут вернулся улыбающийся.
– Договорились? – поинтересовался Беленький. Платон кивнул.
– Садитесь поближе. Рассказываю, как надо делать. Виктор оценил изящество идеи мгновенно, тем более что он познакомился с ней еще в ту пору, когда Платон и Ларри подбирали под себя "Информ-Инвест". Это была слегка модифицированная схема "Мельницы".
– Я с НИМ согласовал, – сообщил Платон, указывая пальцем на мобильный телефон полковника Беленького. – Тут нужен будет всего лишь документ, утвержденный Министерством финансов. ОН обещал, что сделает без проблем. Значит, идея такая. Президентский указ гласит, что он обеспечивает государственную поддержку всяким там... объединениям и фондам. Так вот... Освобождение от таможенных платежей – это не годится. Абсолютно! И отсрочка тоже... Это все противозаконно. Надо что сделать... Выбираем банк. Там открываются такие счета – спецсчет Минфина, счет таможенного комитета и счета всех льготников... Я просил ни с кем не соединять! Неужели непонятно?.. Кто? Пошел он к черту. Скажи, что перезвоню через полчаса... О чем я?.. Да! К льготнику поступил товар. Он тут же со своего счета оплачивает таможню. В полном объеме, без всяких льгот и отсрочек. Это понятно. Деньги за пять минут поступают на таможенный счет... потому что все в одном банке... тут же с него списываются... и поступают на спецсчет Минфина. Здесь же. Вот и все.
– Я что-то не понял, – нахмурил лоб полковник Беленький. – А где же... – Он пошевелил пальцами.
– Ах да, – огорчился Платон. – Забыл совсем. Льготники для оплаты таможни берут в этом же банке кредит. Под очень низкий процент. Практически бесплатно. Им-то и расплачиваются с таможней.
– Где же ты такой банк найдешь? – иронически спросил полковник. – Который даст дешевый кредит, да без обеспечения, да еще и безвозвратный?
– Почему это без обеспечения! – обиделся Платон. – Я же объясняю, что президент хочет обеспечить государственную поддержку инвалидам и малому бизнесу... Вот пусть Минфин и прогарантирует возврат кредитов. На один день. А если через день льготники не вернут банку кредит, то Минфин, как гарант, рассчитается с банком со своего спецсчета.
Полковник уставился на Платона, как на возникшего из ниоткуда инопланетянина.
– Что-то я не врубился, – признался он. – Переведи.
– Еще раз объясняю, – терпеливо сказал Платон. – Предположим, я должен один рубль тебе, ты должен рубль Витьке, а он должен рубль мне. Ни у одного из нас денег нет. Тут приходит кто-то, администратор, к примеру, и покупает у меня за один рубль... не знаю что... квартиру. Он дает мне рубль. Понял? Я отдаю этот рубль тебе, потому что я тебе должен. Теперь мы с тобой в расчете, так? Ты отдаешь рубль Витьке. С ним ты теперь тоже в расчете. Он отдает рубль мне. Все! Больше никто из нас никому ничего не должен. А у меня остался рубль. За проданную квартиру. Тут опять приходит этот... администратор... и говорит, что квартиру покупать раздумал. Я ему его рубль и возвращаю. В результате я при своей квартире, администратор с рублем, а мы все без долгов.
Полковник долго молчал, переваривая услышанное.
– Все равно не понял, – объявил он наконец. – Выходит, мы платим за таможню? Так или нет?
– Так, – согласился Платон. – Кредитными деньгами. Потом эти деньги проходят по цепочке, попадают в Минфин, и Минфин за тебя рассчитывается с банком. Уловил?
Полковник уловил, потому что глаза его вдруг заблестели.
– Ну ты голова! – восторженно сказал он. – Башка! А твой интерес где будет?
– Не переживай, – рассмеялся Платон. – Себя я не обижу. Просто банк, через который будет идти вся работа, назову я. И маленький, ма-аленький такой, процент по кредиту – он и будет моим интересом. Но зато сразу со всех льготников. Именно это, кстати говоря, я только что согласовывал.
Только поражение всегда остается сиротой, а у победы много отцов. Видоизмененная "Мельница" вошла в новейшую историю российского бизнеса и наречена была в честь заместителя министра финансов, который впоследствии использовал эту же схему, но в интересах совсем других людей. И другого банка.
Полковник Беленький, воодушевленный открывшимися перспективами, развернул бешеную активность. При поддержке таинственного собеседника Платона "Мельница" уже через неделю закрутилась в полную силу. Поредевший строй льготников сомкнул ряды и с новыми силами потащил через границу легализованную отныне контрабанду.
Однако на стене продолжали появляться новые огненные буквы, выводимые все той же невидимой рукой. И пророчество постепенно обретало смысл и кристальную ясность.
После того как несколько групп первопроходцев были выведены из строя, незыблемые когда-то конвенции и договоренности утратили исходную силу. Раздел рынка, определенный в самом начале, перестал существовать. Захват чужих территорий стал повседневной реальностью. Автомобили, которые раньше были исключительной прерогативой полковника Беленького и его аристократов, стали ввозиться всеми, кому не лень. То же самое происходило на водочном и сигаретном рынках. Льготники, выступавшие в прошлом единым фронтом, стали беззастенчиво сбивать цены на свои услуги, перетягивая одеяло каждый на себя. Всех подстегивало ощущение, что очень скоро таможенный бизнес может закончиться. Великая война льготников началась с мелочей.
– Мы знаем, что вы работаете через "глухих", – заявляли "афганцы" Радчикова, появляясь в офисе коммерческой фирмы. – Они с вас дерут тридцать процентов. Мы будем брать по двадцать пять. Но с условием – весь завоз товара только через нас. Договорились?
На Смоленской таможне неделями стояли многокилометровые хвосты. Фуры табачных королей съезжали с дороги на обочину, на предельной скорости обходили очередь и подлетали к таможенному посту. Нам ждать некогда! Народ желает курева.
Однажды Виктор, обеспокоенный необъяснимой задержкой автовозов, поехал на Смоленскую таможню вместе с графом Пасько. То, что они увидели, потрясло обоих. Когда партнеры стояли возле покрытых пылью и грязью автовозов, мимо них стрелой пролетела колонна. Впереди шли два джипа, на подножках которых стояли автоматчики. За ними – две фуры. Из кабин торчали ружейные стволы. Замыкал движение грузовик с людьми в камуфляже. В руке одного из них Виктору померещилась граната на длинной ручке.
– Табачники, – сплюнул в грязь водитель автовоза. – Общество слепых. Сегодня уже четвертый раз проходят. А мы тут торчим...
– Надо будет Паше рассказать, – произнес расстроенный граф. – Просто беспредел.
Когда Павлу Беленькому рассказали про увиденное на таможне, он только скрипнул зубами.
– "Слепые", говоришь? Ладно. Я знаю, кто у них там заправляет. Надо стрелку забивать.
Первые выстрелы
Льготники вовсе не хотели воевать друг с другом. Обостренные отношения с коммерсантами уже нанесли им трудно восполнимые потери. Однако нервозная неуверенность в завтрашнем дне создала поистине взрывоопасную обстановку, и для начала кровавых разборок достаточно было самого ничтожного повода.
Такой повод не заставил себя ждать.
Славянские группировки издавна воевали с кавказцами. После серии крупных стычек, выведших из строя немало бойцов, было достигнуто что-то вроде неустойчивого перемирия. На сходке в ресторане "Метрополь", вотчине "славян", куда съехались, помимо хозяев, чеченцы и ингуши, армяне и грузины, азербайджанцы и дагестанцы, внешне царила атмосфера согласия и взаимопонимания. Потягивая из высоких стаканов свежеотжатый апельсиновый сок и минеральную воду, вчерашние непримиримые враги договаривались о том, что жить надо по справедливости, разбираться только по понятиям и по закону, а допускать беспредел во взаимоотношениях никак нельзя. Такая постановка вопроса устраивала совершенно всех, хотя на самом деле никто не собирался сдавать позиции – практически каждый держал фигу в кармане или камень за пазухой.
И все же открытая война, с использованием как оружия, так и прирученных ментов, совершающих заказные налеты на базы противника, стала надоедать даже самым принципиальным. Сережа Красивый, еще вчера оравший, скрипя зубами, что он есть самый злейший враг чеченского народа, сегодня дружески беседовал с Большим Малом, который согласно кивал, слушая рассказ Сережи о его недавней поездке в Лондон.
Сережа закатился в Лондон проведать старых друзей, а заодно проветрить одну знакомую. Относился он к ней вполне нормально, однако последнее время эта знакомая стала выступать с несусветными посягательствами на Сережину личную жизнь, и поездка должна была красиво завершить затянувшиеся отношения. За ужином в ресторане "Грин Рум", незадолго до возвращения на родину, Сережа объявил об этом подруге, а чтобы она не очень огорчалась, предложил организовать для нее какой-нибудь бизнес. Подруга и не думала огорчаться.
– Ювелирку какую-нибудь, – сказала она. – Не намного. Так, для раскрутки.
На следующий день, в субботу, в ювелирный магазин на Бонд-стрит зашла парочка: он – в лакированных сапогах на высоком каблуке, черных узких брюках и ослепительно белом пиджаке, она – в умопомрачительно короткой юбке и черном же топе. Сопровождая неуверенно выговариваемые английские слова выразительной жестикуляцией, клиенты потребовали показать им что-нибудь.
– Where you come from? [– Откуда вы? (англ.)]– с дежурной вежливостью поинтересовался продавец.
Услышав, что из России, продавец изменился в лице, быстро юркнул за дверь и вернулся с четырьмя подносами. Парочка кивнула, взяла подносы и устроилась у окна в углу.
Через четыре часа они все еще продолжали изучать содержимое подносов. Пора было закрывать магазин, но парочка с места не двигалась. Продавец, уже утратив надежду продать что-либо этим экскурсантам, подошел, покашлял в кулак и сообщил:
– Soiry, but we are closing. You like something of this? [– Извините, мы закрываемся. Вы хотите что-нибудь из этого? (англ.)]
– Чего он лопочет? – спросил Сережа. – А? Скажи ему, что берем. Продавец воодушевился.
– What of this would you like to buy? [– Что из этого вы хотите купить? (англ.)]
– Он что, тупой? – возмутился Сережа. – Скажи ему – все берем. Услышав перевод, продавец изменился в лице и исчез. Появился он через минуту, в сопровождении менеджера. Тот взглянул на подносы с драгоценностями и тоже изменился в лице.
– You mean you are going to buy all of this? [– Вы хотите сказать, что купите это все? (англ.)] – спросил начальник дрожащим голосом.
Сережа возмутился. Он никогда не любил всяких чучмеков, и английские не были исключением. Отсутствие элементарной понятливости просто выводило его из себя.
Утихомирив спутника, девушка наконец втолковала обалдевшим англичанам, что именно все они и собираются купить. И большая просьба – не задавать лишних вопросов.
– How you are going to pay? – прошептал начальник, боязливо оглядываясь на грозно хмурящегося Сережу. – Credit card? [– Как вы будете платить? По кредитной карточке? (англ.)]
– Скажи этому недоделанному, – приказал Сережа, расслышав знакомые слова, – что платим наличными. Пусть пошевеливается.
Пока англичане с трудом усваивали, что рассчитываться с ними будут звонкой монетой, и пытались представить себе размер дисконта, девушка отвела Сережу в сторону.
– Слушай, – сказала она, – давай позвоним Марте. Пусть приедет, посмотрит. А то я в этих стекляшках не очень. Ты как, не возражаешь?
Сережа кивнул. Черт его знает, сколько может стоить это барахло, так что лучше спросить у знающего человека.
Подруга подошла к англичанам и стала втолковывать, что им нужно посоветоваться со специалистом. Англичане, услышав, что люди, которые желают приобрести у них бриллиантов миллиона на полтора, ни бум-бум не понимают в драгоценностях, утратили на какое-то время дар речи, но покорно притащили затребованную Сережей телефонную трубку.
Номер Марты не отвечал. Попробовав несколько раз, Сережа небрежно швырнул трубку на зеркальную поверхность стола и скомандовал:
– Скажи им, что мы зайдем завтра. Часиков в десять. А то она бля-дует где-то, я ее знаю.
– Impossible, – заблеял старший англичанин. – Tomorrow is impossible. Only on Monday. [– Невозможно, Завтра это невозможно. Только в понедельник (англ.).]
– Да объясни ты ему, – Сережа в очередной раз убедился в том, что нерусские люди явно неполноценны, – мы завтра в три улетаем. В понедельник к нему некому будет приходить. Скажи этому недоноску, что так бизнес не делают. Я бабки плачу. Понял, ты? Чтоб завтра в десять был здесь как штык. А то яйца на уши натяну.
Подруга с трудом перевела, микшируя наиболее выразительные обороты.
– Чао, – произнес Сережа и, не глядя на англичан, с достоинством удалился.
Впервые за всю историю Бонд-стрит магазин открылся в воскресенье. Ровно в десять. В пять минут одиннадцатого появился Сережа, сопровождаемый все той же подругой и измочаленной бессонной ночью Мартой.
– Ну-ка глянь, – кивнул Сережа в сторону отобранных подносов. Марта без особого интереса оглядела предполагаемую покупку и одобрила:
– Вроде годится.
– Тогда лады. – Сережа аккуратно положил на столик принесенный с собой дипломат.
