- Наконец-то нашел! Я от Михайлова. Через Одуху он приказал отвести вас к леснику.
      Вторая фамилия была нам незнакома, мы насторожились. Мальчик тотчас же успокоил:
      - Да не бойтесь, не бойтесь... Одуха тоже наш!
      Пошел впереди, мы двинулись за ним.
      - Ну и забрались! - произнес он на ходу, косясь на нас быстрыми, живыми глазами. - Чуть разыскал...
      Неожиданно остановился, воскликнул:
      - Да! Вы же голодные! Сейчас накормлю.
      Вытащил из-под телогрейки кусок сала, пару луковиц, краюху хлеба. У нас загорелись глаза. Давно мы не видели таких деликатесов. Мальчик разделил еду на три равные части, роздал нам.
      - А себе? - спросил я.
      - Кушайте, кушайте! Я поел.
      Дважды просить не пришлось, мы с жадностью набросились на еду.
      Сало с луком и хлебом! Впервые за столько месяцев лагерной жизни! Такое нам виделось только во сне...
      Шли мы долго, но уже не так торопливо, как вчера. Изредка отдыхали. Мальчик вел себя непринужденно, держался с нами свободно. Он заводил нас все глубже в лес, но чувствовалось, что знает его хорошо, ориентировался в нем как дома. К нам постепенно стало приходить чувство относительной безопасности, напряжение, вызванное побегом, постепенно спадало. Мы незаметно привыкали к свободе.
      - Слушай, как тебя зовут? - спросил я у мальчика.
      - Стасик. А тебя?
      - Ибрагим.
      - Ибрагим? - удивленно протянул он. - Ты что, татарин?
      - Да нет. Армянин.
      - А я вот грузин, - улыбаясь, сообщил Симон.
      - А я цыган, - добавил Сенька.
      - Ого! - еще больше удивился мальчик.
      Наш маленький "интернационал" между тем вышел на полянку, в дальнем конце которой показалась хибарка лесника. Стась смело пошел вперед, мы же остановились. Страшно было вот так, сразу, подходить к домику. Кто его знает, что нас там ждет! Вдруг засада?
      - Пошли, пошли... - торопил нас Стась. - Не бойтесь.
      Подвел почти к самому домику, остановился:
      - Ну, бывайте. Заходите сами. Там уже есть люди.
      Нырнул в кусты и исчез, словно растворился. Это еще больше насторожило нас.
      Долго простояли мы за деревьями неподалеку от домика, не решаясь войти. Но ничего подозрительного не обнаружили, и Симон наконец решился:
      - Пошли!
      Мы ступили на порог. Симон распахнул дверь и сразу резко отпрянул. Через его плечо я успел заметить в комнате... немецкого солдата.
      Засада! Предательство?! Мы кубарем скатились с порога, бросились снова в лес под защиту деревьев.
      - Куда?! Назад! Чего испугались? - послышались за спиной веселые, удивленные голоса. - Да стойте вы, черти!
      Мы осторожно выглянули из-за стволов деревьев. Возле хаты стояло несколько человек. Среди них я различил знакомую фигуру Игната Кузовкова. Значит, все же наши! От сердца отлегло. Но немец! Неужели он нам почудился?
      Мы возвратились.
      - Ну, с благополучным вас... - Игнат обнял каждого, повел в дом.
      За столом сидели люди, и первым, кто бросился в глаза, был человек в немецкой форме. Молодой, круглолицый, он приветливо улыбался нам. Мы с опаской приблизились к нему, а он живо вскочил, каждому крепко пожал руку. Потом, обращаясь к Игнату и показывая на нас глазами, что-то сказал. Игнат засмеялся, перевел:
      - Говорит, сейчас возьмет вас под конвой, опять в лагерь отведет.
      Кругом заулыбались, и мы окончательно успокоились - немец наш!
      Осмотрелись. В глубине комнаты был еще человек. Он полулежал на койке, смотрел на нас лукавыми глазами.
      Алексей Манько! Неужели... Мы бросились к нему.
      - Как ты здесь оказался?
      - Так же, как и им. Благодаря Михайлову, - весело ответил он.
      Таким образом, в доме лесника собралось несколько военнопленных, которым с помощью Михайлова удалось вырваться на свободу. Они познакомили нас с немецким ефрейтором Станиславом Швалленбергом.
      Товарищи угостили нас горячей картошкой в мундирах, каждому налили по кружке кислого молока, дали по куску добротного, без опилок и гречишной шелухи хлеба. Пока мы ели, они рассказали, что о нашем появлении были предупреждены, что вот-вот должны подойти хозяин дома, Антон Одуха и Александр Софиев.
      - Софиев? - удивились мы. - Он что, тоже бежал?
      - Бежал. - ответил Игнат. - Пробил и его час.
      - Кто такой Одуха? - поинтересовался я.
      - Один очень хороший человек, - ответил Игнат. - Самый близкий товарищ Михайлова.
      Оказывается, Одуха - учитель, работает в школе в соседней деревне Стриганы. Днем учит детей, а по ночам ходит на диверсии. У него есть небольшая группа таких же, как и он, смельчаков, которая уже немало насолила немцам. Одуха, сообщил Игнат, пользуется безграничным доверием у Михайлова, тот поручает ему самые сложные и ответственные операции. Немало уже немцев и полицаев погибло от руки Одухи и его верных товарищей.
      Рассказ Игната подогрел мое любопытство, хотелось поскорее встретиться с этим необыкновенным человеком, познакомиться. Но в тот день встреча не состоялась.
      Пока мы беседовали, за окном понемногу смеркалось. Кто-то зажег коптилку, разговор продолжался при ее мерцающем свете. У дома выставили охрану, часто прислушивались, не идут ли Софиев и Одуха. Ждали их до поздней ночи, но так и не дождались.
      - Что ж, хлопцы, - предложил Игнат, - давайте спать.
      В эту ночь мы впервые за столько месяцев спали под настоящим одеялом, а в изголовьях у нас были подушки. Измученные событиями дня, уснули быстро и крепко.
      Рано утром дежуривший у дома Тенгиз Шавгулидзе громко постучал в дверь, сообщил:
      - Идут!
      Мы сразу все проснулись. Игнат вскочил первым, выбежал встречать Софиева и Одуху. Вскоре он ввел их в дом.
      - Ну, с добрым утром, хлопцы... Все живы, здоровы?
      Мы обступили Софиева, стали горячо благодарить за освобождение.
      - Ладно, ладно, - отмахнулся он. - Спасибо скажете потом, когда всех оккупантов перебьем. А сейчас некогда. Вот, знакомьтесь...
      Он представил нас невысокому мужчине с несколько резкими чертами лица, с широким разлетом бровей.
      - Антон Захарович Одуха. Он вам все объяснит.
      - А чего объяснять, - отозвался Одуха несколько глуховатым голосом. Надо собираться и снова в лес. Поговорим по дороге.
      Мы наскоро позавтракали простоквашей с хлебом и двинулись в путь. Впереди шел Одуха, за ним Софиев, сзади, гуськом, мы. Одуха шел быстро, споро, легко ориентируясь в лесу. Видно было, что здесь ему знакомы каждое дерево, каждая полянка. И походка была у него как у настоящего следопыта бесшумная и легкая.
      Шли часа два. Наконец Одуха остановился, присел на пенек, жестом подозвал всех поближе.
      - Вот что, товарищи! Вы знаете, кто мы и за что боремся. Надеюсь, что вы вырвались на свободу не для того, чтобы отлеживаться на печке. Согласны помогать нам?
      Вопрос был излишним. Заполучить любое оружие, чтобы иметь возможность своими руками убивать врагов, - об этом мечтал каждый из нас.
      - Так вот, - продолжал Одуха, - подпольный центр решил из вашей группы создать ядро нового партизанского отряда. Уверен, что вскоре он пополнится военнопленными, местными жителями. Действовать будете в строгом соответствии с нашими указаниями. Командиром предлагаю назначить...
      Обвел всех нас внимательным взглядом, задержался на Софиеве.
      - Вот его. Рекомендации не надо, сами хорошо знаете.
      Своим помощником Софиев назначил Казбека, кадрового командира Красной Армии, осетина по национальности. К сожалению, фамилия его так и осталась неизвестной.
      Оружие! Есть ли оружие? Это был первый вопрос, с которым мы обратились к Одухе.
      - Немного есть, - отметил он. - В городе. Его надо сюда переправить. Ну а в дальнейшем все будет зависеть от нас...
      Он отобрал несколько человек, увел с собой. К вечеру то принесли пилу, топоры, лопаты. Утром мы приступили к устройству землянок.
      Начиналась партизанская жизнь.
      Через два дня Антон Захарович Одуха снова пришел к нам и отобрал группу товарищей на первое боевое задание. Он объяснил, что пока носит оно довольно мирный характер. Нужно было ночью пробраться в Славуту, забрать с чердака больницы партию оружия, припрятанную там Михайловым специально для нас.
      Вышли с наступлением потемок. Миновали лес, подобрались к мосту, что на реке Горынь, и вдруг из темноты раздался окрик:
      - Стий! Хто идэ?
      - Полицаи! - шепнул нам Одуха. - Ложись!
      Мы упали на землю, замерли. Одуха сделал несколько шагов вперед, ответил:
      - Та корова, щоб ее бис побрав... Шукаемо разом з сыном...
      В темноте помолчали, потом из нее вынырнула фигура полицая. Он крикнул:
      - Одын хай до мэнэ йдэ, а други хай почакае.
      Полицай демонстративно сбросил с плеча винтовку, направил ее прямо на Одуху. Тот смело подошел к полицаю, резким движением отклонил дуло винтовки в сторону и одновременно направил на полицая пистолет.
      - Тихо! Молчать! - спокойно приказал он.
      Полицай оказался невероятным трусом. Он выпустил из рук винтовку и с криками: "Мамо! Ратуйте..." - бросился на мост. Мы слышали, как громко застучали по деревянному настилу сапоги, потом вдруг затрещали перила и раздался всплеск. Полицай с перепугу набежал на ограждение моста, проломил его и свалился в речку.
      - Сюды! Ратуйте! Партизаны... - благим матом кричал он. - Ой, топлюсь...
      На том берегу загремели выстрелы.
      - Отходить! Без паники... - приказал Одуха.
      Он сунул в руки Казбеку трофейную винтовку, круто свернул в сторону от моста к ближайшему лесу.
      К своим мы добрались под утро. Первая попытка вынести из города оружие не удалась.
      Через два дня мы решили повторить операцию. На этот раз выбрали маршрут несколько западнее моста. Речку переходили вброд. Группа была в том же составе: Алексей Иванов, Алексей Манько, Максим Сидненко (так, оказывается, звали Сеньку-цыгана), Симон Кадакидзе и я. Ночь стояла теплая и лунная. В воздухе с громким жужжанием носились майские жуки. На этот раз без приключений перебрались через речку, лесом дошли до самой водокачки на окраине города. Здесь группа разделилась. Одуха, Манько и Иванов направились к больнице.
      Там их поджидал Михайлов. Провел к главному корпусу, забрались на чердак. Быстро вынесли семь винтовок, ящик патронов, несколько гранат. В лесу мы разобрали оружие и боеприпасы. К утру уже были "дома".
      Теперь мы почувствовали себя настоящей боевой единицей. Хотелось быстрее в бой, но пока Одуха никаких конкретных заданий не давал.
      - Ждите. Наступит и ваш черед, - успокаивал он.
      Отряд тем временем понемногу увеличивался за счет местных жителей, которых присылали Михайлов и Одуха.
      Постепенно обживались в своих партизанских буданах. Кстати, о лесе. Мне, человеку, который вырос на просторах крымских степей, этот лес под Славутой казался настоящей тайгой. А между тем состоял он из редких порослей ольхи и сосны. На пригорках негусто росла сосна. Что такое настоящий лес, узнал я несколько позже, когда попал на Полесье... Но и в этот лес до поры до времени немцы и полицаи боялись заходить. Поэтому чувствовали мы себя здесь довольно свободно.
      Ни на минуту не забывали, что кругом враги. В лесу круглосуточно дежурили посты, ежедневно группы разведчиков выходили на дороги, собирали данные о противнике. Эти данные потом забирал Одуха, который приходил к нам довольно часто, или же зубной врач больницы Иван Яковчук - один из ближайших помощников Михайлова.
      Наконец Одуха дал нам первое боевое задание.
      Однажды он заявился утром раньше обычного, позвал Софиева, сказал:
      - Выдели мне одного человека. Есть дело.
      Софиев назвал Иванова.
      - А в чем дело? - поинтересовался он.
      - Сегодня днем из Берездова в Славуту немцы должны отправить обоз с продуктами. Надо отбить.
      - Справитесь вдвоем?
      - Должны, - ответил Одуха. - Охрана намечается небольшая, зачем же рисковать людьми.
      Вернулись они к вечеру, живы и невредимы, пригнали с собой несколько телег с продовольствием. Продукты мы рассортировали, часть переправили к Михайлову. Кроме не его прочего, на телегах оказалось бидонов двадцать сметаны. Она быстро портится. Встал вопрос, что с ней делать? Долго ломали голову, пока кто-то не предложил сбить из сметаны масло. Затея понравилась, и работа закипела. Мы наливали половину бидона сметаной, привязывали его за ручки к деревьям, начинали туда-сюда переворачивать... На следующий день уже ели масло. Несколько килограммов передали и Михайлову.
      Начались боевые будни нашего отряда. Операция следовала за операцией.
      В конце лета нас постигло большое несчастье. Арестовали и заключили в тюрьму руководителя подполья Федора Михайловича Михайлова. Вместе с ним по доносу предателя немцы схватили его соратников - Цыганкову, Андреева, Куявского, Полищука. Как только мы узнали об арестах, Александр Софиев принял решение, которое поддержал весь отряд, - любыми средствами, вплоть до штурма тюрьмы, выручить Михайлова и его соратников.
      Началась тщательная подготовка к операции. Одуха целиком поддержал нас и взял командование отрядом на себя. В партизанских делах он был много опытнее нас. И вот, когда к выполнению задания все было готово, даже назначен срок выступления, неожиданно прибыл посланец из Славуты и передал командиру отряда записку. В ней рукой Михайлова было написано: "Ничего не предпринимать - погубишь людей и дело. Прощайте, братья!".
      Одуха временно отложил начало операции, ринулся в Славуту, чтобы самому разведать, в чем дело. Вернулся на следующий день утром мрачный и подавленный. От друзей, оставшихся на свободе, он узнал, что немцы, предвидя нападение партизан на тюрьму, решили побыстрее покончить и с руководителями подполья, и с партизанским отрядом. Они укрепили гарнизон, устроили засады.
      О том, что именно готовят нам фашисты, Михайлов узнал от полицейского, который охранял его в камере и сам искал удобного случая, чтобы перебежать к партизанам. Через него Михайлов сумел передать свой последний приказ и последнее "прости". Одуха хорошо понимал, что и на этот раз руководитель подполья был прав. Что могли бы поделать несколько десятков партизан, если при налете на город против каждого будет в два-три десятка раз больше врагов, к тому же лучше вооруженных?
      Михайлов заботился о том, чтобы сохранить отряд как боевую единицу.
      Операция была отменена. А через два дня, 1 августа 1942 года, варварски избитого, истерзанного, но так и не сломленного Федора Михайловича Михайлова немцы повесили во дворе Славутской больницы. Последними словами его были:
      - Да здравствует Советская власть!
      9 мая 1965 года Указом Президиума Верховного Совета СССР Федору Михайловичу Михайлову было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Тех, кто желает подробнее узнать о жизни и деятельности этого замечательного человека, выдающегося партизанского руководителя, я отсылаю к документальной повести Альберта Доманка и Максима Сбойчакова "Подвиг доктора Михайлова". Выпущена эта книга издательством "Советская Россия" в 1971 году.
      Приближалась осень. Мы хорошо понимали, что в небольших лесах под Славутой на зиму оставаться нельзя. Было решено выделить группу, которая связалась бы с белорусскими партизанами, а через них - с Большой землей. Чтобы ускорить дело, решили раздобыть машину, а для этого разработали план, в котором ведущее место отводилось немцу Станиславу Швалленбергу. Тому самому, который так напугал нас своим видом, когда мы впервые заявились в дом лесника.
      Кстати, о самом Швалленберге. Это был кадровый солдат гитлеровской армии, который, несмотря на свою молодость, уже участвовал в оккупации Франции, Югославии, Польши. Сын рабочего, погибшего в первую мировую войну, воспитанный матерью в духе пролетарского интернационализма, Швалленберг не был заражен идеями фашизма. Победы гитлеровцев на западе Европы не вскружили ему голову. Начальство заметило, конечно, отсутствие надлежащего пыла у Швалленберга при выполнении им солдатских обязанностей, и в Россию он пришел в скромном звании ефрейтора.
      Но Станиславу Швалленбергу повезло: вместо того чтобы попасть на фронт, он оказался в шепетовском лагере, где охранял военнопленных. Он не допускал над ними никаких издевательств, наоборот, старался помогать, чем мог, тайно от остальных охранников. Лагерному начальству показалось подозрительным, что именно во время его дежурства совершено несколько удачных побегов, и Швалленберга решили отправить на фронт.
      Сам Станислав между тем делал отчаянные попытки, чтобы выполнить завет матери: при первом же удобном случае перейти на сторону русских. Он исподволь завязывал в городе знакомства с местными жителями. И вскоре ему повезло: познакомился с подпольщиками Адамом Павлюком и Иваном Музалевым. Для славутского подполья это знакомство оказалось очень ценным. Благодаря Швалленбергу удалось наладить связь с подпольными группами военнопленных в шепетовском лагере.
      И вдруг Швалленберг исчез. Несколько дней подпольщики осторожно нащупывали его следы. Оказалось, что в числе других "провинившихся" его отправили на фронт. Но однажды глубокой ночью в окно к Адаму Павлюку тихо постучали. Павлюк набросил на плечи шубу, вышел в сени.
      - Кто?
      В ответ услышал знакомый голос:
      - Здравствуй, Атам. Я есть Станислав. Пусти скорей, я весь как ледяной сосулька.
      Оказывается, Станислав бежал из эшелона в Казатине, где поезд попал под бомбежку. Таким образом, желание его матери было наконец исполнено.
      Адам Павлюк отвел Швалленберга к Михайлову, который под вымышленной фамилией устроил его сперва в больнице, а затем переправил к леснику, где мы и встретились.
      Станислав Швалленберг оказался хорошим партизаном, мужественным бойцом. В характеристике комиссара соединения партизанских отрядов Каменец-Подольской области Игната Васильевича Кузовкова сказано, что Станислав снабжал партизан ценной информацией, лично участвовал в подрыве пяти эшелонов противника, сжег фашистский продовольственный склад, где было уничтожено 600 тонн продовольствия. 30 наших военнопленных обязаны ему освобождением из-под фашистского ярма.
      После войны судьба этого мужественного человека-патриота долгое время была нам неизвестной. Но вот в 1970 году в газете "Труд" от 5 и 7 июня я прочитал документальный очерк "К выполнению задания приступил". Посвящен этот очерк Станиславу, его дальнейшей судьбе. Оказывается, 24 октября 1943 года по приказу генерала Набатова И.Е. Станислав Швалленберг был отозван из партизанского соединения в Москву. А через год, после специальной подготовки, уже в качестве советского разведчика, был заброшен в тыл к немцам в районе города Пилица в Польше. Через два дня после приземления он послал шифровку "профессору" (генералу Набатову И.Е.), что приземлился благополучно, приступает к выполнению задания. Эта первая шифровка оказалась и последней. Связь с разведчиком была прервана. И только весной 1945 года удалось установить, что его выдал фашистам предатель. Станислав Швалленберг погиб в застенках тюрьмы.
      За активное участие в партизанском движении Украины Указом Президиума Верховного Совета СССР от 8 мая 1944 года Станислав Швалленберг был награжден орденом Красной Звезды.
      Узнав о геройской гибели своего сына, мать Станислава, 83-летняя Вероника Швалленберг, писала в Советский Союз: "Я горжусь, что мой сын сбросил фашистский мундир и дрался с немецкими захватчиками вместе с советскими партизанами...".
      Итак, Станиславу Швалленбергу поручалось раздобыть автомашину, на которой группа, выделенная для связи с Большой землей, могла бы значительно быстрее, чем пешком, добраться до линии фронта. Вместе с ним на операцию вышли Василий Шантар и Максим Сидненко. Около шоссе Славута - Шепетовка партизаны замаскировались в придорожных кустах.
      Сидели долго, но нужная машина не проходила, все время шли грузовики с солдатами. Наконец показалась пустая полуторка с гражданским шофером за рулем. Швалленберг, одетый в форму немецкого фельдфебеля, вышел на шоссе, поднял руку. Шофер резко затормозил, открыл дверцу кабины. Дальнейшее произошло в считанные секунды. Станислав направил на водителя пистолет, приказал ему залезть в кузов. За руль сел Шантар, рядом Станислав, а Сидненко уселся в кузове возле насмерть перепуганного водителя.
      Шантар, механик по специальности, был первоклассным водителем. Он лихо развернул машину и направил ее снова в Славуту. Чтобы попасть в расположение партизан, нужно было обязательно проехать город. Дорога проходила как раз мимо лагеря военнопленных. И вот здесь, когда Шантар на подъеме несколько уменьшил газ, шофер кубарем скатился на землю, с криками: "Ратуйте! Партизаны!" - побежал к лагерю.
      К машине бросились немцы и полицаи. Станислав распахнул дверцу кабины, дважды выстрелил в предателя. Тот упал, продолжая звать на помощь. Шантар дал полный газ, фашисты в панике рассыпались по обочинам дороги. Они открыли беспорядочный огонь, но машина уже въехала в лесок, который начинался за лагерем.
      Первая опасность миновала. Но предстояло еще проехать мост через Горынь, охраняемый полицаями. Они проверяли документы у каждого, кто въезжал на него, но группа смельчаков понадеялась на немецкий мундир Швалленберга.
      Расчет оказался правильным. Мост проскочили благополучно. Заметив, что в кабине немец, полицаи пропустили машину, отдали честь.
      Таким образом наша тройка миновала опасную зону. Первая часть операции удалась. Группа направилась в расположение отряда.
      В партизанском лагере готовились к встрече товарищей. На дорогу к тому месту, где предполагалась встреча, было выслано двое партизан, в лесу цепочкой были расставлены посты, чтобы с появлением машины быстро уведомить отряд.
      Потянулись томительные часы ожидания. Заранее было договорено, что группа, выделенная для связи с Большой землей, двинется в путь ночью, к вечеру тройка Шантара, с машиной или без нее, должна была вернуться. Но вот уже вечер, начало смеркаться, а товарищей нет. Мы начали волноваться, терялись в догадках.
      Наконец, когда уже стало совсем темно, передовые посты услышали на дороге гул мотора. Наши или враги? Сразу же по цепочке была передана команда приготовиться к бою. Все залегли у дороги. Машина, не включая фар, подъехала к условленному месту, замедлила ход, остановилась. Из кабины вышли двое. Раздался двойной свист. Мы вскочили, с криками "ура!" бросились к товарищам, окружили, стали обнимать.
      Члены группы, выделенной для связи с Большой землей, начали уже садиться в машину, но Шантар остановил. Он рассказал о стычке с немцами возле славутского лагеря, высказал предположение, что за машиной, вероятно, организована погоня. Если это так, вполне вероятно, что немцы начнут прочесывать лес, натолкнутся на лагерь. Может завязаться бой, а в этой ситуации ослаблять отряд нельзя.
      Доводы Шантара были убедительными, и после некоторого раздумья Софиев принял следующее решение: машину отогнать подальше в лес, а всему отряду перебазироваться. О новом месте дислокации сообщить Одухе и ждать дальнейших его распоряжений.
      Машина уехала. Некоторое время мы прислушивались, нет ли погони. Дорога была безмолвна. Мы стали отходить. Едва прошли несколько сот метров, как Софиев остановился, снова собрал нас, сказал:
      - Думаю, товарищи, несколько изменить план.
      Мы в недоумении переглянулись. Софиев продолжал:
      - За одной машиной немцы большой погони не пошлют. Зачем же нам уходить, если мы можем устроить засаду... Задача наша бить фашистов, а не бегать от них, верно?
      Новое предложение командира понравилось всем, мы вернулись к дороге, залегли.
      Снова потянулись часы ожидания.
      Перед рассветом на дороге опять послышался гул мотора. Машина шла с той стороны, куда вечером уехали наши товарищи. Немцы? Возвращаются наши? Почему? На всякий случай Софиев приказал приготовиться к бою.
      Машина шла медленно. Вот она остановилась, послышался двойной свист. Мы выбежали на дорогу.
      - Ехали мы, ехали, - объяснил Шантар, - а потом решили: погони вроде нет, зачем же бросать машину, добытую с таким трудом? Вот и вернулись.
      - Да, теперь ясно, что погони не будет, - согласился Софиев. - Что ж, товарищи, не будем терять зря времени.
      Мы попрощались с друзьями, и вот наша группа - Софиев, Казбек, Кадакидзе, Швалленберг, Манько, Кузовков, Шантар, Сидненко, Шавгулидзе и я двинулась в путь. По дороге нам предстояло заехать в деревню Бачмановка, взять еще одного члена группы - Анатолия Гоголя.
      В Бачмановку мы приехали, когда было уже совсем светло. Никто не знал, в какой хате живет Гоголь, пришлось расспрашивать жителей деревни. Конечно, это нарушало правила конспирации, но другого выхода у нас не было. И, откровенно признаться, очень уж хотелось нам показать местным жителям, что мы, партизаны, живем, действуем, воюем с немцами. Пусть знают, что покой на нашей земле враг найдет только в могиле...
      Взяли Гоголя, двинулись дальше.
      Со второй половины ночи пошел дождь, к утру он усилился, дорога размокла, ехали медленно. Впереди уже показались первые дома райцентра Берездова, когда навстречу из-за поворота вынырнул старомодный фаэтон с кучером-украинцем на облучке и немецким офицером в коляске. Заметив буксовавшую в грязи машину, немец приподнялся с намерением выйти из коляски. Но вдруг резко изменил решение, приказал кучеру гнать что есть мочи. Фаэтон промчался мимо.
      Кто-то из наших вскинул винтовку, по Софиев крикнул:
      - Не стрелять! Отставить...
      Потом, когда фаэтон скрылся, Софиев объяснил: мы, конечно, вызвали какие-то подозрения у немца, иначе он бы так быстро не умчался, но стрельбой мы бы окончательно раскрыли себя. А это значит, с самого начала поставили бы под угрозу операцию, от исхода которой зависит судьба десятков людей.
      - И все же надо было стрелять, - недовольно бросил Гоголь. - Мертвый он бы молчал.
      - А если бы промахнулся? - возразил Софиев.
      - Надо было залп дать, - поддержал Анатолия Казбек.
      - А теперь ясно, что на машине нам отсюда не выбраться, - продолжал Гоголь. - Вот что, хлопцы, бросаем машину, идем дальше поодиночке...
      - Ты что?! - возмутился Софиев. - Это же самоубийство!
      Они заспорили. Мы все, кроме Казбека, поддержали Софиева, полезли в машину. Гоголь и Казбек постояли немного на дороге, потом медленно пошли по направлению к лесу. Нас осталось девять...
      Забегая вперед, хочется сказать, что Гоголю повезло, ему удалось самостоятельно пробраться к партизанам, а Казбек исчез бесследно.
      Немцы подняли тревогу. Мы еще подъезжали к Берездову, а по телеграфным проводам во все ближайшие села уже летели тревожные сигналы: "Ахтунг! Ахтунг! В районе Берездова обнаружена группа партизан! Припять все меры к ее уничтожению!".
      Срочно начали перебрасываться в район Берездова славутские и шепетовские полицейские. Старостам окрестных сел было дано указание до прихода основных сил собрать местное население, вооружить его косами, вилами и топорами, организовать облаву. Начальнику полиции в Берездове было приказано задержать нас во что бы то ни стало.
      Мы тем временем, ни о чем не подозревая, на малой скорости въехали в Берездов.
      Первым заметил опасность Кузовков. Он показал рукой вперед на дорогу. Там возле одного из домов нас уже ждали полицейские с винтовками. Двое вышли вперед и знаками приказали остановиться.
      - Держись, ребята! - приоткрыв дверцу кабины, крикнул Шантар и дал полный газ.
      Полицейские мигом сбежали с дороги.
      Мы благополучно проскочили Берездов. Едва выехали из него, как машина наша снова забуксовала. Засела в грязи в самый неподходящий момент, когда дорога каждая секунда... Мы напрягались из последних сил, старались вытащить ее, а на окраине ближайшего села уже показались верховые. Они галопом мчались в нашу сторону.
      Нужно было принимать бой.
      Мы залегли. Всадники быстро приближались.
      - Огонь! - скомандовал Софиев.
      Раздался дружный залп. Двое всадников упало, остальные поспешно соскочили с лошадей, залегли вдоль дороги и тоже открыли огонь. Продолжая отстреливаться, мы короткими перебежками стали отходить к лесу. Силы были явно неравными.
      Вот и спасительный лес. Полицаи прекратили погоню. Мы почувствовали себя в относительной безопасности. Софиев на ходу сделал перекличку. Убедившись, что никого не потеряли, выбрались на поляну. И здесь нашим глазам представилась неожиданная картина.
      На поляне мирно паслось стадо коров, за ними с длинным кнутом через плечо ходил мальчик лет тринадцати. Нашему появлению он нисколько не удивился, не испугался, подошел поближе, стал с интересом нас рассматривать.
      Разгоряченные недавним боем, готовые в любую секунду снова открыть огонь, мы остановились, уставились на мальчика. Так несколько мгновений рассматривали его, потом пастушок спросил:
      - Вы кто?
      - Партизаны, - ответил Софиев. - Ты что же не прячешься? Слышал ведь стреляли!
      - А теперь каждый день стреляют, - спокойно ответил он. - Пора и привыкнуть.
      Совсем осмелел, подошел еще ближе.
      - Только зря вы сюда прибежали.
      - Это почему? - удивились мы.
      - Потому... Лесок-то маленький. Вот поокружают вас зараз полицаи, перебьют всех.
      Мы переглянулись. Час от часу не легче. Как быть?
      - Слушай, мальчик, - снова обратился к нему Софиев. - А большой лес далеко?
      - Да недалече. Километры четыре. Во-он там. - Он показал кнутовищем на север. - Только ведь поле перед лесом. Жито растет...
      - Ну, спасибо тебе, браток, - поблагодарил Софиев и приказал двигаться дальше.
      Лесок, действительно, оказался крохотным. Через километр он кончился. Начиналось поле ржи. Рядом зеленел участок, оставленный на зябь. В лесу этом оставаться нам было нельзя, мальчик прав.
      - Вот что, - остановился Софиев, - разбиваемся на мелкие группы по два человека и рожью пробираемся к большому лесу. Там снова соберемся вместе. Вперед!
      Он первым вышел из-за деревьев, за ним двинулись остальные.
      Только мы сделали несколько шагов, как справа и слева раздались автоматные очереди. Бросились назад. Полицаи, выходит, успели окружить лесок. Теперь они не выпустят нас из него, а когда дождутся подкрепления, снова пойдут в наступление...