Клятву сдержали

      Мы опять собрались вместе. Вырываться из окружения надо было дружно, решительно. Мы проверили оружие. Девять винтовок, один наган, два десятка гранат, пулемет. Чудо-пулемет. Дело в том, что он был собран из двух! ствол и диски от танкового, а кожух, подвижная система - от Дегтярева. Работал этот необычный гибрид ненадежно, отказывал в самые неподходящие моменты. За что и получил кличку "чудо-пулемет". Маловато было патронов, но на один бой должно хватить. Что ж, будем драться до последнего!
      Софиев послал в разведку Алексея Манько. Тот ползком пробрался к полю, вскоре вернулся, коротко доложил:
      - Идут!
      Всей группой двинулись мы к опушке леса. И увидели следующую картину к нам приближалась большая толпа крестьян, вооруженных вилами, косами, топорами. За ними виднелись черные мундиры полицейских.
      Замысел врага был ясен. Под наш удар немцы подставляли мирных жителей и полицейских, рассчитывая уничтожить нас с меньшими потерями. Крестьяне шли не по своей воле, мы слышали сердитые окрики гитлеровцев.
      В своем дьявольском плане фашисты допустили одну большую оплошность. Они не учли того, что волей-неволей будут двигаться с той скоростью, с какой идут крестьяне, а те, естественно, шли неохотно, медленно. Вот этим обстоятельством и решил воспользоваться Софиев. Он приказал нам разделиться на две группы, пока позволяло время, перебежать в рожь и попытаться незаметно добраться до большого леса.
      Я попал в группу, куда кроме самого Софиева вошли Симон Кадакидзе, Тенгиз Шавгулидзе и Максим Сидненко. Мы скатились в канаву, потом один за другим нырнули в рожь. Благополучно выбралась из леска и вторая группа. Едва залегли в хлебах, как сзади, совсем близко от нас, раздались выстрелы. Немцы и полицаи начали прочесывать рощу. Потом послышались удивленные возгласы:
      - Куда же подевались эти бандиты? Как сквозь землю провалились...
      Таким образом мы оказались за спиной у карателей. Самый удачный момент для нападения! Глупо было бы им не воспользоваться. Во ржи рядом со мной раздался громкий голос Софиева:
      - Вперед! За Родину!
      Подхваченные одним порывом, мы дружно бросились в атаку. Загремели выстрелы, взрывы гранат, где-то сбоку застрочил наш "чудо-пулемет". Но вскоре он захлебнулся и больше уже на протяжении всего боя не работал.
      Немцы и полицаи не ожидали атаки в спину. Беспорядочно отстреливаясь, они бросились врассыпную. Крестьяне с первыми же нашими выстрелами разбежались кто куда. Мы полностью овладели инициативой.
      - Все к лесу! - раздалась новая команда Софиева.
      Я бежал рядом с ним, видел, как он часто оборачивался, отстреливаясь. Но вот вдруг резко остановился, пригнулся, схватился за правую руку. Ранен! Я бросился к нему, но Софиев оттолкнул меня, поднял оружие левой рукой, побежал дальше.
      Неожиданно выстрелы раздались впереди. Совсем близко мелькнула фигура в гражданской одежде. Александр прицелился, выстрелил. Человек упал. К нему подбежал Алексей Манько, поднял винтовку...
      - Не убивайте, люди! - услышали мы отчаянный крик. - Не по своей воле я...
      - Стой! Не стреляй! - крикнул Алексею Софиев. - Он нам нужен.
      Поднял раненого за шиворот, встряхнул, спросил:
      - Знаешь, где полицейские засады?
      - З-з-знаю... - дрожа от испуга, выдавил человек.
      - Проведешь - оставим живым. Ну, согласен?
      - Согласен, - обрадовался тот.
      - Ибрагим, посмотри, что там у него, - повернулся ко мне Софиев.
      Я осмотрел раненого. Легкое ранение в ягодицу.
      - Царапина, - сообщил я. - Доведет...
      - Пошли! - приказал Софиев.
      Проводник шел быстро, испуганно косясь на Васю Шантара, который шагал за ним след в след, держа наготове винтовку. Когда рожь кончилась, проводник вывел нас на голое поле и подался не к ближнему краю леса, а к дальнему.
      - Ты куда?! - крикнул Софиев. - Пулю захотел?
      - Туда нельзя, - проводник показал рукой в сторону ближних деревьев. Там засада.
      Словно подтверждая его слова, у самого леса возникли фигуры полицейских. Они приветственно махали проводнику руками, что-то кричали. В ответ тот ускорил шаг.
      - Надо быстрее, - сказал он на ходу. - Вот-вот из Славуты еще немцы должны приехать...
      Чувствовалось, что жизнь ему дороже всяких других соображений.
      Проводник перешел на бег, ему не меньше нашего хотелось поскорее добраться до леса. Когда до него оставалось несколько десятков шагов, полицаи в засаде наконец догадались, что не проводник нас ведет, а мы его, и открыли огонь. Но было уже поздно. Последний рывок - и мы за деревьями. Теперь пули врага не страшны.
      Вася Шантар отвел проводника в сторону, крикнул:
      - Ну, гад, беги! Да больше нам не попадайся...
      Проводник, боязливо оглядываясь, побрел прочь. Вася поднял винтовку, выстрелил в воздух. Проводник присел, потом, прихрамывая, пустился бежать и вскоре исчез за деревьями.
      Собрались вместе. Все живы, даже невредимы, лишь Софиев легко ранен в правую руку. Мы с Симоном осмотрели рану, промыли, сделали перевязку.
      Забравшись поглубже в лес, мы остановились, прислушались. Погони не было, никто не рискнул преследовать нас в лесу. Напились из ручья, присели передохнуть.
      - Налетай, хлопцы! - Сидненко снял с плеча дорожную сумку, с которой никогда не расставался, извлек из нее начатую буханку хлеба, несколько луковиц, кусок сала.
      Голодные, мы дружно навалились на еду. Максим оказался самым предусмотрительным из нас, из съестного больше никто ничего не прихватил.
      Подкрепившись и немного передохнув, снова двинулись в путь.
      Пока цель была одна - уйти подальше от места, где нам так не повезло. Шли весь день, и к вечеру уже буквально валились с ног. Вдобавок во второй половине дня пошел дождь, мы промокли до нитки. На ночь остановились, когда уже стало совсем темно. Выставили часовых, развели небольшой костер. Обогрелись, обсушились, стали укладываться спать. Наломали веток, устроили возле костра что-то вроде общего ложа. Игнат Кузовков лег рядом со мной. Укладываясь, мечтательно произнес:
      - Покурить бы...
      - А ты потруси в карманах, - посоветовал я.
      - И верно!
      Он приподнялся, стал шарить в карманах. На землю выпал небольшой коричневый бумажник.
      - Откуда это у тебя? - спросил я.
      - В жите подобрал, - ответил Игнат. - Возле того, который нас в лес привел... Посмотрим, что там.
      Он придвинулся поближе к костру, развернул бумажник. Из него выпало несколько денежных купюр, какая-то книжечка. Игнат развернул ее и удивленно воскликнул:
      - Ну и ну! Посмотрите-ка, хлопцы, кто у нас проводником был!
      Мы придвинулись. Игнат показал удостоверение. С фотографии на нас смотрело знакомое лицо проводника. А в удостоверении значилось, что он является начальником берездовской полиции. Фамилия его была Семенюк, Владимир Семенюк.
      - Ах, досада! - воскликнул Александр Софиев. - Такую птицу упустили! Теперь понятно, почему те из засады не стреляли. Что же ты, Игнат, раньше этот бумажник не показал?
      - Да забыл я совсем о нем! - оправдывался Игнат. - Подобрал, сунул в карман... До этого ли было!
      Обидно, конечно, что отпустили живым предателя, но делать нечего, обратно не вернешь. Легли спать.
      Спустя несколько месяцев я узнал, что начальник берездовской полиции не избежал справедливого возмездия. Прежде всего наше спасение не прошло ему даром. За то, что он провел нас через полицейские засады, немцы его арестовали, порядком избили. Потом, в наказание, направили в шепетовскую каменоломню. Вскоре, однако, вернули на прежний пост. В 1944 году его поймали украинские партизаны и расстреляли.
      Дальнейший путь пролегал вдоль старой советско-польской границы. Население сел и хуторов тепло встречало нас, охотно делилось продуктами, указывало наиболее безопасные лесные дороги. Через несколько дней пути в одной из небольших деревушек нам в руки попал помер оккупационной газеты, которая выпускалась немцами на украинском языке. Большая часть материала в ней была посвящена бою под Берездовом. Фашисты представили его как крупное сражение, сообщали, что якобы в нем была наголову уничтожена большая "банда партизан", захвачены огромные трофеи. В конце отмечалось, что теперь в этом районе партизан больше нет, там восстановлен порядок. Как говорится, голодной куме хлеб на уме.
      У Софиева была крупномасштабная карта, она давала лишь общее представление о местности. Шли мы большей частью по глухим лесным тропам, ориентируясь по компасу. Несмотря на радушие жителей, в деревни заходили редко. Питались грибами, ягодами. У ребят расстроились желудки. Я посоветовал побольше налегать на чернику, благо в глухих лесных падях ее было еще много. Иногда специально заходили поглубже в лес, чтобы "подлечиться" этой чудодейственной ягодой.
      Прошло две недели после боя под Берездовом. Трудности пути давали о себе знать, мы физически измотались. По ночам у всех ныли ноги, из-за этой беспрерывной боли долго не могли уснуть. Утром все труднее было заставить себя идти дальше, много времени проходило, пока организм снова начинал нормально работать. И все же Софиев торопил, он знал: там, под Славутой, товарищи с нетерпением ждут радостных вестей.
      Чем ближе подходили мы к Белоруссии, тем чаще слышали от населения рассказы о смелых действиях партизан. Из этих рассказов выяснялось, что на территории Белоруссии действуют хорошо организованные, крупные партизанские соединения, которые имеют прочную связь между собой и с Большой землей. Так что не зря пробираемся мы на белорусскую землю, не зря переносим все невзгоды и лишения.
      Однажды присели отдохнуть у полотна узкоколейки. Только закурили, как где-то близко за деревьями чмыхнул паровозик. Мы вскочили, спрятались в кустах. Показался состав крохотных вагончиков, нагруженных дровами и торфом.
      - Ребята, давайте остановим, проедем немного, - предложил Максим Сидненко. - Все-таки транспорт.
      - Идея! - подхватил Софиев. - Кажется, один машинист, немцев нет...
      Мы выбежали на полотно, жестами приказали машинисту остановиться. Паровозик резко затормозил, из окошка выглянуло добродушное лицо машиниста. Он приветливо заулыбался, снял кепку, с явным польским акцентом спросил:
      - Что желают господа партизаны?
      Эта неожиданная встреча, казалось, нисколько его не удивила. Наоборот, обрадовала.
      - Партизаны желают проехать на твоем паровозике! - ответил Софиев.
      - О! С удовольствием! Проше, панове...
      Станислав Швалленберг и Александр Софиев устроились рядом с приветливым машинистом, остальные расселись по вагончикам на мягком, немного сыроватом торфе. Машинист лихо сдвинул промасленную кепку на затылок, уверенно задергал рычагами. Паровозик помчался что есть духу. По бокам замелькали деревья.
      - Хорошо! - воскликнул Симон. - Так бы всю дорогу...
      К сожалению, с комфортом проехали всего километров тридцать. Не доезжая до станции, машинист высадил нас, галантно пожелал счастливого пути. Мы тепло попрощались - все же он нам сэкономил полдня дороги.
      Обошли станцию лесом, снова выбрались на узкоколейку и подались по шпалам. К вечеру вышли к будке обходчика. Была она с выбитыми стеклами, в ней давно уже никто не жил. Решили здесь заночевать. Софиев выслал Шавгулидзе, Шантара и Сидненко в разведку. Мы проголодались и надеялись, что нашим товарищам, может быть, посчастливится достать чего-нибудь съестного. Прилегли отдохнуть.
      Прошел час, другой, разведка не возвращалась. Вдруг в будку вбежал часовой, тревожно сообщил:
      - Ребята! Какой-то подозрительный тип приближается...
      Мы вскочили, заняли круговую оборону. К полотну железной дороги неторопливой походкой приближался коренастый, широкоплечий мужчина в серой холщовой рубахе. Не доходя метров ста до будки, остановился, негромко крикнул:
      - Эй! Есть кто?
      - Спроси, что ему надо, - обратился Софиев к Алексею Манько.
      Алексей поднялся, держа винтовку наготове, подошел к незнакомцу. Они перекинулись несколькими короткими фразами, потом Манько повел мужчину к будке.
      - Вот, - представил он его Александру. - Говорит, есть разговор к командиру.
      - Слушаю, - Софиев встал.
      Мужчина низко поклонился, умоляюще сложил руки на груди.
      - Помогите, товарищ командир! - просил он. - У вас здесь два доктора есть, так нехай они со мной в деревню сходют...
      - Это зачем? - удивился Софиев.
      - Да с женой у меня плохо. Третий день разродиться не может... Вот горечко какое!
      Софиев посмотрел на Симона, на меня, ответил:
      - Что ж, попробуем помочь. Только откуда вы узнали, что мы здесь и что два врача у нас?
      - Так ваши ж и сказали, - ответил крестьянин. - Они зараз у нас в деревне...
      Оказывается, в нескольких километрах от будки была деревня.
      Когда наши заявились туда, жители их радушно встретили, накормили, предложили накопать на огороде картошки. Попутно рассказали про несчастье. Жена Максима - так звали нашего крестьянина - не может разродиться. Врача нигде поблизости нет, а бабка бессильна чем-либо помочь. Наши разведчики посоветовались и решили направить Максима к Софиеву. Так он оказался у нас.
      - Ну что, Леонидович, пойдешь? - обратился ко мне Софиев. - Ты помоложе, а Симон вон чуть живой.
      - Надо идти, - я с готовностью перебросил через плечо санитарную сумку, взял в руки винтовку.
      Крестьянин с недоверием посмотрел на меня. Вид у меня был действительно далеко не докторский. Обросший, оборванный. Однако Софиев успокоил Максима:
      - Ты, брат, не смотри, что он у нас в таком виде. Доктор что надо! Такие роды устроит, залюбуешься!
      Все засмеялись. Мы двинулись в путь.
      - Как деревня-то называется? - спросил я у Максима.
      - Бобрики, - коротко ответил он.
      Всю остальную часть дороги мы молчали. Когда пришли в деревню, Максим завел меня в хату, стоявшую немного на отшибе. В доме оказалось полно людей: родственники, соседки роженицы.
      - Вот. Доктора привел, - представил меня Максим.
      Женщины тоже посмотрели на меня с недоверием, однако расступились, освобождая место возле печки, где стояли ведра с водой.
      Я вымыл руки, прошел за полог к больной.
      Роды я принимал впервые в жизни. Знакомое волнение, связанное с чувством ответственности, с желанием помочь человеку, охватило меня. И в то же время одолевал страх. А вдруг нужно будет хирургическое вмешательство? У меня же ни опыта, ни инструментов. Что тогда? Но выхода не было, надо спасать мать и ребенка.
      Внимательно осмотрел роженицу. К счастью, никаких отклонений от нормы не обнаружил. Но требовалась немедленная хирургическая помощь. Из институтского курса вспомнил, что рекомендуют в таких случаях специалисты. Так решил поступать и я.
      Попросил вскипятить воды, в кипятке продезинфицировал обычный столовый нож, моток льняных ниток. Обработал руки самогоном-перваком и приступил к операции.
      А вскоре комнату огласил крик новорожденного. Новый человек появился на свет!
      Я облегченно вздохнул.
      - Кто? - прошептала молодая мать.
      Услышав, что родился мальчик, слабо улыбнулась, закрыла глаза.
      Роды закончились благополучно. Я был рад не меньше матери и ее родственников.
      В доме засуетились. Добрые, полные благодарности люди приготовили угощение, пригласили к столу. Я не отказывался. Теперь, когда напряжение улеглось, приступ голода начался с новой силой. Ведь со вчерашнего дня ничего не ел.
      А у моих товарищей по оружию происходили тем временем следующие события. Трое наших - Шавгулидзе, Шантар и Сидненко - уже заканчивали копать картошку, когда заметили, что на дороге появилась группа вооруженных людей в гражданском. Местные партизаны? Полицаи? На всякий случай решили немедленно вернуться к своим, предупредить. Они не знали, что я уже в деревне, принимаю роды. Огородами добежали до мелколесья, скрылись в нем и вскоре были уже в будке железнодорожного обходчика. Они рассказали нашим о подозрительном отряде, и Софиев принял решение уходить. За мной послали Станислава, Симона и Алексея.
      Я же уплетал за обе щеки яичницу, наедался впрок. Беспокоила мысль о ребятах, но хозяин сказал, что трое наших тоже хорошо накормлены, остальным жители соберут хлеба, яиц, сала. Чарка самогона еще больше разогрела аппетит, я с новой силой налег на еду.
      И вдруг в дом вбежала женщина, испуганно сообщила, что в деревню вошли вооруженные люди. Я схватил винтовку, пулей вылетел на улицу. Хозяин же не проявил ни испуга, ни удивления. Он выбежал за мной:
      - Не вздумай стрелять, доктор! Это наши.
      Кто его знает, кого он имел в виду под словом "наши"! Ведь сколько было случаев, когда гостеприимный хозяин оказывался полицейским агентом, партизаны не раз попадали в такие ловушки.
      Я дослал патрон в патронник, притаился у калитки. Дешево свою жизнь не отдам!
      Хозяин поспешил со двора на улицу. Через некоторое время распахнулась калитка, и во двор вошли несколько вооруженных людей. У всех на кепках и фуражках были красные ленточки и наши пятиконечные звезды.
      Я выбежал из укрытия, бросился им навстречу.
      - Товарищи!
      Но один из партизан, высокий худощавый юноша, направил на меня автомат, строго приказал:
      - Бросай винтовку! Руки вверх!
      Не успел опомниться, как сзади на меня набросились, быстро обезоружили.
      - Так-то лучше, - уже более дружелюбно сказал молодой человек и отвел автомат. - А теперь пошли в хату, поговорим.
      Недолго выясняли мы отношения. Оказалось, что молодой человек начальник штаба местного партизанского отряда, командиром которого был Болотников. Отряд входил в соединение Василия Ивановича Козлова. Пока мы находились в деревне и я принимал роды, местные жители сообщили в отряд, что здесь появились неизвестные. Командир выслал группу выяснить, что за люди.
      Коротко рассказав о себе, Николай - таким именем назвался начальник штаба - начал подробно выяснять, кто мы такие. Я рассказал ему о славутском подполье, об отряде, о нашей группе и о том, с каким заданием пришли мы на территорию Белоруссии.
      - Что ж, очень рады встретиться с украинскими друзьями, - с улыбкой в заключение сказал Николай. - Поможем, чем можем...
      Он вышел из хаты, отдал какое-то приказание бойцам, стоявшим на улице. И вскоре к дому подкатила повозка. Мы с Николаем и еще двумя партизанами уселись в нее, через полчаса были уже возле будки.
      К своим я пошел один. На ходу стал громко насвистывать условный пароль. Из будки осторожно вышли Софиев, Манько. Потом появились и остальные. Они медленно направились к повозке.
      - Ну, здарова, украинские сябры! - Николай первым протянул Софиеву руку. - Рады бачыць вас на беларускай зямли!
      Они крепко обнялись.
      Это произошло 18 августа 1942 года. Первая часть задания Одухи была выполнена.
      Нас разместили по хатам в деревне, и мы впервые за много дней вволю отоспались.
      НА БЕЛОРУССКОЙ ЗЕМЛЕ
      Наши новые товарищи рассказали нам много интересного и радостного о партизанском движении в Белоруссии. Здесь оно приняло поистине всенародный размах. Из местных жителей и бойцов, попавших в окружение, образовывались все новые группы, которые формировались в отряды по сто и более человек. Партизанские отряды не давали покоя врагу ни днем, ни ночью.
      К тому времени, когда мы попали в Белоруссию, там уже целые районы контролировались партизанами. Фактически была восстановлена Советская власть в Октябрьском районе, изгнаны немцы из многих деревень Глусского, Старобинского, Стародорожского, Слуцкого, Осиповичского районов. Все действия партизанских отрядов координировались и направлялись Минским подпольным обкомом партии, который в свою очередь имел прочную связь с Большой землей.
      Руководители белорусского партизанского движения приняли самое теплое участие в нашей судьбе. 20 августа вся наша группа прибыла в штаб соединения, а вечером того же дня нас приняли Василий Иванович Козлов и Михаил Петрович Константинов. Эта памятная встреча хорошо запомнилась, потому что оказалась поворотной в моей судьбе.
      Состоялась она в одной из хат деревни Альбинск Октябрьского района, где в то время базировался штаб соединения. Когда мы, все девять, вошли в хату, там нас уже ждали. В просторной горнице за большим столом кроме Козлова и Константинова сидели Роман Наумович Мачульский и Иосиф Александрович Бельский. Все были одеты в полувоенную форму - защитного цвета кителя с отложными воротниками без знаков различия, галифе.
      Сразу обратил на себя внимание своим внешним видом Василий Иванович Козлов. Подтянутый, лицо открытое, глаза строгие. У Михаила Петровича Константинова были большие "буденновские" усы. Смотрел он на нас веселыми глазами. Роман Наумович Мачульский выделялся высоким ростом, светлыми волосами. Иосиф Александрович Бельский казался рассудительным, уравновешенным.
      Партизанские руководители поздоровались с нами, познакомились с каждым в отдельности, пригласили поближе к столу.
      - Ну, дорогие друзья-украинцы, рассказывайте, с чем вы к нам пришли? обратился Василий Иванович к Софиеву.
      Завязалась неторопливая беседа. Мы рассказали о славутском подполье, его руководителе докторе Михайлове, о нашем небольшом отряде, первых боевых операциях, о том, с какой целью послана наша группа на связь с белорусскими партизанами.
      Слушали нас внимательно, не перебивали, лишь изредка задавали уточняющие вопросы: когда вышли в путь, куда решили податься Казбек и Гоголь, какие потери понесли в бою под Берездовом, с нами ли "чудо-пулемет"? Слушая, Василий Иванович потирал ладонью свой высокий лоб, Константинов что-то записывал, Бельский и Мачульский время от времени выходили из хаты, потом возвращались.
      За окнами тем временем стемнело, хозяйка внесла в горницу две коптилки, сделанные из снарядных гильз.
      - Думаю, дальше вам идти незачем, - обращаясь ко всем, сказал Козлов. Связь с Большой землей у нас хорошая, сегодня же доложим о вашей группе. Ну, а там... Будем думать, что дальше делать. Верно?
      Он посмотрел на Константинова, тот, соглашаясь, кивнул. Мачульский встал из-за стола, подошел к Шантару, спросил:
      - Вы сказали, ваша фамилия Шантар? У нас в одном отряде командиром Шантар. Случайно, не родственник ваш?
      - Как его зовут? - насторожился Вася.
      - Владимир.
      - Владимир?! - Вася вскочил. - У меня брат Владимир!
      - Что ж, - вмешался в разговор Василий Иванович Козлов. - Устроим вам встречу. Может быть, действительно брат.
      Встреча эта состоялась через несколько дней. Владимир оказался на самом деле братом нашего Васи. Радости обоих не было границ. По просьбе Владимира Вася Шантар был зачислен в отряд к своему брату рядовым бойцом.
      Мы же ожидали решения с Большой земли. Оно по каким-то причинам задерживалось, и мы пока жили в соединении Козлова. Несли внутреннюю охрану, участвовали в боевых операциях. Разместили нас по хатам. Хозяева отнеслись к нам радушно. Они уже знали, кто мы и откуда. Все это были наши, советские люди, у которых родные - глава семьи, сын, брат - или служили в Красной Армии, или сражались с врагом в партизанах.
      Мне, как врачу, с первых же дней поручили санитарную службу. Контролировал санитарное состояние пищеблоков, партизанских бань, занимался лечением больных и раненых партизан.
      В середине сентября 1942 года немцы активизировали действия против партизан. Тревожные сообщения о том, что фашисты накапливают силы для большого наступления, стали поступать все чаще. Командование соединения решило дать врагу бой.
      Бой этот произошел 16 сентября. В этот день рано утром наши передовые посты доложили, что на село Альбинск наступают два гитлеровских батальона. Враги вооружены автоматами, пулеметами, минометами. Наши отряды к тому времени еще не имели достаточно автоматического оружия. Вот почему, несмотря на то что сражались все мужественно - бой длился несколько часов, врагу удалось вытеснить нас из деревни.
      Однако дальше противник не пошел.
      В альбинском бою погиб мой друг Симон Кадакидзе.
      Руководил обороной генерал Константинов. Эмоциональный, подвижный, он успевал бывать повсюду и везде вовремя. В одном подразделении он появлялся, чтобы поднять боевой дух партизан, в другом - чтобы предложить командиру удачный обходный маневр, в третьем - чтобы лично повести в атаку. Человек большой храбрости, он, казалось, совсем не остерегался пуль. И был словно заколдован от них. Всегда впереди, всегда на виду у партизан... "С таким командиром не пропадешь!" - говорили о нем бойцы. Все мы были прямо-таки влюблены в. этого мужественного человека.
      В нашем подразделении он появился, когда уже была получена команда отходить в лес. Ловко перепрыгнул через плетень, кубарем скатился в ложбинку к командиру, сдвинул на затылок фуражку, сказал:
      - Вот что, Пущин... Остаешься прикрывать отход. Держись, пока не отойдем в лес. Продержишься?
      - Постараюсь, - ответил Казимир Францевич. - Как, ребята, продержимся?! - повернулся Пущин к нам. - Генерал приказывает.
      - Продержимся! - дружно ответили партизаны.
      - Великолепно! - весело похвалил Константинов. - Ну, я пошел. До встречи в лесу.
      Пригибаясь, он отбежал на несколько шагов, повернулся, крикнул:
      - Следи за огородами! Сдается мне, они думают тебе в спину зайти...
      Действительно, в конце огородов на грядках с почерневшими кустами картошки появились фигуры врагов. Они пока не стреляли, накапливали силы для решающего броска.
      - Кадакидзе, Голиков! - скомандовал Пущин. - Надо подползти поближе к ним по меже. Как только поднимутся в атаку, открывайте фланговый огонь!
      Я видел, как Кадакидзе и Голиков ползли по меже, потом скрылись в лебеде. Враг между тем пошел в атаку. Мы открыли огонь. Гитлеровцы залегли, метнули несколько гранат. Взрывы справа, слева. На несколько мгновений все исчезло в клубах дыма. А когда он рассеялся, я увидел, как по меже торопливо ползет один Голиков.
      - Друян! - тревожно позвал он. - Симон ранен...
      Я бросился к нему.
      Когда мы подползли к Симону, он был уже мертв. Осколки гранаты угодили в голову и в живот. Струйка крови запеклась на лбу, затерялась в густых седых волосах Симона. Глаза его были открыты, на лице застыло выражение какого-то трогательного детского удивления. Мы уже ничем не могли ему помочь. Я закрыл глаза товарища. Прощай, друг...
      Сидненко тронул меня за плечо, тихо сказал:
      - Идем, Друян. Наши отходят...
      Мы прикрыли Симона лебедой, вернулись к своим.
      Когда снова отбили деревню у врага, на ее окраине, на холме, который виден издали, вырыли братскую могилу. Со всеми почестями перенесли сюда останки наших боевых товарищей. Вперед вышел Константинов, снял фуражку. Стало тихо, так тихо, что слышно было, как в лесу за деревней поют птицы.
      - Прощайте, дорогие наши боевые товарищи! - проговорил Константинов. Умолк, долго молчал. - Спите спокойно... Мы отомстим за вас... Клянемся!
      Раздался прощальный залп.
      Через несколько дней Александра Софиева вызвали в штаб. Боец, который пришел за ним, сообщил, что получена радиограмма с Большой земли, касающаяся нашей группы. Подробностей он не знал. Мы поняли, что сейчас решится наша судьба, и с нетерпением стали ожидать возвращения Софиева.
      Вернулся он довольно скоро.
      - Поздравляю! - радостно произнес Софиев, оглядывая нас веселыми глазами. - С Большой земли получено указание выделить нашей группе необходимое количество боеприпасов и вооружения. Нам приказано возвращаться в отряд на Украину. - Задержался взглядом на мне, на Тенгизе, добавил:
      - А с вами будет особый разговор. Пошли в хату!
      Когда мы втроем вошли в дом, он усадил нас за стол, сам сел напротив, произнес:
      - Командование соединения предлагает вам остаться здесь. Сами понимаете, чем это вызвано... У них при штабе соединения нет ни одного врача.
      - Но я-то не врач! - воскликнул Тенгиз. - Мне-то можно с вами...
      В голосе его звучала обида. Признаться, мне тоже не хотелось расставаться с товарищами, с которыми столько вместе пережито.
      - Тебя они решили оставить как специалиста-подрывника. Слава богу, успел показать себя...
      Софиев встал, давая понять, что разговор окончен.
      - Сами понимаете, это приказ, а приказ, как известно... - не закончил он, первым направился к выходу.
      - Не понимаю, чем я им так показался! - Тенгиз с удивлением развел руками.
      - Что же здесь не понимать, - ответил я. - Все ясно.
      Инженер-железнодорожник по образованию, Тенгиз Шавгулидзе действительно оказался талантливым изобретателем различных подрывных устройств. Изготовленные по его чертежам специальные клинья срабатывали безотказно, пускали под откос вражеские эшелоны не хуже толовых шашек, а гранаты и гранатометы, сделанные под его руководством, наводили страх на неприятеля. Нередко именно они в значительной мере помогали нам одерживать победу над противником, который во много раз превосходил нас и по численности, и по вооружению. Естественно, командование соединения решило оставить Тенгиза при штабе.
      Что касается меня, то после некоторого раздумья я решил, что и здесь командование поступило весьма логично. Во время возвращения на Украину наша группа больших боевых операций предпринимать не будет, следовательно, сможет обойтись без врача. В случае же надобности первую помощь окажет товарищам любой из группы, все они в медицинском отношении подготовлены на уровне санинструктора. Когда же придут на место, там уж Одуха сумеет позаботиться, чтобы при необходимости переправить в отряд нужных врачей из Славутской больницы.
      Здесь же, в Белоруссии, в условиях широко развернувшейся партизанской войны с врагом, моя помощь необходима уже сегодня. Вот почему, когда меня вызвали в штаб, как я догадывался, чтобы получить личное согласие, решение уже было мной принято.
      Штаб к тому времени размещался в большом болотистом лесу неподалеку от деревни Альбинск, на острове Зыслов. Партизаны из охраны провели меня в просторную землянку, где за столом сидели В.И.Козлов, Р.Н.Мачульский, М.П.Константинов и другие члены подпольного обкома партии. Я поздоровался, Василий Иванович предложил сесть.