Выполнение задания пришлось отложить. Командование бригадой приняло правильное решение: немедленно отойти к ближайшей деревне, за день привести себя в порядок, потому что все мы были вконец измучены трудным переходом. Специальные гонцы должны были за это время достать необходимое количество спичек.
Так и сделали. Пользуясь темнотой, отошли к ближайшей деревне, здесь расположились на привал. День отдыхали, готовили подрывные заряды, а с наступлением ночи направились к своему участку железной дороги.
Я в ату ночь оставался при штабе бригады, который расположился примерно в полукилометре от железной дороги. Наступили тревожные минуты ожидания. Мы настороженно прислушивались, ожидая взрывов. В. К. Яковенко, осторожно подсвечивая фонариком, то и дело посматривал на часы.
- Наши уже возле железной дороги, - вглядываясь в кромешную тьму, вполголоса высчитывал Иван Шаповалов. - Вот они поднимаются по насыпи, вот...
И вдруг огромной силы взрыв оборвал его слова. Сразу же вслед за ним послышались пулеметные и автоматные очереди.
Мы вскочили, бросились в ту сторону, откуда раздался взрыв. Было ясно: произошло что-то непредвиденное. Даже по самым оптимальным расчетам так быстро партизаны не могли подобраться к полотну и заложить взрывчатку.
Едва пробежали несколько метров, как навстречу из темноты вынырнул боец из отряда Жлобича, срывающимся голосом закричал:
- Наши на минное поле напоролись! Немцы бешеный огонь открыли...
Так вот в чем дело! Скорее на помощь к товарищам!
Когда я подбежал к месту, где произошел взрыв, там уже разгорелся самый настоящий бой. Немцы вели огонь трассирующими пулями - яркие разноцветные стрелы то и дело вспарывали ночную мглу. Потом фашисты пустили в бой минометы и пушки. Железнодорожное полотно пришлось брать штурмом.
Первым, кого я увидел, когда подбежал к минному полю, был командир партизанского отряда Владимир Жлобич. Он лежал на боку, уткнувшись головой в мокрый песок, тихо стонал. Я опустился возле него на колени, достал бинт. Он попытался оттолкнуть меня, проговорил:
- Не надо! Беги, доктор, туда! Там много раненых...
Показал рукой в сторону насыпи и сразу же потерял сознание. Начал выкрикивать команды, какие-то бессвязные слова. У него оказалось несколько осколочных ранений в обе ноги. Я сделал ему перевязку, кто-то из партизан помог мне перенести его на наш временный медпункт. Здесь передал его медсестре, сам снова вернулся на поле боя.
Под прикрытием нашего огня группы подрывников пробрались к рельсам, заложили взрывчатку. И вот в общий гул боя вплелись негромкие, но дружные взрывы - сработали мины партизан. Задание командования было выполнено.
У нас оказались убитые, было много раненых. С первым же выстрелом на поле боя появилась медсестра Александра Каткова. Пренебрегая опасностью, она оказывала первую помощь раненым, на себе переносила их подальше от железной дороги, в лесную лощину, где я развернул походный медпункт. Работала Шура до тех пор, пока сама не была ранена в ногу. Партизаны вынесли ее в безопасное место, я сделал ей перевязку.
Была дана команда отходить. С боем партизаны стали отступать в лес. Раненых несли на импровизированных носилках.
И вот наконец все в лесу. Выстрелы постепенно утихли, фашисты не осмелились преследовать нас дальше. Теперь можно было сделать привал и осмотреть раненых. Стало светать. С помощью Шуры и санинструктора Михаила Кршки, чеха по национальности, я сменил бинты, снял жгуты, наложил вместо них давящие повязки.
Потом мы двинулись дальше.
Михаил Кршка пришел к нам в бригаду в конце сорок второго года, но лично я познакомился с ним несколько позже - весной сорок третьего.
Произошло это так. Однажды под вечер ко мне в санчасть заявился высокий молодой человек, бледный, с красными от бессонницы глазами. Обеими руками он держался за правую щеку, стонал.
- Спасай, доктор! Совсем погибаю... Зуб!
Я усадил его на топчан, осмотрел зубы. Внешне больной зуб ничем не отличался от здоровых, но малейшее прикосновение к нему причиняло Михаилу жуткую боль. Конечно, в нормальных условиях зуб, наверно, можно было спасти, но в то время у нас в бригаде, кроме зубных щипцов, никакого стоматологического инструментария не было. Этими единственными щипцами приходилось удалять любые зубы: верхние, нижние, резцы и клыки...
- Надо удалять, - сказал я больному.
- Что хочешь делай, только поскорее!
Я дал Михаилу стакан самогона и вырвал зуб. Вскоре ему стало легче, он повеселел. Мы разговорились. Михаил рассказал о себе.
В составе 101-го словацкого полка Михаил Кршка охранял мост через реку Бобрик вблизи станции Капцевичи.
В начале декабря сорок второго года наша бригада получила задание подорвать этот мост. Ночью партизаны вышли на боевую операцию. По сигналу "красная ракета" отряд Далидовича оседлал дорогу Оголичи - Петриков, а отряд Глушакова атаковал немецкий гарнизон разъезда. Бойцы под командованием Жихаря начали разрушать полотно в направлении станции Птичь. Отряд имени Гастелло пошел на штурм дзотов около железнодорожного моста.
Когда партизаны открыли по дзотам огонь, в ответ из них застрочили пулеметы. Но пули летели высоко в небо, не нанося нашим никаких потерь. Вскоре стрельба прекратилась совсем. В отряде недоумевали: неужели враг покинул укрепление? Кто-то из партизан подполз к дзоту, готовый в любую секунду метнуть гранату, распахнул дверь. И вдруг оттуда послышались крики: "Не стреляйте! Мы словаки!"
Словаки решили не поднимать оружия против своих братьев - белорусских партизан. В дзоте их было 18 человек. Они помогли нашим заложить на мосту взрывчатку, вместе с ними отошли от железнодорожного полотна. Вскоре огромной силы взрыв потряс воздух, и 47-метровый мост рухнул в реку Бобрик.
В эту ночь вместе с другими словаками стал советским партизаном и Михаил Кршка. Он хорошо понимал, что в лесах Белоруссии ведет борьбу за честь и свободу своей родины - Чехословакии. Плечом к плечу с белорусскими народными мстителями он мужественно сражался с нашим общим врагом.
После случая с зубом мы подружились с Михаилом Кршкой, частенько встречались, беседовали. А когда Белоруссия была освобождена от немцев, наши пути разошлись. Кршка ушел дальше на запад громить фашистов, я же навсегда остался в Белоруссии. Долгое время ничего не слышал о нем. Но однажды, спустя двадцать лет, когда я уже работал начальником госпиталя для инвалидов Великой Отечественной войны, позвонил Владимир Кириллович Яковенко, в то время председатель Гомельского горисполкома.
- Приезжай немедленно! - веселым голосом произнес он. - Не пожалеешь.
В кабинете председателя кроме самого Яковенко сидели еще трое мне незнакомых людей. Я направился к столу, один из троих обернулся, вскочил:
- Здравствуй, доктор! - воскликнул он. - Ну, теперь я с тобой посчитаюсь за тот зуб, который ты вырвал у меня в сорок третьем...
Он бросился обнимать меня.
Это был Михаил Кршка.
В составе чехословацкой делегации Михаил приехал в Советский Союз. Он решил посетить своих старых друзей.
В тот день мы засиделись в кабинете, вспоминали былые походы, своих партизанских друзей...
Не раз нашим медсестрам приходилось не только оказывать медицинскую помощь раненым под огнем врага, но и самим с оружием в руках сражаться с гитлеровцами. И здесь они также проявляли мужество и героизм.
Ольга Артемовна Беленко в 1938 году окончила фельдшерскую школу в Бобруйске и стала работать медсестрой в гарнизонном госпитале. Когда началась война, сыну Ольги Валерию исполнилось год и два месяца. Как только отец Ольги узнал о начале войны, он сейчас же прислал в Бобруйск за внуком дочерей Анастасию и Марию. Валерия увезли, а Ольга ушла в госпиталь и больше уже домой не вернулась.
С первого дня войны в госпиталь стали поступать раненые. Их беспрерывным потоком привозили из Кобрина, Белостока, Гродно, Волковыска... В начале июля получили приказ эвакуироваться. Все раненые были отправлены на вокзал, погружены в санитарный поезд. Часть медицинского персонала уехала вместе с ними, остальные пешком отправились вслед. В дороге немного отдохнули и двинулись дальше на Рогачев. В Рогачеве помогли местным медикам эвакуировать раненых из городской больницы и направились в Гомель, где разыскали свой госпиталь. Он теперь именовался ВППГ No 45 13-й армии Западного фронта.
Снова нескончаемый поток раненых и операции, операции... Оперировать приходилось даже во время воздушных налетов.
Враг рвался к Гомелю. Оставлять здесь раненых уже было небезопасно, и госпиталь перебазировали дальше в тыл. На новом месте опять начались операции. Их приходилось делать не только бойцам, но и местным жителям, пострадавшим во время вражеских бомбежек.
Никогда не забудет Ольга, как однажды в операционную внесли четырехлетнего мальчика с оторванной у локтевого сустава правой ручкой. Хирург Волошин взял в руки скальпель...
- Дядя, не делай мне больно! - попросил мальчик.
И мужественный врач, не терявший силы духа при любых обстоятельствах, не выдержал, заплакал.
Потом был небольшой городок Трубчевск. Здесь во дворе роддома, где разместился госпиталь, похоронили сотрудники своих товарищей, погибших во время бомбежек: врачей Поваринцина и Бодрова, медицинскую сестру Машеньку Астрахань.
Вскоре Ольгу и еще двух сестер - Нину Котову и Надю Зотикову направили в ближайшую дивизию помочь там эвакуировать раненых. Но туда они не попали. На лесной дороге столкнулись с немцами. Враги открыли огонь, пришлось свернуть в болото, в камыши... Потом голодные, в рваной одежде, в галошах, обмотанных тряпками, под видом беженцев двинулись в родную Белоруссию. По дороге Ольга Беленко и Нина Котова поклялись при первой же возможности уйти в партизаны. И клятву эту обе сдержали.
В родной Козаков Ольга пришла с обмороженными ногами. Долго пришлось лечиться, а когда окрепла немного и стала ходить, узнала, что отец и муж Семен Арбузов давно уже члены подпольной группы. Ольга упросила их принять в эту организацию и ее. Она стала выполнять боевые задания: ходила в Бобруйск, где доставала у знакомых медиков бинты, вату, лекарства. Отец и муж все это переправляли партизанам.
Потом - донос предателя и аресты членов подпольной группы. Вместе с другими были схвачены отец Ольги и муж. Ее почему-то не тронули, предатель не знал, что она тоже связана с партизанами.
Отца при допросе фашисты так избили, что он через несколько дней умер. Мужа вместе с другими подпольщиками расстреляли. Валерий остался без отца.
Однажды, когда Ольга с матерью копали на огороде картошку, на большаке послышалась перестрелка. Женщины бросили лопаты, прокрались к плетню. К ним подбежали несколько знакомых партизан.
- Выручай, Ольга! - крикнул один. - Командир наш в голову ранен...
Не колеблясь ни секунды, Ольга бросилась вслед за партизанами на дорогу.
Командира Грохотова перенесли в ближайшую хату. Он был без сознания. Ольга обработала рану медикаментами из запасов, которые хранила дома, сделала перевязку, дала раненому укол камфоры. Затем подготовила командира к перевозке: попросила у соседей подушку, несколько байковых одеял. Повозку замаскировали сеном и отправили в путь. Она благополучно миновала все вражеские кордоны. Раненый был доставлен в отряд.
А ночью в окно постучались. Ольга вышла на крыльцо. Сосед, который только что вернулся из Продвина, где размещался вражеский гарнизон, сообщил:
- Бежать тебе надо, Ольга! Кто-то рассказал фашистам, что ты спасла партизана. Попадешься, расстреляют тебя.
В ту же ночь Ольга покинула Козаков. Долго скрывалась в Бобруйске, а когда рискнула снова показаться в родной деревне, попала, как говорят, "из огня да в полымя". Утром в деревню нагрянули каратели. Всех жителей выгнали на улицу, собрали возле кузницы и стали по одному расстреливать. Убивал эсэсовец - высокий белокурый офицер с мертвыми стеклянными глазами. Ради такого торжественного случая он повязал на шею желтый шелковый шарф. Длинными руками палач мастерски выхватывал из толпы очередную жертву, выводил на дорогу и приставлял к затылку пистолет.
- Это тебе благодарность за помощь партизанам! - говорил он каждому, спуская курок.
- Мамочка, нам дядя тоже будет стрелять в головку? - спросил у Ольги Валерий.
Заливаясь слезами, Ольга прижала сына к груди.
А "дядя" не торопился. После расстрела очередной партии обреченных устраивал перекур. Чувствовалось, что работа для него привычная, такое он делал не однажды...
Настала очередь Оли. Фашист вывел ее из толпы вместе с сыном, взвел курок. И в тот момент, когда он стал поднимать пистолет, в деревню влетел мотоциклист. На полной скорости он подъехал к эсэсовцу, что-то прокричал. Офицер опустил револьвер, отдал короткую команду пулеметчикам, которые все время держали толпу под прицелом, и те стали торопливо грузиться в машину. Полицаи погнали людей в сторону колхозного двора.
Ольга стал ясен замысел фашистов: у них что-то случилось, им нужно было поскорее уходить из деревни и, чтобы ускорить дело, они решили расправиться со всеми жителями сразу - спалить их в колхозном амбаре.
- Сожгут нас! - шепнула Ольга соседям та шеренге. - Надо бежать...
Она первой бросилась в кусты, что густо росли вдоль дороги. За ней последовали остальные. Сзади послышались автоматные очереди, разрывы гранат, но Ольга не оглядывалась. Она просунула сына в дыру в плетне, протолкнула туда же сестренку Надю, протиснулась сама. За плетнем упали в кучу картофельной ботвы. Над головой густо свистели пули, рядом разорвалась граната... Потом они услышали, как совсем близко прогудела машина, прострекотал мотоцикл.
Долго еще лежали они в копне ботвы, а когда осмелились выползти, в деревне стояла жуткая тишина. Ольга отдала Валерия Наде, сама пошла вдоль плетня. Услышала, как кто-то стонет между грядками, бросилась туда. Нагнулась и узнала двоюродную сестру Серафиму Коршак. У нее была раздроблена нижняя челюсть - фашист стрелял в упор. Ольга сняла с себя кофту, разорвала на ленты, сделала раненой перевязку. Отвела сестру в хату, уложила на кровать, опять побежала к плетню.
И снова, едва сделала несколько шагов, наткнулась на соседку Людмилу Болбас. Ранена в ноги, повреждены обе коленные чашечки. Сделала Людмиле перевязку, перетащила поближе к хатам. И опять на огороды. На этот раз по стонам нашла мать своей подруги Надежду Хорошун. Женщина была ранена в правое бедро. Перевязала, попробовала перетащить на себе, но беспомощно опустила руки - силы стали оставлять ее.
Ольга поднялась во весь рост, в отчаянии осмотрелась вокруг. И неожиданно заметила, как за огородами у самого леса маячат какие-то силуэты. Смело бросилась туда, и не ошиблась - к деревне подходил отряд партизан. Они шли выручать местных жителей. Теперь стало ясно, почему фашисты столь поспешно оставили деревню - на подходе были народные мстители.
Ольга сразу узнала своих, бросилась к ним:
- Ваня! Влащенко! Трофим! Помогите, родные...
В ту же ночь партизаны собрали оставшихся в живых жителей деревни на площади, предложили уйти в лес. Все, способные носить оружие, влились в партизанский отряд. Вместе с другими окончательно ушла в партизаны и Ольга Беленко. Она стала здесь медицинской сестрой.
Меньше всего думала она об опасности, когда шла на поле боя спасать раненых. Честно и до конца выполняла свой долг партизанского медика. А в дни "рельсовой войны", когда потребовалось мобилизовать все наши силы, Ольга Беленко стала в строй рядовым бойцом. Вот как она вспоминает о той памятной ночи в письме ко мне:
"...Помню, вечером подошли к железной дороге, замаскировались в лесу, а когда стемнело, поползли к полотну. У меня через левое плечо сумка с медикаментами, а на правом - сумка с толовыми шашками. Немцы стреляют трассирующими пулями, в перерывах между выстрелами слышно, как лают овчарки. Рядом ползет политрук роты Нозик. И вдруг - шальная пуля, Нозик не успел даже вскрикнуть. Насмерть. Я ничем уже не могу помочь. Сжимаю покрепче зубы, ползу дальше...
Потом, помню, Никифоров стоит на одном колене на железнодорожном полотне, строчит из автомата, кричит: "Вперед, на железку!". Я бросаюсь к рельсам, выгребаю из-под них песок и камушки, закладываю шашки. Подбегает инструктор, проверяет, правильно ли все сделала, поджигает шнур и бежит дальше... А над головой вспыхивает красная ракета - сигнал к отходу. Кубарем скатываюсь с откоса, бегу к лесу. За спиной всколотнуло землю, упругим ударило в плечи, в голову... Потом после войны часто снилось мне все это.
Часто вспоминаю и "тифозный островок" - двенадцать человек больных партизан и я среди них во всех должностях: няня, медицинская сестра, врач, повар, охрана. Братьев Стася и Ивана Немировичей мне в помощь прислали из отряда уже потом, когда наши "тифознички" стали поправляться... Помню, как в бреду молоденький, почти мальчик, Коля Егоров все звал: "Мама... мама..." Я подходила к нему, клала руку на пылающий лоб, и он успокаивался. И потом, когда уже поправился, все звал меня "мама, мамушка".
А Коля Толстик! Он очень тяжело переносил тиф, все бредил, звал в бой. С каким трудом удалось спасти его от смерти.
Никогда не забуду, как разведчик Карпов, коренастый, сильный, в тифу все порывался вскочить, доложить командиру, что задание выполнено... Спасти его так и не удалось.
А остальные все мои островитяне выздоровели, снова вернулись в отряд. А как я за них переживала! Весь лес на острове облазила, все из-под снега клюкву добывала, потом жаропонижающий напиток делала. А из замороженных листьев медвежьих ушек готовила мочегонное...
Страшно мне было тогда? Да, очень страшно. Но не за себя, а за дорогих мне людей. Ведь была я в то время одна в лесу, на глубоком острове. Наши сражались с немцами далеко, вырывались из блокады. И страшно мне было, что, если придут фашисты, не смогу защитить их, хотя давно уже решила, что буду сражаться до последнего патрона, до последней гранаты..."
Вот о чем написала мне Ольга Беленко в своем письме. Сейчас эта замечательная женщина на пенсии, живет в городе Николаеве.
И таких героинь, как Ольга, было у нас в отрядах немало.
В начале сорок четвертого года медицинское обслуживание раненых и населения у нас значительно улучшилось. Решающую роль сыграла, конечно, помощь с Большой земли, которая к тому времени стала регулярной. Положительно сказался и наш возросший опыт, богатая практика ведения партизанской войны. Во всех бригадах постоянно функционировали госпитали, мы подготовили к тому времени достаточное количество медицинских сестер, санитарных инструкторов. Только по нашей бригаде было обучено девятнадцать медицинских работников. Среди них такие замечательные медсестры, как Ольга Груздева, Прасковья Козырева, Клара Чайковская, Татьяна Алябьева, Надежда Мельникова и многие, многие другие. К тому же мы уже располагали некоторым набором инструментария, не чувствовали, как в первое время, острой нехватки медикаментов, стерильных материалов. Теперь появилась возможность проводить и довольно сложные хирургические операции.
И тем не менее бывали случаи, когда врачи оказывались бессильны, беспомощны в спасении жизни тяжелораненым. Вот об одном из них я и хочу рассказать.
Произошло это во время боевой операции по разгрому гитлеровского гарнизона в деревне Макаричи Стародорожского района. В том бою погиб мужественный партизан Алексей Сивец. Об этом хорошо рассказал в книге "На оккупированной земле" Владимир Кириллович Яковенко. Здесь я добавить ничего не могу, хочется лишь осветить эту страничку нашей партизанской жизни с медицинской, так сказать, точки зрения.
Готовились мы к боевой операции очень тщательно. Участвовать в ней должно было несколько бригад. Гарнизон фашистов насчитывал более 300 солдат и офицеров, которые были укрыты в дзотах. Бой предстоял жестокий. Вот почему медицинскому обеспечению командование уделило очень большое внимание. Вместе с боеспособным костяком бригады к месту сосредоточения подтянули почти все медицинские силы.
К исходным позициям добрались без каких-либо серьезных осложнений. Расположились на короткий отдых, а штурмовая группа во главе с опытным командиром Виктором Хорохуриным тем временем вышла вперед. Затем к деревне начали подтягиваться и остальные. Медики по распоряжению командира бригады остались возле командного пункта, где был оборудован медпункт.
В полночь к нам донеслись взрывы гранат, послышался массированный пулеметный и автоматный огонь. Бой начался. Стали прибывать посыльные, которые докладывали, что пока все идет по задуманному плану, операция осуществляется успешно. Потом появились раненые. Они приносили с собой неутешительные вести. Оказывается, на пути штурмовой группы находились два замаскированных дзота, из которых враги открыли прицельный заградительный огонь. Партизаны были прижаты к земле, они теряли один из главных факторов успеха - внезапность. Немцы на отдельных участках перешли в контратаку.
Положение спас Алексей Сивец. Рискуя жизнью, под ураганным огнем врага он подполз к дзоту, метнул связку гранат. Дзот замолчал навсегда. Партизаны поднялись в атаку. Но сам Алексей был смертельно ранен. Товарищи вынесли его из-под огня врага, доставили в зону командного пункта, где располагалась наша санчасть.
Я спешно произвел осмотр. Раненый находился в крайне тяжелом состоянии. Он был весь в крови, пульс едва прощупывался. Обширные рваные раны на разных участках тела говорили о том, что фашисты применили разрывные пули. Алексей был без сознания.
Когда я начал делать перевязку, оказалось, что помимо всего прочего у Алексея поврежден спинной мозг. С такого рода ранениями раньше я никогда не имел дела и обратился за помощью к доктору Воробьеву - врачу из соседнего партизанского отряда, опытному хирургу, до войны работавшему в одной из клиник Минска. Он осмотрел раненого, сказал:
- Пока перевяжите. Кончится бой, вывезем его в госпиталь, произведем более радикальное вмешательство.
Так и сделали. Когда, разгромив врага, двинулись в обратный путь, мы уложили Алексея на повозку, соблюдая все необходимые предосторожности, и повезли. В первой же деревне, которая попалась нам на пути, занесли раненого в хату, внимательно осмотрели. Здесь же более тщательно обработали раны, сделали повторные перевязки. Повреждение спинного мозга подтвердилось. Кроме того, было обнаружено проникающее пулевое ранение в брюшную полость. Конечно, в данном случае необходимо было произвести лапаротомию (чревосечение) с целью ревизии органов брюшной полости. Но в наших условиях мы не могли этого сделать. Ограничились тем, что наложили стерильную повязку. Нужно было двигаться дальше. Решили при первой же возможности отправить Алексея на Большую землю, а до отправки попытаться все же сделать лапаротомию в госпитале.
Снова положили раненого на повозку. Едва тронулись в путь, как он стал жаловаться на боли в животе. Мы остановились, бросились к нему. Живот быстро увеличивался в размерах, боль усиливалась. Очевидно, там была повреждена аорта. Под действием артериального давления нарушенный участок крупного сосуда прорвало. Началось обильное внутрибрюшное кровотечение.
Самое обидное то, что мы были совершенно беспомощны и ничем не могли помочь раненому. Для этого у нас не было никаких возможностей.
Через несколько минут Алексей скончался.
Смерть отважного партизана тяжело переживалась всем личным составом бригады. Все хорошо знали Алексея, любили его за веселый нрав, товарищество, за смелость и отвагу. С почестями он был похоронен в деревне Славковичи.
Если в первое время нашей врачебной деятельности в партизанах мы ограничивались только обработкой ран, то постепенно диапазон хирургических вмешательств расширялся. Теперь мы все реже прибегали к ампутациям. Если устанавливали, что сосудисто-нервный пучок не поврежден, пытались сшивать мягкие ткани. Создав нужную иммобилизацию, добивались сохранения конечности.
Вспоминается такой случай. В конце 1942 года во время бомбежки деревни Лясковичи осколком в руку ранило трехлетнюю девочку Ларису Радкевич. У нее была травматическая ампутация пальцев левой кисти. Конечно, в тех условиях реампутация (удаление) раненых пальцев была бы вполне оправданной. Но врач Иосиф Климентьевич Крюк, к которому принесли девочку, решил сохранить пальцы во что бы то ни стало. Проявив большое хирургическое искусство, он сшил пальцы обычной льняной ниткой. Потом потянулись долгие недели лечения, кисть девочки была восстановлена как в анатомическом, так и в функциональном отношении.
Во всех боях, которые нам доводилось вести с врагом, немцы особенно стремились заполучить пленных партизан. Это понятно - с помощью захваченных в плен они надеялись разузнать о местонахождении наших отрядов, чтобы потом внезапным ударом разгромить их. И вот здесь они особую надежду возлагали на раненых. Не раз фашисты предпринимали налеты на обозы с ранеными, но всегда такие вылазки заканчивались для них безрезультатно. Во время этих схваток медицинские работники сражались за жизнь раненых плечом к плечу с бойцами охраны.
Летом сорок третьего года отрядам имени Щорса, имени Кирова и имени Буденного была поставлена задача разгромить вражеский гарнизон в деревне Балашевичи Глусского района. Он был форпостом немцев у партизанской зоны, отсюда, из Балашевич, гитлеровцы то и дело высылали карательные отряды в соседние деревни, куда часто заходили партизаны. Командование соединения решило положить этому конец.
На рассвете июньского теплого утра партизаны атаковали деревню. Захваченные врасплох немцы и полицаи стали отступать. На поле боя осталось тридцать убитых врагов. Среди партизан несколько человек было ранено. Всех их своевременно вынесла с поля боя, оказала первую помощь медицинская сестра Дора Шпаковская. Она же сопровождала повозки с ранеными, когда партизаны, успешно выполнив задание, начали отходить к деревне Устерхи.
Внезапно наш авангард обстреляли, завязался встречный бой. Оказалось, что на пути встали фашисты из глусского и подлужского гарнизонов, которые торопились на помощь своим в Балашевичах. Вооружение у врагов - автоматы и минометы, немцев было теперь значительно больше, чем партизан.
Положение усложнилось. Гитлеровцы стали окружать партизанские отряды, они напали на повозки с ранеными. Вместе с бойцами из охраны и легкоранеными мужественно сражалась и Дора Шпаковская. А когда положение стало критическим, она первой поднялась в контратаку, повела за собой бойцов. Вскоре партизанам подошло подкрепление, враг был отбит.
В двадцать одном бою довелось участвовать мужественной медицинской сестре Доре Иосифовне Шпаковской. В том числе в пяти с частями регулярной немецкой армии. И в каждом вела себя смело, показывала остальным образцы мужества и отваги. Она лично вынесла с поля боя 34 раненых и оказала им доврачебную помощь. В перерывах между боями все силы отдавала уходу за ранеными и больными, помогла нам, врачам, подготовить 14 санитарных инструкторов.
После того как мы соединились с регулярными частями Красной Армии, Дора пошла в военный госпиталь. Продолжает служить медицине и сейчас, работая хирургической сестрой в одной из больниц Бобруйска.
Особенно отличились медики весной сорок второго года, когда фашисты предприняли большую карательную операцию с целью разгрома центра партизанского движения на Полесье - легендарной Рудобелки. Сюда было брошено три батальона гитлеровцев, усиленных танками и самолетами. Враг по численности и вооружению значительно превосходил группировку партизан, защищавших подступы к Рудобелке. Естественно, в этих условиях народные мстители вынуждены были маневрировать, избегая открытых боев, наносить эсэсовцам довольно ощутимые потери неожиданными нападениями с тыла, с флангов. Устраивались засады, минировались дороги, по которым шли враги.
Одна из колонн немцев двигалась из Глуска вдоль железнодорожного полотна по направлению к поселку Октябрьский. На их пути, неподалеку от деревни Ковбики, отряд имени Щорса, которым в то время командовал Устин Никитич Шваяков, устроил засаду. Когда фашисты приблизились, грянул дружный залп. Немцы не ожидали нападения. Они в панике стали разбегаться, потом залегли. С большим трудом гитлеровским офицерам удалось организовать оборону. Завязался бой, который продолжался весь день. И к партизанам, и к немцам подходили подкрепления, которые с марша вступали в бой.
В этом тяжелом сражении Ася Котова вынесла из-под пуль врага пять раненых, всех их доставила в деревню Малын, где расположилась база отряда. Последним она спасала командира отряда Устина Никитича Шваякова. Ранение у него оказалось не из легких. Пуля угодила в правую руку, повредила кости предплечья. Ася оказала ему первую помощь, доставила в деревню.
С того времени прошло около тридцати лет, а Ася Котова продолжает ревностно служить медицине. Она возглавляет Замошский фельдшерско-акушерский пункт Осиповичского района Могилевской области. Не так давно за хорошие показатели на участке ей был вручен ценный подарок - мотоцикл К-750.
Здесь отличился и врач Павел Семенович Слинко. Он заслуживает того, чтобы о нем рассказать подробнее.
Война застала Павла Семеновича на румынской границе в должности зубного врача полка. Пережил он за первые месяцы много: и жаркие бои с фашистами, и горечь отступления, и окружение, из которого выходили поодиночке и небольшими группами.
После долгих скитаний Слинко пришел в родную деревню Каменка Бобруйского района. Здесь же случайно оказались актриса одного из минских театров Мария Григорьевна Бородич и ее приятель Александр Ефимович Коротков. Познакомились, стали часто встречаться, и вскоре выяснилось, что все трое единомышленники, готовы бороться с врагом.
Мария Бородич через свою знакомую, местную учительницу Анастасию Федоровну Шарец, которая была связной у партизан, попросила передать командиру о существовании группы. Устин Никитич Шваяков дал группе первое задание: собирать в Каменке и соседних деревнях информацию о фашистах, запасаться медикаментами и перевязочным материалом.
Это задание группа выполнила, но на Марию Григорьевну обратили внимание гитлеровцы. Командование разрешило ей уйти в отряд. Ночью Слинко и Коротков провели ее в деревню Мочулки, которая находилась в партизанской зоне.