Из местных жителей к нам особенно часто обращались женщины - по поводу тяжелых форм маточного кровотечения, возникшего при нарушении беременности, и с другими болезнями. Во всех этих случаях при лечении без необходимого инструментария не обойтись.
      Надолго остался в памяти случай, с которым мне пришлось столкнуться в конце 1942 года в деревне Репин.
      Как-то часа в три ночи в окно раздался резкий торопливый стук. Я вскочил:
      - Кто?
      В ответ услышал тревожный мужской голос:
      - Выходите скорее, доктор! Привезли тяжелобольную женщину...
      Я быстро оделся, выбежал на улицу. Вместе с партизанами снял с саней больную, занес в хату. Здесь при слабом свете коптилки осмотрел ее. Лицо бледное, пульс слабый, частый. И хотя сознание сохранено, налицо большая кровопотеря. Оказывается, кровит уже три дня.
      - Почему столько тянула? Почему сразу не обратилась? - набросился я на женщину.
      - Я к бабке-шептухе обращалась, - ответила больная. - Думала, пройдет. Дело ведь женское...
      Машинально выслушиваю ответы, а мозг сверлит тревожная мысль: как помочь женщине?
      Такое было впервые в моей практике. В институте видел несколько раз аборты, вот и весь опыт. И не с кем даже посоветоваться. Ближайший партизанский врач километров за пятьдесят от меня. А предпринимать что-то надо, и срочно. Состояние женщины тяжелое, кровопотеря продолжается.
      Огромнейшим усилием постарался вспомнить все, что читал когда-то о таких случаях в учебниках. Потом вызвал ребят, попросил срочно сделать необходимые инструменты.
      Понимая всю серьезность момента, ребята очень торопились. Через несколько часов инструменты были готовы, и хотя внешне они выглядели, конечно, не блестяще, работали хорошо.
      Провел операцию, кровотечение остановилось. Женщина была спасена. У нас она пробыла несколько дней. Лишь когда я убедился, что больная чувствует себя хорошо и дело идет на поправку, разрешил ей уехать.
      Этот случай придал мне уверенность в своих силах, показал, что инструментами, изготовленными партизанами, работать можно. Все время, пока больная была у нас, я поил ее водным настоем из зверобоя и вероники лекарственной. И убедился, что сбор этот помогает неплохо.
      Позже я узнал, что неплохим кровоостанавливающим средством является и чабрец. Но чаще всего в таких случаях мы пользовались тысячелистником. Недаром растение это в народе называют кровавником. Это травянистое растение с ползучими корневищами, крупными ланцетовидными листьями. Цветет с июня по октябрь. Цветы белые, пахучие. Кровоостанавливающим действием обладают только листья растения.
      Собирали мы тысячелистник по суходольным лугам, вдоль дорог, по кустарникам. Листья сушили, настаивали на самогоне и давали больным по 30 капель несколько раз в день. Или же готовили из них отвар, который больные принимали по столовой ложке три раза в день. В случае кровотечения из раневых поверхностей, из носа мы прикладывали к кровоточащим местам свежесорванные листья тысячелистника, размятые до получения клеточного сока.
      Зверобой я отношу к числу очень хороших кровоостанавливающих средств. В его чудесных лекарственных данных убедился за годы партизанской практики. Это довольно высокое многолетнее травянистое растение с эллиптическими листьями, золотисто-желтыми щитовидными соцветиями. Цветет он с июля по август, солнцелюб. Собирали мы его по суходольным лугам, на лесных солнечных полянах. Цветы и верхние части растения сушили в тени, потом обмолачивали.
      Употребляли зверобой в виде отвара или для заварки чая. Очень хорошо помогало это лекарство при кровотечении после абортов. А зверобой, настоенный на льняном масле, использовался после ожогов.
      Гинекологическим инструментом, который мне изготовили в партизанах, я пользовался даже некоторое время после войны, когда работал в Каменецкой районной больнице Брестской области. В то же время пригодились мне и фармацевтические навыки, приобретенные во время партизанской жизни.
      Много было у нас помощников среди партизан, добровольных собирателей целебных трав. Иногда партизаны приносили целебные травы, возвращаясь с операций. Я всячески поощрял такую помощь. При каждом удобном случае знакомил партизан с лекарственными травами, учил их находить места, где они растут. И часто потом партизаны заглядывали ко мне, с интересом наблюдали, как из обыкновенных цветов получаются лекарственные препараты. Такое любопытство я считал вполне объяснимым.
      Но один случай очень насторожил меня. Вот об этом я и хочу рассказать.
      В апреле 1943 года я объезжал бригады соединения, знакомился с постановкой санитарной службы в них, осматривал больных и раненых. И вот однажды, когда принимал больных в бригаде Жоржа Столярова, ко мне подошла медсестра Клава, попросила, чтобы я вне очереди принял одну девушку. "Что-то серьезное, - подумал я, - женщина нуждается в немедленной помощи".
      - Веди, - сказал я Клаве.
      Через некоторое время в комнату вошла довольно молодая женщина, стройная, красивая, с правильными чертами лица. Одета была несколько странно для наших партизанских условий: каракулевая кубанка, хорошо подогнанный новенький полушубок, аккуратно, по ноге сшитые сапожки.
      - На что жалуетесь? - задал я обычный в таких случаях вопрос.
      - Я медсестра, - неожиданно заявила женщина. - Хочу быть хоть чем-то вам полезна.
      Вот оно что! Великолепно... Медработников нам не хватало, и каждый новый специалист был для нас сущим кладом.
      - Чудесно! - обрадовался я. - Работы у нас непочатый край.
      Для первого знакомства попросил рассказать о себе. И выслушал следующую историю.
      Работала Мария (так звали женщину) медсестрой в одной из районных больниц, недалеко от Минска, помогала чем могла местным жителям. Все время искала связи с партизанами, чтобы активно включиться в борьбу с врагом. Но до последнего времени это ей не удавалось. А тут немцы каким-то образом узнали, что муж - политработник Красной Армии. Вот и пришлось бежать в лес. И наконец-то ей повезло - встретилась с партизанами, попала в отряд.
      В лес Мария принесла своего единственного сына, которому всего полтора года. Ребенок все время болел, и она хотела, чтобы я его посмотрел.
      - Где он у вас? - спросил я.
      - Там, за дверью, - ответила она.
      - Ну ведите.
      Мальчика она не ввела, а внесла. Выглядел он страшно. Едва двигался, ему трудно было даже держать головку. Налицо ярко выраженная дистрофия нарушение обмена веществ в организме от острого голодания. Я осмотрел мальчика и понял, что сейчас для него единственное лекарство - хорошее и регулярное питание. Об этом и сказал матери.
      Марию с ребенком мы определили на жительство к одинокой старушке, поручили ей уход за группой сыпнотифозных больных. Когда мать была занята возле больных, за мальчиком присматривала старушка.
      Мария оказалась хорошей медсестрой. Она заботливо ухаживала за ранеными, изо всех сил старалась завоевать их симпатии. Я был рад, что заполучил добросовестного работника.
      Все было хорошо, если бы не тревожные сигналы от хозяйки дома, где жила Марля. Несколько раз приходила к нам бабушка, жаловалась на нее. По ее словам, ничего материнского у Марии не было. За сыном она не следила, относилась к нему совершенно равнодушно, почти ничего не предпринимала, чтобы поскорее вылечить его от дистрофии.
      Пришлось вызвать Марию, сделать ей замечание. Восприняла она это замечание как-то равнодушно. Каким-то деревянным голосом, словно наперед заученными фразами стала жаловаться на свою собственную судьбу. Что вот, мол, ее одинокую никто не пожалеет, не спросит, сколько ей пришлось пережить, все только упрекают больным сыном... Между тем она здесь совсем не виновата, все время находится возле больных. Вот если бы ей дали другую работу...
      - А где бы вы хотели работать? - спросил я.
      - Может, в аптеке, - живо ответила она. - Я могла бы и лекарства готовить...
      Аптекой в то время заведовала моя жена - Мария Вежновец. Работала она, по общему мнению, добросовестно, и менять ее не было смысла. Я сказал Марии об этом.
      - Тогда не знаю, - она пожала плечами.
      - Хорошо, что-нибудь придумаем, - ответил я и распрощался с ней.
      Пока я раздумывал, куда бы переместить Марию, партизаны наши заметили, что она нередко забегает на кухню, помогает кухонным работникам. Ее даже похвалили за это: вот, мол, несмотря на занятость, находит время и здесь помочь. Я тоже в этом ничего плохого не видел. Считал, что, очевидно, за свои услуги Мария получает дополнительно что-либо из продуктов для своего больного ребенка.
      Сын у Марии поправился, сама она тоже посвежела, стала еще красивее. И не удивительно, что на нее начали засматриваться наши партизаны. Вскоре мы узнали, что Мария выходит замуж за одного из партизан - Владимира. Мы поздравили новобрачных. Владимир был переведен в штаб соединения, его с женой поселили в отдельной хате.
      А однажды ранним летним утром супруги Владимир и Мария были арестованы, под конвоем отправлены в особый отдел. Признаться, все мы тогда недоумевали, удивлялись, пока не узнали, в чем дело.
      Мария оказалась шпионкой. Она окончила школу диверсанток и вместе с двумя другими "выпускницами" была заброшена немцами в наше соединение. Пришла она к нам с определенным заданием: обезглавить соединение, уничтожить его командный состав. Вот откуда и стремление проникнуть в аптеку и желание заполучить работу на кухне.
      Через некоторый период своей "деятельности" у нас Мария почувствовала, что одной ей будет трудно справиться с заданием хозяев. И она решила в помощь себе привлечь мужа Владимира. Она, конечно, и не подозревала, что наша контрразведка, которую возглавлял Роберт Борисович Берензон, давно уже следит за ней, что Владимир обо всем предупрежден.
      Через неделю после брака Мария стала жаловаться мужу на непорядки в партизанских отрядах, стала убеждать его, что при таком положении и таком командовании соединение долго не продержится. Все они, мол, обречены, нужно поскорее бежать отсюда...
      Владимир "соглашался" с ней, "поддавался" на ее уговоры, но задал вполне резонный вопрос: куда же они денутся после побега?
      Она ответила, что это пусть его не беспокоит, у нее есть влиятельные знакомые, они им помогут.
      - Но заявиться к ним нужно, - сказала Мария, - не с пустыми руками.
      - Что значит "не с пустыми руками"? - спросил Владимир.
      И тогда она призналась ему про мышьяк и про свое задание.
      Так была разоблачена опасная диверсантка. Получила она по заслугам.
      Случай, о котором я рассказал, заставил всех нас повысить бдительность. Мы, медики, теперь тщательно отбирали людей, которые допускались к медикаментам и к работе в пищеблоках. Приготовление лекарств было сосредоточено в руках хорошо проверенных партизан.
      ВЕРНОСТЬ ДОЛГУ
      У Чарльза Дарвина есть замечательные слова: "Я вполне подписываюсь под мнением тех писателей, которые утверждают, что самую сильную черту отличия человека от животных составляет нравственное чувство или совесть...
      И господство его выражается в коротком, по могучем и крайне выразительном слове "должен".
      Да, та внутренняя сущность, которая заставляет человека без всяких размышлений рисковать своей жизнью для ближнего, сущность, заставляющая его после тщательных раздумий, в основе которых лежит глубокое чувство справедливости или долга, жертвовать своей жизнью для какого-нибудь великого дела, - эта сущность является наиболее благородной чертой человека".
      Вот это могучее слово "должен", в основе которого лежала верность идеям нашей партии и нашего народа, руководило всей деятельностью партизанских медиков. Героизм при спасении раненых на поле боя, чудеса самоотверженности, находчивости и оперативности при эвакуации наших госпиталей во время частых вражеских блокад, готовность в любую минуту отложить в сторону скальпель, чтобы при необходимости взять в руки винтовку и идти в атаку рядовым бойцом, - все это стало нормой поведения наших медработников.
      Выполняя задание командования, боец отряда "Ураган" Николай Юхновец неожиданно наткнулся на немецкую засаду. Комсомолец принял неравный бой. Он понимал, что шансов на спасение у него нет, и решил подороже отдать свою жизнь. Враги наседали со всех сторон. Несколько раз они поднимались в атаку, рассчитывая захватить Николая живым. И каждый раз меткий огонь из автомата заставлял их откатываться назад. Но вот вражеская пуля попала в левую ногу, раздробила кость. Николай перевязал рану и продолжал отстреливаться.
      В автомат вставлен последний диск. Наконец дана последняя очередь. Остался один патрон, для себя.
      Враги все ближе, они уже не прячутся, идут во весь рост. И Николай приставил дуло автомата к лицу... Когда фашисты приблизились, партизан лежал весь окровавленный, без движения. Они сочли его убитым и не тронули.
      Но Николай оказался жив. Пуля раздробила челюсть, и он потерял сознание. А когда снова пришел в себя, на лесной опушке врагов уже не было. Превозмогая сильную боль, Николай пополз. Часто сознание покидало его. Обессиленный, он подолгу недвижимо лежал в лесных зарослях. Но проходило какое-то время, сознание прояснялось, и он снова полз.
      На рассвете, когда силы окончательно покинули его, Николая нашли девушки из ближайшей деревни. Они занесли его в хату, обмыли раны, перевязали.
      Когда Николая Юхновца доставили в партизанский госпиталь, состояние его казалось безнадежным. На вопрос командира отряда, будет ли он жить, врач Чигвинцев, пожав плечами, ответил:
      - Сделаем все, что сможем...
      И он действительно сделал все, что было в человеческих силах. Несколько суток не отходил от постели раненого, и жизнь партизана была спасена.
      Через два месяца Николай Юхновец уже мог самостоятельно передвигаться. А еще через месяц, тепло попрощавшись с врачом, вернулся в отряд.
      Добрая слава шла среди партизан о хирурге, заслуженном враче Белорусской ССР Василии Парфеновиче Лаптейко. Человек большой души, замечательный врач, он спас от смерти, вернул в строй не один десяток партизан. И всегда пользовался любой возможностью, чтобы передавать свои знания и опыт молодым медикам.
      В жарком бою между деревнями Славковичи и Клетное разрывной пулей ранило в верхнюю треть правого плеча партизана Петю, всеобщего любимца отряда Гуляева. В тяжелом состоянии раненого доставили в партизанский госпиталь. Пока врач Иосиф Климентьевич Крюк и медицинские сестры выводили Петю из шокового состояния, прибыл Лаптейко.
      - Необходимо срочное хирургическое вмешательство, - сказал ему Крюк. В наших условиях сделать такую операцию трудно... Но другого выхода нет.
      Лаптейко, внимательно осмотрев раненого, ответил:
      - Да. Ждать самолет некогда. Операцию надо делать здесь и немедленно!
      С помощью медицинской сестры Любы они приступили к операции. Предстояло вычленение правой руки в плечевом суставе. И все же, несмотря на отсутствие необходимых условий, операция была проведена блестяще. Петя остался с одной левой рукой, но выздоровел и продолжал воевать.
      После соединения с частями Красной Армии врач Лаптейко возглавил Брестский облздравотдел. Спустя несколько лет он тяжело заболел и умер. Память об этом прекрасном человеке навсегда сохранится в сердцах тех, кто его знал.
      Искренними любовью и уважением у наших партизан пользовался фельдшер 64-й партизанской бригады имени Чкалова Николай Рябый. Невысокого роста, подвижный, с несколько резкими чертами лица, он был из тех, о ком говорят: не знает страха. Опытный специалист, неутомимый, деятельный, Николай пришел в партизаны в декабре 1941 года и оставался здесь до соединения с частями Красной Армии.
      Мягкий по натуре, ласковый, он с отеческой заботой относился к раненым, умел к каждому найти, как говорил сам, "свое слово", которое, думаю, играло такую же роль в быстром выздоровлении раненых, как медикаменты и лечение. Не однажды, презирая все опасности, этот человек оказывал первую медицинскую помощь раненым под огнем врага, а потом на себе вытаскивал их в безопасную зону.
      Это он под свинцовым огнем в тот памятный бой вынес Римму Шершневу. И не его вина, что мы не смогли сохранить жизнь этой славной девушке.
      Отгремели бои Великой Отечественной войны, и Николай Рябый сел за студенческую скамью. Успешно окончил мединститут, сейчас работает хирургом в одном из районов Минской области.
      Врач Мазрук, начальник санитарной службы бригады имени Кастуся Калиновского, после тяжелого боя сопровождал группу раненых в госпиталь. Бойцы лежали на телегах, врачи и остальные медработники шли возле повозок пешком. Преодолели уже большую часть пути, как вдруг на дороге появился отряд карателей.
      - Гони лошадей что есть мочи! - крикнул Мазрук медсестре. - Мы прикроем...
      Мазрук с несколькими санинструкторами замаскировались на обочине дороги и открыли огонь по врагу. Немцы залегли. Завязался бой. И хотя силы были неравными, медики сумели задержать врага, дали возможность повозкам с ранеными скрыться в лесу. В этом бою врач Мазрук погиб. Ценой своей жизни он спас раненых.
      Среди партизанских медиков непререкаемым авторитетом пользовался врач Алексей Иванович Шуба. Восьмилетним мальчиком он начал самостоятельно зарабатывать себе на хлеб. Работал на помещика, батрачил у кулака, брался за любую самую тяжелую работу. Когда в Белоруссию пришла Советская власть, Алексей организовал в своей деревне комсомольскую ячейку, которая оказала немалую помощь сельским активистам в организации колхоза. Вступил в колхоз и Алексей. По тяга к учебе не давала покоя, и в 1934 году он становится студентом Минского медицинского института.
      После окончания института Алексей Иванович стал работать главврачом Стародорожской районной больницы. Здесь и застала его война. Когда родную землю захватили фашисты, Шуба, возглавив небольшую группу патриотов, уходит в лес. Свой партизанский отряд народные мстители назвали именем С.М.Кирова. Это же название они сохранили и тогда, когда отряд увеличился до размеров бригады. Неизменным командиром отряда, а затем и бригады был А. И. Шуба. И хотя из-за неспокойных и трудных командирских обязанностей ему редко приходилось выступать в роли врача, как консультант он не раз давал нам, медикам, ценные и своевременные советы.
      После освобождения Белоруссии от фашистов Алексей Иванович Шуба был направлен на руководящую работу в органы здравоохранения республики. А скоро за безупречную работу ему было присвоено звание заслуженного врача БССР, а в 1969 году - высокое звание Героя Социалистического Труда. 26 декабря 1971 года после тяжелой и продолжительной болезни Алексей Иванович умер.
      Можно привести немало примеров, когда медик становился партизанским командиром и на этом поприще хорошо проявлял себя.
      Великая Отечественная война застала военфельдшера П.И.Панкратова в одном из западных районов Белоруссии. Попал в окружение, после нескольких дней тяжелых боев вырвался с небольшой группой красноармейцев из вражеского кольца, лесными болотными тропами пробрался в деревню Малын Октябрьского района Гомельской области. Здесь-то он и встретился с партизанами бригады Ф.И.Павловского. Они приняли его в свою семью.
      В первых же боях Петр Иванович проявил смелость и находчивость. Как-то в конце 1941 года во время уничтожения вражеского гарнизона в Копаткевичах он с горсткой таких же смельчаков, как сам, бросился на штурм укрытия, где засел начальник полиции. Первым ворвался в хату, схватился врукопашную с главарем полицаев. Оглушил его, взял живым в плен.
      Вскоре после этого Петр Иванович был назначен командиром взвода, который уничтожил немало вражеских эшелонов, автомашин. А сам командир не забывал свою первую специальность, нередко лично оказывал необходимую помощь больным и раненым.
      Однажды летом 1942 года партизаны под командованием Петра Ивановича Панкратова разбили у рабочего поселка Глуша на магистрали Бобруйск - Слуцк вражескую автомашину. Когда возвращались на базу, сделали привал в деревне Чикили Глусского района. Не успели бойцы уснуть, как дозор доложил о приближении гитлеровцев. Очевидно, какой-то предатель указал немцам путь, по которому шел взвод.
      Не желая причинять неприятности мирным жителям, взвод ушел из деревни, занял боевой порядок на лесной опушке между Чикилями и Козловичами.
      Не найдя партизан в Чикилях, немцы двинулись в Козловичи. Когда они вплотную приблизились к кустарнику, где засели партизаны, раздался дружный залп... В этом бою враг был наголову разгромлен, взвод Панкратова благополучно вернулся в расположение отряда.
      В тот период в целях расширения партизанского движения в Белоруссии часто из крупных отрядов выделялись небольшие группы, постепенно превращавшиеся в новые отряды. Выделилась такая группа и из отряда имени Щорса, которая вскоре выросла в отряд имени Чапаева. Комиссаром здесь был назначен храбрый партизан, талантливый командир Петр Иванович Панкратов.
      Отряд вошел в бригаду имени Пархоменко Минского соединения. Он считался одним из лучших в соединении, а его комиссар прославился не только как военный политработник, но и как медик. Нередко он лично оказывал помощь раненым на поле боя, выносил их в безопасную зону. Петр Иванович принимал деятельное участие в создании бригадного госпиталя, заботился, чтобы там было в достаточном количестве медикаментов, перевязочного материала.
      В 1943 году Бобруйский подпольный райком партии принимает его кандидатом в члены КПСС.
      Смелый комиссар в бою всегда был впереди. В феврале 1943 года он был ранен. Выздоровел, вернулся в строй. Осенью того же года - опять ранение, на этот раз тяжелое. Панкратова самолетом эвакуировали на Большую землю, а по выздоровлении признали негодным к военной службе.
      За боевые заслуги перед Родиной Петра Ивановича Панкратова наградили орденом Красного Знамени, несколькими медалями. После освобождения Белоруссии его направили заведующим Глусским райздравотделом. Со всей присущей ему энергией взялся он за восстановление здравоохранения в районе. За короткое время немало сделал, еще большие планы были на будущее. Но не довелось ему осуществить их. Однажды ночью недобитый фашистский прихвостень бросил в квартиру Петра Ивановича гранату... Так оборвалась жизнь этого замечательного человека.
      В нашей семейной библиотеке бережно хранится небольшая книга под названием "На оккупированной земле". Автор ее - Владимир Кириллович Яковенко, командир бригады имени Гуляева. На книге рукой автора написаны такие слова: "Самым большим моим боевым друзьям, бесстрашным медикам нашей бригады Ибрагиму и Марии в память о совместных боях и походах в глубоком тылу врага".
      Немало теплых слов в этой книге посвящено партизанским медикам, их самоотверженному труду, героизму. Эти люди заслуживают того, чтобы рассказать о них подробнее.
      В апреле 1944 года наша бригада базировалась в деревне Тышковичи Ивановского района Пинской области. Отсюда партизанские отряды почти каждый день наносили смелые и неожиданные удары по врагу. Здесь находился штаб бригады, госпиталь, все наши вспомогательные службы. Долгое время гитлеровцы не трогали нас. И вот однажды ранним утром разведка принесла тревожную весть - к деревне приближаются крупные силы противника в сопровождении танков и бронемашин.
      На подходах к деревне срочно была организована оборона, и когда появились враги, встретили их дружным огнем. Фашистские танки, сопровождаемые пехотой, пошли в обход. Чтобы не оказаться в кольце, мы начали отходить к фольварку Миничи, который находился в полутора километрах от деревни.
      Решение, принятое командиром бригады Владимиром Кирилловичем Яковенко, было совершенно правильным. Фольварок располагался в болотистой местности, пробраться к нему можно только по кладкам, танки и бронемашины сюда не пройдут.
      Заняв оборону, командир приказал переправить раненых и больных в безопасное место на остров за Миничами. Там уже находились наши инфекционные больные. Но делать нечего, пришлось разместить с ними и раненых, ограничив возможность контакта.
      Когда все раненые были доставлены на остров, я вернулся и занял место в обороне на окраине Миничей.
      Немцы вступили в деревню, бой временно затих. Мы даже стали надеяться, что сюда фашисты не пойдут, побоятся преследовать нас в болотах. Однако на этот раз расчеты наши не оправдались. Через некоторое время немцы открыли сильный минометный огонь по фольварку. Но за это время передышки мы успели хорошо окопаться, и мины врага большого урона нам не причинили.
      Минометная обработка нашей передней линии длилась, наверное, минут двадцать. Потом фашисты пошли в атаку. Когда они подошли на близкое расстояние, послышалась команда: "Огонь!". Дружно заговорили наши пулеметы и автоматы. Гитлеровцы залегли, атака захлебнулась. Прошло немного времени, и немцы снова поднялись в атаку. И опять их встретил яростный огонь партизан...
      Несколько раз враги поднимались на штурм и всегда с большими потерями откатывались назад.
      У нас появились раненые. Теперь уже врачи, фельдшера, медицинские сестры вышли на передовую с санитарными сумками. Под свист пуль и осколков раненым была оказана первая помощь, все они были перенесены на вторую линию обороны.
      Замысел комбрига В. К. Яковенко в этом бою сводился к следующему. Он решил продержаться до темноты, а затем, оставив небольшой заслон, через болото, по только известным нам проходам, уйти из зоны блокады. Но мобильность бригады сковывалась ранеными и больными, которых к тому времени было уже человек восемнадцать. Оставить их в фольварке мы, конечно же, не могли. А транспортировка на носилках скопала бы действия бригады как раз в тот момент, когда быстрота маневра была решающим фактором.
      Владимир Кириллович и здесь проявил свои незаурядные способности военного руководителя. Остров, на который мы должны были отступать ночью, и фольварк разделялись каналом шириной около трех метров и глубиной примерно в метр. Но под водой была зыбкая почва, и перейти его вброд невозможно. В фольварке имелось несколько лодок. Кроме того, по распоряжению командира партизаны сколотили два плота. На этот водный транспорт мы погрузили всех раненых. Часть партизан переехала по каналу на лодках и плотах подальше от места боя, остальные продолжали сражаться.
      Продержались мы до ночи, затем отошли на остров. Немцы были уверены, что никаких водных средств у нас нет, следовательно, до завтра никуда мы не денемся. Утром они рассчитывали с помощью минометов и авиации разгромить нашу бригаду.
      Мы перехитрили фашистов. Когда рассвело, они действительно открыли огонь из минометов по фольварку, а самолеты начали сбрасывать ящики с гранатами. Но весь этот смертоносный груз падал на пустое место. Мы же в это время находились на острове.
      Дождавшись темноты, на лодках по отводным каналам перебрались через болото, переправили раненых и имущество. А к следующему утру были уже далеко от опасной зоны.
      К середине дня мы вышли в район дислокации 208-го партизанского полка, где командиром был майор Беспоясов. Нас накормили, разместили по хатам, дали возможность отдохнуть после трехсуточных боев. Особая забота была проявлена к нашим раненым и больным.
      Героическими делами во время партизанских боев с фашистами прославились и наши медицинские сестры. Об одной из них мне и хочется рассказать. С ней связана моя судьба. Но для этого придется вернуться несколько назад.
      В январе сорок третьего года из Полесского партизанского соединения в деревню Альбинск была доставлена группа тяжелораненых партизан для отправки на Большую землю. Раненых сопровождала медсестра Мария Вежновец. Здесь в лесу, неподалеку от деревни, находился партизанский аэродром, где предстояло ожидать самолет. Когда он прилетит, никто не знал, связь с Большой землей была не регулярной. О прибытии самолета нам сообщали самое большое за день до его прилета.
      Надо было ждать и ухаживать за ранеными, делать перевязки. И Мария Вежновец все это выполняла. Ей помогала хозяйка дома, где расположили раненых, солдатка, муж которой воевал в рядах Красной Армии.
      Шли дни, самолет не прилетал. У Марии кончился перевязочный материал, и она с хозяйкой стала ходить по хатам, собирать все, что могло послужить в качестве бинтов. Но вскоре и этот резерв истощился. Между тем двум больным стало хуже, необходима была специальная медицинская помощь. Ближайшей деревней, где находился врач, была Сосновка. Мария решила ехать туда.
      В тот день я занимался приготовлением мази из березовых почек. И вот вижу в окно: к домику, где располагалась аптека партизанского госпиталя, подкатывают сани. В них - две симпатичные девушки. Одну из них я знал. Это была москвичка Лина, партизанка, прибывшая к нам вместе с оперативной группой. Она работала медсестрой и иногда заезжала ко мне. То попросит несколько бинтов, то немного лекарств. Делился с ней, чем мог. Но вторую девушку я видел впервые.
      Вид у меня был не для приема гостей. Большой брезентовый фартук, лапти вместо комнатных туфель. Как раз в аптеку в то время зашел "на огонек" Даниил Абакумович Скляр. Заметив в окно девушек, он критически осмотрел меня, насмешливо протянул:
      - Э, доктор! К тебе гости, а ты... Надо принять гостей, как подобает врачу.
      Я побежал в сени переодеваться.
      Мой выходной гардероб составляли потертый пиджак, манишка и даже галстук "кис-кис". Все это подарили мне ребята после возвращения с очередного задания. Распределяя в лагере отбитые у врага трофеи, они почему-то решили, что именно доктору, больше никому другому, нужны в лесу манишка и галстук "кис-кис".
      Быстро переоделся, снова вернулся в комнату. Девушки были уже там. Даниил Абакумович развлекал их "светским" разговором, который сводился к тому, что вот, мол, вчера было холоднее, чем сегодня, а завтра, может быть, даже оттепель наступит... Галантный кавалер из него явно не получался.
      Когда я, при галстуке и в манишке, вошел в комнату, у девушек широко раскрылись глаза. Потом Лина не выдержала, прыснула в ладонь, а вторая смущенно опустила глаза. Черноглазая, курносая, розовощекая, мне она показалась очень и очень красивой.