Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Записки начальника нелегальной разведки

ModernLib.Net / Биографии и мемуары / Дроздов Юрий / Записки начальника нелегальной разведки - Чтение (стр. 3)
Автор: Дроздов Юрий
Жанр: Биографии и мемуары

 

 


      Обоим этим центрам удалось разоблачить и предотвратить покушение на жизнь самого Петра. Документы свидетельствуют о высоком патриотизме тогдашней российской разведки. Наши послы в Турции не жалели денег и подарков на подкуп местных должностных лиц, зачастую отдавая для этого и свои личные средства. Поэтому Петр был хорошо осведомлен о замыслах своего могущественного противника. Однажды в Стамбуле была получена информация, со всей срочностью переданная в Россию:"По велению султана турского велено господарю мультянскому(молдавскому) послать нарочно двух человек из греческих купцов в Российское государство под именами купеческими будто для торгового промыслу, а в самом деле для того, чтобы они всякими мерами промысл чинили: высокую персону его царского величества через отраву умертвить. За что ему, мультянскому господарю, от Порта обещано вочно иметь господарство и его наследникам". Государственный канцлер граф Головин дал указание о сыске "купцов", которые были арестованы в Москве.Помимо тщательно замаскированной склянки с ядом, у них были обнаружены несколько десятков тысяч червонцев и алмазы на большую сумму.
      Разведка донесла и о готовившемся в 1712 г. секретными агентами Карла ХП вооруженном выступлении пленных шведов,множество которых находились в Москве.
      Иностранные державы продолжали подрывную работу и при преемниках Петра. Лейб-медик императрицы Елизаветы Лестокбыл завербован трижды: пруссаками за 10 тысяч рублей единовременно и ежегодную пенсию в 4 тысячи, французами - за ежегодный пенсион в 5 тысяч ливров и шведами (суммы не известны). Агент был разоблачен канцлером Бестужевым и заточен вкрепость, а прусский посол был вынужден уехать. Послы пытались завербовать и самого Бестужева, но безрезультатно. Зато пруссакам все-таки удалось подкупить ставшего вицеканцлером графа Воронцова, польстившегося на 50 тысяч рублей и ежегодный пенсион. Этот аристократ охотно и небескорыстно оказывал услуги и другим иностранцам. С его подачи-рекомендации при царском дворе произошла одна из наиболее загадочных "шпионских историй": императорской ночной чтицей в течение 10 месяцев состоял французский авантюрист д'Эон перевоплотившийся в очаровательную "девицу де Бомон". Подозрения Бестужева относительно этой "особы" перешли в уверенность, когда д'Эон вновь объявился в Петербуре уже в качестве секретаря французского посольства и, естественно, уже в мужском обличье.Свое поразительное сходство с де Бомон он объяснил тем, что является ее родным братом.
      Однако похвалиться разведывательными успехами могли не только иностранные дипломаты: отечественные также вносили свой значительный вклад в обеспечение безопасности государства. В 1762 г. под руководством русского посланника в Гамбурге Ф.Гросса был завербован офицер французской разведки,желавший получить хорошую должность в России. При вербовке были получены сведения о французах Шарманто (офицер русской армии) и Казье (житель Петербурга), работавших против России под руководством графа де Конфлана. После того, как данные поступили в Коллегию иностранных дел, группа прекратила свое существование.
      Накануне присоединения Крыма русская разведка располагала многими "конфидентами" из числа постоянно проживавшихтам православных купцов (русских, украинцев, греков). На русскую разведку работали также приближенные к ханскому двору агенты и агенты влияния. Один из них- Якуб-ага, состоявший переводчиком при хане Керим-Гирее и получавший ежегоднопо 900 рублей от русского консула в Бахчисарае. Когда в 1767г. престол занял другой хан и Якуб-ага потерял возможностивести разведку, он написал письмо, в котором, перечислив свои заслуги и указав на смертельный риск разоблачения, потребовал от русских заплатить ему "жалованье" за два года вперед - "для поправления обстоятельств" ("обрушившихся" в виде новой жены и нового дома). Осторожный генерал-губернатор Елизаветграда, руководивший разведкой в Крыму, предпочел с выплатой повременить, чтобы испытать возможности "конфидента". Но нетерпеливый переводчик возмутился и ограбил одного из прибывших в Крым русских купцов - ровно на требуемую сумму, на что и указал тому в расписке, посоветовав обратиться за возмещением к генералу-губернатору.
      Императрица Екатерина II, блестяще владевшая навыками разведывательной и контрразведывательной работы, в 80-е годы ХVIII века пришла в крайнее беспокойство вследствие исключительной осведомленности французского правительства относительно содержании совершенно секретных документов, касавшихся внешней политики. Подозрения не без оснований пали на французского посла графа Сегюра, но, несмотря на все усилия,обнаружить источник, через который происходила утечка информации, не удалось. Разоблачить чужого "конфидента" было поручено разведчику И.Симолину- русскому послу в Париже, блестяще справившемся с заданием.
      В апреле 1791 г. он доложил вице-канцлеру И.А.Остерману: "Нашему конфиденту удалось найти для меня источник получения самых достоверных сведений об осведомителе графа Сегюра, которого он имеет в нашей Коллегии иностранных дел. Отчет об этом я дал ее императорскому величеству также в приложении к сему письму". В докладе Екатерине посол писал: "Я постарался получить эти сведения из источника, который не может возбудить ни малейшего сомнения или подозрения в его достоверности. Осмелюсь приложить к сему экстракт (выписку),полученный из Бюро фондов иностранных дел, в котором обозначено имя получателя и время вознаграждения, выданного лицу,которое в последние три года записано под именем Скрибса". К донесению была приложена расписка конфидента: "Я клятвенно удостоверяю, что эти сведения получены из Бюро фондов иностранных дел (бухгалтерия МИДа) и что я видел оригинал, на котором значатся имена".
      Этих данных оказалось достаточно, чтобы выявить и арестовать надворного советника Ивана Вальца, завербованного тремя годами раньше за ежегодные 3 тысячи рублей.
      В начале ХIХ века в Европе бушевали многочисленные войны, к которым так или иначе была причастна и Россия. В 1809 г. она объявила войну Швеции, в результате которой присоединила к себе на правах автономии Финляндию. Во время подготовки кампании эффективно поработала русская разведка, которая опиралась на патриотически настроенных шведских офицеров финского происхождения - некоторые из них раскрывали перед русскими ворота осажденных крепостей. Современные финские историки убеждены, что начавшая войну Россия подняла на своем щите самосознание финской нации. Шведский король был низложен собственными офицерами, а на его место был приглашен Бернадотт, один из безродных наполеоновских маршалов.
      Через три года, после нападения Наполеона на Россию,тщеславный Бернадотт, мечтавший о французском троне, будучи завербованным русской разведкой, принялся снабжать царя Александра ценной информацией о французском императоре.
      Вообще, во время войны 1812 года, разведка сыграла далеко не последнюю роль - во многом благодаря тому, что большинство русских дворян французским языком зачастую владело лучше, чем родным. Особенным дерзновением отличался Александр Фигнер (друг Дениса Давыдова), которому удавалось добывать ценнейшие сведения, выдавая себя то за итальянского негоцианта, то за французского офицера и попадая в самые невероятные по степени риска ситуации. Сравнить эту легендарную личность, истинного героя Отечественной войны можно только с героем войны Великой Отечественной - с нашим партизанским разведчиком Николаем Кузнецовым.
      До завоевательных войн на Кавказе и в Средней Азии Россия слабо представляла себе мусульманский мир и по сути первыми учеными, дотошно и последовательно занявшимися изучением новых регионов, стали кадровые русские разведчики из Военно-учебного комитета Главного штаба. Они разработали "Наставление и программу вопросов для туземных разведчиков, посылаемых в малоизвестные страны Средней Азии", которые были переведены на персидский язык русским консулом в Афганистане. Среди 70 пунктов Программы встречаются, например, и такие (60-65):
      "- Есть ли у владетелей страны постоянное войско или нет? Если постоянное войско есть, то сколько, примерно, человек пеших и конных? Все ли это войско живет в одном городе или стоит по разным городам?
      - Откуда это войско взялось: составлено ли оно из жителей самой страны или из людей другой какой-либо страны и какой именно?
      - Если войско составлено из жителей своей страны, то как оно набрано: от селений или отдельных домов, силой, за плату или вместо подати?
      - Есть ли пушки? Если есть, то сделаны ли они в самой стране или привезены и откуда, а именно?
      - Чем солдаты вооружены? Имеют ли они ружья, пики, сабли? Если ружья имеют не все, то из скольких человек один вооружен ружьем? Какие ружья, сделаны ли они оружейниками самой страны или откуда-нибудь привезены и откуда именно? Как они заряжаются: сзади или спереди?"
      Известно, что примерно тогда же в Средней Азии действовали и английские разведчики, собиравшие подобные сведения.Уличенные в этом, они подвергались жестокой казни.
      Что касается деятельности нашей разведки во время похода русской армии на Балканы и освобождения Болгарии, то дошедшие до нас сведения немногочисленны. Однако можно утверждать, что для сбора данных широко привлекались жители южнославянских территорий.
      Наступил двадцатый век, почти сразу ввергнув Россию в позор русско-японской войны, к которой она оказалась совершенно не готовой.
      Русские разведчики, работавшие во время военных действий в Манчжурии, отмечали исключительную сложность добывания оперативной информации. Китайцы ненавидели японских захватчиков, установивших массовый террор на оккупированной территории, но те, в отличие от европейцев, хорошо понимали особенности местного населения и умело использовали это преимущество в борьбе против русских. Все население имело на руках японские удостоверения; оказавшийся в зоне видимости неместный китаец тут же попадал под подозрение и передавался японским властям. Наказание лазутчиков было устрашающим после пыток их на глазах населения живыми закапывали в землю. Зная об этом, некоторые лазутчики обманывали офицеров разведки: получив деньги, добирались лишь до населенных пунктов нейтральной зоны, отсиживались там и в лучшем случае расспрашивали беженцев, покупали японские административныесправки, служившие подтверждением того, что они якобы "побывали на той стороне". В худшем случае они передавали выдуманные сведения, на основании которых иногда принимались серьезные военные решения.
      Однако и в этих трудных условиях русским разведчикам удавалось извлечь преимущество из китайско-японской вражды для ведения разведки и диверсий в тылу японцев. Например, в историю разведки прочно вошло имя ротмистра В.Шварца, разведчика-диверсанта, использовавшего в японском тылу боевые отряды из китайских хунхузов (бандитов) для нанесения ущерба противнику.
      Накануне Первой мировой войны наша разведка имела большие заделы в военных и промышленных сферах Европы- как в Австро-Венгрии, так и в Германии. Дело поставлено было таким образом, что русские конструкторы-оружейники, приехав инкогнито в Германию, могли воочию детально ознакомиться с самыми последними образцами немецкого оружия. А начальник Генерального штаба австрийской армии (чех по матери) полковник Рейдль преданно служил России.
      После революции исчезли и разведывательные и контрразведывательные службы Российской империи. Однако ни одно государство не может существовать без специальных служб. "Каждая революция, - констатировал в своей крылатой фразе В.И.Ленин, - лишь тогда чего-нибудь стоит, если она умеет защищаться". Для защиты революции и нового государства были созданы ВЧК и ее разведывательный орган - ИНО (Иностранный отдел), а также подразделения разведки в Генштабе Красной Армии.
      Обе эти структуры решали специфические задачи, иногда соревнуясь, соперничая, дополняя информацию друг друга, используя легальные и нелегальные возможности (агентуру и разведчиков-нелегалов), а когда это было необходимовзаимодействуя с подразделениями специального назначения.
      В литературе обычно указывается на то, что в основу деятельности разведки был положен богатейший опыт нелегальной работы партии большевиков. Однако советская разведывательная служба не сумела бы стать на ноги и окрепнуть, если бы ее не поддержали сложившиеся еще при царском режиме профессионалы. Соответствующий персонаж романа В.Пикуля "Честь имею" не голая выдумка. Подобные случаи слабо отражены в литературе, но это вовсе не означает их неправдоподобия.
      В частности, один из царских разведчиков, А.Н.Луцкий,до революции работавший в Японии, перейдя на сторону советской власти, щедро делился своим опытом со сподвижниками. Будущий начальник ИНО М.А.Трилиссер очень многому у него научился.
      В феврале 1920 г. Луцкий стал членом Военного Совета и начальником контрразведывательной службы Приморья, но в апреле был арестован японцами и белогвардейцами. После жестоких пыток он был сожжен в топке паровоза вместе с С.Лазо и В.Сибирцевым. Большинство разведчиков царской России порвали с нею связи. Однако известны примеры, когда эти разведчики устанавливали контакты с советской разведкой и продолжали служить своей стране.
      * * *
      Поскольку специфика работы спецслужб не допускает огласки и многие имеющие к ним отношение дореволюционнные архивы были уничтожены, история русской разведки оказалась недостаточно изученной. Но даже на основе тех немногих доступных нам материалов можно сделать вывод, что главная черта российских разведчиков, людей самых разных национальностей,неизменна: беззаветный патриотизм, забота об интересах единого и могучего государства, любовь к своему Отечеству. Это поддерживало их и в самые тяжелые периоды истории.
      Наша внешняя разведка, даже в условиях внутреннего террора, даже испытав на себе удары 30-40-х, когда незаслуженному осуждению и репрессиям подверглись несколько десятков разведчиков-нелегалов (достаточно вспомнить судьбу Дмитрия Быстролетова), продолжала выполнять свой долг перед Родиной.Она своевременно предупредила о готовившемся нападении гитлеровской Германии на нашу страну, а в годы войны перебросила в тыл немцев около 2000 групп разведчиков специального назначения с информационными и диверсионными заданиями.
      В закрытых фондах Службы внешней разведки, в закрытом музее бережно хранятся материалы по ее истории. На мраморных досках славы и почета золотыми буквами навечно высечены имена разведчиков и руководителей разведки, которыми может и должна гордиться наша великая Родина. Среди них - имена нелегалов и разведчиков специального назначения. В ближайшее время, когда будет издана История российской разведки, широкая общественность сможет познакомиться с некоторыми фактами, пока сосредоточенными в секретных учебниках, обзорах иделах-формулярах.
      Можно смело утверждать, что разведывательная служба России является преемницей лучших традиций отечественной разведки минувших веков.
      ГЛАВА 2. ВМЕСТО АНКЕТЫ
      Меня всегда упрекали в том, что из моих записей не посвященный в предысторию мало что может почерпнуть. Да, но ведь мало кто в своих заметках, дневнике обнаруживал следы любопытства других. Скажите, вам понравилась бы в вашем дневнике фраза "Пишите, но думайте о содержании ваших впечатлений жизни. Иногда плохие последствия для автора вытекают из дневника. Т.Кислицын"? Взводный проверил 6 марта 1944 г. записи курсанта и... предупредил. Каких-либо плохих последствий я на себя не навлек, но выводы сделал: писать короче, четче, не давать понимать себя двояко.
      Так что же рассказать о себе?
      Я родился в 1925 г. в Минске в семье военнослужащего. Если верить архивным данным, мое рождение было отмечено тем, что коллектив служащих "Белбумтреста", где работала мать, преподнес ей поздравительный адрес, а мне "соску советского производства".
      В Минске есть большой мост, переброшенный над железнодорожными путями, бегущими в сторону станции Негорелое и далее к Польше и Литве. В детстве, в самом начале 30-х годов, я любил поджидать идущий внизу по рельсам поезд и с тревогой ожидать, когда меня окутает облако дыма и пара, поднимавшееся из паровоза выше моста. Затем я перебегал на другую сторону моста и долго смотрел вслед поезду, пока он не скрывался из виду. Стальная колея звала в дорогу перестуком вагонных колес на стыках. Мать чувствовала: это пробуждение духа странствий, страсти к скитаниям, к непоседливой жизни. Она оказалась права. Жена и сегодня говорит, что из-за меня у нее все время сборы, дороги и опять сборы в дорогу...
      Отец мой, Иван Дмитриевич Дроздов, был офицером русской армии. Участвовал в Первой Мировой войне, воевал на Юго-Западном фронте. За храбрость получил Георгиевский крест и удар широким австрийским штыком в грудь. Но остался жив. После 1917 г. служил в Красной Армии. Все годы Гражданской войны провел на фронтах. Там же познакомился с моей матерью. Потом служил на разных должностях в Белоруссии и на Украине. В первые дни Великой Отечественной войны ушел на фронт и был тяжело ранен под Старой Руссой: разрывная пуля вырвала одно легкое. Полтора года он провалялся в госпитале, а затем служил начальником штаба одного из военных училищ и на военной кафедре Казанского Университета. Так что доживали родители свой век в Казани, где когда-то отец начинал свою службу в русской армии.
      Мать, Анастасия Кузьминична Дроздова (Панкевич) - дочь садовника помещичьего сада под Лепелем, что в Белоруссии. Вдовец-помещик дал ей возможность закончить гимназию, секретарские курсы и устроил машинисткой на английскую бумажную фабрику в Переяславле-Залесском.
      Дед по матери Кузьма Панкевич крепко засел в моей памяти. После революции он служил сторожем на Лепельском кладбище. Его избушка в одну комнату почти вплотную примыкала к кладбищенской роще. Дед был молчалив, по-настоящему стар. Он строгал для меня из тонких жердинок удочки и уводил ловить рыбу в одном из затончиков старой Мариинской системы, построенной еще во времена Петра I и Екатерины II. В период Гражданской войны в Лепеле были поляки. Поляков дед не любил. Он не мог им простить, что польский жолнер тогда уволок у него оловянную мыльницу.
      Дед прожил более 90 лет и умер в 1943 или 1944 году. Точно не знаю. В 1975 г. перед отъездом в Нью-Йорк мы с женой во время поездки на машине по местам детства посетили Лепель. С большим трудом, после многочисленных распросов местных жителей нам удалось отыскать старую кладбищенскую сторожку, которая теперь приютила других людей. (Я сфотографировал ее и послал фотографию матери. После долгих изучений она и ее сестры из Витебска и Шклова признали избушку своей.)
      О деде там уже почти никто ничего не знал. Только старожилы, которых мы обнаружили в одном доме, припомнили несколько скудных фактов. Во время войны дед ушел в партизанский отряд; зимой 1943 г. заболел и, видимо, покинул отряд. Умер недалеко от своей избушки: его нашли мертвым на какой-то могиле.
      Для меня он - как дед Талаш из "Дрыгвы" ("Трясина") Якуба Коласа: простой, добрый, отзывчивый и несгибаемый человек.
      * * *
      В 1937 г. отца перевели из Минска в Харьков, в одно из военных училищ. Моя жизнь и учеба в украинской школе началась, можно сказать, с первого диктанта на уроке украинского языка, когда я умудрился наляпать на одной странице 39 ошибок. Так я соприкоснулся с "иностранным языком". Пришлось взяться за ум. Помогли книги. Я стал читать по-украински, полюбил этот живой и интересный язык, стал "гакать", что потом долго давало о себе знать. Примерно с 1938 г. начал заниматься в различных кружках Харьковского Дома Красной Армии: в зоологическом (поэтому, наверное, безумно люблю собак и прочую животину), в кружке исследователей Арктики, где познакомился с суровой историей освоения наших северных просторов. Надолго, почти до начала Великой Отечественной войны, осел в детской драматической студии ДКА, которой руководил артист харьковского театра русской драмы Виктор Иванович Хохряков. Из этого кружка-студии вышли интересные люди. Кто? Да вот, хотя бы, известный и многолетний руководитель "Кохинора", что при ДК Союза архитекторов, В.Косаржевский. Мы учились в одной спецшколе, занимались в одном драматическом кружке, закончили одно артиллерийское училище и вместе ушли на фронт. Потом жизнь развела нас в разные стороны.
      Первые 12-13 лет жизни рос я дохлым, болезненным мальчишкой. Перенес, кажется, все болезни, разве что кроме "воды в коленке". Донимали меня воспаления легких и всевозможные осложнения. Это переполнило чашу терпения родителей, особенно отца, и они "бросили меня на выживание" в суровые лагерные условия воинской части. Сосновый лес и простая солдатская пища положили конец всем недугам. Мне было 14 лет, когда отец положил передо мной книгу "Артиллерия", сказав, что это моя профессия. Я сразу же углубился в эту книгу и осенью следующего года уже был зачислен в специальную артиллерийскую школу.
      Начало Великой Отечественной войны застало нашу семью в Харькове. С началом боевых действий курсантов спецшколы отозвали из летних лагерей и направили на танкоремонтный завод помогать ремонтировать танки, прибывавшие с фронта. Это было первое конкретное знакомство с проделками жестокой войны, жертвой которой уже стал отец.
      Каким-либо репрессиям, гонениям не подвергался, но в 1942 г. в Актюбинске пришлось пережить строгое, с угрозой исключения из комсомола, обсуждение на общем комсомольском собрании артспецшколы за попытку бежать вместе с тремя другими товарищами в Сталинград, в танковое училище.
      А 1944-м, после подготовки в 1-ом Ленинградском артиллерийском училище г. Энгельса, уезжал на фронт. Уезжал романтиком, ответив отказом на предложение остаться в училище командиром учебного взвода и обрадовавшись назначению командиром взвода в противотанковом артиллерийском дивизионе одной из гвардейских дивизий 1-го Белорусского. Мною двигало желание бороться и быть вместе с уходившими на фронт друзьями детства. Я понимал, что могу и погибнуть. Этого больше всего боялась мать, а у меня в голове стучали слова Франсуа Тибо из "Рассуждений о свободе человека": "...И если в последней борьбе враги одолеют тебя, не падай духом, не смиряй сердца. И если тебя закуют в железо и бросят в темницу, в которой мрак, холод и одиночество, не плачь и не бейся в безумии головой о холодные стены. Помни, нет таких засовов, нет таких решеток и каменных стен, которые устояли бы против твоей воли к победе. И если тебя поведут на эшафот, не бойся, пой песни, смейся в лицо своим палачам. Помни - победа
      твоя бессмертна, сколько бы ни хрустнуло шейных позвонков под топорами палачей на площадях всего мира...".
      Никаких геройских подвигов в ходе боевых действий мне совершить не пришлось. Война - это страшная кровавая работа, тяжелая и безжалостная, и чтобы выжить самому и другим, я просто старался делать ее добросовестно, насколько это было возможно младшему лейтенанту в неполные девятнадцать лет. Войну закончил в Берлине, затем служил в Германии и Прибалтийском военном округе помощником начальника штаба артиллерийского полка.
      В 1952 г. поступил в Военный институт иностранных языков в Москве. На мандатной комиссии начальник института генерал Ратов спросил меня, какой язык мне хотелось бы изучать. Я ответил: "Немецкий". Он окинул меня взглядом и бросил: "Подходишь". Видимо, это определило мою дальнейшую судьбу.
      Я был зачислен на 4-й факультет (разложение войск и населения противника), с большим интересом изучал немецкий и английский языки, другие специальные дисциплины. Годы, проведенные в ВИИЯ Советской Армии, несмотря на крайне напряженный ритм учебы, обогатили знаниями, которые пригодились во всей последующей жизни. Когда в 1956 г. сокращали Вооруженные Силы СССР на 1 млн. 200 тыс. человек, и наш институт попал в число ненужных военных учебных заведений, трудно было понять, как могло прийти в голову решение о ликвидации бесценной базы подготовки кадров, нехватка которых ощущалась уже в период расформирования.
      Я женат. Мы познакомились уже в конце войны. После освобождения Варшавы в одну из пауз в Висло-Одерской операции 1945 г. я на пару недель оказался в полевом госпитале 3-й Ударной Армии, где мы и встретили друг друга. Моя жена, Людмила Александровна Дроздова (Юденич), моя ровесница, родилась в с. Жихарево Бельского уезда Нелидовской волости Западной (Калининской) области. Мать, Мария Михайловна Качановская, воспитала ее прямой, честной, немного резкой, отзывчивой, но непреклонной. Все, что она рассказывала о себе, все, что я видел сам, бывая на ее малой родине, достойно отдельной книги. Ранней голодной весной 1943 г. она пришла в село Займище Калининской области и поступила в полевой армейский госпиталь и прошла вместе с ним до окраин Берлина, сделав для нашей общей Победы все, что смогла. В конце октября 1993 г. ей вручили орден "Великой отечественной войны II ст.", который разыскивал ее с 1985 г. В наше бурное время не так легко найти человека даже в Москве...
      Поездка 1975 г. по местам детства жены привела нас в деревню Монино, что под Нелидовым, где прошли первые годы ее жизни. Никаких следов, кроме остатков фундамента от дома, да разросшихся буйно кустов и деревьев на берегу Межи найти не удалось. В соседней деревне мы разыскали старую учительницу Ольгу Ивановну, бывшую подругу матери жены, доживавшую свой век в старой полусгнившей избе на краю деревни. После наших объяснений она узнала Людмилу Александровну, вспомнила ее мать. Мы провели у нее целый день, сварили хороший обед, свозили в магазин за продуктами. Ольга Ивановна была почти полностью слепа. К ней почти ежедневно прибегали помочь ребятишки, дети бывших учеников. А некоторые из бывших учеников, ставшие местными районными и сельскими руководителями, представителями власти, спешили мимо, забыв, что она их вырастила и воспитала. Она не обращала на это внимания. Но тому, кого она все-таки встречала, доставалось за все. И почти слепая, она продолжала следить за жизнью района и влиять на нее в меру сил.
      Жена и Ольга Ивановна долго проговорили друг с другом, вспоминая прошлое. Несколько лет назад старая учительница умерла.
      Все эти 35 лет, отданных разведке, жена была рядом со мной. Она умеет молчать, напряженно ждать и ждать, ограничивая себя из-за моей работы во многом. По звуку мотора моего "Фольксвагена" она узнавала, все ли у меня сошло гладко. В 1966 г., вернувшись домой после тайниковой операции, на которую я сам не мог выйти из-за плотной слежки, она бросила мне на колени контейнер с пленками и сказала: "Возьми. Теперь я знаю, почему вы кончаете инфарктами". Почти всем в своей жизни я обязан ей, ее умению быть рядом с человеком тревожной судьбы.
      У меня два сына. Служат Родине. Один внук, две внучки и один правнук. На Дальнем Востоке в г. Уссурийске живет моя сестра Нина Ивановна Заболотная с семьей.
      Я не знаю, что можно рассказать о своей, как говорят, "карьере" особенного. И в армии, и в разведке мне приходилось работать с совершенно разными по складу характера людьми. Все было, как в жизни каждого человека: друзья, товарищи, сослуживцы, противники, может быть, и ненавистники, партийные взыскания (даже сидел на гарнизонной гауптвахте), переживания из-за задержек в присвоении очередного воинского звания, неустроенности с жильем (квартиру получил в 1962 г.)... Были и "некоторые недостатки", но часть из них считал и считаю, вопреки мнению отдельных руководителей, положительными качествами. Словом, в моем личном деле, видимо, сосредоточено все то, что составляет разностороннюю характеристику человека.
      Все? А увлечения, пристрастия? Люблю лес и автомобильные путешествия. Бывали отпуска, когда из-под колес моего "Жигуленка" убегали тысячи километров дорог. На восточном Валдае есть "мое" озеро Волчина, где в последние 15 лет мы частенько разбивали нашу палатку и вели удивительно интересный, дикий образ жизни. Там, между Вышним Волочком, Удомлей и Максатихой, спрятался скромный, неповторимый уголок нашей России. Путешествовали всегда втроем: я, жена и ротвейлер Вильма. Из путевых заметок и того, что сохранила память можно написать отдельную книгу. В санаториях КГБ и других был всего лишь трижды за все годы службы. Невозможность найти меня во время отпуска вызывала неудовольствие руководства, но я регулярно оставлял оперативному дежурному номер своей автомашины и маршрут движения, что иногда выручало.
      Раньше увлекался фотографией, с годами пристрастие угасло. Теперь люблю возиться с деревом. Жадно щекочущий ноздри запах стружки иногда наводит меня на мысль, что мог бы овладеть и специальностью деревообработчика. Но не вышло. Люблю книги. Особенно К.Паустовского, В.Пикуля и Б.Васильева (за его роман "Были и небыли"), вообще исторические романы, хроники. Кажется все. Получилось даже шире, чем вопросы в анкете.
      Когда судьба сделала меня руководителем, понимая характер своей работы, я всегда отдавал предпочтение служебным отношениям. Это не допускало со стороны подчиненных панибратства, облегчало решение сложных и острых оперативных вопросов, делало требовательность разумной, а исполнительность обязательной. В конце концов это было залогом успеха, удачи, а точнее достижения результатов. Мне пришлось встречаться, общаться со многими людьми, большинство из которых можно назвать знакомыми, сослуживцами, приятелями, коллегами. К каждому из них я старался относиться с доброжелательностью и отзывчивостью. Но не обошли меня стороной и негативные моменты человеческих отношений: обман, оговор, клевета, разочарование и отчуждение.
      Близких друзей не много. И не только потому, что много их иметь не позволяла профессия, но и потому, что настоящих друзей много вообще не бывает. У меня их трое: Владислав Навротский, Василий Михайлец и Борис Бурштейн. Они удивительно разные по характерам, но с ними легко и уверенно. Мы все бывшие офицеры, нас сроднила война и служба в армии. Жизнь разбросала нас по разным городам России, встречаемся сейчас редко, но эти редкие встречи- праздник большой солдатской дружбы, прямоты и откровенности в отношениях друг с другом.
      ГЛАВА 3. 6 ЛЕТ В ГЕРМАНИИ

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26