Записки начальника нелегальной разведки

      Тем временем спецгруппа КГБ прорвалась к помещению, где находился Хафизулла Амин, и в ходе перестрелки он был убит офицером этой группы. Труп главы правительства ДРА и лидера НДПА завернули в ковер... Основная задача была выполнена."
      "Валентин Братерский (сотрудник бывшего Управления внешней разведки КГБ СССР), вспоминая о тех днях, поделился некоторыми своими впечатлениями о штурме дворца Тадж-Бек:
      "Нас было пятеро из ПГУ и две группы по 30 человек, которые и осуществляли операцию. Уникальная группа "Гром", в которую входили классные спортсмены, должна была непосредственно действовать во дворце. Группа "Зенит" - обеспечить подступы ко дворцу. В ней были ребята из балашихинской школы, где готовят спецназовцев. Из 60 ребят в строю остались 14.
      С другой стороны были большие потери. В охране Амина было 300 человек. 150 сдались в плен. Убитых не считали. Амин еще пригнал двухтысячный полк, и они окопались вокруг дворца. Полк мы прорезали, как кинжалом. Во время штурма он как-то рассеялся. Кармаль обещал, что нас поддержат 500 верных ему боевиков. Завезли для них оружие, гранаты - ждали. Из 500 человек пришел только один.
      Была еще одна группа под началом майора КГБ. В их задачу входило доставить некоторых представителей афганского руководства для подтверждения версии о внутреннем перевороте. Версия же, которая внушалась нам, - Амин связан с американцами, мы получим еще одного опасного соседа с юга. Никаких документов, подтверждающих эту версию, никогда представлено не было.
      Мне все стало окончательно ясно, когда человек, застреливший Амина, сказал мне, что приказ был: живым Амина не брать. Кстати, тогда же в перестрелке был ранен в грудь и скончался сын Амина лет восьми. Я собственными руками перевязывал рану его дочери - ее ранило в ногу. Мы оставили дворец, в котором ковры были пропитаны кровью и хлюпали под ногами. Это трудно себе представить...
      Перед отлетом нам всем обещали звезды Героев. Двое, насколько я знаю, получили, один - посмертно, всего в КГБ было награждено за это дело 400 человек, вплоть до машинисток и секретарш."
      Я глубоко сомневаюсь в правдивости отдельных утверждений В.Братерского. В составе штурмовых групп его не было. За его хлесткими высказываниями я не вижу ничего, кроме незнания фактов, небрежности и некомпетентности. Звезд Героев нам не обещали, нам просто поручали выполнение оперативного задания. Так пишут те, кто сам там не был, но все и больше всех знает.
      "...Уцелевшие после той ночи ребята договорились, что будут встречаться каждый год 27 декабря в семь часов вечера у могилы неизвестного солдата. Крючков запретил - мол, нечего сопли распускать..."
      Да, действительно, добрых пять лет афганцы встречались в этот день вопреки запрету, но в другом месте. Они не разделяли этой точки зрения своего руководства. Председатель КГБ СССР Крючков В.А. в беседах со мной соглашался с еами, но не все было в его силах.
      "На двух захваченных у афганцев танках к зданию дворца прибыла группа капитана Сатарова. Он доложил Колеснику, что когда они проезжали мимо третьего батальона бригады охраны, то увидели - в батальоне объявлена тревога. Афганские солдаты получали боеприпасы. Рядом с дорогой, по которой проезжали спецназовцы, стоял командир батальона и еще два офицера.
      Решение пришло быстро. Выскочив из машины, они захватили командира афганского батальона и обоих офицеров, бросили в машину и поехали дальше. Некоторые солдаты, успевшие получить патроны, открыли по ним огонь, а затем и весь батальон устремился в погоню за машиной - освобождать своего командира. Тогда спецназовцы спешились и начали стрелять из пулеметов по бегущей пехоте. Открыли огонь и бойцы роты, обеспечивающей действия группы Сатарова. "Положили" очень много порядка 250 человек, остальные разбежались. В это же время из снайперских винтовок "сняли" часовых возле танков и чуть позже захватили их. Бой во дворце продолжался недолго. Вскоре все там было кончено. Командир роты старший лейтенант Шарипов доложил, что дворец захвачен. Полковник Колесник дал команду на прекращение огня и перенес свой командный пункт непосредственно в Тадж-Бек."
      С командного пункта, вырытого на гребне горы рядом с одной из "Шилок", В.В.Колесник и я руководили боем. По кратким радиосообщениям чувствуя его ритм, нарастание и затухание. В какой-то момент резкое усиление огня - и наступила тишина. Даже отдельных выстрелов не было.
      - Все, - сказал В.В.Колесник и добавил. - Это мой первый и настоящий в жизни бой. А у Вас?
      - Очередной, - ответил я после недолгого молчания.
      Бой продолжался 43 минуты.
      @
      ^ИС: ЗАПИСКИ НАЧАЛЬНИКА НЕЛЕГАЛЬНОЙ РАЗВЕДКИ
      ^ДТ: 15.05.1999
      ^АВ: ЮРИЙ ДРОЗДОВ
      ^ЗГ: ГЛАВА 10. АФГАНИСТАН. После штурма
      ^ТТ:
      В.В.Колесник дал команду прекратить огонь, и мы перенесли командный пункт непосредственно во дворец. На площадке перед дворцом и внутри него к нам обоим подходили командиры групп и подразделений с докладом и за распоряжениями. Уже шла эвакуация на бронетранспортерах и БМП раненых и погибших.
      Вошли во дворец. Внизу, в холле, продолжали перевязывать раненых. Разгоряченные только что закончившимся боем, проверяя, нет ли затаившихся аминовцев, ходили спецназовцы и штурмовики. В.Ф.Карпухин подошел с каской в руках, показал застрявшую в триплексе пулю.
      - Смотри, генерал, как повезло. Я теперь маму увижу.
      М.М.Романов, Э.Г.Козлов, Я.Ф.Семенов тяжело переживали потери. Четверо убитых и 17 раненых.
      "В тот вечер в перестрелке был убит общий руководитель спецгрупп КГБ СССР полковник Г.И.Бояринов, его заменил подполковник Э.Г.Козлов. По свидетельству участников штурма, в конференц-зале осколком гранаты был сражен полковник В.П.Кузнеченков. Однако все время находившийся рядом с ним А.В.Алексеев утверждает, что когда они вдвоем прятались в конференц-зале, то какой-то автоматчик, заскочив туда, дал на всякий случай очередь в темноту. Одна из пуль попала в В.Кузнеченкова. Он вскрикнул и сразу же умер. Мертвого товарища А.Алексеев взвалил на себя и вынес во двор, где положил его на бронетранспортер, который вывозил раненых. "Мертвых не берем", - кричал какой-то автоматчик А.Алексееву. "Да он еще живой, я врач", - возразил полковник. В последующем труп В.Кузнеченкова отвезли в госпиталь, а А.Алексеев встал к операционному столу.
      В "мусульманском" батальоне погибло 5 человек, ранено 35. Причем 23 человека, получившие ранения, остались в строю. Остальных раненых медик батальона капитан Ибрагимов вывез на БМП в кабульский госпиталь.
      В течение ночи спецназовцы несли охрану дворца, так как опасались, что на его штурм пойдут дислоцировавшиеся в Кабуле дивизии и танковая бригада. Но этого не случилось. Советские военные советники, работавшие в частях афганской армии, и переброшенные в афганскую столицу части воздушно-десантных войск не позволили им этого сделать. К тому же спецслужбам заблаговременно было парализовано управление афганскими силами.
      Не обошлось и без курьезов. Ночью нервы у всех были напряжены до предела. Ждали нападения верных Х.Амину войск. Предполагали, что во дворец ведет подземный ход. Вдруг из шахты лифта послышался какой-то шорох. Спецназовцы вскочили, стали стрелять из автоматов, бросили гранаты, но оттуда выскочил обезумевший от страха кот.
      Вполне вероятно, что кое-кто из наших соотечественников пострадал и от своих же: в темноте личный состав "мусульманского" батальона и спецгруппы КГБ узнавали друг друга по белым повязкам на рукавах и ...мату. Но ведь все были одеты в афганскую военную форму, а вести стрельбу и бросать гранаты приходилось часто с приличного расстояния. Попробуй уследить ночью, в темноте, в такой неразберихе у кого на рукаве повязка, а у кого ее нет?!"
      "Примерно в такой же обстановке происходил и захват здания Министерства обороны ДРА. Комитетчики и спецназ довольно быстро покончили с охраной, но начальник Генерального штаба Якуб сумел забаррикадироваться в одной из комнат и начал по рации вызывать подмогу, прежде всего рассчитывая на 444-ю бригаду "командос". Однако никто не поспешил ему на выручку, и к полуночи, поняв всю бесперспективность дальнейшего сопротивления, он сдался на милость победителей. Милость проявлена не была. В группе захвата присутствовал афганец - один из функционеров "Парчам", по некоторым данным, Абдул Вакиль, который зачитал "предателю" Якубу приговор "от имени партии и народа" и затем собственноручно застрелил уже бывшего начальника Генштаба из пистолета."
      "Утром 28 декабря, - вспоминал впоследствии офицер "мусульманского" батальона, - прозвучали последние выстрелы операции по ликвидации аминовского режима, в ходе которой спецназ, впервые появившийся в Афганистане, сказал свое веское и решительное слово. Никто из батальона не подозревал, что отгремевший ночной бой был лишь дебютом, после которого предстоит участие в сотнях операций, еще более кровопролитных, чем эта, и что последний солдат спецназа покинет афганскую землю лишь в феврале восемьдесят девятого года."
      "В ту ночь произошел не просто очередной государственный переворот в Кабуле, при котором власть из рук "халькистов" перешла к "парчамистам", поддержанным советской стороной, а было положено начало резкой активизации гражданской войны в Афганистане, была открыта трагическая страница как в афганской истории, так и в истории Советского Союза. Солдаты и офицеры - участники декабрьских событий искренне верили в справедливость своей миссии, в то, что они помогают избавиться афганскому народу от тирании Х.Амина и, выполнив свой интернациональный долг, вернутся к себе домой. Они не были политологами и историками, учеными и социологами, которые должны были бы предсказать дальнейший ход событий и дать ему оценку. Они были солдатами, выполнившими приказ."
      Поэт-зенитовец полковник В.Е.Ревский, переживщий лично все напряжение этой и последующих схваток, в своей книге "Афганский синдром" об этом бое напишет:
      "У ног - из липкой крови лужа.
      Он в тело государственного мужа
      Всадил обойму пуль из пистолета.
      Кому-то было очень нужно это."
      "Спецназовцы утром разоружили остатки бригады охраны. Более 1700 человек афганцев было взято в плен. Однако и здесь не обошлось без потерь. В частности, когда на здании штаба бригады охраны появился белый флаг, то из подъехавшего к нему БМП выскочили замполит роты и двое солдат (хотя было указание из машин не выходить). С крыши глинобитного строения, где размещалась личная охрана Х.Амина, раздалась пулеметная очередь, и все трое погибли.
      Убитых афганцев, в том числе и двух малолетних сыновей Х.Амина, закопали в братской могиле неподалеку от дворца Тадж-Бек (в последующем, с июля 1980 г., в нем будет располагаться штаб 40-й армии). Труп Х.Амина, завернутый в ковер, еще ночью под руководством замполита батальона капитана Анвара Сахатова был погребен там же, но отдельно от остальных. Никакого надгробия ему поставлено не было. Оставшиеся в живых члены его семьи были посажены в тюрьму Пули-Чархи, сменив там семью Н.М.Тараки.
      Даже дочь Х.Амина, которой во время боя перебило ноги, оказалась в камере с холодным бетонным полом. Но милосердие было чуждо людям, у которых по приказу Х.Амина были замордованы их близкие и родственники. Они жаждали мести.
      В середине дня 28 декабря командование "мусульманского" батальона прибыло в здание советского посольства в Кабуле. Сперва доложили генерал-полковнику С.К.Магометову и резиденту ГРУ о выполненной задаче. Затем полковник В.В.Колесник связался с Москвой из кабинета посла и доложил генералу армии П.И.Ивашутину о результатах операции, одновременно предложив ему вывести батальон из Афганистана в Чирчик. Начальник ГРУ ГШ ВС СССР распорядился решать этот вопрос с командованием ТуркВО.
      Сотрудники КГБ тоже доложили своему начальству в Кабуле, затем по телефону Ю.В.Андропову. Ему же они потом подарили взятую в качестве трофея винтовку Х.Амина "Ремингтон" с комплектом снайперских прицелов."
      Я доложил Б.С.Иванову о выполнении задания. Он сказал, что уже информировал в общих чертах Центр и там ждут подробное сообщение. В рабочей комнате резидентуры я принял доклады от командиров групп, занимавшихся нейтрализацией других городских объектов.
      Как и ожидалось, другим наиболее трудным объектом оказался Генеральный штаб афганской армии, охрана которого была значительно усилена, а сама обстановка внутри объекта весьма напряжена. Разведывательно-диверсионной группе в прожолжительной жестокой схватке удалось отсечь и изолировать руководство Генштаба, сковать огнем подразделения внутренней охраны, уничтожить узел связи, не допустить проникновения внешней охраны внутрь здания. Бой завершился с подходом подразделения десантников. В результате, - докладывал командир группы, - уничтожены лица, оказавшие сопротивление, взяты пленные. Группа из 16 разведчиков-диверсантов, выполнила основную задачу, понеся минимальные потери 3 раненых.
      Примерно 40 минут продолжался бой 9 разведчиков-диверсантов и роты десантников по овладению радио- и телецентром. Разведчики овладели объектом, имея одного легко раненного из роты поддержки. 9 разведчиков-диверсантов и взвод поддержки ВДВ из 17 человек за два часа овладели телеграфом. Потерь с обеих сторон не было.
      В 21.30 27 декабря 6 разведчиков-диверсантов вместе со взводом поддержки ВДВ овладели Министерством внутренних дел, преодолев незначительное сопротивление охраны. Потерь не имели.
      Не менее сложным для овладения чем Генштаб, был штаб Центрального армейского корпуса, управление и охранные подразделения которого располагались в комплексе зданий "Дома народов" - всего более 1000 человек с артиллерией, БТР и стрелковым вооружением. Этим объектом предстояло овладеть 6 разведчикам-диверсантам, 6 военным советникам и роте поддержки ВДВ.
      Группа тщательно разведала объект, разработала план действий по нейтрализации, сковыванию и, в случае необходимости, ликвидации противника. Благодаря слаженным действиям разведчиков, группы советников и роты поддержки, после 15-минутной перестрелки сопротивление противника было прекращено, овладение объектом шло по "мирному" варианту, что позволило нейтрализовать и удержать от оказания сопротивления новому режиму все части Центрального армейского корпуса. К утру 28 декабря 1978 года штаб ЦАК уже охранялся спаренными советско-афганскими постами. Сводная группа по овладению объектом потерь не имела.
      Вполне понятную тревогу у нас вызывало овладение комплексом зданий афганской разведки и контрразведки - КАМ. Шесть разведчиков-диверсантов, 12 советников и два взвода десантников после тщательной разведки объекта огнем пулеметов блокировали действия подразделений охраны, ворвались на территорию объекта и внутрь главного здания, где соединились с находившимся там советником Чучукиным В.А., который склонил руководство КАМа не оказывать сопротивления. Потери легко раненный.
      Помню, что во всех докладах командиров штурмовых групп в адрес солдат и офицеров подразделений поддержки ВДВ подчеркивалось: "Претензий к десантникам нет. Молодцы". Лица командиров групп разведчиков-диверсантов изменились. Посуровели. Их опалил огонь войны, ведь даже скоротечный бой оставляет в душе отпечаток на всю дальнейшую жизнь.
      Я сел писать подробную шифровку в Москву. Она заняла несколько страниц. В ней были перечислены наиболее отличившиеся при штурме дворца Тадж-Бек сотрудники групп "Гром" и "Зенит", а также 10 офицеров и солдат "мусульманского" батальона. Это было мое предложение. Наградные же стали писать в Москве во второй половине января 1980 года.
      "Вечером же произошел случай, чуть было не стоивший жизни всем руководителям операции "Шторм-333", когда они возвращались в расположение батальона на правительственном "мерседесе" и, хотя заранее согласовали сигналы с генераллейтенантом Н.Н.Гуськовым, возле здания Генштаба ВС ДРА были обстреляны своими же десантниками. Машина вдруг резко остановилась и заглохла. Олег Швец выскочил из машины и бросился за придорожные кусты. Послышалась возня и звук оплеух. "Ты что, балда, не видишь, что по своим стреляешь?" - кричал он какому-то десантнику, держа его за шиворот. "Мы здесь кровь проливаем, а вы на шикарных машинах раскатываете", отвечал лейтенант-десантник обиженно.
      Вышли из машины. Подполковник Э.Г.Козлов прихрамывал. Он был ранен в ногу во время штурма. Подняли капот. Там было пять пробоин от пулеметных пуль. "Чуть выше - и все бы погибли. Так бездарно", - сказал "капитан Лебедев" (он прошел всю Великую Отечественную войну, побывал во многих передрягах, в частности, находился вместе с С.Альенде во время переворота в Чили и т.д. - Примеч.авт.). Пересели на бронетранспортер, на котором сзади ехал майор Халбаев."
      Я просил Э.Г.Козлова, В.В.Колесника и О.Л.Швеца не вспоминать об этом случае. О нем до сих пор не знала и моя жена. Я нигде не писал о нем в отчетах, но все помню, как будто это произошло только вчера.
      Мы подъезжали в темноте к зданию Генштаба ВС ДРА. Можно было разглядеть, как из-за ствола дерева вышла фигура нашего солдата-десантника и открыла огонь из ручного пулемета. Первые пули впились в землю перед машиной, затем трасса пуль стала подниматься, машина заглохла. Я вслух сказал: "Чуть выше и все погибнем, так бездарно". После громкой тирады мата, выплеснутой О.Л.Швецом в сторону стрелявшего, огонь прекратился. Я вышел из машины навстречу подошедшему офицеру и спросил: "Твой солдат?" Лейтенант-десантник молчал. "Спасибо, лейтенант, что не научил его стрелять", - добавил я.
      Вместе с С.Альенде в Чили я не находился. Я был там в командировке за месяц до переворота. И меня узнал один из военных разведчиков, с которым когда-то вместе учились в ВИИЯ СА.
      "Приехали в расположение батальона. Решили "отметить" успешное выполнение боевой задачи. Спустя годы генерал-майор Василий Васильевич Колесник вспоминал: "Впятером мы выпили шесть бутылок водки, а было такое впечатление, что как будто мы и не пили вовсе. И нервное напряжение было настолько велико, что, хотя мы не спали, наверное, более двух суток, заснуть никто из нас никак не мог. Некоторые аналитики оценили действия спецназа как вероломные. Но что было делать в такой обстановке? Вопрос стоял - или они нас, или мы их". И сколько бы лет ни прошло, но у каждого спецназовца штурм дворца Х.Амина останется в памяти навсегда. Это был кульминационный момент всей их жизни. Они с честью выполнили задание своего правительства."
      Второго августа 1995 г., через 18 лет, посол РФ в Королевстве Швеция Олег Гриневский опубликовал в "Литературной газете" отрывок из своих мемуаров "Как мы "брали" Афганистан", в которых дает свою версию событий во дворце Тадж-Бек:
      "Роковое решение было принято Политбюро 12 декабря 1979 года в строгой тайне - никаких протоколов не велось...
      Пятнадцать дней спустя спецотряд КГБ численностью примерно в тысячу человек штурмом взял дворец президента Амина, а советские войска вошли в Афганистан. Накануне штурма личный врач Амина, майор медслужбы Советской Армии, дал своему пациенту лошадиную дозу снотворного. Но тот почуял неладное - к тому времени он уже не доверял своему советскому окружению. Воду, к примеру, пил только из разных сосудов небольшими порциями: боялся, что отравят. Ночью спал в разных местах, порой даже в танке. Поэтому снотворное как следует не подействовало. Но все же Амин чувствовал какую-то слабость и недомогание.
      ...Амина уложили в кровать, сделали промывание и поставили капельницу. Он задремал, но автомат положил с собой рядом. В это время раздались первые выстрелы - это десантники начали штурм дворца и рвались наверх. С вертолета на крышу была выброшена вторая группа, которая пробивалась вниз. Охраняли Амина советские солдаты-узбеки, одетые в афганскую форму, которые не знали, кто штурмует дворец, и потому стойко защищали афганского президента.
      Стрельба приближалась. Но Амин лежал спокойно и спал. Врач-майор спрятался в шкафу здесь же, в комнате, а посольский врач с медсестрой выбежали в коридор и укрылись в какой-то нише. Мимо них с топотом пробежали солдаты в камуфляже и ворвались в кабинет Амина. С ходу дали очередь из автоматов крест-накрест по шкафам, и оттуда вывалилось прошитое пулями окровавленное тело военврача.
      Неожиданно Амин, который до того, казалось, спокойно спал, схватил автомат и стал стрелять. Хотя приказ был брать живым, десантники дали очередь по постели, и президент затих навсегда.
      Эту грустную историю поведал нам в МИДе Василий Степанович Сафрончук советник афганского президента по внешнеполитическим вопросам, тоже находившийся в день штурма во дворе. О геройском штурме пелось в балладе "Как брали Амина", сложенной тогда десантниками. Сохранилась ли она? Насколько точны детали штурма, описанные Сафрончуком?"
      Василия Степановича Сафрончука я хорошо знаю. Он встречал меня в 1975 году в Нью-Йорке, когда я прилетел туда на работу. Встретились мы с ним и в посольстве в Кабуле. Он увидел меня в вестибюле первого этажа и удивленно поднял глаза. Потом столкнулись еще раз 28 декабря у лестницы на второй этаж посольства. Я был в афганской форме. Он не удивился. В день штурма во дворце В.С.Сафрончука не было и вертолета над крышей тоже.
      @
      ^ИС: ЗАПИСКИ НАЧАЛЬНИКА НЕЛЕГАЛЬНОЙ РАЗВЕДКИ
      ^ДТ: 15.05.1999
      ^АВ: ЮРИЙ ДРОЗДОВ
      ^ЗГ: ГЛАВА 10. Афганцы
      ^ТТ:
      В апреле 1980 года "закрытым Указом Президиума Верховного Совета СССР большая группа сотрудников КГБ СССР (около 400 чел.) была награждена орденами и медалями. Полковнику Г.И.Бояринову за мужество и героизм, проявленные при оказании интернациональной помощи братскому афганскому народу, было присвоено звание Героя Советского Союза (посмертно). Такого же звания были удостоены полковник В.В.Колесник и подполковник Э.Г.Козлов. Подполковника О.Л.Швеца наградили орденом Красного Знамени. Получили правительственные награды также около 300 офицеров и солдат "мусульманского" батальона, из них 7 человек наградили орденами Ленина (в том числе Халбаева, Сатарова и Шарипова) и порядка 30 - орденами Красного Знамени. Они все, выполняя приказ, рисковали жизнью (некоторые погибли или были ранены). Другое дело - ради чего? Ведь солдаты всегда являются пешками в чьей-то большой игре и сами войн никогда не начинают, но часто расплачиваются своими жизнями именно они.
      "За штурм дворца Амина" полковника В.П.Кузнеченкова, как воинаинтернационалиста, удостоили ордена Красного Знамени (посмертно). Лишь немногим будет известно, что во время штурма они с полковником А.В.Алексеевым, выполняя свой врачебный долг, "воскресили" Хафизуллу Амина. А.Алексееву же дали почетную грамоту при его отъезде из Кабула на Родину в апреле 1980 г.
      29 декабря охрану дворца от спецназовцев приняли десантники и части 40-й армии."
      По возвращении из Кабула в Москву 31 декабря 1979 г. нас принял Ю.В.Андропов.
      - Трудно было? - спросил он.
      - Да, через 35 лет вспоминать молодость трудно...
      - Понимаю. Пробовали разрубить узел иначе, а пришлось вот так...
      В середине того же дня я с одним из офицеров ГРУ, также принимавшем участие в операции, был на приеме у начальника Генштаба маршала Н.В.Огаркова. Николай Васильевич внимательно выслушал наш доклад и принял от нас единственный документ, характеризующий все особенности этого боя: лист карты с нанесенной обстановкой, задачами подразделений спецназа и таблицей взаимодействия. Маршал бросил быстрый взгляд на карту и спросил: "Почему не утверждена?" Мы промолчали. Обычно сдержанный, он выругался в адрес неутвердивших боевой документ, встал и положил лист карты в свой приоткрытый сейф.
      Я не осуждаю двух генералов, которым не хватило мужества поставить свои подписи, утвердить документ, воспользоваться правом, предоставленным им руководством страны. Мы уходили выполнять задание правительства, сознавая, что можем не вернуться, оставляя, как принято в таких случаях, все на сохранение другим. Их же поступок оставил щемящее чувство досады: мы рисковали жизнью, онивозможной оглаской личной причастности к этому событию. Может быть, этот их шаг характеризовал их личное отношение к решению руководства страны? Не знаю, но разделяю возмущение маршала Н.В. Огаркова.
      В тот же день, в канун Нового, 1980 года, я попросил жену поехать со мной на Манежную площадь к Вечному Огню. Падал редкий снежок. Кругом гудела предновогодняя Москва, узнавшая об афганских событиях из скупого сообщения по радио. Ее, как и всей страны, будни еще не были омрачены похоронками, порой опережавшими "черные тюльпаны". Мы положили к Вечному Огню несколько ярких гвоздик, помолчали и также молча пошли домой. По дороге я рассказал ей, что вчера ночью наш самолет сделал промежуточную посадку в Самарканде. Мы решили зайти в ресторан перекусить и стали подниматься по лестнице. Дверь ресторана распахнулась, и нам навстречу в ослепительно белом подвенечном платье вышли счастливая невеста и жених. Мы остановились, потом вернулись вниз и вышли из здания аэропорта к нашему самолету: у каждого перед глазами стояла, сверкала трассами пуль, грохотом разрывов картина недавнего боя. Мы не могли быть там, в этом зале. Это не совмещалось.
      Жена рассказала, что она все поняла еще в день моего отлета 19 декабря 1979 года. "Ты так просто внезапно никогда и никуда не уезжал. А 28 числа после сообщений по радио все стало ясно: что, где, когда. Трудно было ждать прилета. Ведь никто ничего не скажет".
      Она была права. Страна уже втянулась в конфликт, а у нас еще долгие месяцы скрывали, что происходят события, которые уносят жизни где-то в Афганистане. Один из находившихся там советников Игорь Васильевич Остапкин, поэт и автор ряда песен "афганцев", посвятил этим дням трогательное до слез стихотворение.
      "Письмо дочери":
      "Папа, папочка, миленький папа!
      Я пишу из больницы тебе.
      Помнишь, ты уезжал, дождик капал,
      А сейчас уже снег во дворе.
      Почему ты так часто в отъезде?
      У других папы дома всегда.
      Погулять бы по парку, как прежде,
      Посмеяться с тобой, как тогда.
      Ты не бойся, у нас все в порядке,
      Ленка с бабушкой ходят гулять,
      У меня две пятерки в тетрадке,
      В танцкружок записалась опять.
      Письма ждем от тебя с нетерпеньем,
      Даже почту ругаем за то,
      Что она нам по воскресеньям
      Не приносит от папы письмо.
      Только бабушка, если случится,
      Разговор завести о тебе,
      Начинает украдкой молиться,
      Не пуская нас с Ленкой к себе.
      Как-то раз я ее поругала:
      - Ты про бога, бабуля, забудь!
      - Ладно, внучка, - она мне сказала,
      Только вдруг он поможет чуть-чуть.
      А на днях заезжал дядя Леша,
      С днем рожденья поздравил меня.
      Твой подарок - кукленок курносый
      Самый лучший привет от тебя.
      Он рассказывал маме и деду,
      Как живете, как ваши дела.
      Было весело всем за обедом,
      А потом я им торт подала.
      Дядя Леша шутил и смеялся,
      Рассказал, как красиво у вас,
      Как он в горы с тобой поднимался,
      Как похожа страна на Кавказ.
      Только мама почти не смеялась,
      Все платком вытирала глаза.
      И когда с дядей Лешей прощалась,
      На меня вдруг упала слеза.
      Дед его провожал в коридоре.
      Дверь чуть-чуть приоткрыта была,
      Я услышала в их разговоре
      Про военные ваши дела.
      Что стреляют у вас днем и ночью,
      Что немало погибло солдат,
      Что известно ему стало точно,
      Будто скоро ты будешь комбат.
      Что в горах очень трудно сражаться,
      Получает оружие враг,
      Что придется еще задержаться,
      Не один до победы, мол, шаг.
      Дед сказал: "Тяжело ваше бремя",
      И еще (я никак не пойму),
      Что не легче тебе в это время,
      Чем в Испании было ему.
      Не ругай меня, папочка, милый,
      Что подслушала их разговор.
      Я тебя с еще большею силой
      Жду домой, дни считая с тех пор.
      Маме я ничего не сказала
      И стараюсь ее я отвлечь,
      Но на фото твое она стала
      Все смотреть перед тем, как ей лечь.
      Я тебя очень жду и тоскую.
      Приезжай поскорей, мой родной.
      Может быть, оттого и болею,
      Что тебя нет здесь рядом со мной.
      Ты в письме, помнишь, спрашивал: "Дети!
      Привезти вам подарок какой?"
      Ничего нам не надо на свете,
      Только ты возвращайся живой!!!
      И.В.А. Кабул, 20.ХII.1980 г."
      Лучше всего о действиях отряда "Каскад" в Афганистане написал в "Красной Звезде" А.Бражников в серии статей "Вспомни, "Каскадер", опубликованных в январе 1991 г. Поэтому ему слово.
      "Настоящая история отряда специального назначения "Каскад" будет написана нескоро. Пройдет много времени, прежде чем неумолимые грифы на документах станут не такими категоричными. Когда-то молодые, полные сил и энергии разведчики уйдут на заслуженный отдых, страна, наконец, в полной мере осознает масштабы подвига и меру испытания всех тех, на чью долю выпало сражаться и погибать в ущельях и долинах Афганистана.
      Но печальная необходимость заставляет браться за перо и рассказывать о героческом и трагическом, несмотря на очевидную непопулярность темы афганской войны в сегодняшней прессе. Необходимость эта вызвана тем, что слишком много небылиц и просто грязи льется на участников тех событий людьми, и близко никогда не видевшими войну, не смотревшими в лицо смерти, не терявшими боевых друзей. О деятельности чекистов в период афганской войны небрежно может высказаться и бывший генерал Калугин, и "анонимный полковник", поведавший "Собеседнику" сплетни о причастности чекистов к спекуляции афганскими товарами.
      Спецслужбы стран, стоящих за спинами непримиримой афганской оппозиции, и по сей день активно проталкивают на международный информационный рынок свою "продукцию" с целью опошлить характер советской помощи Вооруженным силам и органам безопасности и общественного порядка Афганистана. Их планы по созданию в Республике Афганистан исламского режима и развертывания оттуда массированного пропагандистского наступления на среднеазиатские республики, цель которого формирование мусульманского конгломерата, не списаны в архив. В нынешней обстановке оголтелого национализма и сепаратизма эти планы куда более обнажены, чем в период афганской войны.