— Я все сделаю.
— Заранее благодарен. — Шон поднялся, но тут Дженни вскрикнула:
— Подождите!
— Что такое?
— Кажется, я кое-что вспомнила. Не знаю только, важно это или нет.
— Говорите все, что знаете…
— Насчет сутенера я ошиблась. По-моему, Бесси поставляла клиентуру какая-то женщина. Владелица ресторана.
Сердце у Шона застучало: это уже кое-что. Наконец-то!
— Почему вы так решили?
— Как-то раз, попросив меня посидеть с Айзеком, Бесси упомянула о человеке, поставлявшем ей клиентов, в женском роде — сказала «она». А еще Бесси заметила, что когда звонила «ей» на Принс-стрит, чтобы условиться о времени встречи, было плохо слышно, поскольку все время звенела посуда.
Шон кивнул:
— Очень хорошо, мисс Монтень, что вы об этом вспомнили. Я готов вас за это расцеловать.
Он взял Дженни за плечи, притянул к себе и прикоснулся губами к ее лбу.
Дженни вспыхнула: внимание такого красивого мужчины, как Шон, ей польстило.
— Большое спасибо, мисс Монтень.
— Значит, то, что я сказала, важно?
— Да. Я представлю вас к Почетной медали конгресса.
Шон торопливо сбежал к машине и оттуда радировал Джеку.
У Джека было неважное настроение. Количество сутенеров, задержанных и допрошенных членами спецгруппы, превысило все ожидания.
— Они, как вши, кишат, Шон.
— Плюнь, не обращай внимания. Поезжай лучше на Принс-стрит и арестуй хозяйку креольского ресторанчика Мамми Джонсон.
— Ладно. Только мне нужен для этого повод.
— Скажешь, что берешь ее за соучастие в убийстве. Она как такое услышит, сразу разговорится.
— Это подойдет.
Через полчаса Мамми Джонсон, высокая величественная смуглая креолка, уже сидела в комнате оперативников. Там же находились Шон, Джек и Джин Элфин, одна из двух женщин, входивших в состав спецгруппы.
Хотя Мамми держалась важно и уверенно, заговорила она сразу — так что на нее и давить не пришлось. Она знала, что ее сомнительные, с точки зрения «этих» копов, делишки не волнуют их: сводники интересовали убойный отдел только как свидетели.
— Бесси Жиро была моей подругой, — заявила Мамми. — Я знала, что Бесси нужны деньги, и старалась подыскать ей клиентов поприличнее.
— Итак, вы договорились с неким джентльменом, что Бесси встретится с ним вечером в пятницу? — спросил Шон.
— Верно.
— И кто же был этот джентльмен?
— Высокий, интересный, с культурной речью. Раньше я его никогда не видела. Он пришел ко мне в ресторан в отлично сшитом летнем костюме и заказал самое дорогое, что у меня было, — лобстера в пряном соусе и натуральный бифштекс на углях со спаржей. Кроме того, он попросил вино чуть ли не столетней выдержки. Ну, мы и разговорились. Он спросил, нет ли у меня охоты с ним встретиться. Я сразу поняла, о какой встрече он толкует, и едва не согласилась — уж такой он был холеный и ухоженный и так приятно от него пахло. Потом, правда, я сообразила, что пятница — самый занятой у меня день, когда мой ресторан делает половину выручки за неделю. Ну, я и сказала ему, что хотя сама с ним не пойду, на примете у меня есть хорошие девушки, которые с удовольствием скрасят ему вечерок. Он согласился. Тогда я назвала ему место и время.
В комнату вошла Джин с кофе, который потребовала Мамми.
— Значит, вы знаете, где они встретились? — спросил Шон.
— Конечно. В восьмом номере гостиницы «Голубая лагуна». Через два квартала от моего ресторана, в самом конце Принс-стрит. — Мамми глотнула кофе и поморщилась: — Вам, лейтенант, надо сделать своей помощнице внушение. Что за дрянной кофе она варит?
Джин не ожидала этого. Кофе она не варила, а нацедила его из стоявшего в коридоре автомата.
Шон подмигнул девушке: видала, мол, какие у нас бывают привередливые посетители! — после чего вновь переключил внимание на Мамми.
— У нас участок, а не ресторан, Мамми, поэтому жалобы на кофе я не принимаю. Зато предложу вам вот что: сейчас мы с вами отправимся к художнику, и он по вашему описанию нарисует портрет того самого ухоженного джентльмена, который… хм… встречался с Бесси. Как вы на это смотрите? После того как он закончит работу, я напою вас лучшим кофе в городе или чем-нибудь покрепче — это уж по вашему выбору.
— Очень мило с вашей стороны, лейтенант. Я согласна.
— Джек, — обратился Шон к напарнику, — быстро оперативную группу в «Голубую лагуну». А вы, Мамми, пойдете со мной, — сказал он свидетельнице.
— С удовольствием, лейтенант. — Мамми окинула оценивающим взглядом сильную фигуру Кеннеди, и глаза у нее затуманились.
— Джин!
— Слушаю, сэр!
— Тоже пойдешь с нами. Думаю, нам всем неплохо сейчас немного выпить.
Какое-то время она воздерживалась от еды, но без пищи, конечно же, существовать не могла. Когда голод становился невыносимым и ее охватывал вселенский холод и мучили голодные боли, она питалась крысами, которых подкарауливала у сточных труб. и коллекторов.
Разумеется, в городе существовали морги, но она не могла заставить себя приблизиться к ним.
Но вот в небе появилась полная луна, и ее охватило неодолимое желание выйти на улицу и наесться наконец всласть.
Настало полнолуние — время охоты.
Она выскользнула из дому и пошла по ночному городу.
В Париже, казалось, никто не спал. На набережной Сены прогуливались проститутки, пристававшие к прохожим. Мимо, поглядывая на женщин, проходили мужчины — докеры, студенты и подгулявшие торговцы.
Скоро она поняла, что, сама того не желая, тоже принимает участие в этом празднике продажной любви. К ней подходили и спрашивали о цене. Она слышала, как стучали сердца мужчин, разгоняя по венам горячую алую кровь.
Но нет, убить человека она не могла…
Пересилив себя, она пробралась в помещение Парижского городского морга, но свежих трупов в эту ночь там не оказалось.
— Прелестная девица, — обратилась к ней жрица любви, когда она снова оказалась на улице. — Пойдем со мной, и я покажу тебе, какие утонченные удовольствия существуют на свете!
— Нет, моя дорогая, утонченные удовольствия такого рода меня не интересуют. — Улыбнувшись, она удалилась от лесбиянки.
Через некоторое время она ощутила чье-то присутствие. Всмотревшись в темноту, она увидела дремавшего на земле у сточной канавы грязного пьяного старика.
«Пройди мимо, — сказал ей внутренний голос. — Этот человек пьян, грязен и жалок. Разве он не достоин сочувствия?»
— Какая красотка! — Неожиданно проснувшийся бродяга ухватил ее за подол платья. — Пойдем со мной, красавица. Ты немного развлечешь старого Франсуа.
— Отпустите меня!
— Ни за что! — Старик поднялся на ноги. — Ты подаришь мне свой кошелек и свою любовь.
— А что же я получу взамен?
— Жизнь!
Она покачала головой. Старик подошел к ней поближе и схватил за плечи. Она видела, как пульсировала вена у него на шее. И этот ублюдок угрожает убить ее! В этот момент она почти чувствовала его кровь у себя на губах.
Увидев, как у нее из-под верхней губы показались клыки, старик испугался и зарыдал. Внезапно ей стало жалко его, но не только это удержало ее от намерения убить этого человека и напиться его крови.
От него пахло чесноком, и от этого запаха ее желудок перехватило болезненным спазмом. Оттолкнув старика, она побежала от него прочь.
Она сама не заметила, как оказалась в предместье. В темноте послышалось чье-то шумное дыхание и странный звякающий звук.
Коровы!
Она вышла на поле, где они паслись. Через несколько минут выяснилось, что поле примыкает к большой бойне. Женщина наметила себе жертву. Корова грустно посмотрела на нее. Ох уж эти доверчивые коровьи глаза! Женщина продолжала смотреть на животное в упор. Через минуту или две корова закрыла глаза и покорно легла на землю. Нежно похлопав животное по шее, она вонзила в него клыки…
Торопливо, большими глотками, она пила теплую кровь животного. Она измазалась в крови с ног до головы, но голод чуть притупился. Улегшись на животное, она задремала…
— Как это мило, право слово, мило.
Вздрогнув, она подняла глаза. Над ней высился Люсьен — в черном плаще и безупречном черном фраке. На голове у него красовался цилиндр, а в руке он сжимал трость с золотым набалдашником.
— Что, в морге не оказалось ничего подходящего? — усмехнулся он.
Она поднялась и постаралась привести себя в порядок. Это ей не удалось: руки и лицо у нее были вымазаны в крови, а волосы слиплись от запекшейся крови.
— В морге было пусто, — объяснила она. Ее охватило смятение.
— Голодные боли мучают тебя? — спросил Люсьен.
— Нет, — соврала она.
— Сейчас ты пойдешь со мной.
— Никуда я с тобой не пойду.
Тем не менее ей пришлось пойти за ним. Люсьен отвел ее к пруду, где она вымылась. Пока она мылась, Люсьен отрубил голову коровы, а потом вернулся к ней.
— Сегодня я едва не убила одного пьяницу, — призналась она.
— Но ведь не убила же. Когда наступит следующее полнолуние и ты поймешь, что кровь коровы, этот жалкий суррогат питания, не может утолить твой голод по-настоящему, тебе придется убить человека.
Накрыв ее своим плащом, он взвихрил вокруг них воздух, и в следующее мгновение они перенеслись с поля у бойни в другое место — в каменный мешок без окон, где на полу, на грязной соломе, вповалку лежали какие-то люди. Пахло здесь ничуть не лучше, чем на бойне.
— Это тюрьма, — пояснил Люсьен. — Вон там лежит Жан Лебо, убивший одиннадцать женщин. Завтра на рассвете его поведут на гильотину. А вот совсем другой тип — Гектор Родриго, испанец, прикончивший из ревности свою молодую жену. Узнав о том, что его казнят, он непрерывно рыдает от страха. И таких здесь много… Так что если ты предпочитаешь стать демоном-моралистом, для тебя здесь открываются неплохие перспективы.
— Кто я такая, чтобы судить их?
— Их уже осудили, дорогая, и всем вынесли смертный приговор. Возьми, к примеру, Лебо — разве он не заслужил смерти? Для него и гильотина слишком хороша. А вот Родриго, напротив, заслуживает, на мой взгляд, более легкой смерти.
Он замолчал и всмотрелся в ее лицо.
— Я выбираю Родриго, — сказала она. — Он не будет мучиться.
— Уверен, твой поцелуй будет куда более нежным, чем поцелуй мадам Гильотины, — заверил се Люсьен.
С этими словами он исчез.
А она осталась и слушала, как Родриго возносил молитвы Пресвятой Деве, раскаиваясь в содеянном преступлении.
Она подошла к Родриго и погладила его по голове. Утешая Родриго, она говорила ему о вечной жизни, о том, что милосердный Господь, конечно же, простит его.
Потом она приникла к шее Родриго и отведала его крови…
Неделя была долгой.
На душе у Мэгги было неспокойно.
В конце недели ее дурное настроение стало очевидно для всех.
— Эй, в этом теле есть хоть немного жизни? — спросила Сисси, просовывая голову в дверь ее кабинета в пятницу во второй половине дня.
— Есть.
— Отлично! В таком случае ты не откажешься обсудить с нами такой насущный вопрос, как обед, — вставила Энджи, присев на угол рабочего стола Мэгги.
— Вы хотите повести меня в ресторан?
— Я лично — нет. У меня сегодня свидание, — сообщила Энджи.
— Рада за тебя. Встречаешься со своим полицейским?
Энджи кивнула.
— Я тоже сегодня занята, — заявила Сисси. — Я бы с радостью пошла со своей начальницей в ресторан, но у меня свидание.
— Я и за тебя рада. Тоже с полицейским встречаешься?
— Конечно. С темнокожим Адонисом.
— Ничего не понимаю. Если вы уже договорились со своими друзьями о встрече, то почему пришли ко мне? — спросила Мэгги.
— Потому что тебе, мисс Монтгомери, следует уделять больше внимания своему лейтенанту, — заявила Энджи.
— Неужели? — Мэгги удивленно выгнула бровь. Она бы уделяла Кеннеди больше внимания, но боялась длительной связи, затрагивающей сердце. К тому же Кеннеди — коп.
— Давайте вернемся к разговору об обеде, — предложила Сисси. — Мы с Энджи не можем составить тебе компанию, так сказать, по отдельности, но не хочешь ли ты встретиться с нами и нашими парнями? У нас, видишь ли, коллективное свидание, но ты лишней не будешь.
— Большое спасибо, но сегодня с вами я не пойду. К тому же, леди, если у вас назначено на вечер свидание, вам, по-моему, уже пора трогаться.
— Нет, в самом деле — пойдем с нами, а? Говоря, что составить тебе компанию не смогу, я просто шутила, — сказала Энджи.
— Я, Энджи, знаю, что делаю, — возразила Мэгги.
— Нет, не знаешь, — не сдавалась Энджи.
— В таком случае мне придется жить с этим глупым заблуждением.
Мэгги поднялась из-за стола, прошла к двери и по узкой винтовой лестнице спустилась на первый этаж, где находился магазин. В половине шестого покупателей в магазине уже не было. В помещении оставались только Джемма, убиравшая торговый зал, и Элли, сидевшая в кассе у двери и подсчитывавшая дневную выручку.
— Ну-с, леди, как мы себя чувствуем? — спросила у них Мэгги.
Элли вспыхнула, и на лице у нее появилась принужденная улыбка.
— Хорошо.
— Вы уверены?
— Нет, правда, у меня все отлично. Я так рада, что снова вышла на работу. Без нее жизнь кажется пустой.
— Я тоже рада, что ты к нам вернулась. Но кстати, почему ты все еще в магазине? По-моему, тебе уже пора домой. А эту работу я закончу за тебя.
— Как это мило с твоей стороны. Я сегодня как раз договорилась пообедать вместе с подругой, и Джемма пообещала меня подвезти.
— Вот и хорошо. Отправляйтесь вместе с Джеммой туда, куда вам нужно. Я же закончу работу и запру магазин.
Джемма, расправлявшая на манекене складки роскошного бального платья, навострила ушки:
— Так нам можно ехать? Ты точно не передумаешь, Мэгги?
— Не передумаю. Говорю еще раз: я отпускаю вас.
Помахав Мэгги на прощание, дамы вышли из магазина, а их начальница сконцентрировала внимание на груде лежавших перед ней чеков. Через несколько минут Мэгги услышала слабое треньканье колокольчика у входа. Она подняла голову и тут поняла, что забыла запереть за своими сотрудницами дверь.
— Извините, но мы уже закрылись, — начала она, но тут увидела того, кто вошел в магазин.
Он был высок и широкоплеч, с классически правильными чертами лица и золотистыми глазами.
— Привет, Мэгги! — сказал он.
— Боже мой! — воскликнула она, и чеки посыпались из ее ослабевших пальцев на пол.
— Как-то не похоже, Мэгги, что ты рада видеть старого друга. Хотел предупредить тебя, что я в городе, и поэтому заявился к тебе в магазин, где обнаружил пожилую даму, которая угостила меня кофе. Она тебе, случайно, об этом не говорила?
У Мэгги пересохло во рту.
— Нет, она ничего мне не сказала. У нее случилась амнезия — временная потеря памяти. Она провела ночь в госпитале.
— Жаль. Мне эта дама понравилась.
— Ты не причинил ей вреда?
— Нет, Мэгги, я ее и пальцем не тронул. Просто пригласил погулять. Чудесная получилась прогулка. Мы шли и болтали о всяких милых пустяках. Потом я довел ее в целости и сохранности почти до самого магазина.
— Спасибо… — В душе Мэгги боролись страх, гнев и удивление.
— Не стоит благодарности.
— Но что ты делаешь в Новом Орлеане? Ведь не для того же ты сюда приехал, чтобы гулять по улицам с пожилыми дамами?
Люсьен устремил взгляд на свои ухоженные длинные ногти.
— Нет, конечно. Будь на то моя воля, я находился бы сейчас на горном курорте в Швейцарии. В это время года там удивительно красиво.
— Зачем же ты приехал сюда?
Он подошел к ней и присел на край прилавка.
— В память о старых годах, моя дорогая. — Люсьен коснулся ее щеки. — Я постоянно о тебе вспоминаю, Мэгги, и мне бы не хотелось, чтобы с тобой что-то случилось.
— Если не ошибаюсь, между нами давно уже все кончено!
— Хм… Возможно. Так, во всяком случае, ты сейчас думаешь. Но не забывай, что у таких существ, как мы, всегда есть будущее.
— Нет у нас никакого будущего.
— В таком случае я могу сию же минуту исчезнуть.
— Подожди!
— И чего же мне ждать? — поинтересовался Люсьен.
— Прошу тебя, скажи мне правду: почему ты вдруг объявился в Новом Орлеане? Как снег на голову свалился… Надеюсь, ты не был?..
— Где?
— Люсьен, я…
— Нет, не был.
— Тогда?..
Надменная улыбка, появившаяся у него на губах, исчезла. Некоторое время он внимательно всматривался в Мэгги.
«А ведь он и в самом деле питает ко мне какие-то чувства, — подумала Мэгги, — правда, на свой лад».
— Я приехал в Новый Орлеан, чтобы предупредить тебя об опасности.
Когда Энджи и Сисси, приняв душ и переодевшись, спустились в магазин, Мэгги сидела на прежнем месте в полном одиночестве. Ее остановившийся взгляд был устремлен на входную дверь.
— С тобой все в порядке? — спросила Энджи.
Мэгги кивнула.
— Эй, девушка, давай выкладывай, что у тебя случилось. — Сисси остановилась прямо перед Мэгги. — Ты здесь одна? Кажется, я слышала голоса?
— Я… хм… одна, — помолчав, ответила Мэгги. Потом, пожав плечами, добавила: — В последнюю минуту в магазин заглянул какой-то покупатель.
Энджи подошла к двери и сквозь стеклянную створку посмотрела на удалявшегося мужчину.
— Вот это покупатель! Парень, что называется, на все сто! Интересно, что же он хотел приобрести?
— Любовь и благодарность своей последней подружки, я полагаю, — пробормотала Мэгги.
— Что?
— Кому, по-твоему, мужчина покупает дорогую, стильную одежду? — с нарочитой небрежностью осведомилась Мэгги. — Конечно же, своей новой любовнице. Этот тип, впрочем, так ничего и не купил.
— Не купил — ну и Бог с ним! Так как же насчет обеда? Идешь с нами или нет? — спросила Энджи.
Мэгги посмотрела на подруг:
— Шон будет с вами?
— Извини, дорогуша, сегодня мы без Шона, — ответила Энджи.
— В таком случае я, пожалуй, с вами пойду. Обузой для вас я не буду. Перехвачу что-нибудь на скорую руку — и домой.
— Ты составишь нам отличную компанию, — заявила Энджи. — Наши парни тоже будут сегодня на редкость мрачными.
— Это почему же?
— Последнюю новость ты, стало быть, еще не слышала? — спросила Энджи. — Это все по нашей с Сисси глупости и невнимательности. Только что по радио передали, что найден еще один труп.
Еще один труп! Мэгги стало трудно дышать.
— Неужели?
— Убили еще одну проститутку. Диктор сказал, что женщина была прехорошенькая. У нее остался малютка сын. Ужас, да? Говорю же вам: нам все время надо держаться вместе. Мы не позволим тебе разгуливать одной, что бы там ни творилось в твоей личной жизни, — заявила Энджи.
— Если вы не позволите мне уйти, обедать с вами я не пойду, — отрезала Мэгги.
— Мы же будем в обществе двух полицейских и после обеда все вместе проводим Мэгги домой, — предложила Сисси.
— Сегодня я буду ночевать на фирме, так что вам придется снова тащиться сюда. Как вам такой расклад?
Сисси и Энджи обменялись взглядами.
— Хорошо, мы проводим тебя сюда. Какие проблемы? — сказала Энджи.
Девушки не ошиблись. И красавец Майк по прозвищу Адонис, и очаровашка Джек — оба были как в воду опущенные. Хотя тело нашли вчера, информацию по обыкновению придержали, опасаясь вмешательства журналистов на ранней стадии расследования дела.
Энджи напомнила парням, что, хотя они и полицейские, в их обязанности искоренение зла как такового все-таки не входит, и предложила им проще смотреть на вещи.
Майк согласился с ее доводами, но сказал, что это дело особенно неприятное и сильно отражается на его психике.
— Все убийства ужасны, — заметила Мэгги.
— Вы, конечно, правы, но Шон после этого дела вроде как помешался. Полгорода изъездил — все искал улики и, между прочим, кое-что нарыл.
— И что же? — осведомилась Мзгги.
— Хотя нам не положено трепать языком, скажу, что ему вроде бы удалось получить описание внешности убийцы.
— Описание внешности? — пробормотала Мэгги.
— Извини, Мэгги, больше ничего сообщить тебе не можем — не имеем права, сама понимаешь, — сказал Джек.
— Ладно, не извиняйся. Все я понимаю, — отозвалась Мэгги.
Покончив с обедом, они все вместе вернулись к магазину.
— Иди к себе и покрепче запри двери, — мрачно предупредил Джек.
— Обязательно последую твоему совету. Доброй ночи. — Мэгги помахала на прощание подругам и их приятелям.
Мэгги вошла в дом, зная, что все они стоят на улице и ждут, когда она закроет замки на ключ. Сделав это, Мэгги прислонилась к перилам лестницы и подумала, что невероятно сильно чувствует отсутствие Шона. А еще она была чертовски напугана и до предела взвинчена.
Решив, что пора действовать, Мэгги взбежала по лестнице в свой кабинет, торопливо пролистала телефонную книгу, уточнила кое-какие адреса и стала собираться. Не прошло и пяти минут, как она, дробно простучав каблучками по ступеням, снова спустилась на первый этаж и вышла на улицу.
Было темно. Луна скрылась за облаком.
Мэгги быстро двинулась вниз по улице, вглядываясь в лица прохожих.
Глава 8
Шон очнулся и сразу же попытался отделаться от призраков странного сновидения: помнится, он куда-то ехал верхом на лошади, только вот куда?..
Осталось ощущение, что он по-прежнему куда-то мчится. Но на этот раз Шон твердо знал, что гонится за своим врагом, хотя и не знает, где его искать.
Странное чувство, но вместе с тем завораживающее. Вот бы ему сейчас и вправду проскакать верхом на лошади по улицам Нового Орлеана и схватить убийцу!
Шон потянулся и понял, что задремал у себя дома перед включенным телевизором. К счастью, сведения о зверском убийстве еще только начали просачиваться в прессу и диктор сообщил о происшествии лишь несколько слов — ровно столько, сколько было нужно, чтобы не вызвать у горожан паники.
«В данный момент, — подумал Шон, — у меня в деле две мертвые проститутки и один сутенер. Большинство горожан тешит себя иллюзиями, что убийца охотится только за аморальными типами и на достойных людей внимания не обращает. Возможно, эта иллюзия позволит удержать панику в разумных пределах и не позволит ей распространиться подобно лесному пожару и завладеть сердцами людей».
Как ни крути, Новый Орлеан — греховный город, и если убийства будут продолжаться, скоро горожане, у которых на совести немало тайных грешков, станут смотреть на жертвы не как на грешников, а как на обычных людей, и тогда произойдет обвал и паника охватит всех.
Сейчас у него есть приблизительный портрет убийцы, который со слов Мамми воплотил на бумаге полицейский художник — а это уже кое-что. Кроме того, Мамми получила задание держать ухо востро и при первом же появлении господина, хотя бы отдаленно похожего на преступника, звонить в убойный отдел.
Поднявшись с дивана, Шон прошел на кухню к холодильнику, чтобы достать себе пива. Он владел домом на Конт-стрит, которому было уже сто пятьдесят лет. Нижний этаж Шон сдавал приятельнице своей сестры, Даниэль Боне, державшей там один из лучших креольских ресторанов в городе. Приличному состоянию дома Шон был обязан в основном ее усилиям. Она же посылала ему два раза в неделю служанку, прибиравшую его холостяцкое жилье. К тому же время от времени Шон получал от Даниэль деликатесы в знак признательности за то, что не увеличивал арендную плату, хотя ее заведение процветало.
Все это превращало холостяцкие апартаменты Шона в весьма комфортабельное и даже роскошное жилище, несравнимое с его убогим офисом в отделе убийств, где он, кстати сказать, проводил большую часть суток.
Открыв бутылку с пивом, он сказал:
— Твое здоровье, Даниэль! — После чего сделал глоток.
Шон мог бы сейчас еще раз съездить в номер отеля, где Бесси встретилась со своим убийцей, и постараться понять, почему при таких травмах она потеряла совсем немного крови — на полу было лишь несколько капель. Он мог засесть в баре у Мамми и провести там хоть всю ночь, наблюдая за клиентами, ведь среди них мог оказаться убийца. Занятие это было неблагодарное, зато не слишком утомительное, и Шон решил, что ему лучше всего отправиться в бар. Там, устроившись в глубоком мягком кресле, можно было неплохо отдохнуть, а Шон — Господь свидетель — очень нуждался в отдыхе.
Неожиданно позвонили в дверь, и Шон, распахнув ее, к огромному своему удивлению, увидел Мэгги.
— Я… пришла сказать вам: мне жаль, что все так вышло.
— Хм!
Шон даже не предложил ей войти. Ничего, кроме изумления и душевной опустошенности, он в этот момент не ошущал.
— Я слышала о третьей жертве. Весьма сожалею о случившемся.
— Это ваша работа?
— Что?!
— Это вы ее убили?
— Конечно же, нет!
— Почему в таком случае вы выражаете сожаление?
Она всплеснула руками, придя, видимо, в полное замешательство. Казалось, еще немного — и Мэгги повернется и уйдет. Тем не менее она все же объяснила:
— Я просто горюю об утраченных человеческих жизнях — вот и все.
Хотя Мэгги была смущена, выглядела она великолепно. Сегодня она была в белом платье без рукавов и в белых туфлях. Ее рыжие волосы полыхали, как золотая корона.
Когда Мэгги собралась уходить, Шон спросил:
— Зачем вы все-таки пришли сюда?
— Что?
Он увидел перед собой ее полыхающие от возмущения глаза.
— Да, зачем вы пришли ко мне? Думаете, я скажу «Как мило, что вы заглянули» и предложу вам бокал шампанского? — продолжал Шон. — Я еще не забыл, как вы выставили меня из своего дома. Поэтому мне крайне любопытно узнать, что привело вас ко мне.
— Если вы будете говорить мне дерзости и вести себя со мной грубо…
— Я никогда не выдавал себя за деликатного человека. Поэтому я хочу знать правду: что вы здесь делаете?
— Если честно, то все это секс. Мне понравилось спать с вами. Но если вы заняты… или бутылка пива заменяет вам ласки женщины… Что ж, я приду в другое, более удобное время — когда, к примеру, у вас кончится этот продукт.
— На свете нет иного времени, кроме настоящего. — С этими словами Шон втащил Мэгги в свою квартиру.
Подойдя к столу и поставив на него пивную бутылку, Шон приблизился к Мэгги и обнял ее. Она ответила ему страстными объятиями.
Зацепившись за край коврика при входе, Шон оступился и упал на пол, увлекая Мэгги за собой. Под платьем на ней ничего не было. Она торопливо расстегнула на нем брюки и сжала его пенис. Все произошло так быстро, что ни он, ни она не успели опомниться.
Страсть, охватившая их, была настолько острой и мучительной, что когда Шон вошел в нее, они оба закрыли глаза.
Потом, гладя Мэгги, такую нежную и желанную, Шон задался вопросом, как прожил без нее эти два бесконечно долгих дня.
Лондон, 1888 год
Приехав в Лондон, наследница рода Монтгомери Меган поселилась в апартаментах на площади Сент-Джеймс. Апартаменты рядом с ней занимала молодая пара — доктор Питер Остин с супругой Лорой. Это были приветливые, милые молодые люди, и скоро Меган начала проводить с ними все больше и больше времени. В конце весны они с Лорой стали близкими подругами. Меган рассказала супругам о своем родовом поместье под Новым Орлеаном, а также о том, что женщины из ее семейства обычно подолгу живут в Европе. Она сообщила также, что ее мать покинула родные края в самом начале Гражданской войны, нашла себе мужа в Нью-Йорке и в Новый Орлеан уже больше не вернулась. Теперь же, поскольку ее отец и мать умерли, Меган намеревалась впервые в жизни посетить родные места.
Рассказывая о своей семье, миссис Остин заметила, что ее муж родом из богатой семьи, но все свои силы и умение врача — а врачом он был, что называется, милостью Божией — отдает сирым и убогим обитателям лондонского дна.
— Питер, — с гордостью говорила о муже Лора, — один из немногих людей, кто оказывает этим обездоленным практическую помощь: надо же что-то делать, а не сидеть сиднем и рассуждать о несчастьях бедняков и бездомных.
Наслушавшись этих разговоров, Меган прониклась к супругам еще большей симпатией: слишком много зла в этой жизни ей довелось увидеть — войну, нищету, страдания… Тем не менее она знала, что в жестоком и суровом мире лондонских обездоленных таилась какая-то особая, присущая только этому сообществу тоскливая печаль, какой Меган не замечала в отверженных ни одного другого столичного города мира.
Лора часто сопровождала мужа в его небезопасных странствиях по ночному Ист-Энду, но потом, поняв, что она тяжело переносит первую беременность, Меган предложила ей свои услуги.
— Сама подумай, — говорила ей Меган. — Куда ты в таком состоянии пойдешь? К тому же ходить по трущобам просто опасно — вспомни о тяжелейших болезнях, которым подвержены обитатели этих чудовищных клоак. Ты повредишь и себе, и ребенку.
Лора согласилась, и с тех пор по трущобам вместе с Питером ходила Меган.
Перечислять ужасы, на которые она насмотрелась во время своих странствий, было бы слишком тяжело, но Меган пришла к выводу, что большей нищеты, грязи и бесправия не встречала ни в Америке, ни во Франции, ни в Италии. И еще — нигде, кроме Лондона, люди так не злоупотребляли крепкими алкогольными напитками.
Меган считала Питера святым. Он не только проводил полный рабочий день у себя в приемной на площади Сент-Джеймс, но каждый вечер, несмотря на дождь или холод, устремлялся в район Ист-Энда, где оказывал услуги страждущим и бездомным.
Как-то раз в холодную летнюю ночь они, чтобы немного передохнуть и согреться, забрели в бар на окраине, где Питер, выпив немного виски, неожиданно разговорился:
— Я, Меган, терапевт, наделенный даром лечить людей, и мое место здесь. Но ты-то зачем таскаешься за мной? Ты красива, молода и богата, и такая жизнь — не для тебя. Найди себе достойного человека и заведи семью. Здесь, ручаюсь, такого человека ты не встретишь.
— Когда-то я была уже влюблена, — улыбнулась Меган.