Вампиры (№1) - Таинственный свет луны

— В любом случае мы вас выслушаем, Элли, и очень внимательно, — отозвался Кеннеди.

Элли тяжело вздохнула.

— Даже не знаю, с чего начать… Как объяснить то, что не имеет объяснения? Помню, я зашла в магазин, поставила на плиту кофейник… а потом… потом вроде как решила, что неплохо бы сходить в лавочку и купить круассанов или каких-нибудь булочек… А в следующий момент я вдруг оказалась на площади, где вместе с толпой наблюдала за выступлением бродячего фокусника… Как я туда попала, зачем пошла — не помню… Тебе, Мэгги, пора меня увольнять — за полную потерю памяти. Или может, я сошла с ума? Ничего не понимаю…

— Не беспокойся, увольнять тебя я не стану, — заверила ее Мэгги.

— Спасибо тебе, дорогая. Со мной раньше никогда ничего подобного не случалось, и я не имею понятия, что спровоцировало этот приступ…

— Вы уверены, что чувствуете себя нормально? — осторожно спросил Кеннеди.

— Выглядит она прекрасно, — заявила Джемма.

— Пожалуй, вас надо отвезти в больницу, — сказал Кеннеди.

— Меня? В больницу? — Элли с надеждой посмотрела на Джемму. Та успокаивающе подмигнула ей.

— Может, ты случайно ударилась обо что-то головой? — предположила Мэгги. — Полагаю, провериться тебе не помешает.

— Для чего мне проверяться? Чтобы потом все узнали, что я выжившая из ума старуха? — запротестовала Элли.

— Вовсе вы не старуха, — усмехнулся Кеннеди. — Даже и не пытайтесь нас в этом убедить — все равно вам никто не поверит.

Элли вспыхнула и благодарно улыбнулась:

— Я прямо не знаю…

— Соглашайся на госпиталь, Элли, прошу тебя! — сказала Мэгги. — Надо же всем нам убедиться, что ты не пострадала. Может, ты немного перегрелась на солнце — вот и все. Но это вовсе не значит, что тебе не нужна помощь.

Пока шли споры, ехать Элли в больницу или нет, в магазин неслышно вошел молодой напарник Кеннеди и встал у входа — в стороне от всех.

Наконец Мэгги заручилась согласием Элли съездить в больницу, а Кеннеди вызвался отвезти ее туда. Через несколько минут полицейские, Мэгги и Элли сели в машину и поехали в госпиталь.

Джемма с облегчением перевела дух и вернулась к работе. Вскоре к ней должна была присоединиться Энджи Тейлор, которую Мэгги вызвала по телефону.

Около восьми становилось темно.

«Час ведьм начинается именно в восемь, а не в полночь, как это принято считать», — мрачно сказала себе Бесси Жиро.

В восемь она выходила на работу.

Бесси Жиро привыкла ко всякого рода отклонениям на сексуальной почве, но чаще на ее долю выпадали самые обыкновенные случаи. Она работала на женщину, владевшую баром и рестораном на Принс-стрит. Заведение процветало и значилось на каждой туристической карте. В заведении Мамми Джонсон, помимо обычных услуг, клиентам оказывали и другие, особые, — стоило только клиенту заикнуться об этом.

В лице Бесси клиент получал чистоплотную, здоровую девушку, регулярно проходившую осмотр у врача. Бесси не приходилось заниматься этим в лифте или в подворотне — к ее услугам были скромные отели или пансионы, где на проказы туристов привыкли смотреть сквозь пальцы. Комнаты там были небольшие, но чистые, главное же — они предоставляли необходимое в таких случаях уединение.

В основном клиенты требовали обычного секса или секса орального. Или того и другого сразу. Бесси не возражала — она ко всему привыкла и теперь, когда брала в рот чей-то член, такого отвращения, как прежде, не испытывала.

Порой с ней хотели побаловаться сразу двое — мужчина и женщина. Обычно это были семейные пары — мужья и жены, до одури надоевшие друг другу. Это даже забавляло Бесси. Когда она играла с женщиной, мужчина кончал от одного только созерцания этих игр и до него очередь обычно не доходила. Бесси считала все это обыкновенной работой, которая, кстати, оплачивалась лучше, чем услуги секретарши, или официантки.

Изредка ей попадались и любопытные экземпляры, требовавшие, чтобы их приковывали наручниками к кровати и секли плеткой, но бывали и другие, которым хотелось посечь ее. Впрочем, любители садомазохизма к услугам Бесси обращались редко — в Новом Орлеане было полно клубов, специализировавшихся на такого рода сексе, и все, кому надо, знали об этом и ходили туда.

У Бесси был ребенок — «плод истинной любви», которого было необходимо кормить и содержать. Сама же «истинная любовь», несмотря на все старания Бесси, долго не продлилась. Сожитель Бесси использовал ее, а потом исчез. После этого Бесси основательно поумнела и временами даже жалела, что не получила денег с козла, сделавшего ей ребенка, хотя она занималась с ним именно тем, за что ей сейчас довольно щедро платили.

У Бесси была мечта: подкопить деньжонок, уехать из Нового Орлеана куда-нибудь в Айову, где ее никто не знал, и завести там собственное небольшое дело. С этим следовало поторапливаться: Бесси опасалась, как бы ее сын не догадался о том, чем она занималась, чтобы кормить и содержать его.

В эту ночь Бесси чувствовала себя усталой и разбитой. То ли полнолуние было тому виной, то ли еще что. Она хотела даже отпроситься у Мамми с работы, но не сделала этого, зная, что, когда пойдет косяком особенно выгодный клиент, хозяйка ей это припомнит. Получив от рассыльного адрес клиента, Бесси торопливо направилась к маленькому отелю неподалеку. Переходя улицу, она посмотрела на небо и заметила, что у него алый, кровавый оттенок. Впрочем, это была последняя вспышка догоравшего дня. Когда Бесси подошла к двери, совсем стемнело и взошла огромная круглая луна.

В коридоре было пусто. Сидевший за конторкой парень клевал носом и, когда Бесси вошла, даже не поднял на нее глаз. Сверившись с бумажкой, Бесси нашла тринадцатый номер и, не постучавшись, вошла. В комнате было темно, но, когда она подняла руку к выключателю, кто-то невидимый низким звучным голосом приказал ей не зажигать света.

— Но здесь темно, хоть глаза выколи, — возразила она.

— Есть свет из окна — и этого довольно.

— Тебе, сладенький, не надо меня стесняться, — проворковала Бесси. — Я пришла для того, чтобы воплотить в жизнь все твои фантазии, и если ты некрасивый, для меня это не имеет значения.

Голос парня понравился Бесси, и ей захотелось посмотреть на него.

Потом она увидела незнакомца, вернее, не его, а темный силуэт. Силуэт был красиво очерчен: у этого малого имелось все, чем должен обладать настоящий мужчина: широкие плечи, крепкий торс, сильные руки и ноги.

— Подойди поближе к окну, — проговорил он ровным звучным голосом.

Бесси швырнула сумочку на пол и направилась к окну.

— Знаешь, сладенький, — затараторила она, разглядывая мерцавшие в небе странные красные звезды и неоновые вывески магазинов напротив, — давай сразу же покончим с прозой, ладно? Обычный секс стоит сто долларов, если же ты хочешь, чтобы я поработала языком, сумма удваивается. Ну а если тебе придет в голову какая-нибудь фантазия, то…

— Я, детка, предпочитаю обычный секс, — ответил клиент и, помолчав, добавил: — Не теряй времени, раздевайся, я хочу увидеть, какая ты.

Повторять Бесси было не надо. Она стащила блузку, а потом, спустив короткую юбку, переступила через нее. После этого она сбросила туфли на высоких каблуках. Все это время Бесси думала, что ее силуэт на фоне неба выглядит весьма соблазнительно: у нее были длинные ноги, крепкая небольшая грудь и тонкая талия, и хотя ростом она, в общем, не вышла, но была весьма аппетитна.

Тут ей пришло на ум, что она умеет красиво раздеваться, а раз так, то, пожалуй, хорошо бы стать стриптизершей — тогда мужчины только смотрели бы на нее, но прикасаться к ней не имели бы права.

Бесси нагнулась, чтобы расстегнуть пояс и снять чулки: сначала один — неторопливо скатывая его вниз по ноге, потом — так же неторопливо — второй.

Она выпрямилась, почувствовала, что мужчина стоит у нее за спиной, и вздохнула. Кажется, намечалось что-то особенное, то, что можно было с полным основанием назвать занятиями любовью, а не сексом. Такие случаи выпадали Бесси крайне редко, и она очень ценила их. Бесси утвердилась в этом мнении, когда мужчина начал целовать ее: спину, шею, затылок. Его поцелуи ласкали и, как жидкий огонь, жгли ее кожу. Когда по шее у Бесси потекло что-то горячее, она даже не обратила на это внимания — так ей в тот момент было хорошо.

Через минуту Бесси ощутила острый специфический запах, провела рукой по своему телу и почувствовала, что оно стало липким от крови.

И тут она поняла, что происходит между ней и тем, кто сжимал ее в объятиях. Наклонившись к шее Бесси, он языком слизывал с нее кровь.

Она замерла, но сначала не встревожилась: состояние эйфории обволакивало и убаюкивало, кроме того, Бесси не испытывала боли.

Но крови было много. И это была ее кровь. Она открыла рот, чтобы закричать, но из горла не вырвалось ни звука. Силы оставляли ее. В этот момент она услышала его хриплый смех.

Бесси видела, как он открыл рот, заметила ослепительно белую полоску зубов.

Потом эти зубы сомкнулись у нее на горле, и она услышала, как, вскипая и пузырясь, шипит и булькает ее кровь, вырываясь из разорванных сосудов. Мужчина, приникнув к шее Бесси, жадно, большими глотками пил, пил, пил…

Потом провидение сжалилось над Бесси, и она уже ничего не видела и не слышала.

Глава 6

В госпитале молодой дежурный терапевт доктор Гарсия пришел к выводу, что причиной провала памяти у Элли был тепловой удар. Они вместе с Мэгги решили, что женщину лучше всего оставить в госпитале под наблюдением специалистов.

Мэгги присела на кровать больной, провела рукой по лбу Элли и всмотрелась в нее. Элли выглядела совсем неплохо, Мэгги успокоилась и вместе с Шоном и Джеком ушла из госпиталя. Усевшись на переднее сиденье рядом с Шоном, она извинилась перед офицерами за причиненное беспокойство.

— Не стоит извиняться, леди, — сказал Шон, направляя машину вперед.

— Как же не стоит? У вас на руках два убийства первой степени, не говоря уже о том, что в Новом Орлеане убийства и другие серьезные преступления происходят ежечасно.

— Это правда, — согласился Шон, поглядывая в зеркальце заднего вида на улыбающуюся физиономию Джека. — Но нас с Джеком назначили расследовать именно эти два убийства. — Он пожал плечами. — Если разобраться, не так уж это и плохо. Что интересного в раскрытии бытовых убийств на почве пьянства или наркомании? А «бытовуху» с нас сейчас сняли. Так что не волнуйтесь, вы не слишком нас обеспокоили.

Джек опустил подбородок на спинку сиденья Мэгги и, непрестанно улыбаясь, повел с ней непринужденный светский разговор:

— На самом деле Шон хотел сказать, что у нас нет никаких серьезных улик, а если нет серьезных улик, значит, нет серьезного дела, а раз нет дела, то и отвлечь от него нельзя. Конечно, мы сдали в лабораторию целую груду всякого хлама, но результатов еще ждать и ждать. Отдыхать, опять же, тоже надо, вот я и придумал одну штуку…

— И что же вы придумали? — спросила Мэгги.

— Решил сегодня завалиться к Шону в гости — кстати, с вашей подружкой Энджи.

— Как мило! Но она об этом и словом не обмолвилась.

Шон бросил на нее взгляд:

— Можем отсюда поехать прямо ко мне, хотите?

— Рада бы, да слишком уж жарко. Хочу принять душ и надеть джинсы. Свет углей в гриле привлекает множество жуков, и мое платье для таких посиделок не годится.

Шон пожал плечами:

— Как угодно.

Он остановил машину у магазина «Магдалена», высадил Мэгги и некоторое время наблюдал, как она болтала с Джеммой, рассказывая ей о состоянии Элли. Потом женщины стали готовиться к закрытию магазина и собирать разложенные на прилавках вещи.

— Не понимаю: что ты хочешь увидеть? — спросил Джек.

— Не знаю. Я вообще плохо понимаю, что происходит… но…

— Что «но»? Опять твоя интуиция? — хмыкнул Джек.

— Она самая. — Шон завел машину и поехал.

Насчет интуиции Джек был прав. Непонятная сила тянула Шона к этой женщине, и он делал то, что сделал бы на его месте любой опытный полицейский: старался держаться поблизости от объекта, к которому влекла его интуиция.

Обед получился на славу. Кроме Дэниэла, хозяина дома, присутствовали Мэгги и Шон, а также Джек и Энджи Тейлор. Шон пригласил еще высоченного чернокожего красавца Майка Остина и Сисси Спиллейн, служащую Мэгги. То есть компания собралась такая же, как и в джаз-клубе.

Отец Шона тоже не ударил лицом в грязь и пригласил свою старинную подругу Энн-Мери Хинтингтон, хорошо сохранившуюся для своих пятидесяти пяти лет симпатичную особу с пепельными волосами, в длинном легком платье в цветочек.

Когда они, расположившись вокруг жаровни, пили пиво и разговаривали, Мэгги узнала, что Энн-Мери — библиотекарь и без ума от классической литературы, хотя и не чуждается современных веяний.

— Признаюсь, — сказала Энн-Мери, когда они с Мэгги сидели за столиком на заднем дворе Оуквиля, — что я прямо-таки ухватилась за возможность познакомиться с вами. У нас в библиотеке отличная подборка литературы, посвященной вашей семье, и, узнав, что на вечере у Дэниэла будете вы, я не могла упустить такого случая.

Мзгги натянуто улыбнулась: она понятия не имела о том, что где-то существует целая библиотека, посвященная семейству Монтгомери.

— Познакомиться со мной нетрудно, — сказала она, — у меня во Французском квартале есть магазинчик, и вам достаточно было зайти туда и попросить вызвать хозяйку.

Энн-Мери рассмеялась:

— Что вы, дорогая! Я из старой семьи плантаторов-южан, а нас учили, что познакомиться с человеком можно, только если тебя представят ему.

— Что ж, теперь мы представлены друг другу, а потому я приглашаю вас, Энн-Мери, в свой магазин. У нас, кстати, тоже есть библиотека, правда, библиотека мод. Вы можете посмотреть на модные картинки и журналы, многие из которых датируются восемнадцатым веком.

Дэниэл Кеннеди, присевший на скамью рядом с Энн-Мери, не преминул откликнуться на любезность Мэгги:

— Надеюсь, ваше приглашение, мисс Монтгомери, распространяется на меня тоже?

— Разумеется.

— Слава Создателю, — сказал Шон, ставя на стол огромное блюдо с жаренными на решетке кусками мяса, курятиной и сосисками. — Отец добился своего. А ведь он хотел проникнуть в дом Монтгомери, воспользовавшись моим ордером на обыск. Пристроиться сзади и войти вместе с полицейскими.

— Дети, — доверительно обратился Дэниэл к Мэгги, — подчас ведут себя так бестактно. Не моргнув глазом выбалтывают все семейные тайны.

— Я принесу салат и хлеб, — сказала Энн-Мери.

— Я помогу вам, — предложила Мэгги.

Когда женщины вернулись из кухни с картофельным салатом, за столом собрались уже все. Гости передавали друг другу тарелки с мясом, а Энн-Мери и Мэгги накладывали всем салат. В небе стояла полная луна с алыми вкраплениями на тускло-золотом диске.

— Это потому, что ночи становятся холоднее и уже не за горами осень, — объяснил Дэниэл.

У Шона была другая точка зрения, и он заспорил с отцом, причем весьма горячо, но все закончилось дружескими объятиями и похлопываниями по плечу. Видно было, что они любили друг друга. Мэгги смотрела на них с завистью: ей такой дружеской близости очень и очень не хватало.

Об убийствах за столом поначалу не упоминалось. Все хвалили стряпню Дэниэла и приготовленный им к мясу соус. Заметив, с каким аппетитом уписывает мясо Мэгги, Дэниэл расцвел.

— Сразу видно, вы знаете толк в еде, — сказал он, — не то что нынешние трясогузки, у которых и тела-то никакого нет — одна кожа да кости.

— Папа! — крикнул со смехом Шон. — Ты вгоняешь мисс Монтгомери в краску.

— А что я такого сказал? — удивился Дэниэл. — Всякий знает, что мясо полезно. Господь Бог создал нас плотоядными существами, так что нечего изображать из себя канареек, как это делают некоторые девицы, питающиеся проросшими зернышками.

Когда с мясом и салатом было покончено, а в воздухе зажужжали надоедливые насекомые — спутники надвигающейся ночи, все перешли в дом, где гостей ждали кофе и крем-брюле, приготовленное Энн-Мери. Все расположились вокруг массивного стола в библиотеке — самой уютной и комфортабельной комнате в Оуквиле. Мэгги сидела рядом с Шоном, удивляясь тому, как просто и естественно чувствует себя рядом с этим человеком. Стоило ей, однако, случайно коснуться руки Шона или встретить его взгляд, как ее обдавало жаром. Желая скрыть, что ее волнуют взгляды и прикосновения Шона, Мэгги сосредоточила внимание на Дэниэле. Тот, стоя за старинным письменным столом, перебирал какие-то древние книги и манускрипты, громко комментируя особенно ценные приобретения своей библиотеки. При этом Дэниэл обращался в основном к Шону.

— Взгляни, сынок, на эти газеты. Думаешь, это старая, ни на что не годная макулатура? Эти газеты хранят в себе сведения о «человеке с топором», или Топорнике, который тоже был родом из нашего города. Говорят, он зарубил тринадцать человек, и хотя родственник одного из убитых клялся, что пристрелил Топорника, полиция так и не обнаружила его тела.

— Папа, в те времена не было такой техники, какая есть у нас сейчас, — заметил Шон.

Дэниэл покачал головой:

— Некоторые преступления не раскрываются никогда, и ты об этом отлично знаешь. Они годами числятся как нераскрытые, потом дела сдают в архив, а преступник преспокойно разгуливает на свободе.

— Но эти два убийства, что на нас повесили, мы должны раскрыть быстро, — сказал Джек.

— Иначе добрые горожане Нового Орлеана просто-напросто съедят нас живьем, — вставил Майк Остин.

— Интересная мысль… Как вы думаете, мисс Монтгомери, в Новом Орлеане и вправду проживают добрые горожане? И много ли таких, позвольте узнать? — осведомился Дэниэл.

— Их не больше и не меньше, чем в любом другом крупном городе Соединенных Штатов, но они есть и стараются сделать свой город лучше, красивее, а главное — очистить его от преступников, — заявила Мэгги.

— Многое зависит от того, что именно мы называем преступлением, не так ли? — Дэниэл сел на крутящийся стул у письменного стола.

— Конечно, — отозвалась Мэгги.

— По-моему, папа, ты подбираешься к области моральных категорий, а они, как известно, труднее всего поддаются толкованию, поскольку неоднозначны, — заметил Шон.

Дэниэл ткнул пальцем в лежавшую на столе книгу:

— Позвольте привести вам один пример. В 1862 году янки взяли Новый Орлеан. Это сейчас мы считаем, будто все они были добры и морально чисты. Может, так оно и было, не спорю. Но тогда начальником военного трибунала назначили человека, явно не из числа моралистов. Я говорю о…

— Бисте Батлере, — вставил Джек.

— Именно о нем. В ту пору у многих женщин и девушек города в армии южан были мужья, женихи, братья, поэтому-то они не больно жаловали пришельцев, и всякий разумный солдат-янки это понимал. Но старый Бист Батлер издал специальный циркуляр, регулирующий поведение женщины-южанки. Цитирую: «Всякая женщина, которая грубо обошлась с солдатом-янки, должна рассматриваться как проститутка, и к ней следует соответствующим образом относиться».

— Грубовато, ничего не скажешь, — пробормотала Энджи.

Дэниэл мрачно ухмыльнулся.

— Так вот, одному бравому солдату-янки этот циркуляр пришелся очень по душе. Уж и не знаю, скольких южанок он изнасиловал, пока не наткнулся на молодую девушку по имени Сандра Хилл. Она оказала ему сопротивление, и этот солдат, желая утихомирить девушку, убил ее.

— Вот ужас-то! — воскликнула Сисси. — Но что же случилось с тем янки? Думаю, его после этого расстреляли на месте?

Дэниэл покачал головой:

— Ничего подобного. Янки, конечно, арестовали, но расследование установило, что Сандра Хилл была женщиной аморальной, поскольку грубо обошлась с этим солдатом, и янки приговорили к телесному наказанию и увольнению со службы.

— Это все, конечно, ужасно, но где же здесь моральная дилемма? — осведомился Джек.

— А что случилось потом? — спросила Энн-Мери.

— А потом было вот что: пока этот солдат сидел в гарнизонной тюрьме, некоторые добрые жители Нового Орлеана решили взять правосудие в свои руки. И как-то ночью эти добрые люди вломились в камеру, где содержался янки. Наутро солдата нашли мертвым. У него была отрублена голова саблей, позаимствованной этими добрыми людьми у другого солдата-янки — у спавшего, как сурок, часового.

— Жуть. — Сисси зябко поежилась.

— Но было ли это правосудием? — спросил Шон.

— Давайте лучше ответим на такой вопрос: убийство солдата — это преступление или акт правосудия? У нас в Штатах по этому вопросу до сих пор ломают копья. Можно его и иначе поставить: к примеру, казня преступника, совершаем ли мы убийство? А если нет, что тогда смерть солдата-янки — убийство или правосудие?

— А убийцу того солдата нашли? — спросила Мэгги.

Дэниэл покачал головой:

— Не нашли. Даже если кто из добрых горожан Нового Орлеана что-то о нем и знал, то не проронил ни слова. Этот инцидент замяли, а в скором времени Бист Батлер был освобожден от должности и уехал из Нового Орлеана. Есть и другие интересные случаи. В связи с одним из них упоминается даже фамилия Монтгомери.

— Правда? — Шон посмотрел на Мэгги: — Вы знаете, о чем отец собирается нам поведать?

Мэгги кивнула:

— Наверное, знаю.

На столе стояла только одна лампа, дававшая мало света, зато на небе за окном то и дело появлялись алые кровавые сполохи. Алый отсвет падал теперь и на Мэгги. Все глаза устремились на нее.

— Один из моих прапрапрадедушек был обвинен в убийстве француза благородного происхождения. — Тут Мэгги поморщилась. — Если не ошибаюсь, прадед считал, что этот француз — вампир.

— Правда? — засмеялся Джек, но потом добавил: — Но чему я, собственно, удивляюсь? Это же Новый Орлеан. А он на самом деле убил француза?

— Точно не знаю. Прадед был человек богатый и могущественный, и уж если и в самом деле убил француза, то наверняка избавился от трупа.

— Никаких улик против Джейсона Монтгомери обнаружено не было, — сообщил Дэниэл. — Ходили слухи, будто француз увивался за дочерью Монтгомери, Магдаленой, вот старик и взъярился.

— Так это, должно быть, та самая леди, чей портрет висит у вас в холле? — Шон с еще большим интересом взглянул на Мэгги.

— Да, — улыбнулась Мэгги.

— Говорят еще, что старик за дочерью все-таки недоглядел и девушка забеременела. Чтобы избежать слухов, он отправил ее во Францию, где она родила и воспитала свое дитя.

— Вполне возможно, что француза никто не убивал и он просто вернулся во Францию, где Магдалена с ним и соединилась. Так что не исключено, что эта история не более чем страшная сказка для детей, — заключила Мэгги.

— Нет, рассказ хорош. Только представьте: юного француза убивает отец его возлюбленной… а она уезжает из родных мест, чтобы никогда сюда не возвращаться. Быть может, она так и не простила отца за то, что он убил ее возлюбленного, — кто знает? — задумалась Энн-Мери.

— К этой истории есть небольшое дополнение. — Дэниэл игриво подмигнул Мэгги.

— Правда? — удивился Шон.

— Полагаю, — сказала Мэгги, — ваш отец намекает на то, что Джейсон Монтгомери хотел выдать дочь за одного из Кеннеди.

— Хорошо, что они не поженились. — Шон многозначительно улыбнулся, отчего в груди у Мэгги потеплело. — Иначе мы с вами были бы родственниками.

— Был еще один случай, когда Кеннеди чуть не женился на одной из Монтгомери. Во время войны, — пояснил Дэниэл. — Наш фамильный герой — ну тот, чья статуя стоит во Французском квартале, — был по уши влюблен в наследницу Монтгомери. Она тоже любила его, так что, как видите, история продолжается.

— А чем тогда все закончилось? — спросила Энджи.

— Ну, Энджи, поднатужься, ты же знаешь, чем она кончилась. Раз военному человеку поставили памятник в старом квартале города, стало быть, он погиб, защищая этот город.

— Как это все печально, — протянула Сисси.

— Скажите лучше: как это все странно! Каким, интересно, образом род Кеннеди получил продолжение? — спросила Энджи.

— Шон женился за несколько лет до того, как познакомился с мисс Монтгомери. Его жена умерла от оспы, но у Кеннеди от нее остался сын.

В комнате воцарилось молчание. Порыв ветра вдруг сбросил одну из книг Дэниэла со стола на пол. Все вздрогнули. Кроме Шона. Он крепко сжал руку Мэгги, и ей вдруг почудилось, будто они маленькие дети, которые сидят, прижавшись друг к другу, и слушают страшные святочные рассказы.

— Мэгги, детка, я и не представляла себе, какая интересная история у вашего семейства, — проговорила Сисси.

— Думаю, история каждой семьи не менее интересна, — отозвалась Мэгги. — Монтгомери продолжают приезжать в Новый Орлеан, поэтому найти старые скелеты в наших шкафах не составляет труда.

— Кстати, мисс Спиллейн, у вас была родственница, близко знакомая со старой жрицей вуду по имени Мари Лаво, — сказал Дэниэл.

— Знаю, — ответила Сисси.

— Она тоже была жрицей иуду? — осведомилась Энджи.

— Думаю, она просто шпионила для Мари. Сила Мари заключалась в том, что она много знала о других людях. А знала она о них потому, что у нее была масса шпионов, которые выведывали тайны людей, интересующих Мари. Но вот моя прапрабабка, говорят, и в самом деле обладала магической силой. Она и пророчествовала, и пускалась в пляс с зомби, и составляла заговор, убивающий человека. Как-то раз ее приговорили за колдовство к повешению, но чиновник магистратуры в вуду не верил, а потому ее и отпустил. Между прочим, она нашла себе мужа на суде — вступила в брак с тем парнем, который свидетельствовал в ее пользу. Иначе меня бы и на свете не было.

— Ну вот, наконец-то история с хорошим концом, — заметила Мэгги. — Волшебная и романтическая.

— Женщины Монтгомери тоже очень романтичны, — усмехнулся Шон.

— Только так уж повелось, что для Кеннеди они сущая напасть, — сухо сказал Джек.

Шон улыбнулся Мэгги.

— А я бы рискнул пофлиртовать с одной из них.

Мэгги улыбнулась ему в ответ.

Но улыбка у нее получилась немного вымученная.

Когда Шон довез Мэгги до ее дома, она пригласила его что-нибудь выпить. Они прошли через большую гостиную, где в былые времена устраивали официальные приемы, и оказались на кухне, обставленной по последнему слову моды. Она была воплощением комфорта — настоящим раем для хозяек. Мэгги предложила Шону расположиться за столом, а сама начала исследовать содержимое огромного холодильника и всевозможных шкафчиков.

— Что вам предложить? Кофе? Или более крепкие напитки? Я большая мастерица готовить кофе с молоком.

Пока она суетилась около своих шкафчиков, Шон поднялся, подошел к Мэгги и положил руки ей на бедра. Она замерла. От его прикосновения у нее бешено заколотилось сердце. Однако Мэгги высвободилась из его объятий и достала с полки бутылку мексиканского ликера «Кахуа».

— Принеси мне молока, Шон, — попросила она таким ровным голосом, словно прикосновения Шона не произвели на нее никакого впечатления.

Разлив по чашкам холодный кофе, Мэгги плеснула туда ликера и добавила молока. Потом протянула чашку Шону.

Свой кофе она выпила мгновенно. Шон уселся на стойку, протянул к Мэгги руки, заключил ее в объятия и поцеловал.

Раздвинув ей губы, он просунул язык глубоко в рот Мэгги, а его руки, скользнув вниз, сжали ее ягодицы. Он все больше возбуждался. От губ Мэгги сладко пахло ликером, а аромат ее духов кружил ему голову. Соски Мэгги затвердели и, упираясь в его грудь, казалось, обжигали Шона. Он потянул вниз молнию на ее джинсах.

Внезапно Мэгги отпрянула от него.

— Думаю… вам лучше уйти.

— Почему? — спросил Шон, даже не попытавшись удержать ее.

Она посмотрела на него, и он заметил, что в глазах у нее стоят слезы.

— Джек ведь предупреждал, — с горькой улыбкой сказала Мэгги, — что женщины Монтгомери сущая напасть для Кеннеди.

— Но он сказал это просто к слову.

— Нет, в самом деле, Шон…

— А если в самом деле, то я готов рискнуть.

— Не ожидайте от этого слишком многого, — прошептала она, — и вам придется ограничить себя в желаниях.

Мэгги пошла в глубь дома. Шон последовал за ней. Она направлялась к лестнице. Сжав рукой перила, она повернулась к нему, посмотрела на него и сказала:

— Вы пока еще можете уйти.

— Никуда я не пойду, — решительно возразил Шон, поднимаясь за ней по ступенькам. Догнав Мэгги на лестничной площадке, он схватил ее за плечи, повернул к себе лицом и воскликнул: — Неужели вы не чувствуете, что между нами что-то происходит? Нечто большое и важное? Я не позволю вам отвергнуть меня только потому, что я коп!

Мэгги попыталась высвободиться, но Шон держал ее крепко. Теперь она смотрела на него в упор, и ее глаза выражали гнев и боль.

— При чем здесь это…

Не дав Мэгги закончить, он поцеловал ее крепко и страстно. Внезапно Шону показалось, что ее тело начало расслабляться: оно уже не было таким агрессивно-сильным и напряженным, как прежде. Решив не останавливаться на достигнутом, он расстегнул пуговки у нее на блузке. С крючочками на бюстгальтере Шон справился еще быстрее, и в следующее мгновение грудь Мэгги легла ему на руку как созревший спелый плод. Он спустил с нее джинсы, коснулся треугольника волос и прижал пальцы к заветной точке. Мэгги затрепетала.

Казалось, у нее уже очень давно не было мужчины. Она задрожала, припала к Шону всем телом, а потом стала оседать на пол. К счастью, на лестничной площадке лежал пышный персидский ковер. Шон уложил на него Мэгги, снял с нее джинсы, блузку и трусики.

— Шон, в самом деле…

Он снова заставил Мэгги замолчать, припав к ее рту губами. Шон целовал ее снова и снова, так что она начала задыхаться от страсти и тихо постанывала. Теперь, когда Мэгги лежала нагая на персидском ковре и не могла от него ускользнуть, Шон бросил взгляд на ее тело. Оно восхитило его: тонкая талия, упругие бедра, плоский живот, огненно-рыжие волосы на лобке и длинные ноги, поражающие своим совершенством. Полные груди с большими алыми сосками набухли от возбуждения.

Опустившись на Мэгги, Шон вновь приник к ее губам. Раздвинув ей ноги, он продолжал ласкать ее руками, губами и языком. Она выгнулась, запрокинула голову и издала протяжный стон.