Я напряженно слушал командарма, следил за каждым его движением.
      - Бригаду вручаю вам потрепанную, - пройдясь по землянке, сказал Рыбалко. - Танков в ней осталось мало. С Орловской битвы не пополнялась. А воевала бригада отлично. Ее командир полковник Чигин Леонид Сергеевич пал смертью храбрых. Ему присвоено посмертно звание Героя Советского Союза. Немедленно, сегодня же, вступайте в командование...
      Вместе с офицером связи мы оврагами и лощинами добрались до боевых порядков бригады. Начало темнеть. Над нами висело разорванное в клочья багровое небо, по которому скользили разноцветные ракеты.
      В ту же ночь я обошел батальоны, роты и взводы. В окопах, танковых капонирах, в траншеях и на огневых позициях знакомился я с танкистами, автоматчиками, разведчиками, артиллеристами и саперами. Уточнил состояние подразделений и положение противника. Здесь под вражеским огнем и состоялось мое вступление в командование бригадой.
      Надо было готовиться к боям. Но противник, к нашему удивлению, не проявлял особой активности. Убедившись в бесплодности своих контратак, он перешел к обороне, стал, как и мы, зарываться в землю.
      Последующие дни еще раз убедили наше командование в том, что южнее Киева лобовой атакой врага не сбить. Возникал вопрос о перенесении главного удара в район севернее Киева. И он был перенесен. Началась перегруппировка наших войск на север.
      Чтобы усыпить бдительность гитлеровцев, мы расставили макеты деревянных танков. Отдельные орудия кочевали с одного места на другое и вели беспокоящий огонь. Продолжали свою работу и некоторые радиостанции.
      Днем разводились мосты, шла обычная артиллерийская перестрелка. А ночью незаметно для неприятеля мы переправлялись на другой берег, сосредоточивались в лесах. Так в течение трех ночей танковая армия генерала Рыбалко в последних числах октября перешла с юга на север.
      Танкистам генерала А. Г. Кравченко, пехотинцам К. С. Москаленко, кавалеристам В. К. Баранова и нашим братьям чехам пришлось потесниться, уступить нам немного места на крохотном лютежском северном плацдарме. Сюда прибыли бригады и корпуса танковой армии. Здесь же сосредоточилась и наша 55-я гвардейская танковая бригада
      * * *
      За неделю, что я пробыл в бригаде, произошло немало событий. Были бои с удачным и неудачным исходом, совершались марши, дважды мы переправлялись через Днепр. Постепенно передо мною раскрывались характеры людей, которые меня окружали. В мирное время потребовались бы месяцы, а то и годы, чтобы узнать каждого. На фронте таким временем не располагаешь. Зато в трудной обстановке боя довольно быстро проявляются характеры, способности, особенности людей.
      Дни и ночи мы занимались подготовкой к предстоявшему наступлению на Киев. Разведка продолжала свою никогда не прекращавшуюся работу. Мы изучали местность, провешивали колонные пути, организовывали взаимодействие с войсками генерала К. С. Москаленко. Принимали пополнение, ремонтировали танки, запасались продовольствием, переодевались в зимнее обмундирование.
      Каждую свободную минуту я, естественно, использовал для знакомства с офицерами штаба бригады. Во главе штаба стоял умный, собранный, смелый капитан М. М. Эрзин. По душе пришелся мне большой специалист своего дела, всесторонне развитый офицер, заместитель по технической части москвич инженер-майор Иван Сергеевич Лакунин. Хорошее впечатление сложилось о начальнике тыла бригады майоре Иване Михайловиче Леонове, который с первых дней показал себя рачительным и заботливым хозяйственником. Кстати, мне было суждено пройти с ним до конца войны.
      На букринском плацдарме родилась наша долголетняя дружба с начальником политотдела бригады Александром Павловичем Дмитриевым. Здесь стали родными для меня многие командиры батальонов и рот, многие из тех, кто составлял дружную семью танкистов...
      30 октября на Киевщине выдался на редкость ясный, слишком теплый для осени день. В этот день в село Ново-Петровцы были вызваны командармы, командиры корпусов, комдивы и командиры бригад.
      Все собрались в здании старой деревенской школы.
      В большой классной комнате я увидел своего командарма Павла Семеновича Рыбалко. Недалеко от него сидел командарм Кирилл Семенович Москаленко. Здесь же находились бывший преподаватель Саратовской бронетанковой школы командир 5-го танкового корпуса генерал Андрей Григорьевич Кравченко и командир 1-го гвардейского кавкорпуса генерал Виктор Кириллович Баранов. Совсем недалеко от меня сидели чехи. В седом статном офицере мы узнали командира чехословацкой бригады Людвика Свободу.
      Мы собрались, чтобы заслушать приказ командующего фронтом и получить боевую задачу. 1-му Украинскому фронту предстояло провести Киевскую наступательную операцию.
      Генерал Н. Ф. Ватутин четко и лаконично изложил план операции и поставил задачи армиям, корпусам, дивизиям.
      - Ставка приказала начать штурм вражеских позиций 3 ноября, - сказал он в заключение. - К 6 ноября столица Украины должна быть освобождена.
      В приподнятом настроении мы покидали просторный класс школы.
      В ожидании машин завязалась беседа. В 3-й армии я был новичком, а потому не участвовал в разговорах и стоял в стороне. Вдруг размашистой походкой ко мне подошел бравый полковник в небрежно расстегнутой шинели и заломленной кубанке.
      - Головачев! Будем знакомы! - протянув руку, скороговоркой выпалил он.
      Поздоровались. Изучающе смотрел я на комбрига, о котором за короткое время слышал много хорошего. Не скрою, при первом знакомстве он не очень понравился мне: показалось, что чересчур копирует Чапаева. Но встреча эта была очень короткой. Подошла машина Головачева, и он на прощание крикнул:
      - До встречи в Киеве, дружище!..
      Я тоже не задержался в Ново-Петровцах. К зданию школы подкатили на "виллисе" адъютант - вихрастый ленинградец Петр Кожемяков и шофер сероглазый курянин Петр Рыков. Машина помчала нас вдоль деревни. У колодца я заметил большое скопление легковушек, чуть в сторонке от них стояли знакомые мне бригадные кухни. Выбравшись из "виллиса", я очутился в кругу наших поваров. Они угостили меня студеной криничной водой.
      Невдалеке от меня два белокурых голубоглазых паренька в светло-защитных коротких мундирчиках с брюками навыпуск, жестикулируя, что-то объясняли окружившим их советским солдатам. Как выяснилось, это были чешские воины из 1-й Чехословацкой отдельной бригады генерала Людвика Свободы, тоже приехавшие сюда, чтобы заправиться водой.
      Отозвав подчиненного мне помпохоза батальона, я приказал ему отпустить чехам воду вне всякой очереди. Слова мои были моментально подхвачены. Загрохотали машины: одни попятились назад, другие подались в сторону.
      Я стоял невдалеке, свернув по привычке козью ножку, и затягивался дымком.
      Ко мне нерешительно подошел офицер чехословацкой армии:
      - Товарищ подполковник, мы тоже будем вместе с вами драться за Киев. Нам сегодня объявил это наш командир бригады. Скажите, пожалуйста, Киев большой город?
      Я прекрасно понял чеха, говорившего на ломаном русском языке. Его вопрос меня озадачил. Я никогда не бывал в Киеве, хотя очень много слышал и читал о нем. Пришлось поднапрячь память. Вспомнил Печерскую лавру, Крещатик, Владимирскую горку. Кажется, мой рассказ удовлетворил молодого офицера. Во всяком случае, слушал он внимательно. А когда я умолк, он крепко пожал мне руку и сказал:
      - До встречи в Киеве!
      - До встречи в Праге! - ответил я.
      - Да-да! До встречи в Праге! Но скоро ли это будет?
      Вскочив на подножку машины, я громко крикнул, заглушая шум мотора:
      - Скоро!.. Путь на Прагу лежит через Украину! До встречи в Киеве!
      - До свидания в Праге!..
      Моим словам суждено было сбыться. Но об этом - потом.
      Утром 3 ноября 1943 года на фашистские войска обрушился мощный огонь артиллерии. Больше трех тысяч орудий обрабатывали на десятикилометровом фронте оборону врага.
      Артиллерийская подготовка длилась более полутора часов. Бомбардировщики и штурмовики беспрерывно бомбили фашистов. Все было окутано дымом и гарью.
      В ворота, образованные артиллерией и авиацией, пошли танки генерала Кравченко, за ними - войска генерала Москаленко. Двинулись в бой и наши братья чехи. Танкисты генерала Рыбалко были готовы развить успех первых эшелонов, штурмовавших вражеские позиции, и вступили в сражение во второй половине дня.
      Бои перенеслись в Беличи, Пуще-Водицу, Святошино, на станцию Берново. Враг непрерывно подтягивал свежие резервы, вторые эшелоны, цеплялся за окраины города. Кавалеристы генерала Баранова повернули на реку Ирпень, а мы, танкисты, выскочили на Житомирское шоссе.
      Полностью овладеть дорогой - означало запереть неприятеля в самом Киеве, отрезать ему пути отхода на Житомир, Белую Церковь.
      В Пуще-Водице на четвертой просеке я настиг 1-й батальон и приказал комбату капитану Ковалеву поторопиться.
      Стоя в открытой башне, я дал знак водителю - и танк двинулся вперед. А уже через несколько минут танкисты Ковалева обогнали меня.
      Радист командирского танка без устали повторял мой приказ:
      - Обойти Святошино справа, всем выходить на Житомирское шоссе.
      Десятки танков из других корпусов и бригад подошли к Киевско-Житомирской магистрали. Там же оказался батальон Ковалева из нашей бригады, овладевший до этого Беличами и станцией Берново.
      Идти с одним батальоном на Жуляны было опрометчиво, тем более что мы не сумели разведать находившуюся перед нами вражескую группировку. Подчинять же себе полсотни чужих танков я не имел никакого права. И все же внутренний голос твердил: "А что, если собрать эту массу танков, объединить их и бросить на Жуляны?" Сделать это было заманчиво, но ведь мне могло и здорово влететь за самоуправство. Из раздумий меня вывел голос командира корпуса, раздавшийся в эфире.
      - Кто вас держит?
      По существу, нас никто не держал. Да и сопротивление врага на нашем участке фронта резко ослабело. Слова комкора словно бы подхлестнули меня:
      Спрыгнув с командирского танка, я собрал накоротке командиров танковых рот и отдельных, находившихся поблизости подразделений и отдал приказ:
      - Всем идти на аэродром в Жуляны!
      В этот момент произошла у меня незабываемая встреча с человеком, которого знал еще по 1-й танковой армии и которого безгранично уважал. Я имею в виду генерала Ивана Ивановича Петрова, являвшегося заместителем командующего бронетанковыми войсками нашего 1-го Украинского фронта.
      Я только вскочил на танк, чтобы следовать на Жуляны, как возле меня раздались пронзительные гудки автомашины. К моему танку подкатил "виллис", из него проворно выскочил генерал Петров.
      - Видел, видел. Правильно поступаешь... Немедленно доложу командующему фронтом... Смотри, Драгунский! - после паузы сказал он. - Перед нами мой родной Киев. С этим городом связана вся моя жизнь. И уже третий раз я вижу его горящим... Если останусь жив, сегодня ночью обязательно буду на Крещатике...
      Забегая вперед, скажу: 6 ноября 1943 года генерал И. И. Петров вошел вместе с вами в освобожденный Киев. Мне посчастливилось пройти рядом с ним всю войну. Я встречал его на Украине и в Польше, на сандомирском плацдарме, в период штурма Берлина и в дни освобождения Праги. Он носился, как метеор, на своем неизменном "виллисе", всегда поспевал за нами, и никто не видел его в унынии даже тогда, когда бывало невмоготу. Он вечно торопился и постоянно подбадривал, подгонял нас. А смелости И. И. Петрова могли в одинаковой степени позавидовать и солдат, и генерал.
      Неоднократно виделись мы и в послевоенные годы. Причем все наши встречи происходили, конечно, в его родном городе. Здесь, в Киеве, более пятнадцати лет И. И. Петров командовал танковым гвардейским училищем... Сейчас Ивана Ивановича, к великому сожалению всех, кто его знал, уже нет в живых.
      * * *
      Короткий ноябрьский день был на исходе, когда наши танки подошли к Жулянам. На аэродроме горели немецкие самолеты. Взрывались огромные резервуары с бензином. А по радио уже звучал голос командира корпуса: "Не задерживаться! Вперед, на Вету-Почтовую, на Васильков!"
      Вот и Васильков... Горячие бои были у этого города. Не выдержали гитлеровцы нашей дружной атаки и отскочили к Фастову. В Васильков входили 23-я мотобригада, а также 54-я и 55-я танковые бригады. Медленно продвигались вперед танки. Двигаться им было трудно. На обочинах дорог, на тротуарах, на улицах и прямо у домов - везде ликовал народ.
      - Откуда столько людей в этом маленьком городке? - спрашиваю подскочившего ко мне мальчугана.
      - Да мы не тутэшни.
      - А откуда?
      - Мы киевляне.
      Паренек рассказал, как оккупанты расправлялись с жителями Киева, как, спасаясь от гибели, старики, женщины, дети разбрелись по лесам и пригородным селам.
      Дождь, начавшийся еще утром, усиливался с каждой минутой, но люди не расходились многие искали среди солдат и офицеров, освободивших Васильков, своих близких, ушедших на фронт в первые дни войны.
      В холодной, заброшенной продолговатой комнате двухэтажного домика разместился штаб бригады. Фонарики неярко освещали помещение. Железная печурка накалилась докрасна. На столе распласталась помятая карта, вытащенная из-за голенища сапога. Над ней склонились несколько офицеров. И сразу же фронтовая жизнь вступила в свои права.
      С минуты на минуту мы ждали прибытия командира корпуса генерала К. Ф. Сулейкова: нас предупредили, что к исходу дня комкор обязательно посетит бригаду. Каково же было наше удивление, когда в расположение штаба прибыли командующий армией П. С. Рыбалко и член Военного совета генерал С. И. Мельников.
      - Ну, комбриг, бригада может завтра драться? - без обиняков спросил командарм.
      - Может, товарищ командующий! Только бы немного отдохнуть водителям...
      - Хорошо. До утра не трогайте танкистов, а завтра... - Рыбалко подошел к карте и указал пальцем на черную точку, обозначавшую крупное село Паволочь: - Ваша бригада в качестве передового отряда должна обойти Фастов с юга, прорваться в глубокий тыл врага и овладеть Паволочью. В затяжные бои не ввязываться. Дальше Паволочи не идти, пока не подойдут главные силы армии. Правее вас на станцию Попельню с такой же задачей выходит бригада полковника Лупова. Вам все ясно?
      Переступая с ноги на ногу, я медлил с ответом, стараясь осмыслить полученную задачу.
      - Я не имею связи со штабом корпуса, не знаю, где он находится и как доложить о полученной от вас боевой задаче.
      Командарм посмотрел на меня и после небольшой паузы добавил:
      - Не беспокойтесь. Я это сделаю сам.
      Мы вышли на улицу. После освещенной комнаты показалось, что попали в бездонную темную яму.
      Вытянув руки, мы ощупью добрались до машины. Шофер встретил нас узеньким пучком света от фонарика. Постепенно глаза привыкли к темноте, они уже различали контуры людей, силуэты танков, машин, пушек и кухонь.
      - С рассветом уходите отсюда, иначе противник даст вам жизни! - Понизив голос, Рыбалко продолжал: - Действиями вашей бригады командующий фронтом остался доволен. Насколько мне известно, он хлопочет о присвоении пятьдесят пятой бригаде наименования Васильковская. Сегодня ночью ожидается приказ Ставки.
      Я молча стоял перед командармом.
      - Верю вам и надеюсь, что завтра бригада возьмет Паволочь... Это будет хороший подарок в честь 26-й годовщины Великого Октября. Вы не забыли, что сегодня канун праздника?
      Стоявший рядом начальник политического отдела бригады А. П. Дмитриев своим звонким голосом рассек ночную тишину:
      - Не забыли, товарищ командующий! Разве можно забыть такой день!
      После отъезда командарма все пришло в движение. Клеили карты, наносили маршруты. Начальник разведки бригады Борис Савельев давал задание командиру взвода Андрею Серажимову, человеку могучей силы, который на первый взгляд казался несколько неуклюжим. Я с комбатами уточнял боевую задачу на следующий день. А в другом углу нашей "штаб-квартиры" Александр Павлович Дмитриев инструктировал замполитов батальонов и секретарей парторганизаций.
      Утром разнеслась весть, что бригаде присвоено почетное наименование Васильковская, Для каждого из нас это была большая радость.
      Митинг в честь 26-й годовщины Великого Октября был проведен прямо у построенных в походную колонну танков и проходил, я бы сказал, необычно.
      Первым к одному из танков подошел командир взвода лейтенант Василий Усков. Он был назначен в головную походную заставу, а потому спешил, слова произносил скороговоркой. Закончив короткое выступление, Усков побежал к своему танку, нырнул в башню, и танк помчался по дороге на Фастов. Ему надо было оторваться от главных сил хотя бы на пять-шесть километров.
      Потом выступали другие танкисты, автоматчики.
      Митинг кончился довольно быстро. В день празднования годовщины Великой Октябрьской социалистической революции танковая бригада продолжала наступление.
      Ушла разведка, скрылась головная походная застава, тронулись и мы главные силы бригады.
      Здорово досталось нам в тот день! Танки вязли, машины застревали. Но все же нет худа без добра. Погода была нелетная, и ни один вражеский самолет не угрожал нам.
      Оставив Васильков, гитлеровцы отошли в направлении Белой Церкви. Мы, преодолевая распутицу, двигались по их следам. Десантники разместились на танках. Они накрылись брезентом и согревались теплым воздухом, идущим от моторов.
      Я помнил приказ Рыбалко действовать смело, решительно, не ввязываться в затяжные бои и во что бы то ни стало овладеть Паволочью.
      В те дни этот крупный населенный пункт имел большое значение для наших наступающих войск. Через район Паволочи пролегали дороги с востока на запад, с севера на юг, на Казатин и Бердичев.
      Севернее нас наступала механизированная бригада полковника Лупова. Обе бригады должны были вырваться вперед, сломить сопротивление врага, преодолеть распутицу, захватить рубеж Паволочь, Попельня и удерживать его до подхода главных сил 3-й танковой армии.
      Неотступно следуя за разведкой и головной походной заставой, бригада, не доходя до Фастова, повернула на юго-запад.
      Населенные пункты Бердники, Поляниченцы, Королевка, Червоный раскинулись вдоль речушки и оврагов. Они образовали многокилометровый труднопроходимый барьер.
      Первую остановку сделали у деревянного моста через реку Каменку, который оказался заминированным. Пока саперы возились с мостом, подошли главные силы бригады и пристроились к хвосту авангардных подразделений.
      В середине дня получили радиограмму от разведчика Серажимова: "Столкнулись с разведкой противника, захвачены пленные".
      Не дожидаясь переправы всей бригады, я помчался к разведчикам.
      На окраине Королевки в холодном заброшенном домике мы допрашивали пленных. Высокий, веснушчатый фельдфебель испуганно озирался по сторонам. Не отвечая на заданный вопрос, он невнятно лепетал:
      - Гитлер капут, Гитлер капут!
      - Да черт с ним, с вашим Гитлером! Отвечайте, какого вы полка, какой дивизии, откуда пришли?
      - Геринг капут! - продолжает ту же песню пленный.
      Только после того как на него прикрикнули, фельдфебель стал рассказывать, что их 25-я танковая дивизия несколько дней назад по тревоге оставила свой участок обороны на побережье Ла-Манша и двинулась на восточный фронт. На станции Бердичев разгрузился 146-й мотострелковый полк, за ним танковый полк, и оба они теперь спешат к Киеву.
      - В Киеве вам делать нечего, он уже два дня как освобожден, - не удержался я.
      Гитлеровец испуганно заморгал.
      - О!.. Наш капитан сказал, что мы будем стоять в Киеве...
      Пленных мы отправили в штаб армии. Они показали, что из Франции на наш участок фронта брошены свежие части 1-й и 25-й танковых дивизий.
      Так вот почему генералы Ватутин и Рыбалко торопили с наступлением на Паволочь и Попельню! Занять Паволочь - означало овладеть исходным пунктом для дальнейшего броска наших войск на Казатин и Бердичев.
      Появление новых немецких частей перед нашим фронтом заставило меня серьезно подумать о дальнейших действиях. Было ясно: вступать в бой с сильной вражеской группировкой бригаде не под силу. Что же делать? Отходить или отсидеться и ждать подхода наших главных сил? Но тогда неизбежны потери времени, а это может дорого обойтись нам. Надо перехитрить врага, обойти его и ударить по тылам. Это тоже риск. Но он оправдан.
      Продумав предстоящий маневр, сделал некоторые перестроения. Артиллерийскую батарею и взвод танков поставил в засаду, чтобы встретить фашистов огнем на дальних подступах и заставить их преждевременно развернуться. А тем временем главные силы бригады будут наступать на запад, громить вражеские тылы и выйдут к намеченной цели - в Паволочь.
      Дождь и туман затрудняли наблюдение за действиями врага. Обе стороны, не встречая сопротивления, шли по своим маршрутам. Мы - на запад, в Паволочь, немцы - на восток, в Киев. Шествовали параллельным курсом, не беспокоя друг друга. Но неожиданно заговорила артиллерия. Командир головной походной заставы Василий Усков взволнованно доложил по радио:
      - Веду огонь! В полутора-двух километрах от меня развертываются танки!
      - Задержи их на полчаса! - скомандовал начальник штаба.
      Ускову удалось задержать немецкие танки на целый час. Это позволило нам уйти на несколько километров вперед. Уже надвигалась ночь, когда мы подъехали к селу Малое Половецкое. Запахло дымом - где-то топили печи, из труб золотистым дождем вылетали искры.
      Совсем близко ударили взрывы, темное небо озарилось огнем. Послышались крики, вопли, раздалась стрельба. Я бросился к радиостанции и отчетливо уловил команды командира батальона Николая Иосифовича Лордкипанидзе:
      - Огонь! Огонь! Все поджечь!
      А через некоторое время разведчик Савельев докладывал мне, что операция завершена и все в наших руках.
      - С кем это расправлялся Лордкипанидзе?
      - Он уничтожал тылы танкового полка 25-й танковой дивизии.
      Картина, которую я увидел, была очень внушительной. Пылали десятки бензоцистерн, языки пламени поднимались высоко к небу. Между горящими машинами метались немецкие солдаты, попавшие в ловушку. Дорого обошлась врагу его беспечность...
      В ночь на 8 ноября мы остановились на восточной окраине Малого Половецкого. Немного опомнившись от дневных забот, стали собирать данные о месте пребывания батальонов, о их скоплении. Меня беспокоило молчание штаба корпуса. Корпусная радиостанция безмолвствовала. Штаб, видимо, находился на большом расстоянии.
      Уже за полночь в бригаду возвратился начальник штаба батальона капитан И. И. Рой. Он доложил, что захваченные нами пленные сообщили весьма важные сведения. Допрашивал их сам Рыбалко и сразу после допроса приказал отправить пленных в штаб фронта. От капитана Роя мы узнали, что обратно через Королевку проехать невозможно, так как немецкие танки вышли южнее Фастова. Это известие очень встревожило нас.
      - Что же это получается? Мы в тылу у немцев? - спросил я.
      - Видимо, так...
      - Какие привез приказы?
      Рой вытащил мокрую, замусоленную карту. Показал пальцем точку Паволочь. После того как мы определили характер и примерную численность новой вражеской группировки, прибывшей на наш участок фронта, я ожидал, что бригаду в лучшем случае остановят на рубеже реки Каменка или вернут в район Фастова. Но приказ командарма остался в силе.
      ...Мы с Дмитриевым забрались на печь. С большим трудом стащили с себя тяжелые, разбухшие сапоги. Заснули мгновенно, но спали нервно, прислушиваясь к каждому звуку.
      На рассвете завыла сирена, послышались крики "Тревога!", шум, трескотня автоматов и пулеметов.
      Вскоре выяснилось: на западной окраине села замечено большое скопление гитлеровцев. Раздумывать было некогда. Около меня оказались комбаты и командир артиллерийского дивизиона. Я приказал атаковать неприятеля, не дать ему зацепиться за окраину, выгнать в чистое поле и громить.
      Выскочив из села, мы увидели такую картину. На огромном поле стояло несколько наших танков. На разном расстоянии от них неподвижно застыли около пятисот немецких солдат и офицеров с поднятыми руками. Окружившие меня товарищи с недоумением глядели друг на друга. Произошло, оказывается, вот что.
      146-й гренадерский мотострелковый полк 25-й немецкой танковой дивизии, переброшенный с берегов Атлантики, хорошо вооруженный и блестяще экипированный, совершал марш в направлении Киева. А погода стояла дождливая, дороги размыло, и гитлеровцы решили заночевать в Малом Половецком, в том самом населенном пункте, куда накануне вошла 55-я бригада.
      Ночью наша разведка, наспех высланная в западном направлении, заплуталась в селе. Шум моторов не вызвал у разведчиков тревоги. "Это наши, конечно", - решили они. Не лучшим образом действовала и вражеская разведка. Кто-то из фашистских офицеров доложил командиру 146-го полка, что танки их дивизии уже в Киеве, а горящая колонна машин - остатки разбитых советских частей.
      Довольные "блестящей победой", гитлеровцы улеглись спать. А утром увидели: по селу спокойно двигаются советские тридцатьчетверки. Немецкие танкисты бросились к дороге, к своим машинам, но их там не оказалось. Тогда последовала команда немедленно отходить в лес. До леса гитлеровцы добежать не успели - их догнали тридцатьчетверки. Немецкие солдаты и офицеры разбежались по полю и попали в месиво раскисшего чернозема. В это время наши танкисты открыли огонь.
      В то утро в течение одного часа прекратил существование 146-й гренадерский полк. Мы взяли в плен 450 вражеских солдат и офицеров.
      К середине дня легкий ветерок разорвал скопление хмурых туч. Бригада развернулась в батальонные колонны и продолжала свой путь на Паволочь.
      Небольшая стычка произошла на дороге Попельня - Сквира. Здесь, охраняемая несколькими танками, двигалась длинная колонна немецких грузовых и легковых машин. Мы внезапно напали на них. Как потом выяснилось, это перемещался штаб 25-й танковой дивизии.
      Когда писались эти строки, на столе передо мной лежала книга бывшего фашистского генерала Ф. В. Меллентина "Танковые сражения 1939-1945 гг.". Названное сочинение не лишено интереса. Это свидетельство врага, вынужденного признать превосходство Советской Армии над вермахтом, признать провал планов Гитлера, который стремился вновь захватить Киев. Касаясь событий в районе Житомира, Ф. В. Меллентин отмечал:
      "6 ноября Манштейн решил сосредоточить все наличные танковые дивизии в районе Фастов, Житомир о целью нанесения удара на Киев... 7 ноября я развернул наш командный пункт у Белой Церкви, примерно в 25 км южнее Фастова... К сожалению, в бой под Фастовом преждевременно была введена 25-я танковая дивизия. История этой дивизии очень печальна. Она была сформирована в Норвегии и с августа 1943 года проходила подготовку во Франции... Днем 7 ноября передовой отряд - 146-го мотострелкового полка встретил южнее Фастова русские танки Т-34 и обратился в паническое бегство. В страшном беспорядке эти необстрелянные части бежали, и хотя командир дивизии генерал Шелл лично навел порядок и собрал свои части, им с большим трудом удалось оторваться от русских..."{4}
      У меня, участника этих событий, подобное освещение фактов вызывает грустную улыбку: "...генерал Шелл лично навел порядок..." Не мог он сделать этого. Не мог по той простой причине, что сам спасся лишь благодаря тому, что постыдно бежал на грузовике на юг, бросив своих подчиненных на произвол судьбы...
      В тот же день приказ командарма Рыбалко был выполнен. Мы вошли в Паволочь.
      Наступило утро 9 ноября. Связь со штабом корпуса и армии все еще не была восстановлена, и мы переживали тревожные минуты.
      Обстановка прояснилась лишь к вечеру. Сквозь многочисленные помехи к нам донеслись слова командарма: "Гордимся вами. Поздравляю с победой. Организуйте круговую оборону. Громите врага в тылу, мы идем к вам".
      Много часов просидели мы над картой, анализируя положение на нашем участке фронта, изучали каждый холмик, каждую рощицу, лесок и каждую деревушку.
      - Будем стоять насмерть. Будем громить врага в его же тылу и ждать подхода своих войск. Таков приказ Родины, - сказал я.
      Эти слова были встречены горячим одобрением. Услышав их, приосанился стройный красавец комбат Лордкипанидзе. Коренастый сибиряк Петр Федоров, не любивший долгих разговоров, согласно закивал головой. Партизанские командиры Дорош и Бак, отряды которых утром вошли в Паволочь, после недолгой паузы уверенно заявили:
      - Теперь мы покажем фрицам...
      В ту же ночь было принято решение: капитана Ковалева с тремя танками послать в разведку на станцию Вчерайше, находившуюся от нас в 23 километрах. По полученным данным, там разгружались немецкие эшелоны.
      Савельев с группой ушел разведать станцию Попельня и связаться с передовым отрядом полковника Лупова.
      С рассветом по деревням и селам разошлись подростки, которым мы поручили распространить ложные слухи о скоплении в Паволочи огромного количества орудий и танков, а главное - "катюш". На самом деле у нас было всего 17 танков, четыре орудия, два миномета, зенитная батарея и одна "катюша". Но нам было необходимо обмануть врага, выиграть время до подхода главных сил корпуса.
      И вдруг по всей округе разнеслась весть: в Паволочь и Попельню вошли советские войска. Слух распространялся из деревни в деревню, из хаты в хату. К нам потянулись старики, старухи, отцы и матери, чьи дети находились на фронтах, молодые женщины, чьи мужья и братья пропали без вести.
      - Неужто, сыночки, это правда, неужто вы пришли насовсем?..
      В те же дни завязались крупные бои под Фастовом. Немецкая танковая группа рвалась к Киеву. Она обрушилась на войска 1-го Украинского фронта и его танковый кулак - армию Рыбалко, которые шагнули далеко на запад.
      Танковые бои под Фастовом были крайне ожесточенными. С Западного фронта, с берегов Ла-Манша, из Голландии и Бельгии подходили все новые эшелоны с пополнением. Немецкие войска с ходу бросались в бой. Не достигнув успеха, они останавливались и переходили к обороне. Наши войска тоже несли ощутимые потери. Беспрерывные бои за Днепр, Киев, Правобережную Украину изрядно измотали их. Не сумев преодолеть танковый барьер фашистов, армия Рыбалко тоже временно перешла к обороне на реке Каменка.