А было это так. Покинув танк и захватив с собой оружие, танкисты решили пробраться к своим, но пути отхода были блокированы эсэсовцами и жандармерией. Мало того, гитлеровцы неожиданно начали прочесывать местность. Пытаясь уйти от преследования, наши ребята заскочили в первый попавшийся двор. Они рассчитывали на помощь местных жителей. И не ошиблись.
      Хозяевами дома оказались польские крестьяне муж и жена Цымбалы. Неподалеку слышалась автоматная стрельба. Раздумывать было некогда, и поляки спрятали танкистов в картофельной яме. Через несколько минут во дворе Цымбалов появилось около десятка фашистов. Угрожая хозяевам дома автоматами, они стали искать русских танкистов.
      На протяжении нескольких дней немцы обшаривали буквально каждый двор в Воле-Груецкой и усиленно охраняли дом Цымбалов. И все же те умудрялись по ночам передавать своим подопечным пищу и воду.
      За то, что крестьяне отказались выдать советских воинов, гитлеровцы отправили в концлагерь всех мужчин деревни. Среди них был и Францишек Цымбал. Казимера осталась с матерью-старушкой и четырьмя маленькими дочерьми. И все же, ежеминутно рискуя жизнью детей, смелая полячка продолжала заботиться о русских парнях.
      Положение стало критическим, но хозяйка дома не пала духом. По ее предложению танкисты продолбили дыру в погреб, через которую легче было передавать пищу и воду. Так продолжалось 156 дней и ночей, пока 12 января 1945 года в Волю-Груецкую не пришла Советская Армия.
      Спустя много лет после войны Советское правительство наградило супругов Цымбалов орденами Отечественной войны (Францишека - посмертно).
      Прочитав все это, я очень захотел увидеть замечательную польскую патриотку. И случай помог: Советский комитет ветеранов войны пригласил Казимеру Цымбал в Москву. Как родную мать, как близкого и дорогого друга встречали Казимеру спасенные ею танкисты, ветераны войны и просто незнакомые люди, узнавшие о ее подвиге.
      С Казимерой приехала ее старшая дочь Альфреда, которая в годы войны вместе с мужем Тадеушем Иреком и со своим братом Михаилом сражалась в рядах польских партизан.
      Гости из Польши побывали у меня в гостях. Большой радостью было для Казимеры Цымбал увидеть за празднично накрытым столом спасенных ею танкистов 55-й бригады Кирилла Обозного, Владимира Контарева, Семена Березина. До глубокой ночи длилась волнующая встреча людей, спаянных братской дружбой, которая родилась в годы совместной борьбы с фашизмом.
      Возле Сташува мы догнали Головачева, Слюсаренко, Чугункова, тоже направлявшихся в штаб армии. На опушке леса, недалеко от окраины города, сделали остановку. Познакомились с офицерами, прибывшими на смену раненым и погибшим. Побалагурили со старыми фронтовыми друзьями - не часто представляется такая возможность. Потом кто-то предложил перекусить, и Дмитриев, не страдавший отсутствием аппетита, подхватил это предложение:
      - Действительно, давайте подкрепимся: ведь в военторге штаба армии зимой снега не выпросишь.
      Вмиг раскинули плащ-палатку, каждый выложил на "стол", кто чем богат. У кого-то нашлась фляжка с "горючим". Все оживились, стали вспоминать прошлое - ведь встретились люди, не первый день воевавшие плечом к плечу.
      * * *
      В Сташуве шофер резко притормозил машину перед Девушкой-регулировщицей - моей давнишней знакомой.
      - Не опоздали, Машенька? - спрашиваем ее.
      - Наши никогда не опаздывают, - улыбаясь, ответила девушка и грациозно взмахнула флажком, указывая нам путь к штабу 3-й гвардейской танковой армии. - Привет однополчанам! - донесся к нам ее звонкий голосок.
      - Машенька, где будешь встречать нас в следующий раз? - громко спросил начальник политотдела.
      - На Одере буду встречать...
      И слова ее сбылись.
      Белокурая Машенька идет с нашей армией по дорогам войны от самого Киева. Она помогала 55-й бригаде выйти за линию фронта в памятные дни 1943 года в Паволочи. Танкисты видели ее на дорогах Украины и на улицах Львова. Взмахами своего флажка она указывала путь колоннам танков и автомашин на дорогах Польши. Ночью регулировщица в плащ-накидке сигналила зеленым фонариком нашим танкам, которые двигались к переправам на Висле, а потом и на Одере...
      Штаб нашей армии расположился в лесу за Сташувом. По лесным дорогам и просекам стекались сюда машины. К назначенному времени подъезжали командиры полков и бригад, командиры корпусов, их заместители и начальники штабов, начальники политотделов - весь руководящий состав 3-й гвардейской танковой армии.
      Несколько просторных госпитальных палаток, смонтированных вместе, еле вместили всех прибывших. На столах разложены карты, на стенах палаток развешаны большие схемы с жирными красными и синими линиями и стрелами. Посреди этого импровизированного зала стоял огромный ящик с песком, на котором был изображен рельеф местности. Собравшиеся оживленно разговаривали, ожидая приезда командующего фронтом И. С. Конева.
      Многих из тех, кого я знал и видел в июне сорок четвертого, не было теперь среди командиров бригад и полков. Одни погибли в последних битвах на Висле, другие были ранены и находились в госпиталях. Вместо убывших появились новые командиры частей и соединений.
      Оживление принес с собой вечно молодой, улыбающийся корреспондент нашей газеты, поэт и старейший комсомолец страны Александр Ильич Безыменский, возле которого сразу собралась группа людей.
      По команде "Смирно!", поданной зычным голосом начальника оперативного отдела полковника Еременко, сразу наступила тишина. Сопровождаемый группой генералов, вошел маршал Конев.
      Все мы знали, что в скором времени предстоит большое наступление. Недаром на этом плацдарме сосредоточились танковые армии П. С. Рыбалко и Д. Д. Лелюшенко, общевойсковые армии А. С. Жадова, К. А. Коротеева, В. Н. Гордова, П. А. Курочкина, И. Т. Коровникова, Н. П. Пухова и многие другие объединения и соединения.
      Наш 1-й Украинский фронт стоял на одном из главных направлений - отсюда шел кратчайший путь к жизненно важным центрам фашистской Германии.
      Начальник штаба армии генерал Дмитрий Дмитриевич Бахметьев доложил план операции. Говорил он хорошо, выразительно, без конспектов. Большая указка легко скользила по рубежам обороны противника, по жирным красным стрелам, указывавшим направление нашего предполагаемого наступления. Взгляд больших умных глаз Дмитрия Дмитриевича был устремлен на командующего фронтом. Казалось, только маршалу Коневу рассказывал Бахметьев о предстоящем прорыве глубоко эшелонированной обороны противника вдоль рек Нида, Пилица, Варта, Одер. Эти рубежи, связанные между собой опорными пунктами, пока не были заняты войсками: гитлеровцы только подтягивали резервы.
      Охарактеризовав силы противника и ознакомив нас с местностью, на которой предстоит воевать, Дмитрий Дмитриевич стад излагать план предстоящих действий армии.
      Главный удар войск 1-го Украинского фронта направлялся на Ченстохов, Радомско. Обходящие стрелы шли на Краков и в обход Силезского промышленного района. Жирные стрелы на схеме выводили войска в центральную и южную часть Германии. Этот удар отрезал Венгрию и Чехословакию с их высоким промышленно-экономическим потенциалом от Германии и раскалывал ее на две части.
      Доклад генерала Бахметьева подходил к концу: он перешел к распределению сил и средств по корпусам. Маршал Конев вдруг встал, направился к одной из схем, внимательно посмотрел на нее и спросил Бахметьева:
      - А куда вы загнали истребительно-артиллерийскую бригаду? Почему она оказалась в хвосте?
      Генерал Бахметьев снял очки, медленно протер их, посмотрел на схему, перевел взгляд на Конева и спокойно ответил:
      - Товарищ маршал, мы исходили из того, что танки более подвижны, а значит, смогут быстро завязать бой. Артиллерия же на тягачах менее поворотлива и скует действия вторых эшелонов и резервов.
      - Танки-то завяжут бой, а кто его развяжет?.. Ну что ж, если вы не находите дела для приданной артиллерии, оставляйте ее в обозах, я буду вынужден передать ее генералу Лелюшенко...
      Бахметьев растерялся.
      - Товарищ маршал, я исправлю эту ошибку, - быстро нашелся П. С. Рыбалко. - Мы раздадим артиллерию по колоннам и поставим ее ближе к голове. Должен вам доложить: это мой просчет. Вчера Дмитрий Дмитриевич предлагал вариант, близкий к вашему. Я его не утвердил. А вот сейчас начальник штаба решил выгородить меня и, как видите, попал впросак...
      Все рассмеялись. Улыбнулся и Конев.
      - Запомните, товарищи, мы обязаны упредить врага, - твердо сказал маршал. - Нам нужно прийти раньше немцев к Ниде, Варте, Пилице, Одеру. Не дать противнику укрепиться на этих рубежах - вот что главное. Сумеем сделать это - враг будет разгромлен с ходу, и задача будет нами решена. А решать ее должны наши танковые соединения, мобильные и быстрые передовые отряды.
      Слушая затем генерала Рыбалко, излагавшего подробный план действий, я думал и о роли 55-й бригады в будущих боях. Свое решение он доводил до нас, как всегда, четко, доходчиво, логично.
      В заключение выступил Иван Степанович Конев. Он медленно встал, взял указку и подошел к схеме:
      - Командующий армией генерал Рыбалко и его начальник штаба генерал Бахметьев уже изложили вам план операции и предполагаемых действий. Вполне согласен с ними. Предлагаемое решение будет рассмотрено и утверждено. Артиллерию, Павел Семенович, поставьте в голову колонны. Это вопрос принципиальный. Надо, чтобы танки были свободны в своих действиях, а не скованы, не втянуты в бой с головными силами противника. Если артиллерия будет в голове, она скует его действия, даст возможность своевременно развернуться нашим танкам и под прикрытием артиллерии они смогут выбрать уязвимый фланг и бить неприятеля по частям.. Кроме того, артиллерия, будучи ближе к голове, сможет лучше поддержать своим огнем атаку танков.
      Маршал оторвался от карты, подошел к нам, окинул острым взглядом сидящих впереди, не повышая голоса продолжал:
      - Мы с вами стоим на пороге фашистской Германии. Необходим еще один прыжок на пути к полной победе. Нам выпала большая честь одними из первых ворваться в пределы этой страны. Чем ближе к заветной цели, тем ожесточеннее будет борьба. Задача эта нам по плечу. Наш 1-й Украинский фронт располагает огромной ударной и огневой силой. Танковые армии Рыбалко и Лелюшенко, механизированные и танковые корпуса Фоминых, Полубоярова, Кузнецова нацелены на запад. Им предстоит вырваться вперед, с ходу захватить водные преграды Ниду, Пилицу, Вислу и Одер, овладеть оборонительными рубежами, крупными железнодорожными узлами Кельце, Радомско, Ченстохов, Краков, парализовать тылы врага, расстроить управление войсками.
      Я сидел впереди и видел, как у этого сурового, спокойного человека загорелись глаза.
      - Не ввязывайтесь в мелкие стычки, обходите узлы сопротивления, не задерживайтесь в городах, выходите на оперативные просторы, не оглядывайтесь по сторонам и не ищите флангов. В руках фронта наши танковые войска - это стальная стрела, которая должна успешно проникнуть в глубь Германии. В центре, на фланге и вместе с вами идут общевойсковые армии Жадова, Курочкина, Гордова, Коротеева, Коровникова, Пухова. Они на своем пути все подберут и подчистят. Я знаю вас по предыдущим боям, хорошо знаком с вашим командующим Павлом Семеновичем Рыбалко. Это дает мне основание надеяться, что действия наших мужественных танкистов будут успешными.
      Я жадно всматривался в лицо маршала, о котором много слышал еще тогда, когда в ранней молодости лейтенантом служил на Дальнем Востоке.
      Впервые я увидел генерала Конева в тяжелое время под Ржевом глубокой осенью 1941 года. Через год наш 3-й механизированный корпус входил в состав Калининского фронта, которым командовал Иван Степанович. В дальнейшем видел его у Белгорода, Харькова, на Левобережье Украины. Но особенно запомнилась встреча в первых числах июня сорок четвертого недалеко от Тернополя, в период подготовки к Львовско-Сандомирской наступательной операции. В дальнейшем, в ходе боев, я не раз встречал его в боевых порядках войск, сражавшихся на главном направлении, на самых опасных участках фронта...
      И вот теперь увидел маршала в процессе организации одной из крупнейших операций Великой Отечественной войны - Висло-Одерской наступательной операции.
      Закончив свое выступление, командующий фронтом попрощался с нами и уехал в другую армию.
      Позднее, когда все уже разъехались по своим местам, командир корпуса генерал Митрофанов, задержавший нас с Дмитриевым и Свербихиным, объявил свое решение. А перед самым отъездом он напомнил:
      - Смотрите, товарищ Драгунский, командарм приказал после реки Нида вашу бригаду пустить в передовой отряд. Это вас устраивает?
      - Вполне! - ответил я. - Все будет в порядке, товарищ генерал!
      На открытом "виллисе" мы втроем мчались в свою часть. Все мысли были заняты предстоящими боями. Итак, бригада опять в передовом отряде...
      Я обернулся к своим друзьям, которые тоже, видимо, размышляли о поставленной нам новой задаче:
      - Александр Павлович, что ты думаешь насчет передового отряда? Нас же снова будут ругать? Да и как оно может быть иначе! Вырвешься далеко ругают. Не оторвешься от своих войск - опять плохо...
      - Ничего, - успокоил Дмитриев, - за одного битого двух небитых дают. Прогуляемся по вражеским тылам - нам это не впервой. Надо серьезно все продумать.
      - Только не сегодня, - заметил начальник штаба. - Сегодня будем отдыхать. А готовиться начнем завтра.
      Когда подъехали к расположению бригады, часовой сразу узнал машину и быстро открыл шлагбаум. Через несколько минут мы очутились в натопленной землянке. Какой она показалась уютной! Петр Кожемяков накрыл на стол. От котелков с наваристым украинским борщом столбом валил пар.
      После ужина начальник штаба Свербихин ушел к себе, а мы с Дмитриевым решили обойти землянки. Надо было повидать командиров батальонов, рот, поговорить с танкистами о предстоящих делах. После ярко освещенной землянки лес показался нам сплошной черной стеной, но постепенно глаза привыкли к темноте, и мы стали различать лесные тропинки и просеки.
      То тут, то там вверх взлетали снопы золотистых искр: в землянках вовсю топили нечурки. Жизнь в землянках била ключом: офицеры склеивали карты, изучали по справочнику местность. Во втором батальоне шло партийное собрание, посвященное задачам коммунистов в предстоящем бою.
      Обойдя подразделения, немного уставшие, но радостные, мы возвратились к себе.
      Со следующего дня подготовка к предстоящему наступлению пошла полным ходом. Танкисты, переодетые для маскировки в форму других родов войск, по многу раз в день ездили к переднему краю. Механики-водители еще и еще раз проверяли прочность мостов. Саперы ремонтировали дороги, артиллеристы оборудовали огневые позиции. Танки загружались снарядами, патронами, продовольствием, заправлялись горючим.
      Боевая задача доводилась до каждого солдата. На партийных собраниях принимали в партию тех, кому предстояло вскоре идти в бой.
      Час наступления приближался.
      На оперативных просторах
      Последние хлопоты, связанные с подготовкой к предстоящему наступлению, закончились. Угомонился взбудораженный лагерь. Темнота окутала все вокруг. Бесконечной была та тревожная ночь. Мысли о предстоящих боях, о судьбах однополчан-танкистов не покидали меня. Уснул я только перед самым рассветом.
      - Началось! - раздался над самым ухом голос адъютанта.
      В распахнутые двери землянки ворвались медные звуки горна, и через несколько минут ожил дремавший лес. Из землянок, застегивая на ходу телогрейки, полушубки, комбинезоны, подгоняемые сигналом и легким морозцем, бежали к своим танкам, орудиям, машинам танкисты, артиллеристы, десантники. Брезенты и маскировочные сети полетели на землю. Заскрежетали люки башен. Густой дым от заведенных моторов окутал лес.
      Откуда-то издалека, с переднего края, доносились глухие разрывы снарядов. Мы знали, что в эти часы пошли в атаку передовые батальоны 1-го Украинского фронта. Атака наших передовых батальонов была только началом развязка наступила тогда, когда в 10 часов началась двухчасовая артиллерийская подготовка. В мощи огня чувствовался почерк маршала Конева он умел в нужный момент мастерски сконцентрировать артиллерию на главном и решающем направлении. Создавая плотность артиллерии до 250 орудий на километр фронта, командующий обеспечивал надежный прорыв обороны, прорубал артогнем ворота во вражеской обороне, направляя и пропуская через них свои главные силы. Десятки тысяч снарядов и мин, фугасных бомб кромсали и взрывали немецкую оборону. В последнее время нервы у немцев стали сдавать. Особенно это было заметно по мере приближения советских войск к границам рейха. Сегодня гитлеровцы тоже не выдержали: за 45 минут до окончания артиллерийской подготовки наши стрелковые взводы с танками стали демонстрировать атаку. Их действия враг принял за начало наступления главных сил фронта и вывел свою живую силу и огневые средства из укрытий в первую и вторую траншеи.
      На атакующие подразделения обрушился огонь артиллерии, минометов. Вводились в бой резервы противника. Этого и добивался командующий войсками фронта. Теперь ему уже докладывали о местонахождении вражеских артиллерийских позиций, об опорных пунктах, узлах связи, командных пунктах.
      И тогда по гитлеровцам был нанесен мощный 15-минутный огневой налет нашей артиллерии. Управление врага было парализовано, в окопах и траншеях почти не осталось живых гитлеровцев.
      Началась одна из самых крупных наступательных операций по вторжению советских войск в Германию.
      * * *
      Морозное утро. В лесной тишине далеко разнеслись торжественно произнесенные слова команды: "Под Знамя, смирно!" Перед строем проплыло алое полотнище гвардейского Знамени, с которого на танкистов смотрело знакомое с детства лицо Ильича. Знамя пронес Герой Советского Союза старший сержант Николай Никитович Новиков, ассистентом у Знамени был прославленный пулеметчик, сын азербайджанского народа Герой Советского Союза Авас Касимович Вердиев.
      Короткий митинг открыт. На нем выступали ветераны бригады - Клим Мокров, Николай Новиков. Выступали те, кто в суровые дни сорок первого года вели смертельные и неравные бои с фашистами под Белостоком и Ковелём, в Прибалтике и под Ленинградом, под Москвой и Одессой. Мы долго ждали этого дня. Сегодня открылась еще одна страница войны - начинался поход к немецкой границе, в Германию.
      По принятой традиции я опустился на колено. Рядом со мной были начальник политотдела Дмитриев и начальник штаба Свербихин. Перед нами застыл в строю личный состав бригады.
      В тот день давали гвардейскую клятву на верность Родине и боевому Знамени братья Михаил и Валентин Рябовы. Я не мог оторвать взгляда от юных бойцов-комсомольцев. Я знал этих замечательных ребят со времен боев на Днепре.
      Братья были очень похожи друг на друга. Посмотришь на них, и сразу приходит мысль: "Конечно, это братья, и, наверное, близнецы". Но когда познакомишься поближе, ясно видишь разницу в характере. Валентин - бойче, разговорчивее, Михаил - более сдержан. Чувствовалось, что он во всем полагался на брата и уважал его как старшего.
      Родом они были с Кубани. В суровые дни 1942 года Валентин, учившийся в ремесленном училище, вернулся из города в станицу. Отец ребят, Василий Дмитриевич Рябов, к тому времени ушел на фронт. Мать умерла. И застал Валентин дома только пятнадцатилетнего Мишу. Что делать? Долго думали братья и решили обратиться в военкомат. Но в армию их не взяли. Тогда ребята забросили за спину мешки с харчами и ушли из родной станицы, к которой приближался фронт. Оказавшись в тылу страны, братья снова направились в военкомат. На этот раз Валентина призвали в армию, а Михаилу опять отказали. Когда призывников стали строить в колонну, Валентны сказал брату:
      - Становись, Мишка, в ряд. Если будут проверять по списку, назови мое имя. В колонне никто тебя не обнаружит...
      Так и сделали. Вместе с колонной братья пришли на вокзал, сели в вагон. Когда же пополнение прибыло в маршевую роту и прибывшим приказали рассчитаться по порядку номеров, вместо ста налицо оказался сто один человек. Последовала команда повторить расчет. Результат получился тот же.
      - Кто-то лишний, - сказал командир. - Ну да ладно, пусть будет сто один.
      На фронт ребята попали на Днепре в конце 1943 года. Стояли сырые, холодные дни, дули пронизывающие ветры. Братьев послали в разведку: Валентина - в группе, отправлявшейся за "языком", Михаила - на поиски места для переправы.
      С заданием оба справились успешно, их так и оставили в разведке. Братья Рябовы стали отличными разведчиками. На груди у каждого было уже по два ордена и по медали. И вот Валентин с Михаилом удостоились чести быть принятыми в славную семью гвардейцев...
      Новиков, Вердиев и весь знаменный взвод направились в голову колонны и установили Знамя на командирском танке.
      Громкое "ура!" прокатилось над лесом, смешавшись с эхом артиллерийской канонады. Зычная команда "По машинам!", и люди стремглав бросились к танкам, бронетранспортерам, орудиям. Над колонной замелькали разноцветные командирские флажки...
      Только к ночи вышла бригада в назначенный район: двумя колоннами уткнулась в берег реки Нида. В тот день я еще раз убедился, как нелегко совершать марш в тылах своих войск. Казалось, все было предусмотрено, рассчитано, расписано, даже проиграно и отрепетировано на картах и ящиках с песком. И все же целый день мы наталкивались на медико-санитарные батальоны общевойсковых армий, на кухни и обозы дивизий первых эшелонов и даже на обозы военторга.
      Комбату Федорову, который шел со своим батальоном впереди бригады, пришлось основательно поработать. Когда не давали результатов ни просьбы, ни угрозы, приходилось выдвигать вперед танки, которые "культурненько" прижимали к обочине дороги все и вся, расчищая таким образом путь нашей колонне.
      55-я бригада шла в передовом отряде. Задача, поставленная перед ней, была предельно ясной: обогнать части 9-го мехкорпуса генерала Сухова, пройти через боевые порядки 52-й армии генерала Коротеева, войти в прорыв через ворота, прорубленные этими войсками, и устремиться вперед, в оперативную глубину. Наш командарм и его штаб, разрабатывая эту операцию, особое внимание уделили передовым отрядам, которые должны были не ввязываться в мелкие бои и стычки, не оглядываться по сторонам, обходить населенные пункты и оказаться далеко во вражеском тылу, захватывая там аэродромы, железнодорожные станции, рубежи обороны, жизненно важные центры, а также деморализовать управление вражескими войсками и их снабжение.
      Павел Семенович Рыбалко пристально следил за тем, как выходят в свои исходные районы бригады, предназначенные для действий в передовых отрядах. Командарм доверял людям и знал их. Нередко он сам подсказывал, кого можно послать для выполнения дерзкой и смелой задачи, кого назначить на прорыв обороны, кого использовать для закрепления плацдармов...
      * * *
      Рассекая кромешную темень и мокрый снег, к нам в реденький лесок подкатил "виллис" генерала Рыбалко. По широкой улыбке, по радостно сияющим глазам генерала чувствовалось, что дела на фронте идут успешно.
      - У вас все готово?
      - Абсолютно все, - ответил я командарму.
      Хотя тылы бригады пока еще застряли в хвосте войск 52-й армии, я был уверен, что к утру они приползут, так как хорошо знал начальника тыла бригады Леонова. Он со своим обозом, если не будет другого выхода, проскочит даже через игольное ушко, но нас догонит.
      - Задачу все уяснили?
      - Все, товарищ генерал.
      - Как будете брать Енджеюв? - продолжал задавать вопросы Рыбалко.
      - По обстановке. Во всяком случае, товарищ генерал, решил действовать без оглядки.
      - Это правильно. - Сурово взглянув на меня, Рыбалко поднял над головой сжатый кулак, указал им в сторону фронта: - Темпы, темпы нужны. Вам надо уйти завтра на шестьдесят - восемьдесят километров от линии фронта, захватить Енджеюв, перерезать дорогу Кельце - Краков, захватить аэродром. Пройдетесь с огоньком и к вечеру будете в Енджеюве. Поняли меня?
      Я внимательно слушал командарма. Этот обычно уравновешенный человек вдруг предстал предо мной по-юношески задорным и темпераментным.
      - Товарищ командующий, я так и понял свою задачу. Больше того, если не подойдет вовремя Головачев, буду брать город одной бригадой, а частью сил захвачу аэродром и перережу дорогу на Краков.
      - Это было бы очень хорошо, - поддержал Рыбалко. - Во всяком случае завтра к исходу дня буду у вас в городе Енджеюве.
      - Милости прошу, обязательно приезжайте, - сказал я командарму, будто приглашал его к себе в дом.
      По глазам Павла Семеновича я понял - мои планы он одобряет.
      Через несколько минут мы с ним были недалеко от полуразрушенного моста, куда головой уткнулся батальон Федорова. На мосту возились саперы, а правее бригадный инженер Быстров взрывал ледяную корку, затянувшую реку, подготавливая проходы для танков. Здесь же, на берегу, направляя на карту луч маленького фонарика, Федоров доложил командарму полученную задачу.
      Рыбалко иронически посмотрел на комбата:
      - А не заплутаетесь с такой картой?
      - Никак нет, товарищ генерал, выйду и без карты куда приказано.
      - Вы правы, воюют на местности, на земле. Но все же комбату надо видеть дальше, а без карты дальше своего носа не увидишь. - И тут же по свойственной ему манере быстро менять тему спросил: - Как будете брать Велюнь?
      Вопрос этот для комбата был неожиданным: ведь такой задачи ему не ставили. Город Велюнь находился в 150 километрах от линии фронта.
      - Для командира батальона это уже далековато, - попытался я заступиться за Федорова.
      - Неправильно! - резко оборвал меня Рыбалко. - Он. должен знать главное направление удара, должен иметь в руках даже план Берлина.
      Спорить я, естественно, и не думал, хотя мне казалось, что Павел Семенович был не совсем прав. Откуда командирам батальонов знать замысел фронтовой или армейской операции? Даже мы, командиры бригад, не были посвящены в план фронтового командования. Среднее руководящее звено командиры полков, бригад, дивизий - не знало деталей даже армейских операций. Да это было нам и ни к чему. Для нас всегда действия наших частей и соединений, их удары были решающими, и потому мы постоянно считали, что находимся на главном направлении. Ведь на пути нашего наступления каждый город, каждая деревня, любой опорный пункт или оборонительный рубеж были главными. Это, по крайней мере, всегда внушал нам сам Рыбалко.
      Теперь, стоя на берегу Ниды, генерал продолжал отчитывать меня:
      - Воюют роты, батальоны. От их действий зависит успех корпусов, армий и, если хотите знать, успех фронта. А вы обрекаете ваших комбатов на полное незнание обстановки и перспектив дальнейших действий.
      Я попытался было сослаться на наши наставления, которые не рекомендуют говорить лишнего подчиненным в целях сохранения секретности. Сказал и сам был не рад этому. Командующий сурово отчеканил:
      - Я наставления знаю не хуже вас, сам участвовал в их разработке. Но поймите, наш офицер заслуживает большего доверия. Пусть знает комбат наши планы, наши перспективы. Пусть зримо ощущает Одер, Дрезден, Берлин и всю нашу конечную победу... Устав - не догма. Помните, что говорил по этому поводу еще Петр Первый? "Не держись устава, яко слепой - стены..."
      Усилившаяся артиллерийская стрельба, зарево пожаров напоминали нам, что сейчас не время для дебатов. Командарм заторопился на свой командный пункт.
      - Ну что ж, друзья, мне пора ехать. Не забывайте, бои будут ожесточенные. Мы сейчас воюем за себя, за нашу Родину и за наших союзников. Вы, наверное, слышали, что союзники зажаты под Арденнами. Надо помочь. Иначе им придется туго. Вот мы и ударим с огоньком, - продолжал он. - Скоро, очень скоро мы станем обеими ногами на землю противника. А вам, вашей бригаде, быть первой. Понятно?
      Командарм по-дружески простился с нами, легко вскочил в машину, и она тут же скрылась в непроглядной темноте.
      * * *
      На второй день гигантского зимнего наступления войска фронта вышли на западный берег Ниды. Артиллерия и минометы взорвали плотину и вскрыли ледяную корку. Вода оказалась спущенной, и тридцатьчетверки перешли реку по дну.
      Мы двигались мимо развороченных дзотов, мимо изуродованных оборонительных сооружений противника, проходили по очищенным от мин дорогам. Путь на Енджеюв был открыт.
      В эфир передали мою команду оставить шоссе и уйти с центральной магистрали - мы действовали по выработанной в предыдущих боях тактике обходов. Вся бригада поползла оврагами, балками, по бездорожью. 1-й батальон выскочил южнее и юго-западнее города. Удар танкистов Федорова был настолько быстрым и внезапным, что гитлеровцы не успели опомниться. Одна из рот батальона захватила железнодорожную станцию, другая вышла к аэродрому. Немцы даже не пытались обороняться. Они приняли вначале наши танки за свои. А когда разобрались, было уже поздно. С востока и юга подошли главные силы бригады. Сложились благоприятные условия для выполнения давно вынашиваемого мною плана: развернуть бригаду и атаковать город с ходу, не терять ни минуты, не ждать подхода мотострелковой бригады Головачева.
      65 танков и 20 самоходок развернулись в боевую линию. В воздух взвились ракеты, и сотни снарядов полетели в сторону фашистов. Вслед за десятиминутным огневым налетом танки ринулись вперед, преодолевая противотанковые и противопехотные заграждения. Через полчаса они уже добрались до окраины Енджеюва. Боевой азарт увлек меня в цепь автоматчиков, которые с криком "ура!" неслись вслед за танками. Слева и справа от меня бежали начальник политотдела, офицеры штаба. Неприцельный, неорганизованный и неуправляемый огонь противника постепенно стихал.
      Немцы отходили к городу, надеясь, что стены домов спасут их от гибели. Наши танки, набирая скорость, устремились по улицам Енджеюва. Я вскочил на какой-то отставший танк, он и вынес меня на центральную площадь.
      Город был в наших руках. Мы захватили тысячи пленных, аэродром с уцелевшими самолетами, огромные склады. Освободили два эшелона с советскими людьми, которых гнали на запад в фашистскую неволю.
      Немного времени потребовалось нам, чтобы очистить город от засевших гитлеровцев. Поляки помогли выловить фашистов и организовать сборный пункт военнопленных.