Она открыла рот, чтобы начать разговор — о чем угодно, лишь бы нарушить напряженное молчание. Вдруг откуда-то донеслось сладкое и протяжное птичье пение. Звуки замирали в неподвижном жарком воздухе и вновь взлетали ровной раскатистой трелью. Очарованная этим прекрасным пением, Кэндис не смела пошевелиться, пока эти изумительные звуки не замерли где-то далеко в горах, как перезвон колокольчиков. Это было так красиво и неожиданно, что к глазам ее подступили непрошеные слезы.

— Что это? — только и могла она вымолвить, когда пленительные серебристые звуки вновь прорвали сумрак тропического леса, словно какой-то смутный, ускользающий зов в неизвестный, недостижимый рай.

Со стороны они напоминали живую картину: собаки замерли, словно статуи, позади своего хозяина, а сам он стоял так близко, что Кэндис могла отчетливо видеть, как холодно поблескивают его глаза, изучая мелкие, аккуратные черты ее лица, излучавшего немой восторг.

— Что это? — снова прошептала она, когда последняя нота растаяла вдали.

— Это птица тикау, — его английский акцент прозвучал неожиданным диссонансом в дрожащем, пульсирующем воздухе. — Она редко встречается, особенно на побережье, обитает обычно в горах и поет только ранним утром или в лунные ночи. И почти никогда — днем. Каждый местный житель знает, что в ней живет дух девственницы, которая прославилась своим чудесным поэтическим и певческим даром. Мужчины гибли, добиваясь ее руки, но ее отец решил, что она должна выйти замуж за сына главного вождя Фалаиси. К несчастью, она влюбилась в другого, сына вождя с острова Тонга, которого привела сюда слава о ее красоте и талантах. Они сбежали, надеясь найти убежище в горах, в храме богини любви. Люди из ее племени напали на их след и, прежде чем влюбленные успели скрыться, убили обоих. Умирая, оба они запели. И песня эта была прекраснее, чем все, что она сочинила раньше. Они пообещали, что каждый, кто услышит эту песню, через год найдет свою настоящую любовь. С того дня на этом острове появилась птица тикау. Местные жители верят в эту легенду, потому что тикау — очень редкая птица и находит свою пару однажды и навсегда. Эти птицы никогда не поют в одиночку, а всегда только вдвоем.

Слегка ироничный тон его голоса не смог испортить для нее ни безыскусной прелести этой легенды, ни изумительных звуков птичьего дуэта. Она прикусила дрожавшую нижнюю губу и вдруг почувствовала полное изнеможение.

— У вас такой вид, словно вы слишком долго были на солнце, — резко сказал он, заметив ее состояние. — Это ведь вам не Новая Зеландия. Здесь гораздо жарче. Или об этом вас тоже не предупредили?

— Нет, почему же. На пляже на каждом шагу только и твердят об этом и еще продают всевозможные кремы от солнца.

— И все-таки при всем при этом многие ухитряются обгореть. Вам лучше сейчас подняться в дом. Вы можете идти?

— Да, конечно! Я просто немного устала. И хотя я ничуть не обгорела, но, наверное, действительно слишком много времени провела на солнце. Свирепые собаки, охранники, ну в общем…

Его предложение взволновало и смертельно напугало ее. Решительно улыбнувшись, она повернулась в сторону поросшего джунглями берега, постепенно принимающего очертания скалы.

— Мне сразу станет лучше, как только я выпью чего-нибудь и немного побуду в тени.

Одна из собак стояла совсем близко от нее. Успокоенная ее теплым прикосновением, Кэндис незаметно положила руку ей на спину.

— Джо! — позвал он тихим, но не допускавшим ослушания голосом. Собака дождалась, когда Кэндис последовала за ним вверх по склону, и только потом побежала следом.

Ведущая вверх тропа была хоть и крутой, но удобной для подъема. Кэндис сравнительно легко одолела весь путь, но, когда они вышли на газон перед домом, почувствовала себя совсем обессиленной. У нее буквально подкашивались ноги. Он был прав. С этим климатом шутки плохи. Даже усилием воли она не могла унять легкую дрожь усталости и напряжения.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он, заглядывая в ее бледное, несмотря на загар, лицо.

— Все в порядке. Я даже сама не знаю, почему дрожу.

— По всей вероятности, это выброс адреналина. — Он улыбнулся одними губами, быстро и резко. Их жесткие контуры свидетельствовали о сильном характере и железной воле. — Кто не рискует, тот не выигрывает, — закончил он свою мысль.

Она закусила губу. Конечно, он прав. Сначала она чувствовала прилив сил, потом они стали убывать, но она не могла позволить себе сдаваться.

Несмотря на волнение и усталость, при виде дома она застыла в немом восхищении. Громадный, великолепной конструкции, с высокой крышей из пальмовых листьев, он был воплощением могущества и власти его хозяина. Мощные деревянные опоры поддерживали крышу с четырех сторон, при этом пространство стен оставалось совершенно открытым, и дом, словно огромный шатер, плыл по зеленому морю буйной растительности.

В саду, окружавшем дом, крупные шелковистые цветы гибискуса соседствовали с причудливыми листьями экзотических тропических растений и лиан. Влажный теплый воздух был напоен сладким ароматом уроженки этих мест — гардении. Ее мелкие цветы мерцали среди глянцевых листьев, как опустившиеся на землю звезды. Острые листья банановых пальм прочерчивали сад резким пунктиром, а в одном из его уголков росло огромное дождевое дерево, чьи похожие на папоротник листья были раскрыты, несмотря на дневную жару. В тени его причудливой кроны в беспорядке стояли легкие плетеные кресла и диваны. На фоне фантастически окрашенной листвы растения, которое Кэндис раньше считала комнатным, стояла огромная ваза, покрытая глазурью самых разных оттенков зеленого. Ползучие лианы, усыпанные мелкими розовыми и белыми цветами, обвивали террасу. Откуда-то доносился тихий, постоянно меняющийся звук льющейся воды, тонкое, мелодичное журчание, которое и освежало, и услаждало слух.

— Как здесь чудесно! — воскликнула она тихим от восхищения голосом.

— Благодарю вас.

Прохладная нотка в его голосе лишала эти слова благодарности всякого тепла.

Кэндис вся мгновенно сжалась, как улитка, до которой случайно дотронулись рукой. Ясно. Значит, он считает, что она не имеет никакого права восхищаться его домом, но обычная вежливость заставила его тем не менее ответить на комплимент. Она упрямо сжала рот. Она не позволит себе расстраиваться из-за его пренебрежительного отношения.

На пороге она в нерешительности остановилась и в ответ на его вопросительный взгляд сказала:

— Я вся в песке.

— Это не имеет значения, пол выложен плиткой. — В тоне его прозвучало некоторое нетерпение.

Она пожала плечами и вслед за ним вошла в дом. Каждая ее клеточка была напряжена, глаза возбужденно блестели, уши прислушивались к малейшему звуку, ноздри трепетали, улавливая слабый запах духов, слегка приторный для тропиков, сухой терпкий запах пальмовых листьев на крыше и тонкий, дразнящий мужской запах Сола Джеррарда — его запах. Ей казалось, что она может попробовать на вкус этот воздух — теплый и свежий, густо напоенный обещанием чего-то неизвестного.

В доме стояла тишина. Бесшумными шагами он прошел анфиладой комнат через весь дом, который внутри оказался намного больше, чем выглядел снаружи. Стены комнат были отделаны роскошным темным деревом, полы выложены плиткой, повсюду — множество великолепных растений. Под потолком в сложном и красивом узоре переплетались и скрещивались балки и стропила. С внешней стороны крыша опиралась на вертикально поставленные стволы бамбука. Что-то глубоко спрятанное внутри вдруг пробудилось в ней, какое-то смутное воспоминание, словно она всегда знала, что где-то есть этот дом и что он ждет ее.

И по иронии судьбы этот дом принадлежит Солу Джеррарду!

Кэндис незаметно оглядела комнаты, стараясь понять, здесь ли Стефани, но не смогла обнаружить никаких признаков присутствия людей — ни ее, ни кого-то другого.

Почувствовав на себе его пристальный взгляд, она сделала вид, что засмотрелась на цветы и лианы, обвивающие широкую деревянную лестницу.

— Это напоминает джунгли, — произнесла она негромко. — Как романтично! И как искусно все сделано!

Его строгое лицо неожиданно осветила улыбка, и волна мощного и такого неожиданного в нем обаяния омыла ее, как теплый тропический ливень, живительный, неукротимый и опасный. Она смутилась и опустила ресницы, почувствовав, как что-то неведомое пронзило все ее тело тысячами невидимых маленьких стрел.

Что-то неуловимое появилось в его лице, что-то в его взгляде заставило ее почувствовать себя очень неуютно.

— Это предмет особой гордости моей экономки, — сказал он, показывая рукой на великолепные орхидеи. — Может быть, вы хотите принять душ?

— Да, с удовольствием! — И она искоса посмотрела на свои ноги, покрытые тонким серебристым налетом соли.

— Тогда вам нужно вернуться в тот конец дома, откуда мы с вами входили, а я пока приготовлю какой-нибудь освежающий коктейль.

И хотя в его голосе по-прежнему прорывались отдельные резкие нотки, его улыбка была простой и искренней, а глаза, не отрываясь, смотрели на ее губы.

Она судорожно глотнула и поспешила в ванную комнату, слыша за своей спиной его тихий смех. Такого поворота событий она, честно говоря, никак не ожидала, но, вероятно, он просто шутит? Да и что может найти в ней, Кэндис Хьюм, такой человек, как Сол Джеррард, который привык быть в окружении самых красивых женщин мира?! Она, правда, тоже достаточно привлекательна, но, в общем, ничего особенного. У миллиардеров, наверное, нет отбоя от женщин, подумала она мрачно. Она старалась не обращать внимания на внутренний голос, который тихонько нашептывал ей, что, даже если бы Сол зарабатывал на жизнь тем, что копал землю, он все равно имел бы это мощное обаяние, эту способность нравиться без всяких усилий со своей стороны, которые так неотразимо действуют на слабый пол.

Ванная комната оказалась совсем небольшой. Три стены и пол ее были выложены бледно-зеленой плиткой, а на четвертой мутно поблескивали слегка потускневшие от времени зеркала. Увидев свое отражение, она непроизвольно вскрикнула. Вид у нее был действительно дикий: волосы спутались и беспорядочными прядями падают на необычно бледное лицо, глаза горят, зрачки расширены, на скулах лихорадочный румянец, кожа выглядит сухой и обветренной.

Волнение и опасения смешались со страхом и нехорошими предчувствиями. Ее нервы сейчас были как оголенные провода, в груди все горело огнем, под ложечкой леденело от жуткого холода, а виной всему был этот дьявольский коктейль.

Она сцепила пальцы, закрыла глаза, усилием воли заставляя себя успокоиться, и, только когда сердце стало биться ровнее, сбросила влажную вј пота одежду и включила душ.

Несмотря на роскошную отделку ванной кемнаш, здесь не было золотых кранов и ванн из мрамора. И хотя ей не очень-то нравился этот камень, особенно та его разновидность, которым так любят отделывать ванные комнаты, она почувствовала легкое разочарование. Как ни странно, занавески здесь тоже не было, хотя, может быть, она и не нужна была в комнате, вся отделка которой прекрасно защищала от воды. Обычные краны, обычная раковина, все те же орхидеи… Имея такое состояние, можно было бы позволить себе и небольшие излишества.

Стоило ей только подумать о хозяине дома, как улыбка на ее губах мгновенно растаяла. Нет, дело не в презренном металле. Способность повелевать, подчинять других своей воле была дана ему от природы и действовала безотказно. Это качество, без сомнения, было как нельзя кстати среди волчьих нравов большого бизнеса. Ее безудержная фантазия представила его вдруг совсем в другой обстановке: густые заросли джунглей и он во всем великолепии своей наготы, солнце играет на его стройном мускулистом теле…

Видение было настолько ярким, что ее словно пронзило электрическим током. Она невольно посмотрела на себя в зеркало и с ужасом увидела, что вся, начиная от кончиков напряженных сосков, заливается краской волнения.

— Нет, — в панике прошептала она, и все готические видения мгновенно пропали. Она не должна позволять себе такие вещи, тем более она прекрасно знает, что это означает. Фотографии в журналах теперь были настолько откровенны, что она была достаточно осведомлена обо всех признаках сексуального возбуждения, хотя никогда прежде сама его не испытывала.

Навсегда отвергнутая теми, кого любила в детстве, она никогда не принимала сознательного решения избегать близости с мужчиной, но в глубине души была твердо убеждена в том, что еще не оказывалась в такой ситуации, когда ктото был способен разбудить и привести в движение дремавшие в ней желания. Одна из ее подруг как-то сказала ей, что Кэндис напоминает ей киплинговскую кошку, которая гуляла сама по себе. Кэндис рассмеялась и попыталась что-то возразить, но с тех пор стала замечать, что всегда устанавливает предел физической и эмоциональной близости, дальше которого она не допускала никого, будь то мужчина или женщина. С тех пор как ей исполнилось десять лет, она наблюдала за миром из-за возведенных ею баррикад, преисполненная решимости никогда никого не пускать к себе в душу, чтобы не дать возможности причинить себе боль.

И это срабатывало. Она была довольна своей жизнью. Ей нравилась ее работа в библиотеке одной крупной промышленной фирмы. А последние три года у нее появилась цель. Эта цель, подумала она, начиная яростно тереть себя губкой, является одной из причин, по которой ей необходимо решительным образом подавить в себе неожиданно возникшее чувство к Солу Джеррарду.

Стук в дверь заставил ее испуганно съежиться и спрятаться за завесой воды. Низкий женский голос позвал ее по имени. Сердце бешено колотилось. Стефани?

— Войдите, кто там? — пропищала она, выглядывая из-за водяной завесы.

— Айлу.

Дверь открылась, и в ванную комнату с непроницаемым лицом вошла огромного роста полинезийка. В руках она держала сверток зеленой хлопковой ткани, на которой, как на батике, был нанесен золотисто-розовый рисунок.

На лице Кэндис появилось горькое разочарование. Но, овладев собой и проявляя излишнюю вежливость, она произнесла:

— Здравствуйте. Меня зовут Кэндис Хьюм.

Лицо оставалось по-прежнему непроницаемым.

— Я знаю. Мистер Сол сказал, что вы, наверное, захотите постирать свою одежду, поэтому я принесла вам этот саронг, пока ваше белье будет сохнул».

— Как это мило с его стороны. И с вашей тоже. Большое спасибо.

Стоя совершенно голой за прозрачной завесой воды, было довольно сложно сохранять достоинство, но, невзирая ни на что, она сопроводила свои слова еще одной улыбкой, которую отвергли все с тем же выражением отчужденности и величия на каменном лице.

Кэндис была смущена и немного рассержена такой реакцией и, пока Айлу собирала одежду и выходила из ванной, не произнесла больше ни слова. И тут ее снова охватил страх. А вдруг они знают…

Нет, этого не может быть. Откуда они могут знать, кто она и что ей здесь нужно. Сейчас ей ни в коем случае нельзя терять самообладания. Ведь следующие несколько минут решают для нее все. Она должна убедить Сола Джеррарда, что она вполне подходящая компания для его младшей сестры и что ее не стоит опасаться, к тому же ей надо постараться произвести приятное впечатление на Стефани.

Решительно сжав губы, она насухо вытерлась полотенцем и завернулась в принесенную Айлу материю. Прожив всего два дня на Фалаиси, она уже успела убедиться в том, что саронг — это прекрасный способ, оставаясь одетой, быть максимально раздетой и не так чувствовать жару. Поэтому она сразу же купила себе несколько саронгов, хотя ни один из них не был» пожалуй, столь тонок и красив, как этот. Она осторожно взяла свободно свисающий конец, вытащила изпод туго завернутой ткани другой и крепко завязала их узлом на груди. Податливая, мягкая ткань выгодно подчеркивала ее тонкую талию и выпуклую линию бедер и ягодиц.

— Неплохо! — сказала она себе, гладя в зеркало. Она могла обойтись и без лифчика, что же касается других недостающих предметов ее туалета, то и тут нечего было беспокоиться — материал не просвечивал, и никому и в голову не придет, что под ним она совершенно голая.

Она сделала глубокий вдох. «Кто не рискует, тот…» Но как же много зависит от того, как она сумеет повести себя сейчас.

Она открыла дверь ванной комнаты и увидела, что он направляется прямо к ней. Его темная фигура выглядела так же зловеще, как висящая на стене маска его предка. Ладони ее сделались влажными от волнения. Она застенчиво пошла ему навстречу, слегка поеживаясь под его откровенно оценивающим взглядом. То краснея, то бледнея и чувствуя, как по спине у нее бегут мурашки, она собрала остатки своего самообладания и прямо взглянула в его удивительные, непостижимые глаза.

Вы мне не нравитесь, подумала она с неожиданным вызовом и дерзко вздернула подбородок. В это мгновение она забыла о том, что на карту поставлено все. Напрягшись как струна, она не отвела взгляда.

Он остановился. Лицо его казалось спокойным и отчужденным. Он улыбнулся, и заключенное в его улыбке обаяние, перед которым так трудно было устоять, обдало ее неистовой волной, зажигая кровь и заставляя учащенно биться сердце.

— В этом одеянии вы похожи на жительницу острова, — сказал он и слегка дотронулся до золотистого завитка волос у нее на виске. — Правда, вы немного меньше ростом и куда стройнее, но зато такая же прямая спина и плавная, покачивающаяся походка. Ну как, все еще хотите пить?

— Мне кажется, я могла бы выпить целое ведро, — сказала она охрипшим от волнения голосом. Чувствуя себя полной идиоткой, она попробовала откашляться.

— Даже так?! Ну тогда я предложу вам нечто более аппетитное.

— Вы очень добры, — ответила она, слегка помедлив и смущенно глядя на него снизу вверх сквозь опущенные ресницы.

Он взял ее за локоть и, двигаясь бесшумно, словно пантера, пошел рядом.

— В Южных морях всегда заботятся о тех, кто потерпел кораблекрушение и выброшен волной на чужой берег. Таков местный обычай.

В его низком грудном голосе она снова уловила суховатую нотку и с сомнением посмотрела на него. И хотя он по-прежнему улыбался, в его глазах нельзя было прочесть ничего. Вместо того чтобы легко поддерживать ее за локоть, как велит простая учтивость, его пальцы впились в нее словно клещи.

— Ведь, в конце концов, мой дальний предок тоже был одним из них, — задумчиво произнес он. — Его корабль, которому вот-вот грозило вдребезги разбиться, прибило сюда бурей. Местные жители встретили его со всем радушием, на которое только были способны, что не позволило ему остаться перед ними в долгу. Что ему оставалось делать, кроме как жениться на младшей дочери главного вождя племени?!