Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Слезы в раю

ModernLib.Net / Современные любовные романы / Доналд Робин / Слезы в раю - Чтение (стр. 12)
Автор: Доналд Робин
Жанр: Современные любовные романы

 

 


Не питая никаких иллюзий по поводу характера Сола, она ясно осознавала, что он может сделать ее такой несчастной, что тяжелые годы детства покажутся ей в сравнении с этой жизнью праздником. Если бы только она так не любила его…

Слава Богу, что хотя бы Стефани настроена вполне дружелюбно. Она слегка улыбнулась, вспоминая ее сегодняшний приход. Даже если они и никогда не смогут полюбить друг друга по-настоящему, подумала она, между ними в конце концов установится прочная привязанность друг к другу. Она так надеялась на это. Сердце ее будет разбито, если ее сестра станет относиться к ней с неприязнью.

Какое-то шестое чувство подсказало ей, что к ней бесшумно приближается Сол. Она оглянулась и увидела, что он идет к ней по мокрой траве газона и его волосы темным огнем вспыхивают в ярком свете луны. Острое желание пронзило ее. Пытаясь скрыть это, она сложила руки на груди и замерла, прямая и неподвижная.

Он остановился перед ней. Голос его резко прозвучал в ночной тишине.

— Что ты здесь делаешь?

Она посмотрела прямо ему в лицо, которое в эту минуту казалось вырезанным из камня.

— Мне не спится.

— Ясно. А мы с Грантом только что закончили совещание в библиотеке, и я уже пошел спать, когда вдруг увидел тебя блуждающей по саду, словно привидение. Что тебя так тревожит?

— Мне кажется, я совершаю сейчас свою самую большую ошибку, причем именно в том, в чем люди и так сделали их уже предостаточно.

Выражение его лица стало еще жестче, но голос звучал по-прежнему ровно, даже слегка насмешливо.

— Неужели? Мне казалось, что именно мужчины неохотно идут на этот шаг.

— А тебе так не кажется?

Он пожал плечами.

— Как ни странно, нет. Я думаю, что нам будет хорошо друг с другом, и я рад, что у нас родится ребенок.

Несмотря на все его угрозы, он не сомневается в том, что это его ребенок. Она почувствовала, что внутри у нее что-то отпустило, словно развязался наконец какой-то твердый узелок боли. Его рот коснулся нежной, чувствительной кожи у нее за ухом, и тогда губы ее осмелились прошептать:

— Сол.

Она чувствовала его горячее дыхание.

— Я пришел сюда не за этим, — пробормотал он.

Она вздрогнула.

— А зачем?

— Я хотел убедиться, что с тобой все в порядке, и хотел подарить тебе вот это.

Он достал из кармана и протянул ей на ладони серебристый каскад лунного света. Жемчуг еще хранил тепло его тела, алмазная пряжка сверкала холодным голубым огнем и составляла удивительный контраст с его ровным матовым свечением.

Прикрыв глаза тяжелыми густыми ресницами, Кэндис неподвижно ждала, пока он застегивал у нее на шее три великолепных жемчужных нити.

— Я подумал, что они будут тебе к лицу, — смущенно пробормотал он.

— Это жемчуг с острова?

— Да, это черный жемчуг Фалаиси. Некоторые жемчужины достались мне в наследство от матери, другие я собирал в течение нескольких лет. Я как будто знал, что однажды отыщу ту, чья матовая кожа и глаза будут так прекрасно сочетаться с этим черным жемчугом. — Он улыбнулся. — У Тамсын сохранилась жемчужная нитка, принадлежащая роду Чэпменов. Этот жемчуг бледен, как грудь голубки. Он так идет к ее светлым волосам, а этот словно создан специально для тебя.

— Как тот лунный свет, который играет на поверхности пруда, что возле твоего дома…

Он кивнул.

— Да. Я тоже подумал об этом. Возле дома, где мы в ту ночь любили друг друга.

Пальцы ее медленно перебирали жемчуг. И вдруг со всем жаром безрассудства, так внезапно открывшегося ей в себе самой, она собрала все свое мужество и сделала самую крупную ставку в своей жизни:

— Сол, я люблю тебя. Если ты не можешь ответить мне на мою любовь, лучше отмени нашу свадьбу. Если ты сделаешь это, я не стану прятать от тебя ребенка или чинить тебе препятствия, и ты будешь видеть его ровно столько, сколько сочтешь нужным. Ты поступишь жестоко, если женишься на мне и не сможешь любить меня.

Он стоял не шелохнувшись. Его глаза сузились и мерцали в темноте, как два черных сапфира. Потом он резко выдохнул и произнес:

— Ты всегда выкинешь что-нибудь неожиданное. И такое наивное. Неужели ты не понимаешь, глупенькая, что я по уши влюбился в тебя сразу же, как только увидел?

От удивления она не могла вымолвить ни слова. Она дрожала, но не от радости, а оттого, что тяжелый камень неожиданно свалился у нее с души. Ничего не видя перед собой, она уткнулась лицом ему в плечо.

— Почему же ты не говорил мне об этом? — прошептала она, всхлипывая от счастья. — Я чувствовала себя такой несчастной.

— Успокойся, любовь моя. Я чувствовал себя таким же несчастным, а когда я зол, я имею отвратительную привычку делать так, чтобы все остальные страдали вместе со мной. И больше всех страдает тот, кто причиняет мне эту боль.

Он крепко прижал ее к себе. Они долго стояли обнявшись. Затем он разжал руки, взял ее за подбородок и, слегка откинув ей голову назад, заглянул ей в лицо. По ее щекам медленно катились слезы. Он в шутку выругался и с неожиданной легкостью поднял ее на руки.

— Любовь моя, бедная моя, ты так измучилась, а я настоящий садист, потому что заставил тебя так…

Она поцеловала его в подбородок.

— Я не измучилась, никогда в жизни мне не было так хорошо, и я вовсе не бедная! Если ты меня любишь, я самая богатая женщина в мире.

— Нет, нет, это преувеличение. Найдется, пожалуй, еще несколько…

Она громко рассмеялась, поразившись тому, что он может шутя говорить о своем состоянии, которое представлялось ей таким огромным, что приняло у нее в голове почти фантастические размеры.

— Я очень богата, потому что ты любишь меня, — тихо повторила она. — Даже если бы у тебя не было ни гроша, я все равно была бы самой богатой женщиной в мире. А если честно, то было бы гораздо лучше, если бы у тебя не было столько этих мерзких денег. Я действительно постоянно думаю о том, как мы будем жить, когда поженимся. Было бы лучше, если бы ты был простым рабочим и в поте лица зарабатывал свой хлеб. Тогда я смогла бы помогать тебе.

Они подошли к огромным стеклянным дверям ее спальни. Он раздвинул легкий шелк портьер, пересек комнату и бережно опустил ее на кровать. Потом он наклонился и крепко поцеловал ее в губы.

— Ты и так будешь помогать мне, — произнес он проникновенным голосом, и слова его прозвучали как клятва, как обещание, — тем, что ты будешь такой, какая ты есть, будешь той женщиной, которую я полюбил, той единственной, которая смогла тронуть мое холодное сердце. Мне нужно, чтобы отныне ты всегда была в моей жизни. А обо всем остальном мы позаботимся потом и устроим все так, чтобы было хорошо и нам, и Стефани, и нашим детям. А теперь спи, у Тамсын весь завтрашний день расписан для тебя буквально по минутам. И прежде всего вы займетесь твоим свадебным платьем.

— У меня даже мысли не было… мне не нужно никакого свадебного платья! — воскликнула она.

— Почему же не нужно? У тебя будет настоящее свадебное платье.

На ресницах ее задрожали глупые непрошеные слезы.

— Да, я знаю, — прошептала она, целуя руку, которая ласково убрала с ее лба тяжелую шелковистую прядь.

— Тебе нужно хоть немного поспать, — нежно сказал он. — Если даже ты не устала, то все эти бурные проявления чувств почти наверняка тебя утомили. Любовь моя, у нас с тобой впереди целая жизнь. И сейчас я хочу, чтобы ты уснула и ни о чем не думала.

Она улыбнулась ему чуть-чуть сонной улыбкой, провожая его полным нежности взглядом. Когда он был уже в дверях, она вдруг тихонько вскрикнула и села на кровати.

— Сол, а жемчуг?! Лучше возьми его с собой.

— Нет, это твой жемчуг.

Она надела его подарок. Серебристое лунное сияние жемчуга удивительно гармонировало с ее платьем, серый цвет которого был так же чист и прозрачен, как серый цвет ее глаз. Невозможно было оторвать взгляд от этой фантазии из шелка, созданной элегантной американкой, владелицей модного магазина. Кэндис гордо несла этот жемчуг и улыбалась так ослепительно, что все, кто видел ее, украдкой вздыхали, вспоминая свои молодые годы. Она вся светилась переполнявшим ее счастьем, полностью доверившись человеку, с которым соединяла свою судьбу.

Церемония бракосочетания состоялась в городе, в небольшом соборе, до отказа заполненном прихожанами, в основном верующими из местных, ведь женихом был человек, которого они считали своим. Величественная гармония их голосов, поющих благодарственные гимны Господу, была лишь отдаленным эхом тех чувств, которые бушевали сейчас в сердце Кэндис.

Она осторожно поинтересовалась у Стефани, не откажется ли она быть подружкой невесты. Давая свое согласие, та буквально бросилась ей на шею.

— Какая прелесть, я всегда мечтала быть подружкой на свадьбе! Ура, ура, ура!

Одетая в свое самое лучшее голубое шелковое платье, Стефани вся светилась радостью и была необыкновенно хороша в этой роли, преисполненная решимости неукоснительно соблюдать правила свадебного ритуала. Именно она настояла на том, чтобы Кэндис специально для нее надела «что-нибудь старинное» — мелкий неровный жемчуг и гранатовый браслет, принадлежавшие когда-то их матери. Задыхаясь от гордости и любви, Кэндис чувствовала, как радость и счастье признания переполняют ее.

Грант был шафером, а Тамсын, как она позднее призналась, прекрасно справилась с ролью матери невесты и даже выкрикивала в нужные моменты здравицы в честь молодых. Трое их детей — две девочки и мальчик, как две капли воды похожий на своего отца, — вначале держались с Кэндис очень сдержанно, но скоро тоже приняли ее как свою. Кроме радости любви и супружества, Сол дарил ей семью.

Но Кэндис была готова отдать все это счастье за человека, который ждал ее у алтаря, так думала она, идя по проходу между рядами с букетом бледно-розовых и зеленых орхидей в руках.

Руки ее дрожали. Она попросила, чтобы сейчас ее сопровождала только Стефани. Неожиданно этот путь показался ей бесконечно долгим и одиноким, путь к ее будущему, в котором, может быть, и не суждено сбыться ее надеждам. Сейчас перед ее мысленным взором промелькнули те горькие уроки, которые преподала ей жизнь. Эти видения уродливо насмехались над ней, злорадно нашептывали, что в конце концов он тоже отвергнет ее, тогда на кого ей останется надеяться?

Но в этот момент Сол повернулся к ней. Словно поняв все, что происходит с ней в эту минуту, он улыбнулся ей нежно и ободряюще, и все эти страшные призраки растаяли, как дурной сон. Она расправила плечи, орхидеи в ее руках перестали дрожать, а голос зазвучал ровно и уверенно, когда она вслед за священником стала повторять слова клятвы. Потом звонили церковные колокола, туристы на улицах останавливались, чтобы поглазеть на кавалькаду красиво убранных свадебных машин, увозивших молодоженов назад в особняк Чэпменов, а она сидела рядом с человеком, которого поклялась любить и боготворить всю жизнь, и он крепко сжимал ее руку в своей. Даже сквозь затемненные стекла машины ее свадебное кольцо горело и переливалось на солнце.

Он поднес ее руку к губам и поцеловал сначала это кольцо, а потом ее ладонь.

— Мне показалось, ты готова была убежать, — тихо сказал он.

— Я такая глупая — мне вдруг стало так страшно.

Он крепко сжал ее руку в своей.

— Я бы последовал за тобой, даже если бы ты убежала на край света. Но, слава Богу, этого не понадобилось.

Поздравить молодых пришли самые близкие, все было очень просто и непринужденно. После этого все отправились на огромное торжество, устроенное в честь новобрачных в соседней деревне, неподалеку от дома. Оно оказалось куда более официальным и почти целиком проходило на местном наречии, которым Сол владел в совершенстве.

Когда праздник закончился и их стали напутствовать в дорогу шутливым пожеланием, от которого все так и покатились со смеху, какаято древняя старуха подмигнула Кэндис и прошептала:

— Ему и говорить ничего не нужно, как видно, он уже с пеленок знал, как можно сделать женщину счастливой.

Наконец они остались вдвоем. Машина ехала по дороге, которую Кэндис сразу узнала.

— А что тебе сказала эта старуха? — с наигранной скромностью спросила она, любуясь его профилем и вспоминая свое смятение, когда в тот злополучный день она ехала с ним по этой дороге.

Он улыбнулся ей легко и непринужденно.

— Если ты хочешь сделать женщину счастливой, бей ее, когда она этого заслуживает, люби ее и никогда не переставай говорить ей о том, что она красавица. Но кроме этого, не давай ей отдыха ни днем, ни ночью.

— А то последнее, что она прошептала тебе в самое ухо, так что слышали только ты и она?

Он хитро улыбнулся.

— Она сказала, что мне повезло, ведь не каждая женщина может подарить мужу первенца-сына.

Кровь бросилась ей в лицо.

— Как она узнала?

— Я думаю, на своем веку ей довелось видеть много беременных женщин. А что касается пола нашего ребенка, то некоторые старые полинезийки обладают каким-то талантом по части таких предсказаний.

— И как часто они ошибаются?

Он засмеялся.

— Около восьмидесяти процентов их предсказаний сбывается, но об этом не стоит волноваться. Дочь или сын, в любом случае наш ребенок будет желанным и любимым.

Она кивнула, легко касаясь своего живота, сердце ее переполняли радость и счастье. В его голосе было столько спокойной уверенности, что она едва удержалась от слез. Но внезапно в голову ей пришла другая мысль.

— Как ты думаешь, заметил ли это еще ктонибудь? — озабоченно спросила она.

— Конечно, нет, с чего ты взяла? Если только Тамсын. Она относится к тебе с большой заботой и вниманием. А что, это тебя смущает?

— Мне кажется, да, — тихо ответила она. — Тебя, по-моему, тоже, иначе ты бы сказал об этом Гранту.

Он слегка пожал плечами.

— Нет. Я просто хочу, чтобы вся эта шумиха вокруг нашего брака слегка улеглась, прежде чем тебе придется отвечать на вопросы, связанные с твоей беременностью.

Он на секунду оторвал взгляд от дороги и посмотрел в ее подавленное лицо.

— Что случилось, любовь моя? — ласково спросил он.

Она через силу улыбнулась.

— Мне кажется, мне просто нужно, чтобы ты успокоил меня. Я такая глупая. И еще мне кажется, я должна увидеть своих приемных родителей.

— Ты уверена, что тебе это действительно нужно? — мягко спросил он.

Она кивнула и слегка нахмурилась.

— Да, я столько лет прожила в ненависти к ним. А теперь я бы хотела положить конец всей этой годами копившейся злобе, горечи и боли. Мне ничего не нужно от них, поэтому они больше не смогут причинить мне боль, и, кроме того, мне кажется, моей матери будет интересно узнать, что все сложилось для меня так… ну просто как в сказке!

Еще раньше она рассказывала ему про тот случай, когда матери удалось всучить ей деньги; сейчас, оглядываясь назад, Кэндис вся съежилась, вспоминая себя, юную и самолюбивую, ожесточенную годами предубеждений и отчуждения.

— Я так счастлива теперь, — продолжала она, — что хотела бы, чтобы они знали, что я отчасти понимаю, почему они так повели себя тогда.

— Делай так, как считаешь нужным, — спокойно сказал он.

В каком-то смысле все происшедшее с ней было своеобразным эпилогом ее жизни, когда вновь в один узел связывались все некогда оборванные нити ее судьбы. Она освободилась от смятения и боли, что угнетали ее душу, и впервые за много лет могла наслаждаться радостным ощущением своего счастья.

Уже опустились сумерки, мерцающие и искрящиеся, когда, взяв ее на руки, он донес ее от машины до порога маленького дома, стоящего высоко в горах. На этот раз его лицо было открытым и спокойным и невольно излучало то счастье, которое она ему подарила.

Нежно прижимая ее к себе, он осторожно опустил ее на землю и поцеловал.

— Вот мы и дома. Добро пожаловать, любовь моя.

Как сладко ей было слышать эти слова. В них звучали и обещание счастья, и преданность. Они вместе прошли в гостиную. По всему было видно, что кто-то заботливо приготовил все в доме к их приезду; в воздухе был разлит благоухающий аромат гардений, на столе в серебряном ведерке со льдом стояло шампанское и два высоких фужера.

По-прежнему одетая в свое словно сотканное из лунных лучей платье и с жемчужным ожерельем на шее, Кэндис подошла к огромному открытому окну и взглянула на два маленьких пруда. Водяные лилии закрывали свои чашечки, и их бледные лепестки словно островки негаснущей надежды сияли в темноте. Странное чувство, какая-то смесь волнения и грусти, охватило ее в эту минуту.

Это от усталости, сказала она себе, слегка дотрагиваясь до своего живота. Она кожей почувствовала, что сзади подошел Сол, но не повернулась.

— Ты выглядишь грустной, — тихо произнес он.

Она слегка вздрогнула. В эту минуту она ожидала услышать от него что-то совсем другое.

— У меня такое чувство… — сказала она и слегка затаила дыхание, — словно я стою на краю пропасти и мне некуда больше отступать…

— Но почему?

Она никогда не думала, что кому-то расскажет об этом, даже ему, которого она полюбила всем своим существом, всем сердцем, но слова рвались из нее, словно послушные чьей-то чужой воле.

— Мысль о том, что я могу любить, хотеть кого-то, приводила меня в ужас. Я выросла, уверенная в том, что любовь — это кратчайший путь к тому, чтобы полностью потерять контроль над собой.

Она наконец повернулась к нему и взглянула в его красивое, бесстрастное лицо.

— Я боюсь, Сол.

— Что, позволив себе полюбить, ты так же погубишь себя, как и твои родители?

Она кивнула.

— Я боюсь, — шепотом повторила она.

Резкие черты его лица вдруг стали напряженными.

— Я тоже. Неужели ты думаешь, я хотел тебя полюбить? Ты могла оказаться террористкой или просто дешевой заговорщицей, но еще до того, как я узнал о том, что это не так, страсть к тебе уже захватила меня. Я подумал, о Боже, ведь ты влюбился в нее, дурак, и я ненавидел себя за это. Ну как меня угораздило влюбиться в такую, как ты, в эти мерцающие тайной глаза?

Кэндис обвила его талию руками, сильно сжала и подняла к нему свое встревоженное лицо. Он весь напрягся, но почти сразу жесткое выражение сменилось нежностью, и он властно взял ее за подбородок.

— Ты была такой сладкой и спелой, как прекрасный плод, твой алый рот пламенел, а янтарные волосы были похожи на шелк. Ты смотрела на меня словно в каком-то испуге, и все мое тело изнывало от желания овладеть тобой. Я был в ужасе и намеренно заставлял себя думать о тебе самое плохое. Я хотел, чтобы ты оказалась злонамеренной и порочной, чтобы я мог заставить тебя страдать, потому что я все больше влюблялся в тебя.

Ее руки сильнее обняли его.

— Я всячески проигрывал в голове план, как заточу тебя здесь и, воспользовавшись простым законом притяжения полов, заманю тебя в постель и утолю свой голод настолько, что весь твой вид будет мне противен. Но оказалось, что ты совсем неопытна: ведь даже закоренелый преступник не может краснеть по заказу. Я сказал себе, что даже у террористов есть моральный кодекс, и часто довольно жесткий, что безопасность Стефани превыше всего, чтобы защитить ее, оправданны любые средства.

Он прижался щекой к ее волосам, и глаза его потемнели.

— Но я понял, что не смогу так просто взять тебя, не проявляя к тебе уважения и заботы.

— Мне кажется, ты все это проявил как раз тогда, когда вышвыривал меня отсюда. После ночи нашей любви, — тихо сказала она.

Гримаса презрения к самому себе исказила его лицо.

— Я не мог поверить, что все это происходит со мной. У меня были и другие женщины, правда не так много, как об этом писали в газетах, и, хотя мне было хорошо с ними в постели, это не могло сравниться с тем взрывом чувств, который пережили мы. Твое шелковистое тело горело как в огне, откликалось на каждое мое прикосновение; оно было податливым, страстным и щедрым, и я понял, что я пропал. Но ты вдобавок оказалась еще и сестрой Стефани, вот почему ты согласилась поехать со мной, прийти ко мне в дом, вот почему ты улыбалась мне и заставляла смеяться меня — все только потому, что ты хотела увидеть Стефани. Мои мысли были в полном смятении.

Он замолчал и поцеловал ее так властно и с такой страстью, что она радостно уступила его ненасытному, жадному рту.

— Я уже тогда знала, что люблю тебя, — прошептала она, оторвавшись от его губ. — Я тоже была в полном смятении — ты держался так холодно, так сдержанно, а потом мы любили друг друга, и это было так, словно мы сгорали на костре нашей страсти. Мы уже не владели собой. И тогда всплыли все мои дурацкие комплексы. Но почему ты предложил мне деньги?

Губы его скривились в презрительной усмешке.

— Мне удалось убедить себя, что ты спала со мной только для того, чтобы снова увидеть Стефани.

— Несколько странный способ для того, чтобы продлить знакомство, ты не находишь? — Голос ее звучал очень сухо, и он невольно засмеялся.

— Любовь моя, но к тому времени я уже знал, что значит лежать в твоих объятиях, владеть твоим ласковым, манящим к себе телом и сгорать в нем от дикой, ненасытной страсти. Да, то, как я повел себя потом, было действительно чудовищно! Я предложил тебе деньги, и ты швырнула их мне в лицо. Признаться, это был тот ответ, на который я в глубине души надеялся.

— Тогда почему?..

Он снова криво ухмыльнулся.

— Я же говорю тебе, что я ничего не соображал. Обладать тобой было для меня все равно что найти чашу Грааля, прикоснуться к радуге, оказаться в раю; это было то, что я хотел и не надеялся найти, но меня мучили угрызения совести. Ты оказалась девушкой, и, хотя мысль о том, что брак — это единственное возможное для нас решение, еще не посетила меня тогда, я стал придумывать разные способы, которыми я смог бы навечно приковать тебя к себе. Но мне было нужно время подумать, время, чтобы побыть одному, чтобы не ощущать в крови этого бушующего пожара, который вспыхивал всякий раз, как только я смотрел на тебя. И мне кажется, тебе это было тоже необходимо. Я прав?

Она нехотя кивнула, и глаза ее подернулись влажной пеленой, когда она вспомнила бесконечные дни и недели, проведенные вдали от него.

— Да, но как же мне тебя не хватало, как я скучала по тебе. Мне хотелось умереть.

— Я понимаю, — сказал он. Рот его мучительно изогнулся, и она вдруг поймала в его взгляде отблеск того адского огня. — Поверь, я не хотел так легко сдаваться. Я смотрел на самых красивых женщин мира, но не хотел ни одной из них. Когда я понял, что пройдет какое-то время и я сдамся и приползу к тебе, готовый молить о прощении, это было горькое открытие.

Он невесело улыбнулся.

— Забавно, не правда ли? Как видишь, я не особенно приятная личность. Если ты хотела найти прекрасного принца, тебе следовало остановить свой выбор на ком-нибудь другом. Когда во мне бушуют страсти, я не владею собой.

— Так же, как и я, — сказала она. — Вот откуда этот страх. Я боюсь… боюсь потерять контроль над собой. Подчиниться другому и потерять себя.

— Это происходит с нами со всеми, — тихо произнес он, с пронзительной нежностью целуя ее закрытые глаза. — А почему ты решила сообщить мне, что ты беременна?

— Потому что мой ребенок — это часть тебя. Ты имеешь право знать о нем. Так же как и он имеет право знать, кто его отец. Но я позвонила тебе, потому что умирала без тебя.

Он кивнул, ласково касаясь губами ее бровей, мягких и шелковистых, как оперение голубки. Это прикосновение пронзило всю ее — от кончиков губ и затылка до бедер.

— Я знаю, любовь моя. Я был счастлив, когда ты позвонила. Я подумал, что наконец смогу заявить о своих правах на тебя и при этом не поступлюсь своей гордостью. Будь проклята моя гордость! А потом я прилетел за тобой, и ты решительно и твердо заявила мне, что не собираешься выходить за меня замуж. — Он поцеловал ее, сначала резко и грубо, а потом с удивительной нежностью. — Я потерял рассудок. Я еще никогда не испытывал такой… такой ярости, такой боли. Я думал только о том, что люблю тебя и безумно хочу тебя, а ты не испытываешь ко мне ничего подобного. Я хотел, чтобы ты узнала такую же боль, какую ты причинила мне. Я был как безумный.

Она вздрогнула, вспомнив, с каким холодным прагматизмом он говорил с ней о своих матримониальных планах.

— Но я любила тебя, — произнесла она, уткнувшись ему в грудь. — Я только никак не могла подумать, что ты любишь меня. Мне казалось, что ты вообще не способен любить. Какие только глупые мысли не приходили мне в голову. Я считала, что, раз ты так чудовищно богат, ты должен отличаться от других… ты совсем другой…

— Но я же человек, Кэндис. И когда мне делают больно, я страдаю.

Она кивнула и смущенно потупила взгляд.

— Да, я хотела сделать тебе больно.

— Ты добилась своего, но ты имела на это полное право. Я пережил самые прекрасные мгновения в своей жизни, но из-за того, что я так испугался себя, я превратил все это в фарс. Поэтому я сам заслужил того, чтобы немного пострадать. — Он снова поцеловал ее, и поцелуй его был таким долгим и сладким, что сердце ее готово было выскочить из груди.

Когда губы их оторвались друг от друга, она прижалась к нему и взволнованно спросила:

— Как ты мог думать, что женщины преследуют тебя только из-за твоих денег? Ты должен знать, что ты самый красивый мужчина из всех, кого я когда-либо встречала. На самом деле я негодовала и возмущалась именно потому, что мне казалось, что ты обладаешь всем — характером, который выделяет тебя из толпы обычных людей, физическим совершенством и огромными богатствами. И как со всем этим ты можешь любить меня? Я не красивее миллионов других женщин, я солгала тебе, я…

— Ты очень красивая, но, даже если бы это было не так, я все равно любил бы тебя. Я не знаю, но, когда я увидел тебя в ресторане, во мне произошло что-то очень важное, что-то необратимое, как будто все клетки в моем организме расположились вдруг в ином порядке. Я словно перешел в какое-то другое состояние. Я был уже другим человеком. С тобой ведь случилось то же самое, правда?

Она кивнула.

— Да, только я думала, что это страх, так как я знала, что постараюсь во что бы то ни стало увидеть Стефани, но мне кажется, что я уже знала, что в этом чувстве заключено что-то гораздо более опасное. Я продолжала твердить себе, что я законченная идиотка. Что бы там ни было, это все равно продлится недолго — в этом я не сомневалась.

— Я тоже так думал, — сказал он мрачно. — Но чем больше я убеждал себя в том, что, как только я овладею тобой, я утолю эту проклятую, не дающую мне покоя страсть, тем отчетливее я осознавал, что обманываю самого себя. Что не оправдывает, но в какой-то степени объясняет мое жестокое обращение с тобой.

Из-за облака показалась луна, заливая сад дивным золотистым светом. Словно в ответ на чей-то призывный клич, в напоенном ночными ароматами воздухе послышалась нежная, как колокольчик, трель птицы тикау, напоминая им о других влюбленных, сердца которых навеки соединились.

Он, вероятно, понял, что она узнала голос птицы, и, тихо смеясь, сказал:

— Когда мы в первый раз услышали эту птичку, я должен был бы знать, что дело близится к развязке и участь моя решена. Проклятая легенда…

— Я думала, что, как все легенды, она лишь поманит мое сердце надеждой, но не позволит мне никогда достичь того, чего я так страстно желала.

Он слегка запрокинул ей голову. Его необыкновенные, непостижимые глаза были чуть прикрыты, и удивительная улыбка смягчала жесткие очертания его губ.

— Какие же мы с тобой дураки!

Она кивнула и задохнулась от счастья и восторга, когда его сильные руки вдруг оторвали ее от земли.

— Милая, я отнесу тебя в постель, — лукаво улыбаясь, сказал он. — Я уверен, что ты очень устала от всех сегодняшних переживаний и тебе нужно отдохнуть.

— А ты? — озабоченно спросила она.

Ногой, обутой в элегантную туфлю, он распахнул дверь в спальню.

— И с меня на сегодня достаточно переживаний. Мне кажется, что часок-другой в постели мне тоже не помешает.

В этот раз они предавались любви медленно и самозабвенно. Они с наслаждением и страстью ласкали друг друга, чувствуя, как какая-то сила отрывает их от грешной земли и стремительно поднимает ввысь. Их спальня стала сейчас центром и сущностью вселенной, заключив в свои стены пространство и время. Казалось, не существует больше ничего. И единственное, что ощущала Кэндис в этот миг, было переполнявшее ее радостное желание близости, сладкой болью пронзившей ее тело, и его ответ, медленный, сдержанный, терпеливый, дико возбуждающий и полностью подвластный ему.

И наконец, когда она забилась в его руках от страсти и восторга, да, только тогда, он тоже отдался своей чувственности, шепча в безумном восторге ее имя и извергая в нее свой экстаз, утоляя ее голод и заставляя ее парить в каком-то другом измерении, где наслаждение уносило ее на своих крыльях, где все ее тело было расплавленный огонь и мед, где рот ее чувствовал только вкус его губ, ноздри — только его запах, а сердце — его любовь.

— Мне кажется, — сказал он, когда они проснулись в объятьях друг друга, — что все это похоже на сказку с хорошим концом, которая обычно заканчивается словами «они жили долго и счастливо». Это сказано про нас.

— Может быть…

Она почувствовала, как поднялась его грудь, когда он тихо засмеялся. Она протянула руку и ласково погладила завитки волос у него на груди.

— И не подумай, что я суеверный.

Она довольно захихикала.

— Ну что ты. Ни в коем случае.

— Я благодарю всех богов за то, что они ниспослали мне тебя. Я люблю тебя, Кэндис, — взволнованно произнес он.

Именно это простое признание в любви она так хотела от него услышать. Она приблизила к нему свое лицо и нежно поцеловала в ответ.

— Я тоже люблю тебя.

— Я знаю, — сказал он просто, и этого ей было достаточно. Она знала: что бы ни случилось в будущем, их любовь и доверие друг к другу настолько сильны, что смогут вынести любые испытания. И вынести достойно. Они знают друг друга, и это знание будет поддерживать их всю жизнь. Здесь, в этом уголке совсем неподалеку от рая, когда-то оба они узнали его обратную, темную сторону. Отныне они будут жить в раю, который создадут сами.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12