Брови Думбрайта нетерпеливо шевельнулись и снова вытянулись в прямую линию.

— Вам неплохо было бы избавиться ещё от одной национальной черты: многословия, — язвительно бросил он и повернулся лицом к Воронову и Фреду. Рад познакомиться с вами, — сказал он с деловитой сдержанностью, тем самым давая понять, что к первоначальному фамильярному тону беседы возврата быть не может. — Прежде всего, прошу всех сесть, ибо разговор будет длинным.

После небольшой паузы Думбрайт продолжил:

— Мистер Нунке не успел проинформировать вас о тех новостях, которые я привёз из-за океана, поэтому я сделаю это сам.

— Новости всегда лучше узнавать из первоисточника, — попробовал вмешаться в разговор Воронов.

Думбрайт сердито взглянул на старика, и тот сразу стушевался.

— Ваша школа не является ни испанской, ни немецкой, — раздельно произнёс заокеанский гость, акцентируя каждое слово. — Прошу принять это не за констатацию факта, а за исходное положение, из которого будет проистекать все, о чём я скажу в дальнейшем. Повторяю, школа лишена какой-либо национальной окраски… Это прекрасно! Именно это и требуется. Ещё бы! Учреждение, созданное на деньги разнонациональных врагов коммунизма! Лучшей вывески не придумаешь! Как говорится, международное объединение сторонников, крестового похода против Москвы готовит свои кадры… Должен отметить прозорливость и изобретательность мистера Нунке.

Начальник школы щёлкнул каблуками и склонил голову в благодарственном поклоне.

— До сих пор Соединённые Штаты в сонме тех, кто содержит школу, были представлены лишь отдельными благотворителями. Теперь дело меняется. Основные средства, необходимые для существования и процветания школы, будут поступать от нас…

Думбрайт не уточнил, от кого именно: от расширенного ли круга частных лиц или от организации, которую он представляет.

— Вы сказали, что у вас сложилось определённое представление о нашей школе. Можно узнать, какое именно? — нарушил паузу Нунке. После похвалы за прозорливость и находчивость он, очевидно, ожидал новых комплиментов. Но чаяния его не оправдались. Думбрайт обвёл присутствующих тусклым взгтодом и отчеканил:

— Плохое! Понимаю, слушать это неприятно, тем не менее повторяю — плохое!

Чисто выбритое румяное лицо Нунке заметно побледнело. Шлитсен заёрзал на стуле, Воронов невыразительно хмыкнул, Фреду, как новичку в школе, полагалось быть сдержанным, и потому на его лице отразилась лишь глубокая заинтересованность.

Думбрайт ещё раз окинул взглядом всех четверых, как бы стараясь прочесть их мысли.

— Хочу вас предупредить: даже самые неприятные вещи я говорю открыто, не вуалирую сказанное, не прикрываюсь обтекаемыми фразами. Это мой стиль! И если нам выпало на долю работать вместе, давайте привыкать друг к другу.

— Чем обосновано ваше мнение? — глухо спросил Нунке.

— Вас, мистер Нунке, мне рекомендовали как одного из лучших работников немецкой разведки, так неужели вы сами…

— Вы только что сказали, что не умеете и не любите подслащать…

— А я и не собираюсь этого делать. Наоборот! Если у вас, одного из лучших разведчиков, школа в таком состоянии, значит, нам придётся поработать, чтобы поднять её до уровня современных задач.

— А именно?

— Школа плохо оборудована технически. Ваши подслушиватели старой и примитивной конструкции, электроаппаратура — времён кайзера… У вас нет ничего, что для рядового американского детектива, подчёркиваю, обычного детектива, а не профессионального разведчика, было бы новостью.

— Но мистер-Думбрайт! Надо же учесть, что во время войны школа влачила жалкое существование и только теперь…

— Мы не анализируем причин, а говорим о результатах. А они отнюдь не утешительны: отсталость есть отсталость. Что бы её ни породило. Кстати, этот упрёк я бросаю не вам, а высшему руководству школы. Оно было обязано проинформировать вас обо всех новшествах. Впрочем, и это ещё не такая большая беда. Теперь, когда мы объединяемся для борьбы с общим врагом, мы оборудуем вашу школу новейшей техникой… Главное не в этом. Нас не удовлетворяет само направление школы…

— Простите, но направление… мне казалось… — забормотал вконец растерявшийся Шлитсен, — кажется, именно в этом…

— Возможно, я неправильно выразился. Речь идёт не о цели, а о методах, которыми можно достичь цели. Вы живёте старыми представлениями о разведке и её задачах. Вы не движетесь вперёд, не ставите перед собой новых задач.

— Я и мои коллеги хотели бы получить более конкретные указания, мистер Думбрайт! — голос Нунке дрожал от скрытой обиды.

— Здесь не место беседовать на эту тему. Об этом мы поговорим наедине, немного погодя и, уверяю вас, очень подробно. Теперь я хотел бы ограничиться несколькими замечаниями, непосредственно касающимися присутствующих. Так вот, я совершенно согласен с вами, мистер Нунке, что наш общий враг, для борьбы с которым мы готовим кадры, — Советский Союз. Именно поэтому я и начал разговор в присутствии воспитателей русского отдела. Что мы должны делать сегодня в России и против России? Как вы думаете, мистер Воронов?

— Собирать агентурные данные, разведывать… начал было генерал, но Думбрайт, нетерпеливо поморщившись, остановил его:

— Ну вот видите! Иными словами, то же, что и до войны. Нет, тысячу раз нет! — он стукнул ребром ладони по столу. — Во-первых, что касается сугубо разведывательной работы. Здесь количество добываемой информации должно перейти в новое качество: полную осведомлённость о том, что происходит по ту сторону красной границы. На этом чы остановимся в следующий раз, а сейчас я хочу говорить о той новой работе, которую мы обязаны и будем вести. Трудную, куда более трудную и менее заметную, но больше всего необходимую сегодня, — я говорю об идеологическом наступлении на коммунизм! Да, да, именно о наступлении. Развёрнутым фронтом. Во всеоружии форм, способов, методов, которым трудно будет противостоять, ибо они начнут действовать как коррозия, незаметно разъедающая металл.

Квадратное лицо Думбрайта покраснело. Взгляд стал острым — казалось, что из зрачков вот-вот выскочат два тонких буравчика.

Фред, чтобы не выдать своего состояния, опустил веки. Краешком глаза он заметил, как подались вперёд Нунке и Шлитсен. Воронов, сидевший рядом, громко перевёл дыхание.

Довольный впечатлением, произведённым на присутствующих, Думбрайт чуть заметно улыбнулся.

— Я вижу, вы меня поняли, — продолжал он, выдержав маленькую паузу, которая должна была подчеркнуть значительность сказанного. — Да, основное теперь, после войны, — дискредитация самой идеи коммунизма. Самой идеи! Здесь надо учитывать все: начиная от философских идей, преподнесённых как новейшее достижение идеалистической человеческой мысли, и кончая антисоветским анекдотом. Вооружённая борьба закончилась, начинаем войну психологическую.

— С Россией? — спросил Воронов.

— С коммунизмом, — отчеканивая слова, ответил Думбрайт. — С мировым коммунизмом. Ибо после войны он вырос в мировую систему и стал угрозой для всего мира… Над Россией сияет ореол спасителя человечества от фашизма. Этот ореол мы должны развеять. Надеюсь, не требуется объяснять зачем?

— Но роль России в войне… — робко заметил Воронов. — История…

— Её уроки тем и отличаются, что человечество быстро их забывает, сказал один мыслитель. Не помню кто, но сказано очень метко. У человечества действительно короткая память. А нам это очень на руку. Мы заплатим немецким генералам десятки, сотни, тысячи долларов, и они создадут нам мемуары по истории второй мировой войны в нужном нам аспекте. Докажут, что не на Востоке, а в Африке, в Италии и на Тихом океане ковалась победа, апофеозом которой стало открытие второго фронта.

— А как скрыть тот факт, что основные силы немецкой армии были прикованы к Восточному фронту? — поинтересовался Фред.

— Мы должны доказать противоположное. В мемуарах, да ещё военных, события всегда ограничены отдельным участком. Надо выбрать такие события и таких авторов.

— Я мог бы посоветовать несколько кандидатур, вмешался Нунке.

— Буду весьма признателен. Тем более, что нас интересуют воспоминания именно немецких генералов, их трактовка событий. Через несколько дней я лечу в Западную Германию, подготовьте список кандидатур.

— Будет сделано.

— Надеюсь, вы понимаете: только что сказанное не имеет прямого касательства к вашей школе. И если я упомянул об этом, то лишь для того, чтобы стал ясен масштаб наступления, которое мы собираемся предпринять против русских. Ваша же работа касается непосредственно Советского Союза. Россия лежит в развалинах. По подсчётам наших экономистов, русским надо пятьдесят лет, чтобы восстановить населённые пункты, промышленность, сельское хозяйство да и вообще всю экономику в целом.

— Английские экономисты называют меньший срок — тридцать лет, — напомнил Шлитсен.

— Тридцать, пятьдесят.. оба этих срока нас не устраивают. Надо, чтобы русские потратили на восстановление хозяйства в три раза больше времени! Думбрайт стукнул кулаком по столу. — Тут я вплотную перехожу к нашей с вами миссии: помешать русским должны мы. Не только методами диверсий это малоэффективно, не только методами вредительства — вредителей быстро ловят. Нет, не этим! Среди всех народностей, входящих в Советский Союз, измученных войной и нехватками, надо посеять неверие в возможность построения коммунизма не только в ближайшее время, а вообще. Какими путями? Их много. Арсенал этого опасного для русских оружия неисчерпаем. Тут всё зависит от нашей с вами изобретательности. Ревизия их веры — марксизма-ленинизма вот первое, о чём надо говорить. Надо взять на вооружение все течения новейшей философии, отфильтровать их, отобрав на первый взгляд самые невинные, и, прикрываясь щитом материалистической диалектики, которая утверждает, что все находится в движении, все меняется, в зависимости от среды и обстоятельств, стараться протащить враждебные марксизму идеи. Могучим оружием может стать и дезинформация. Величайшие человеческие мысли в области физики, биологии, техники и других наук можно преподнести под соусом идеализма и ещё какого-либо «изма»! Пока разберутся, пока опомнятся, время будет идти и лить воду на нашу мельницу.

— Думаю, что такая деятельность не по плечу рядовому агенту, — с сомнением покачал головой Шлитсен.

— Эту работу мы поручим отборным кадрам. Научным работникам, специалистам своего дела. Не обязательно, чтобы они сосредоточивались в одном какомлибо центре, пусть каждый работает в своей области, но всех таких людей мы должны взять на учёт, чтобы в случае необходимости можно было воспользоваться их эрудицией. У себя на родине мы уже предпринимаем кое-что в этом направлении. Надо и вам здесь знать, на кого и в чём можно положиться.

— Придётся восстановить кое-какие связи среди мадридского общества, — задумчиво проговорил Нунке.

— Непременно! На это вам будут выделены специальные ассигнования… Впрочем, все это высокие материи, перейду к примерам более простым. Человеческая натура такова, что в беде всегда ищет какую-нибудь отдушину: одни цепляются за религию, другие заливают горе вином, третьи ищут забытья в разгуле. Есть люди, горячо берущиеся за работу, считая её лучшим лекарством. Русским сейчас приходится туго. Вдова, потерявшая на фронте мужа… молодая девушка, которую бросил любимый… парень, сразу не нашедший себе места в жизни… — натолкните их на мысль, что они должны уповать на бога, завлеките их в секту, а если таковой не имеется, организуйте сами!.. Славяне любят попеть за рюмкой водки. Напомните им, как отлично они варили самогон во время гражданской войны. Пьяному море по колено, говорят русские. Создайте такое море, и пьяный побредёт туда, куда нам нужно. Русские, украинцы, белорусы склонны к юмору. Поможем им! Вооружим любителей острого словца анекдотами, высмеивающими их настоящее и будущее. Меткий анекдот распространяется с молниеносной быстротой, иногда даже людьми, беззаветно преданными советской власти. У русских есть неплохая поговорка: «Для красного словца не пожалею и отца». Не улыбайтесь, мистер Шлитсен! Вам, немцам, это трудно понять, ибо от ваших отечественных острот всегда несёт казармой. Они могут рассмешить разве только кухарок. А между тем анекдот это великая сила. Мимо одного проскользнёт незаметно, а у другого оставит в сознании тонкий налёт, когорый послужит своеобразным катализатором для всего антисоветского.

У Фреда застучало в висках. Ему показалось, будто он захлёбывается в каком-то липком, вонючем потоке.

«Ничего, последним посмеюсь я, — успокаивал он себя. — Хотел бы я взглянуть на твою рожу, когда ты услышишь наилучший из анекдотов: перед кем ты сегодня раскрываешь свои карты!»

— Вы знаете, — продолжал Думбрайт, — надежда каждой нации — её молодёжь! Мы обязаны сделать так, чтобы эта надежда обманула большевиков. Молодёжь склонна увлекаться, и это надо помнить, подбирая ключи к её умам. Отравляйте душу молодёжи неверием в смысл жизни, пробуждайте интерес к сексуальным проблемам, заманивайте такими приманками свободного мира, как модные танцы, красивые тряпки, специального характера пластинки, стихи, песни… Дети всегда найдут, в чём упрекнуть родителей. Воспользуйтесь этим! Поссорьте молодых со старшим поколением… Я бы мог перечислять и перечислять способы, к которым можно прибегнуть в каждом отдельном случае, но цель моей сегодняшней беседы не в этом. Я хочу доказать одно: мы должны быть такими изобретательными в способах психологической войны с коммунизмом, чтобы коммунистическая пропаганда не поспевала за нами! Теперь понятно, почему я считаю вашу школу отсталой? — обращаясь ко всем, закончил свою речь Думбрайт.

Минуту царило молчание. Уже зная манеру заокеанского инспектора перебивать собеседника, никто не решался заговорить первым.

— Я хотел бы услышать ваше мнение, — нетерпеливо напомнил Думбрайт.

— Грандиозно! — с преувеличенным восторгом воскликнул Шлитсен. — Масштабность задуманного лично меня просто поразила. Конечно, мы и раньше делали кое-что в этом направлении…

— Кустарщина! Теперь я понимаю, настоящая кустарщина! — покачал головой Воронов.

— Рад, что вы это поняли. От вас, как от одного из работников русского отдела, будет многое зависеть. Но ваш отдел очень мал. Его надо расширить, и как можно скорее.

— Я уже докладывал вам, мистер Думбрайт, о том поручении, которое должен выполнить Фред, — поспешно напомнил Нунке. — Это даст возможность…

— Вы имеете в виду группу бывших офицеров армии Власова? Замечательное пополнение! Фред, это задание вы должны выполнить во что бы то ни стало! Понятно?

— Так точно!

— Когда вы должны выехать?

— Послезавтра утром. К поездке всё готово, — отрапортовал Шлитсен.

— Не откладывайте ни на один день. Вы и так потеряли много времени. Как ни хорошо спрятаны власовцы, а советское командование может вас опередить. Есть основания предполагать, что оно уже заслало туда своего агента. Вы предупредили об этом мистера Фреда?

— Да, герр Шлигсен меня об этом проинформировал.

— Надеюсь, вы понимаете, какая нужна осторожность, чтобы вывезти эту группу?

— Конечно!

— Тогда желаю успеха. Что же касается бокса, то мы с вами обязательно подерёмся. Времени у нас будет предостаточно, ибо, вернувшись из Германии, я засяду здесь надолго. Ведь официально я консультант компании «Армстронг», контролирующей производство и экспорт пробкового дерева, а его, говорят, здесь уйма… А теперь ужинать — я голоден как церковная крыса. Так, кажется, говорят в России?

— Беден как церковная крыса, а голоден — как собака, — поправил Фред.

— Мистер Думбрайт, разрешите задать вопрос? неожиданно заговорил Воронов.

— Пожалуйста.

— Вы меня не помните? Вам не приходилось меня видеть?

— Где?

— Ну, скажем, в Швейцарии, осенью 1942 года…

— Погодите, погодите… вы были с князем, не будем уточнять имени!

— А вы сопровождали очень важную особу, скрывавшуюся под фамилией Балл…

— Вы знали, кто он был в действительности? Только «да» или «нет». Опять-таки не будем раскрывать инкогнито.

— Догадывался!

— О, если бы те переговоры закончились успешно, у карты мира был бы иной вид! — с искренним огорчением вырвалось у Думбрайта. — Русские сорвали наши планы.

— У нас у всех было очень туманное представление о цели переговоров, питались одними догадками, признался Воронов.

— Ещё бы! Ведь речь шла не больше и не меньше, как о сепаратном мире. Антигитлеровская оппозиция жаждала развязать себе руки для борьбы на Восточном фронте… Жаль, сорвалось!..

Думбрайт в сопровождении Нунке и Шлитсена направился было к двери, даже не попрощавшись, но тотчас остановился.

— Забыл предупредить, мистер Шульд, мы ещё встретимся с вами в Германии до моего возвращения сюда.

— Простите, я не понял: это будет частная встреча или…

— Возможно, я кое в чём смогу вам помочь.

— Не знаю, как сложатся обстоятельства. Может статься, что выйти за пределы лагеря будет трудно.

— Пусть это вас не волнует. Я найду возможность поддерживать с вами связь.

— Буду очень рад.

«Вот тебе и новое осложнение!»

Нет, никак не радовала Фреда предстоящая встреча с Думбрайтом в Германии.