Глава 11

«В следующий раз пусть Адорна пьет бренди без меня», — думала Шарлотта вечером следующего дня, направляясь в бывшую детскую. Голова все еще болела. К тому же, если бы вчера она не утратила способности рассуждать здраво, сейчас бы ей не пришлось идти на эту встречу с Винтером.

Подумать только — гувернантка для взрослого мужчины! Тем более такого, как Винтер. Чем Шарлотта может ему помочь? Чтобы быть культурным человеком, мало уметь правильно носить перчатки. И не мешало бы обуться. Шарлотта решительно отогнала от себя воспоминание о босых ногах Винтера.

А еще настоящий джентльмен не подкрадывается к даме в темном коридоре. И уж ни в коем случае не предлагает ей стать его любовницей. Или женой. Женой! Шарлотта едва не фыркнула, точь-в-точь как Винтер. Можно понять Лейлу, предложившую отцу жениться на ее гувернантке, ведь она — невинный ребенок. У Винтера же одно оправдание — испорченность. Да, да, именно так. Жаль, Шарлотта не сразу разгадала его гнусные намерения. Этот развращенный человек не помышлял о женитьбе. Как и любому мужчине, от каждой мало-мальски привлекательной женщины, живущей под крышей его дома, ему нужно только одно. Так вот, от леди Шарлотты Далрампл он ничего не добьется! Однажды она уже доказала всем, что собой не торгует. И если Винтер не знает этой истории, пускай пеняет на себя.

Пеняет на себя? Шарлотта тряхнула головой. Она вовсе не хочет, чтобы тот случай стал ему известен. Этот мужлан станет ее расспрашивать, а вспоминать о том времени ей до сих пор больно. Мужлан. Именно так! Леди Раскин должна бы понимать, чем настоящий джентльмен отличается от трубочиста. Поведением. А Винтер ведет себя безобразно. Глядя на него, можно подумать, что с отрядом добровольцев он готов завоевать мир. Такое самомнение будет неизбежно раздражать англичан, которые в своей массе равнодушны к дальним странствиям, покорению морских просторов и преодолению раскаленных песков.

На минутку остановившись, Шарлотта прижала ладонь к стене, стараясь прогнать из головы все эти романтические бредни. Жаль, что она невольно идеализирует путешествия Винтера. Начиталась с детьми сказок! Его вчерашний наряд привел душу девушки в смятение. Что и говорить, одеяние было крайне неподобающим: свободное и открытое, не в пример строгим костюмам представителей цивилизованных наций.

Впервые увидев джеллабу, Шарлотта потеряла дар речи. А когда первый шок прошел, она поймала себя на легкомысленных рассуждениях о том, как бы она чувствовала себя сейчас без корсета. Что, если бы к телу прикасалась лишь струящаяся ткань? И это был первый шаг по скользкой дорожке греха. Дальше — больше: она задумалась, какое нижнее белье удобно носить под таким нарядом. И когда девушка взглянула на Винтера, ей пришло в голову… Впрочем, не имеет значения, что именно. Эти глупости можно объяснить лишь пагубным влиянием спиртного.

Нет, впредь ни капли бренди. Приосанившись, Шарлотта направилась к бывшей детской, где ей было велено ждать Винтера. Тихонько постучала и, когда никто не ответил, заглянула в комнату. В большом, просторном помещении было темно и пусто. Лишь островок света у камина контрастировал с сумраком. Уютно потрескивал очаг, на низком, длинном столе горели свечи. Белая скатерть, странные разноцветные подушки, разбросанные повсюду, да стопка шерстяных одеял в углу — вот и все убранство комнаты. Правда, пол устилал богатый ковер, пестревший золотистыми, зелеными и алыми красками, сплетавшимися в причудливые узоры.

Не найдя в комнате своего мучителя, девушка позвала:

— Лорд Раскин!

Из-за приоткрытой двери в дальнем углу комнаты ответили:

— Входите, мисс леди Шарлотта. — Приветствие прозвучало на удивление тепло. Едва уловимый акцент ласково обволакивал каждый слог ее имени. — Добро пожаловать в мое скромное пристанище, облагодетельствованное вашим благословенным присутствием.

Эти слова заставили девушку позабыть о том, что она — простая гувернантка, а он — аристократ и ее хозяин. Она почувствовала, что прекрасна, и его влечет к ней. При этом она отдавала себе отчет в том, что подобные мысли опасны, однако от этого он не становился менее привлекательным. Если она потеряет бдительность, этот ловелас попытается ее соблазнить.

— Милорд, это ваши личные апартаменты, не так ли? А значит, мне не пристало находиться здесь с вами наедине.

— Мои личные апартаменты? Да это бывшая детская! — голос звучал слегка удивленно, но уверенно. — Устраивайтесь поудобнее. Я буду готов через минуту.

Шарлотта вздохнула. Доверять ему все равно нельзя, но Шарлотта сделала все, от нее зависящее: дала понять, что она начеку и, кроме того, не стремится оставаться с ним наедине. Вот только как же ей устроиться удобно, если в комнате нет ни одного стула? Оставалось лишь подойти к столу, такому низкому, что он едва доставал ей до колен. На подносе лежал хлеб и небольшая головка сыра, стояла ваза, с которой свисали сочные фиолетовые гроздья винограда. Девушка отметила отсутствие каких бы то ни было столовых приборов. Это еще больше ее насторожило. Что, если она не ошиблась, подозревая Винтера в недобрых намерениях?

И этот запах — такой весенний, такой свежий! Не удержавшись, она наклонилась и вдохнула аромат, в котором ясно чувствовались нотки уютного, домашнего запаха хлеба.

Заслышав шаги Винтера, девушка выпрямилась.

— Прошу вас, мисс леди Шарлотта, угощайтесь.

Он стоял в освещенном дверном проеме, и, к величайшему облегчению девушки, был одет в обычный костюм. Вот только ноги его были босыми, как обычно.

— Благодарю вас, милорд, я уже поужинала.

— Ешьте смело! Я всего не одолею. Вы же не хотите, чтоб меня потом пучило.

Шарлотта едва не задохнулась, сдерживая слова, готовые сорваться с губ. Что сказать в ответ — ужаснуться или рассмеяться? Она и сама не знала. С Винтером все переворачивалось с ног на голову. Чтобы скрыть замешательство, она взяла одну виноградину и положила в рот. Какой же та оказалась сочной, сладкой! Вот только зернышек было много. Пока Шарлотта старательно их выбирала, Винтер воспользовался моментом и стремительно вошел в комнату, сразу заполнив собой все пространство. На молодом человеке были черный жилет, брюки и белая рубашка. Если бы не босые ноги, он выглядел бы, как обычный джентльмен. Вот только расстегнутый ворот рубашки приоткрывал вьющиеся волосы на груди, а узкие брюки подчеркивали мускулистые ноги. Ноги… Эти босые ступни начисто лишали Шарлотту душевного равновесия.

Винтер вошел в круг света и принял свою излюбленную позу: ноги широко расставлены, руки на бедрах, подбородок гордо поднят, властный взгляд устремлен вперед.

— Приступим?

Девушка поспешно бросила семечки в огонь и собралась с мыслями.

— Пожалуй. Начну с того, что, несмотря на мое нежелание участвовать в процессе вашего приобщения к цивилизованному обществу, я сделаю все, что в моих силах…

— Да, да. Это мы уже слышали. Вы женщина, которая всегда делает все «на отлично». Это обсуждению не подлежит. — Так с чего начнем?

Шарлотте не понравился тон, которым Винтер прервал ее тщательно подготовленную вступительную речь, но виду не подала.

— Вне всяких сомнений, первое, на что следует обратить внимание, — ваша склонность к упоминанию в беседе сугубо личных вопросов.

— Личных вопросов? — удивленно переспросил молодой человек. — Я не могу говорить о своих детях?

— Я говорю не о детях, а о деталях, касающихся непосредственно вас. Видите ли, в обществе не принято обсуждать… физиологические функции организма. Во всяком случае, не с представительницами противоположного пола.

Шарлотта сделала паузу, дав молодому человеку поразмыслить над своими словами. Наконец его лицо прояснилось.

— Вот оно что! Не следует говорить, что меня будет пучить.

— Совершенно верно, не следует. Не стоит также упоминать в разговоре о своем самочувствии или недомогании.

— Но «воспитанные» барышни и кавалеры непременно справляются о моем здоровье.

Девушка проигнорировала саркастические нотки, прозвучавшие в голосе.

— Это обычная формула вежливости, не более того. Если вас спрашивают, как вы себя чувствуете, следует отвечать: «Спасибо, хорошо. А вы?»

Подойдя к столу, Винтер устроился на одной из подушек.

— Это объясняет, почему большинство дам при встрече больше не интересуется моим самочувствием.

Шарлотта приуныла. Она так и предполагала: он будет нарочно демонстрировать свои варварские манеры, чтобы разозлить ее. А может, чтобы выразить протест против навязанного матушкой обучения. Но уж во всяком случае не для того, чтобы соблазнить ее этой своей непристойной позой.

— Я могу спросить о здоровье даму?

— Да. Но только без уточнения деталей.

Винтер сидел спиной к огню, небрежно скрестив ноги. В его позе не чувствовалось ни напряжения, ни упрямства. Напротив, он казался умиротворенным и расслабленным, а его поза — привычной и удобной. «Возможно, он просто отдыхает после тяжелого дня», — почему-то подумалось Шарлотте.

Вдруг молодой человек оживился:

— Леди Скотт недавно родила, и я спросил, как чувствует себя малыш.

— Вполне уместно.

— И о том, как прошли роды. Шарлотта зажмурилась, как от боли.

— Даже в своем кругу женщины редко делятся такими интимными подробностями, не говоря уже о том, чтобы обсуждать их с мужчинами.

Молодой человек кивнул:

— В Эль-Бахаре женщины свободно говорят об этом. Мужчины — нет.

Наконец-то! Момент согласия, пусть даже скоротечный!

— Видите, в Эль-Бахаре действуют те же правила.

— Но мне было интересно! — как капризный мальчишка, заупрямился Винтер.

— Ваш интерес не должен противоречить нормам приличия.

— В Эль-Бахаре главный закон — интерес мужчины. Ни дать, ни взять — избалованный ребенок.

— Вы скажете, что я уже не в Эль-Бахаре, и здесь другие законы.

Как и Шарлотта, молодой человек понюхал виноград и хлеб. Заметив, что девушка сделала шаг назад, погрузившись в тень, он спросил:

— Если позволите, мисс леди Шарлотта, я поем, так как не удосужился поужинать.

— Конечно, милорд, уже поздно, и вы, наверное, проголодались.

— Я голоден, как верблюд, занятый поисками финиковой пальмы. — Заметив, что девушка переменилась в лице, Винтер умерил цветистость речи. — Да, я проголодался, — он приглашающим жестом указал на стол. — Окажите мне честь, разделите со мной эту скромную трапезу, вам не помешает немного поправиться. Хотя пышность вашей груди навевает воспоминания об оазисах, изобилующих финиковыми пальмами и благодатными источниками.

Шарлотта была шокирована. Это уж слишком!

— Нельзя говорить такое даме!

— Я говорю только вам, мисс леди Шарлотта, ведь большинство женщин далеко не так изящны. Но если вы отказываетесь есть, по крайней мере сядьте.

Шарлотта не любила давать волю эмоциям, но как же может она спокойно объяснить, что ее грудь — неподходящая тема для беседы? Как и грудь любой другой женщины. Правда, она никак не могла избавиться от мысли, что Винтер и сам должен об этом догадываться. Однако молодой человек был само спокойствие. Ничего, позднее, когда они уйдут от обсуждения особенностей ее фигуры, она найдет способ объяснить, что не следует говорить о таких интимных вещах.

— Прошу вас, сядьте, — почти потребовал Винтер. — Мне в горло кусок не лезет, когда вы возвышаетесь надо мной.

Не может быть, чтобы она возбуждала в нем какие бы то ни было романтические чувства! Почему же вчера, в картинной галерее, он вел себя так странно? Шарлотта совсем растерялась. Хотя, разве их поймешь, этих мужчин?

— Если позволите, я принесу стул…

— Так вы все равно будете возвышаться надо мной. Я велел вам прийти сюда, потому что очень устал, и здесь, наконец, могу расслабиться. Неужели английская женщина не в состоянии посидеть немного на подушке?

— Это не так просто, — сухо ответила девушка.

Как объяснить, что три крахмальные юбки создадут английской леди массу неудобств, вздумай она усесться на пол? Шарлотта сложила две большие плоские подушки одну на другую и постаралась отвернуться, чтобы скрыть улыбку. Что ни говори, ханжество и лицемерие общества еще не наложили на Винтера свой отпечаток. Вот интересно, как искушенные в тонкостях этикета дамы и господа реагируют на его замечания? Шарлотта бы дорого дала, чтобы увидеть, какую мину сделала леди Скотт в ответ на вопрос Винтера о родах.

К тому моменту, как она повернулась к хозяину дома лицом, с улыбкой удалось справиться. Тот недовольно смотрел на подол платья Шарлотты. Что такого неожиданного он мог там увидеть?

— Надеюсь, вы сняли туфли?

— Сняла?.. — она едва удержалась, чтобы вслух не назвать его варваром. — Нет, туфли я не снимала!

— Вы же сами постоянно твердите мне о приличиях.

— Но причем здесь мои…

— Мисс леди Шарлотта, здесь все для меня свято. Эти подушки и ковер я привез из Эль-Бахара как дорогое моему сердцу напоминание о днях, прожитых там. У меня не будет возможности заменить их новыми. И я прихожу в ужас от одной мысли о том, что когда-нибудь они износятся, и я лишусь бесценных вещей, напоминающих мне о доме.

Слова, произнесенные негромким, глубоким голосом прозвучали возвышенно и одновременно укоризненно. Шарлотте не давала покоя мысль, что он манипулирует ею, и все же… В конце концов, она понимала, как он любит Эль-Бахар, и допускала, что он по нему скучает. И если у Винтера действительно не осталось других памятных вещей, то он мог с полным правом требовать от нее максимально бережного с ними обращения.

Но чтобы снять туфли… С минуту Шарлотта смотрела на молодого человека, пытаясь понять, не притворяется ли он. Похоже, вполне искренен.

— Что ж, — с расстановкой произнесла девушка, — я сниму туфли. После того, как сяду.

— Как всегда, вы облагодетельствовали меня своей учтивостью.

Похоже, эта маленькая победа не доставила Винтеру радости. Шарлотте не удалось разглядеть ни во взгляде, ни в жестах и малейшего намека на издевку. А поскольку, если в каждом слове искать насмешку, можно сойти с ума, она поступила мудро, оставив это бесполезное занятие.

Ноздри уловили густой, пряный аромат кофе и девушка приметила у огня керамический кофейник.

— Налить вам чашечку? — предложила она молодому человеку.

Винтер как раз снимал корку с сыра, но, услышав ее слова, замер.

— Вы хотя бы в этом составите мне компанию?

— Если вы приглашаете…

Шарлотта придвинула свои подушки ближе к столу, а затем принесла кофейник и чашки, приятно теплые от пребывания вблизи огня. Затем, тщательно разгладив юбки, она грациозно опустилась на подушки. Под тяжестью ее тела те подались больше, чем она ожидала, и Шарлотта оказалась почти на полу. При этом от Винтера ее отделял лишь узкий стол. Он, правда, сидел посередине, а она — ближе к краю, но все равно их разделяло не больше метра. Теперь возникла новая проблема: куда девать ноги? Вытянуть вперед? Или согнуть в коленях, сжав вместе? Наконец девушка решила, что юбки служат достаточным прикрытием, и осталась сидеть, как сидела, скрестив ноги в лодыжках и расставив колени. Когда же она, наконец, устроилась и подняла глаза, то обнаружила, что Винтер с интересом наблюдает за ней.

— Вы делаете проблему из такого пустяка, — мягко сказал он.

Но в его словах ей почудился укор. Как будто он хотел ласково пожурить ее за то, что она не умеет вот так просто, как он, полностью расслабившись, сидеть на подушках. Последний раз Шарлотта сидела на полу лет в двенадцать. И она успела соскучиться по возможности лечь на ковер и подслушать, как мама читает, или просто помечтать, глядя в потолок.

— А обувь? — напомнил Винтер.

Девушка наклонилась и, стараясь не показывать чулок, осторожно расшнуровала и сняла ботинки.

Молодой человек внимательно наблюдал за ее действиями и, дождавшись, когда она поставит свои поношенные черные ботинки рядом с подушкой, приложил руку к сердцу:

— Благодарю вас, мисс леди Шарлотта.

Девушка натянуто улыбнулась, испытывая противоречивые чувства: с одной стороны, ее раздражали капризы хозяина, а с другой стороны, она наслаждалась неожиданным избавлением от тесной обуви. Несмотря на непривычное положение, уверенной рукой она разлила кофе в маленькие чашечки и с достоинством и грацией протянула одну Винтеру:

— Надеюсь, день в Лондоне прошел успешно?

Хозяин дома аккуратно, тоненькими ломтиками нарезал сыр раскладным ножом, таким же, как у Робби. Пожалуй, этот нож был длиннее, и его изогнутое лезвие хищно сверкало в отблесках огня.

— Лондон — древний город. Все в нем дышит историей и величием. Во всем своем великолепии и пышности высятся дворцы и храмы. Каждое здание словно гордится собой и своим местом в летописях города. А есть еще смердящие трущобы и доки — гниющая клоака, кишащая ворьем.

Взяв ломтик сыра, Винтер несколько секунд рассматривал мраморные прожилки плесени, потом уверенно добавил:

— Лондон — отражение самих лондонцев.

В его словах было много поэзии и очень, очень много правды — но и то, и другое в высшем свете не приветствовалось. Как же не хотелось Шарлотте его одергивать, но…

Увидев, что девушка опустила глаза, Винтер усмехнулся:

— Ах, да, я забыл. Вопрос был задан только для вида, так, пустой обмен фразами без глубины и смысла. И правильный ответ: «Мой день прошел успешно, мисс леди Шарлотта, а как ваши дела?»

— Спасибо, хорошо, — начала Шарлотта, но оставить без ответа его замечание она не могла. — Беседа — это искусство, милорд, позволяющее двум людям познакомиться и затем, в медленном танце слов и фраз ближе узнать друг друга. А если повезет, то и подружиться. Но нельзя открывать душу первому встречному, если только вы не хотите, чтобы ваши сокровенные мысли и чувства стали достоянием недоброжелателей и предметом насмешек завистников.

Винтер молча отломил кусочек хлеба, и Шарлотта с нетерпением ждала, что же он ответит на ее пояснительную тираду. Но он ограничился сдержанным:

— Вы, как всегда, правы. Я рад, что ваш день прошел хорошо. Не будете ли вы так любезны поведать мне об успехах моих детей.

Девушка улыбнулась, надеясь, что подводных камней и подвохов ей больше ждать не придется.

— Учить ваших детей — такая радость, милорд! Для их возраста у обоих довольно высокий уровень математических знаний. Их способность налету схватывать языки просто поражает. Дети делают успехи в естественных науках, развитии речи, чистописании, рисовании. Робби с легкостью учится читать.

Все это время Винтер улыбался, как улыбался бы любой отец, выслушивая похвалы в адрес детей. Последняя фраза заставила его насторожиться.

— А Лейла? Ей чтение дается с трудом? Шарлотта нехотя покачала головой.

— Читать Лейла никак не хочет.

— Вы хотите сказать, что ей трудно?

— Нет, она отказывается даже пробовать. — Шарлотте было неприятно признавать собственную несостоятельность, но будет только справедливо, если она это сделает. — Я виню только себя, милорд. У меня не много опыта в работе с маленькими детьми, и я ума не приложу, почему Лейла упирается. Даже не знаю, как ее заинтересовать. Я уже говорила ей, что, когда она научится читать сама, перед ней откроется удивительный мир.

— Ей нравится слушать, как читаете вы. — Винтер положил в рот ломтик хлеба и отпил кофе.

— Это так. Мы с детьми с удовольствием прочли сказки «Тысяча и одна ночь», и я сказала девочке: «Когда ты научишься читать, тебе не придется дожидаться меня, чтобы узнать, что было дальше. Ты сможешь читать про себя». Но она продолжает упорствовать.

Винтер многозначительно улыбался каким-то своим мыслям.

— Милорд, быть может, я чего-то не знаю о Лейле? Вы можете мне помочь? — забеспокоилась Шарлотта.

Молодой человек с улыбкой покачал головой.

— Она будет читать, когда придет время.