Харрисон Эдмондсон небрежным жестом отпустил дворецкого и, предвкушая приятные новости, вскрыл второе письмо. Однако, когда он прочитал его, благодушие сменилось яростью.
      – Почему судьба сталкивает меня с одними недоумками? Неужели так трудно совершить простое убийство?
      Он достал из ящика письменного стола лист бумаги, обмакнул перо в чернильницу и написал такой ответ, который должен был взбесить похитителей племянника.
      На сей раз им придется выполнить свою угрозу.
      – Он отказывается платить выкуп, – в отчаянии сказала Эми, прочитав второе письмо мистера Эдмондсона.
      Пом, будто ожидая именно такого ответа, кивнул:
      – Что ж. Мне надо идти в паб. – Он надел плащ и нахлобучил шляпу. – Моя жена там работает, а мне надо поужинать. – Он вышел из кухни мисс Викторины и скрылся в сгущающемся вечернем тумане.
      Эми смотрела ему вслед. Пом воспринял новость стоически, а ей хотелось рвать и метать. О чем думает этот мистер Эдмондсон? Эми и представить себе не могла такое жестокое безразличие к судьбе человека, который был лордом и к тому же родным племянником мистера Эдмондсона.
      – Что нам теперь делать?
      – Отпустить его светлость. – Мисс Викторина сидела за чисто выскобленным кухонным столом, сложив руки на коленях. Судя по ее виду, отказ нисколько ее не удивил.
      По правде говоря, Эми тоже не была так уж сильно поражена. После первого письма она испытала шок, но последующие три дня она уже с ужасом ожидала этого момента и теперь не видела иного пути, как идти дальше. Поэтому она сказала слишком громко:
      – Нет, мы не отпустим лорда Нортклифа! – И добавила немного тише: – Мы не можем. Нас повесят.
      – Меня он никогда не повесит, – уверенно сказала мисс Викторина.
      – А меня повесит, – с такой же уверенностью произнесла Эми.
      Из открытой в погреб двери донесся голос Джермина:
      – Мисс Эми, могу я попросить вас зайти на минутку?
      – Как это у него получается? – возмутилась Эми. – Как он узнал, что я здесь и что мы прочли ответ на наше письмо?
      – Он сказал мне, что может узнать, кто наверху, по скрипу половиц. – Мисс Викторина подняла с пола кота. – Пойду вздремну. Разбуди меня, когда все закончишь. – Она подразумевала, что именно Эми втянула их в эту аферу и потому ей придется одной объясняться с этим непокорным лордом, который сидит в кандалах в ее погребе.
      И несмотря ни на что, Эми считала это вполне справедливым.
      – Я скажу ему. – Она взяла письмо. – Но только я не понесу никаких чашек.
      – И правильно. У меня осталось не так уж много чайной посуды. – Мисс Викторина прохромала в свою спальню с таким видом, будто ничто в мире ее не волновало.
      Эми встала, расправила складки юбки и убедилась в том, что вырез платья достаточно закрывает ее грудь. Она выглядела вполне прилично. Платье, правда, когда-то принадлежало мисс Викторине, но даже самый скромный вырез мог обнажить больше, чем она хотела. Набросив на плечи шаль, она завязала ее узлом на талии. В последние два дня это вошло у нее в привычку. Хотя они с Нортклифом больше не заводили неприличных разговоров и он старался держать при себе свои шокирующие замечания, в его присутствии она все еще чувствовала себя неловко. Что-то в нем настораживало.
      Вызывало беспокойство.
      Лишало сна.
      Он больше не говорил о своем желании, но женская интуиция подсказывала ей, что она по-прежнему его привлекает, и она призналась себе, правда, неохотно, что и она чувствует себя странно. Словно у нее что-то вроде несварения желудка. Она ловила себя на том, что часто поглядывает на него исподтишка, и замечала, что и он на нее смотрит. А когда он с ней заговаривал, то тон его голоса заставлял ее корчиться, ерзать и глупо улыбаться, будто она была кокетливой школьницей. Все это было неловко, а она ненавидела неловкость. Ненавидела все, что к нему испытывала.
      Когда Эми увидела его в первый раз, ей хотелось только похитить его, получить за него выкуп и уехать вместе с мисс Викториной куда-нибудь подальше. А о нем она думала лишь как о подлом человеке, который был средством для достижения ее цели.
      А теперь она только о нем и думает.
      Она определенно никак не может от него избавиться.
      Жизнь до встречи с Джермином Эдмондсоном, маркизом Нортклифом была такой простой!
      В прошлый раз, когда пришел отказ платить выкуп, она спускалась в погреб с трепетом.
      Сейчас ее вид был вызывающим.
      Нортклиф сидел, откинувшись на две подушки, и делал вид, что читает, но она знала, чувствовала, что он настороже. Эми остановилась возле дальней стороны стола и погрозила ему пальцем.
      – Лорд Нортклиф, каким же вы, должно быть, были беспокойным племянником, если вашему дяде все равно, умрете ли вы или будете жить?
      Он поднял на нее глаза. Он был как-то неестественно спокоен.
      – Джермин, – сказал он.
      – Что? – О чем он говорит?
      – Меня зовут Джермин. – Он положил книгу на край стола. – И мне очень хочется, чтобы вы называли меня по имени.
      Такого поворота она не ожидала. Он знал, что сегодня должен был прийти ответ от мистера Эдмондсона, и должен был потребовать, чтобы его немедленно освободили. А он вместо этого желает побеседовать?
      «Может быть, – подумала она, – долгое бездействие сказалось на его умственных способностях?»
      – Ваше имя меня не интересует, милорд.
      – Правда? Странно, леди Презрение, потому что ваше меня очень интересует. – Он откинулся на подушки. – Позвольте узнать его?
      – Вы знаете, как меня зовут.
      Что кроется за этим неожиданным интересом к ее имени? Неужели он каким-то образом раскрыл тайну ее прошлого?
      Нет. Это невозможно. Он сидит здесь взаперти уже шесть дней и не мог ничего узнать. Если только ему не рассказала мисс Викторина. Но она поклялась, что будет молчать, а Эми ей доверяла.
      – Скажите мне ваше настоящее имя, прошу вас. – Он говорил как человек, который привык, чтобы ему подчинялись.
      – Нет.
      – Чего вы боитесь?
      Чего она боится? Она боится вернуться в Бомонтань, где ей придется вести жизнь принцессы, соблюдая глупые приличия, а потом выйти замуж неизвестно за кого. Боится пули наемного убийцы. Боится оставлять мисс Викторину.
      Она боялась и Джермина, и его влияния, потому что он заставлял ее хотеть того, чего она не хотела до встречи с ним.
      – Я ничего не боюсь, милорд. – Она улыбнулась, чтобы скрыть ложь. – У меня есть новости о вашем освобождении. Разрешите продолжить?
      – Прошу. – Он снисходительно махнул рукой.
      Он прикован цепью к койке в погребе домика на острове Саммервинд. Его одежда помята. Его лицо заросло неопрятной щетиной. При всем этом он выглядел человеком, пренебрегающим весьма непривычными для него условиями жизни и неприглядной внешностью. Как ему это удавалось?
      И почему это производит на нее сильное впечатление?
      – Ваш дядя опять отказался платить выкуп.
      – Как вам могло прийти в голову, что такая глупая девчонка, как вы, сможет с успехом шантажировать маркиза Эдмондсона или его представителя?
      Его явная снисходительность пробудила в ней прежнюю враждебность.
      – Мой план правильный. Это у вас с вашим дядей извращенный ум. И что вы вообще имели в виду, назвав меня глупой девчонкой?
      – А то, что вы и вправду глупая девчонка. Вы не понимаете, какие силы вы вызвали к жизни. – Он улыбнулся так уверенно, что ей захотелось влепить ему пощечину. – Подойдите поближе, и я вам покажу.
      Неужели он собирается превратить эту ссору в попытку сближения, флюиды которого уже и так витали в воздухе?
      – Ну вы и грубиян! Вы не доверяете женщинам.
      – А почему я должен им доверять? – насмешливо спросил он. – Потому что они меня похитили и заперли в подвале?
      – Это сделала я. А я не типичная хорошо воспитанная англичанка, так что не гожусь как пример. Вы просто уходите от ответа. А он очевиден: вы не любите женщин.
      – Мужчина, который использует женщин для дружеского общения, обрекает себя на мучения.
      – На мучения? – Его комментарий поверг ее в изумление.
      – Мужчины и женщины непохожи. Женщина – беззаботное, яркое и красивое существо, созданное для того, чтобы разбивать сердце мужчины. В мире мужчины небо голубое, а клятвы вечны. А в мире женщины… – Он покачал головой, и насмешка превратилась в гримасу. – Я никогда не имел возможности хотя бы украдкой заглянуть в мир женщины, так что я не знаю, каков в нем цвет неба. Но точно знаю, что ее клятвы никогда не бывают вечными.
      – Не понимаю.
      Однако Эми поняла, что их ссора превратилась в нечто другое. Нечто мучительное. Нечто личное. Подавшись вперед, Джермин спросил:
      – Когда вы были ребенком, ваша мать говорила вам, что она вас любит?
      – Моя мать умерла, когда рожала меня.
      – Вам повезло. – Он снова откинулся на подушки. Она испытала настоящий шок.
      – Милорд, это жестоко.
      – Поверьте мне, это правда. Вы даже не понимаете, насколько вам повезло, и, возможно, это объясняет тот факт, что вы умны, мужественны и интересны и тем отличаетесь от обычной женщины.
      – Мне это не льстит.
      – А должно бы. Вы бываете дикой и прямолинейной, но если вы что-либо говорите, я знаю, что вы говорите правду. Я наблюдал за вашим отношением к мисс Викторине и понял, что вы ей искренне преданы.
      – Может, и так. – Она немного отпрянула.
      Он был похож на полубезумного, потому что говорил горячо и смотрел на нее горящими глазами.
      – Мать часто сажала меня себе на колени и говорила, что любит меня. Каждый вечер перед сном она рассказывала мне сказку, а по утрам будила поцелуем. Она старалась, чтобы я был счастлив, защищен, беспечен.
      – Все это очень хорошо.
      – Да, она была прелестна. Самое прекрасное существо на свете. Единственная женщина, которую любил мой отец. Кое-кто называл ее иностранкой – она была итальянкой из обедневшей семьи. Этот безумный выбор сделал мой отец, когда путешествовал по Европе по окончании колледжа. Она очаровывала всех своими пышными каштановыми волосами, карими глазами и заразительным смехом. Она была такой доброй, такой любящей матерью, так любила моего отца. Все женщины ходили в скромных платьях, а моя мать обычно носила ярко-красные. Женщин обычных этот цвет убивает, но только не мою мать. Она устраивала замечательные приемы, и на одном из них я услышал, как сплетничали благородные дамы. Они говорили, что она скачет на слишком большом и резвом мерине, а то, как она одевается, свидетельствует о легкомыслии и безнравственности. Мне тогда было семь лет, и я не понимал, что они имели в виду. Но мне не нравился их тон, поэтому я на них набросился. Одну старую леди я ударил прямо под коленку. Когда я рассказал отцу о том, что произошло, он рассмеялся и поцеловал меня в макушку.
      – Вы молодец. – Ей понравился маленький Джермин и то, как он бесстрашно встал на защиту матери.
      – Это было в последний раз, когда я слышал его смех, и в последний же раз он показал, что любит меня.
      Что-то во время этой беседы изменилось по сравнению с остроумными перепалками, вспыхивавшими между ними раньше. Но возможно, это произошло постепенно за те шесть дней этой вынужденной близости, когда по вечерам в этом слабо освещенном погребе они читали, вышивали и разговаривали?
      Что сказала мисс Викторина о леди Нортклиф? «Мы ее потеряли, когда Джермину было семь лет».
      Однако сейчас, разговаривая с лордом, Эми заподозрила, что мисс Викторина тогда просто постаралась избежать неловкого объяснения и болезненных воспоминаний.
      – А что случилось с вашей матерью, милорд?
      – Когда мне было семь лет, она сбежала с нашим иностранным агентом.
      – Что? – Эми в недоумении покачала головой. – Но вы же сказали, что она была доброй и любящей матерью и любила вашего отца.
      – Моя детская любовь, видимо, меня обманула.
      – Я этому не верю. Вы не могли так ошибаться.
      – Нет? Тем не менее она сбежала. – За скучающим тоном угадывалась боль, которую выдавали его глаза. – С тех пор я ничего о ней не слышал.
      – Я вам не верю. – Эми не могла смириться с таким жестоким концом волшебной сказки о доброй и преданной матери.
      – В тот день мои родители поссорились. До этого я никогда не слышал, чтобы они повышали голос. Я не мог понять, что происходит, – я был за дверью, – но отец был резок и сердит, а мама что-то с таким жаром ему объясняла, как будто от этого зависела ее жизнь… Дальше я помню, что она помчалась на своей лошади к заливу. – Нортклиф перешел почти на шепот, удивляясь, зачем он все это рассказывает Эми. Она и сама могла узнать эту историю, если бы прожила здесь достаточно долго, но он еще никому не говорил о том, что тогда чувствовал. Что такого было в этой девушке, что он все рассказывает ей и не может остановиться? – В заливе стоял наш корабль. Маму видели разговаривающей с нашим иностранным агентом. Они вместе взошли на корабль. Они сказали капитану, что она сойдет на берег, как только корабль будет готов к отплытию. Но домой она больше не вернулась. Она бросила меня. Она бросила моего отца.
      – Я этому не верю, – повторила Эми. Как могла женщина, любившая своих сына и мужа, покинуть их и даже не оглянуться?
      – Я и сам думал об этом тысячу раз. Но у меня было только два возможных ответа. Либо на самом деле она нас не любила, либо… – Предлагая свою вторую теорию, он внимательно смотрел на леди Презрение. – …либо вообще все женщины ветрены, капризны и вероломны.
      Эми ответила, не задумавшись ни на секунду:
      – Обе ваши теории не умны.
      – Что значит – не умны?
      Эми стояла от него на расстоянии вытянутых рук, и он мог схватить ее, встряхнуть, прибегнуть к насилию. И он был готов это сделать. За те шесть дней, что он сидел взаперти, он уже бессчетное число раз ходил взад-вперед по погребу, насколько это позволяла цепь. Он вышил бисером два дюйма кружев. Ради мисс Викторины он вел вежливые разговоры с этой дьяволицей. Он даже делал упражнения, которые ему советовал его доктор, – лежа на койке, он поднимал вверх сломанную ногу и то крутил ступней, то прижимал ногу к груди.
      Проклятая нога стала более подвижной, но Джермин уже обезумел. Он целую неделю не видел солнца. Каждый день ему приносили горячую воду для бритья и умывания, но ни разу не меняли белье. Он отказался от галстука и был уверен, что его друзья пришли бы в ужас от его помятой одежды.
      – Оглянитесь вокруг. Вы увидите, сколько женщин любят своих мужей и детей. Они готовы на все, чтобы защитить свою семью. Глупо обвинять всех женщин из-за поведения одной леди. – Эми говорила то, что думала, и не собиралась смягчать свой тон.
      – Значит, вы считаете, что на самом деле моя мать нас не любила. – Он и сам так думал, но ему не нравилось, когда об этом говорили другие.
      Его держали заложником глупого плана мести. Ему до смерти надоело сидеть здесь, ничего не делая, разве что время от времени, когда бессилие брало верх над благоразумием, он яростно лупил по кандалам.
      – Ваша мать сказала вам что-нибудь, когда видела вас в последний раз?
      – Что это значит? Сказала – что? – Зачем он затеял с Эми этот разговор? Неужели он думал, что она его поймет? Она не раз демонстрировала свою бестактность. – Конечно, сказала.
      – Она прижимала вас к себе, давала советы на будущее, говорила, что любит вас, но должна уехать?
      Джермин помнил точно, что сказала ему мать. После того, как она уехала, он снова и снова повторял ее слова пытаясь обнаружить в них тепло и горечь потери.
      – Ее последними словами были: «Дорогой мой мальчик, слушайся мисс Джералин, пока я не вернусь». Мисс Джералин была моей няней.
      – Не так ведет себя женщина, если она любит своего сына и знает, что видит его в последний раз.
      – Тем не менее она нас оставила.
      – Я хочу вам сказать, что ваш рассказ не совсем ясен. Вы тогда были маленьким мальчиком и, возможно, многого не понимали. Милорд, если вы собираетесь винить кого-либо в ваших сегодняшних проблемах, не следует винить вашу мать, или меня, или женщин вообще. – Эми раскраснелась, ее глаза сверкали.
      – Не винить вас? Да вы же меня похитили!
      – Да, но я бы вас освободила, если бы не ваш дядя. Вы должны винить вашего дядю, который отказывается платить за вас выкуп. Люди говорят про него только плохое – и про вас тоже, – и похоже, что это правда. – Она тяжело дышала от возмущения. – Вам лучше озаботиться тем, чтобы исправить в вашем характере и характере вашего дяди изъяны, чем сожалеть о том, что сделала я.
      Черт бы ее побрал. В ее словах ему послышались звуки давно прошедших времен.
      Однако в то же самое время он отметил слабое, но весьма эротичное покачивание ее грудей, отчего его плоти сразу же стало тесно в облегающих штанах. Эта упрямая, самоуверенная женщина в ужасной одежде сильно возбуждала его, притом что она сама, очевидно, не испытывала к нему никаких чувств да еще посмела критиковать его характер. Больше так продолжаться не могло.
      – Где мисс Викторина?
      – Прилегла отдохнуть.
      – Очень хорошо. Отлично. – Джермин спустил ноги на пол, потом встал, вытянувшись во весь рост, почти рядом с Эми, так чтобы она почувствовала исходившее от него тепло.
      Она смотрела на него во все глаза.
      Он бросился вперед.
      Она отскочила.
      Слишком поздно. Он схватил ее и сомкнул руки вокруг ее талии. Он не скрывал своего торжества.
      Цепь натянулась на всю длину. Кандалы впились ему в щиколотку. Он упал и увлек ее с собой на койку, оказавшись сверху. Она тяжело дышала.
      Они оба лежали как-то боком. Одна нога Эми оказалась на полу, другая – на кровати, юбка задралась, и он увидел ее ногу в чулке и часть обнажившегося бедра. Его обе ноги были на полу, но он чувствовал, что у него достаточно энергии, чтобы воспользоваться ситуацией.
      Впервые за шесть дней – нет, шесть месяцев, а может быть, шесть лет – он был так возбужден. Ему пришлось немного повозиться, но он сумел полностью уложить ее на матрас и при этом употребить силу, потому что она пиналась ногами и работала локтями, а потом изо всех сил ударила его кулаком по голове. Когда она оказалась там, где он хотел, – голова на подушке, а тело под ним, – он обхватил ладонями ее лицо и поцеловал в губы.
      Черт возьми! Это было именно то, чего он хотел все эти шесть дней.
      Он еще раз прижался губами к ее рту.
      Она укусила его, да так сильно, что он ощутил во рту вкус крови.
      Подняв голову, он улыбнулся.
      Она тоже улыбнулась – широкой, мстительной улыбкой.
      – Отпустите меня, вы… – Она сумела извернуться под ним и, высвободив руку, ударила его по щеке.
      Его голова мотнулась в сторону.
      Она потрясла рукой, пошевелила пальцами.
      – Проклятие! До чего же больно!
      Она говорила, как леди, а ругалась, как матрос.
      Кто она такая?
      Она не хочет сказать. Но прежде чем кончится эта затея с похищением, он узнает.
      Он подвинул их обоих, так что она оказалась полностью на койке, и навалился на нее всей тяжестью своего тела.
      Эми, конечно, снова начала бороться. Она была в таком же бешенстве, оттого что потерпела поражение, в каком был он, оттого что оказался взаперти. Капля крови с его губы упала ей на лицо. Она резко отвернулась, будто могла избежать результата своего собственного действия.
      – Вы опоздали, – сказал Джермин.
      И ей-богу, она, кажется, поняла, что он имеет в виду.
      Но она ему не поверила и не смирилась. Она стала царапать ногтями его лицо, и ее злые коготки метили прямо ему в глаза.
      Он схватил ее за руки. Перестав улыбаться, он посмотрел на нее свирепо и сказал:
      – Вы именно та женщина, которую я молил Бога никогда не встретить, – живая, смелая, решительная, непокорная. – Он опять поцеловал ее в губы. – Как оказалось, с такими, как вы, мороки больше, чем я мог себе даже представить.

      – Черт бы вас побрал!
      Эми должна была бы испугаться, что это посаженное в клетку животное, которое еще и нагло улыбалось, захочет ее изнасиловать.
      Но она не испугалась.
      Она поняла то состояние бешенства, в котором находился Нортклиф.
      Это чувство сопровождало ее всю жизнь. Она яростно кляла судьбу, которая сначала сделала ее принцессой, а потом оторвала от семьи и бросила в незнакомый жестокий мир. Кляла Кларису за то, что сестра смирилась с тем, что их королевское достоинство больше никогда не вернется.
      И вот теперь ее бурные эмоции столкнулись с яростью Нортклифа, словно два неистовых урагана.
      Эми схватила Нортклифа за горло и почти задушила.
      Он поднял голову и посмотрел на нее, молча требуя, чтобы она его отпустила.
      Но он не схватил ее за руки. Не применил силу.
      А у Эми желание задушить его неожиданно уступило желанию обнять.
      Она обняла его за шею, притянула к себе и поцеловала его так же смело, как это сделал он.
      Его губы раскрылись и вместе со вкусом крови она ощутила его разочарование, гнев и желание. Все эти смешанные чувства нашли отклик в ее душе. Такого Эми никогда в жизни еще не испытывала – она почувствовала тяжесть мужского тела, которое обжигало ее страстью, услышала вырывавшиеся из его груди стоны. Ощутила боль в груди и прижалась к нему, чтобы унять эту боль.
      Джермин коснулся ее волос и начал массировать голову и уши.
      Она впилась в него ногтями, но не с тем чтобы причинить боль, а желая удержать. Между тем его язык оказался у нее во рту, и она со стоном удовольствия начала сосать кончик.
      Его большая рука скользнула вниз и обхватила грудь.
      Наслаждение пронзило ее тело. Но только на мгновение.
      Внезапно она опомнилась.
      – Черт бы вас побрал! – Она отпихнула его руку. Он смотрел на нее горящими глазами.
      – Вы ничего не смыслите в поцелуях, – заявил он уверенно, будто знал все о ее прошлом и отсутствии опыта.
      – Ничего подобного! – Это было неправдой, но ей не понравилось, что он считает ее такой наивной. А разве она не наивна, если осталась и позволила ему целовать себя и… О Боже, юбка задралась, и обнажилось ее бедро. Дрожащей рукой она схватилась за подол, чтобы прикрыться.
      Но он опередил ее.
      – А я говорю, что не смыслите! Вы девственница. – Его взгляд становился все жестче. – Меня похитила девятнадцатилетняя девственница, которая даже не умеет целоваться.
      Отвращение в его голосе не смутило ее. Теперь она знала, что сказать. Ей не обязательно раскрывать себя. Она использует его слабости и спасется. Поэтому, не скрывая сарказма, Эми сказала:
      – Как это, должно быть, унизительно, быть похищенным старой женщиной и молодой девушкой. Благородного лорда Нортклифа опоили каким-то зельем, посадили на цепь в погребе и держат там уже шесть дней, а его собственный дядя не желает заплатить за него выкуп, чтобы его освободили. Насколько я понимаю, он отказывается заплатить за ваше освобождение вашими же деньгами, не так ли?
      Ей удалось его разозлить.
      Он схватил ее за плечи.
      – Еще ни одной женщине не удавалось так меня разозлить, как вам. Вы разговариваете со мной без уважения. Мало того, вы бросаете мне вызов. Иногда я даже согласен с тем, что это унизительно – быть обманутым простой девчонкой, – но тут вы совершаете что-то настолько несуразное, чего я в жизни своей еще не видывал.
      – Что, например, милорд?
      Джермин улыбнулся, сверкнув белыми зубами.
      – Вы дразните попавшего в ловушку волка, все еще находясь в его лапах.
      Отчаяние и паника охватили ее. Он прав. Она действительно сказала глупость.