Это платье могло бы быть таким же, как у его бабушки, – с пышной присборенной юбкой и прилегающим к талии и груди лифом. Вырез был скромным и выглядел еще скромнее оттого, что был полностью задрапирован косынкой. Он даже поймал себя на том, что дал волю своей фантазии, представив себе, как он снимает косынку и запускает руку под лиф… Она таки была привлекательной, а ему действительно было скучно.
Эми неожиданно догадалась, что он рассматривает ее, и опустила руки.
– В каком из ваших сценариев вы не унизите меня разглядыванием моей фигуры или одежды?
– Обещаю, что буду высказывать свое мнение до тех пор, пока я остаюсь здесь. – Он холодно улыбнулся. – Это самое малое, чем я могу отблагодарить вас за ваше гостеприимство.
Джермин видел, что ей не понравилось, что он смеет платить ей той же монетой и намерен говорить все, что ему вздумается.
Одно утро, проведенное в заточении, без солнечного света и в кандалах, заставило его по-новому взглянуть на судьбу заключенных в Ньюгейте. А мысль о том, что ему придется провести весь день, вечер, а может, и неделю в этом полутемном погребе в одиночестве, привела его к тому, что он был готов ногтями прорыть подкоп под стеной или разбушеваться так, что разобьет в щепки всю мебель. Однако попытка подкопа лишь доставит этой несчастной Эми удовольствие, а он уже сорвался один раз. В результате он ощутил страшную боль от врезавшихся в щиколотки кандалов, когда падал. При ближайшем рассмотрении эти кандалы хотя и были очень старыми, но казались достаточно крепкими, так что вряд ли удастся от них избавиться. К тому же он не станет еще раз подвергать такому жестокому испытанию свою больную ногу.
А что, если он настолько ей опротивеет, что она его отпустит? Нет, только не эта драная кошка. И вообще. Любая женщина, которая решилась и выполнила такой смелый план, не станет обращать внимание на какие-либо слова.
Между тем Эми приподняла свой край стола и подтянула его на себя, подальше от его койки, так что она могла бы сидеть напротив него, но быть недосягаемой.
– Неужели вы думали, что меня задели ваши слова о любовнице и я убегу?
– Нет. – Он наблюдал за тем, как она подняла тяжелый стол, и понял, что, несмотря на хрупкую фигуру, она, несомненно, была сильной. – Вы не спрятали лицо и не пришли в ужас.
– Всем известно, что у таких мужчин, как вы, есть любовницы. – Довольная тем, что отодвинула стол, она отряхнула руки. – Мисс Викторине известно, что вы содержите любовницу.
– Однако мисс Викторина притворилась бы, что ничего не знает, и, уж конечно, никогда бы не проболталась. Она настоящая леди. – Он внимательно смотрел на Эми, чтобы увидеть, как она воспримет оскорбление.
Похоже, что никак.
– Это так.
– А вы, напротив, говорите, как леди, но чувствуется, что вас не миновала реальная жизнь. Я очень много о вас узнаю, пока говорю с вами.
– Что вы имеете в виду? Зачем вам вообще что-либо знать обо мне? – возмущенно спросила она, но была явно сбита с толку.
Джермин медленно сел, позволив ей лучше его рассмотреть, а заодно и подумать над тем, что он намного крупнее ее.
– Когда я освобожусь, поймаю вас и отправлю на виселицу, мне хотелось бы понять, что вы за женщина, с тем чтобы в будущем постараться избегать таких, как вы.
Если упоминание о виселице и напугало ее, если на нее и произвела впечатление его мощная фигура, она скрыла это под маской безразличия, свидетельствовавшей об уверенности – или глупости. Хотя вряд ли это была глупость.
– Я могу почти обещать, что вы никогда не встретите такую женщину, как я.
– Вы вообразили, что вы уникальны? – Она еще больше его заинтриговала. Большинство знакомых ему женщин делали все, что в их силах, чтобы выглядеть не хуже других, не отличаться от других женщин.
– Ничего я не вообразила. Воображение вообще недозволенная роскошь. Я не могу ее себе позволить.
Так. Значит, она прагматик. Однако она слишком молода, чтобы быть прагматиком.
– А у меня есть воображение. И оно активно работает, когда я гляжу на вас.
– Воображаете меня на виселице, милорд?
– Нет, исключительно своей любовницей. – Он громко рассмеялся, увидев на ее лице насмешку, но заметил, как она – возможно, непроизвольно – бросила на него взгляд и поняла, что он не шутит.
Он был мужчиной. Она была женщиной. Они были вдвоем, без посторонних и говорили о вещах, которые обычно не обсуждают джентльмен и леди. При том что они явно испытывали друг к другу неприязнь, между ними успела проскочить та первобытная искра, которая могла – при условии совсем незначительного внимания с его стороны – превратиться в пылающий костер.
Вопрос в том, понимает ли она. Этого Джермин сказать не мог. Эми не была ни типичной служанкой, но и не настоящей леди тоже. Но он не привык анализировать, потому что раньше перед ним никогда не возникало проблемы понять женщину.
С самого начала, с того момента, как он стал вращаться в обществе, женщины не противились его воле – будь то дамы света или оперные певички. Они старались не докучать ему своими желаниями или потребностями. Если ему была нужна тишина, они молчали. Если он хотел музыки, они играли на инструментах и пели. Ему ни разу не приходилось задумываться над тем, как себя ведет женщина и почему, потому что причина была одна – исполнять его прихоти, доставлять ему удовольствие.
А теперь он столкнулся с загадочной женщиной, которая его перехитрила.
Это никуда не годится. В этой игре он возьмет верх.
– Как правило, – растягивая слова, произнес он, – я не беру в любовницы девушку моложе двадцати лет. Потому что в этом возрасте много энтузиазма, но нет тонкости, изящества. И нет еще умения.
Эта брутальная откровенность ее совершенно не смутила.
– Полагаю, что это отвлекло бы вас от поиска новых форм безнравственности.
– Пока я волен воображать себе все, что угодно и когда угодно, боюсь, что вы мне не подойдете.
– Если у вас такое богатое воображение, представьте себе, что вы разбили мне сердце, – съязвила она.
Так. Значит, ей нет двадцати. А ему двадцать девять.
Необходимость победить такого незначительного противника становилась все более настоятельной.
– Чем больше я о вас узнаю, тем мне все более интересно знать, кто вы. – Он стал перечислять по пальцам: – Вы говорите, как леди. Платье на вас крестьянское. Вы метко стреляете. На мир вы смотрите с цинизмом. Вместе с тем вы любите и уважаете мисс Викторину. Ваши тело и лицо заставили бы завидовать вам молодую богиню, но от вас так и веет невинностью. Но за этой невинностью скрываются криминальный ум и наглость, позволившая вам совершить самое возмутительное преступление.
– Стало быть, я Афина, богиня войны.
– Определенно не Диана, богиня целомудрия.
Последний выстрел попал в точку. Маска спала с лица Эми. Кровь прилила к ее щекам. Она прикусила губу и посмотрела в сторону лестницы, словно только что поняла, что она могла бы – и должна была – не вступать в эту дискуссию.
Он тихо, но торжествующе рассмеялся.
– Но может быть, я ошибаюсь. Возможно, у вас с Дианой гораздо больше общего, чем я думал.
– Прошу запомнить, сэр, что Диана была также богиней охоты. – Она наклонилась через стол, будто желая, чтобы до него лучше дошли ее слова. Впрочем, ее щеки все еще пылали. – У нее всегда были с собой лук и стрелы, и она складывала в сумку свою добычу. Взгляните на след пули в стене у вас за спиной и вспомните о моем умении и о моем цинизме. Мы действительно знаем многое друг о друге. Я знаю, что, если вы сбежите, вы позаботитесь о том, чтобы я попала на виселицу. А вы знаете, что, если я вас поймаю, я вас застрелю. Помните об этом, когда будете бросать взгляды на окно в надежде сбежать.
Она схватила поднос и ушла.
Джермин узнал еще об одной черте характера Эми.
Она любила, чтобы последнее слово оставалось за ней.
Глава 7
Кто она? И откуда?
Эми остановилась наверху лестницы и зажала в кулак висевший на шее на цепочке серебряный крестик. Эта цепочка связывала ее с ее страной и сестрами.
Со всем, что потеряно.
Кто она? И откуда?
Нортклиф требовал у нее ответа, будто имел на это право. Впрочем, она привыкла к такому к себе отношению, и это ее мало трогало.
Но она еще ни разу не встречала человека, который с таким интересом пытался бы проникнуть в ее тайны. Это ей не нравилось. И он ей не нравился. Она не верила в откровенность, с которой он говорил о любовницах и о том, что он волен в своих фантазиях.
Фантазиях, касавшихся ее.
Кто она? И откуда?
Она прекрасно понимала, что привлекательна. Она знала об этом с четырнадцати лет. Много лет, пока они скитались с Кларисой, ей приходилось прибегать к косметике, чтобы превращаться из замарашки в женщину, достойную того, чтобы на нее захотелось взглянуть еще раз. Но из двух сестер красавицей была Клариса. Это она очаровывала и мужчин, и женщин в любой деревне, продавала товары и обеспечивала им обеим пропитание. Все обожали Кларису, а не Эми.
Но услышать от лорда Нортклифа, что он готов преодолеть любые препятствия, только бы сделать ее своей любовницей…
Он, конечно же, пошутил. Очевидно, лишенный привычной разгульной жизни всего на один день, он был готов довольствоваться тем, что было под рукой.
В таком случае что с этим похотливым животным будет через два дня?
Но почему у нее теплеет в груди, почему пробуждаются неведомые ей инстинкты, когда он рядом?
Кто она? И откуда?
Боже милостивый. Она уже и сама не знает.
Бомонтань, за двенадцать лет до настоящих событий
Семилетняя Эми с отчаянием в глазах пробежала через зал и распахнула дверцы гардероба. Там, в огромном старинном шкафу, хранились королевские церемониальные мантии. С бьющимся сердцем она шмыгнула внутрь шкафа. Старое дерево заскрипело, и она в страхе замерла. Если она не будет сидеть тихо…
В коридоре раздались шаги.
Звук высоких каблуков, сопровождавшийся постукиванием об пол трости.
Тяжелые, уверенные шаги.
– Этот ребенок неисправим. – Это был голос бабушки – вдовствующей королевы Клавдии. Шаги приближались. Сердце Эми стучало так громко, что она боялась, что бабушка услышит его биение.
Своим длинным носом и с необыкновенной педантичностью бабушка всегда вынюхивала все шалости Эми. Неужели она найдет ее и здесь?
– Тебе известно, что на этот раз выкинула твоя младшая дочь? – грозно спросила бабушка.
– Снова съехала вниз по перилам парадной лестницы и сбила с ног нашего шталмейстера? – В голосе отца Эми, короля Реймунда, чувствовалось спокойствие.
– Нет, сэр, – прошептал сэр Алерио, главный королевский конюх, который постоянно имел дело с нервными лошадьми и старался их не злить. – Принцесса Эми уже две недели не сбивала меня с ног.
Осторожно продвигаясь среди бархата, шелка и меха, Эми прильнула к замочной скважине в дверце.
За окнами лил холодный дождь. Лакеи, передвигаясь неслышными шагами, зажигали свечи в бесплодной попытке хотя бы немного осветить мрачный зал. Отца окружала его обычная свита. Лорд Октавио, казначей, сэр Алерио, шталмейстер, лорд Карстен, дворцовый управляющий, лорд Сайлас, премьер-министр.
Эми не любила никого из этих придворных, кроме сэра Алерио. Ее старшая сестра Сорча говорила, что все они очень важные господа, но Эми считала их скучными стариками с унылыми подбородками и унылыми носами, неизменно терявшими самообладание, когда они сталкивались с тремя юными и очень активными принцессами.
– Рад это слышать, Алерио. – Папа был не таким высоким, как его шталмейстер, и с довольно большим животом. Роскошные усы и бакенбарды придавали его круглому лицу веселое выражение, а пурпурная мантия – царственный вид.
Эми любила своего папочку. Больше всех на свете. И сейчас ей хотелось, чтобы он обнял ее. Хоть бы все остальные ушли. Тогда она сможет положить голову ему на плечо, и мир снова станет прекрасным.
– Итак, королева Клавдия. – Папа снял с себя корону и положил ее на бархатную подушечку, услужливо предложенную лордом Карстеном. Придворный лакей тут же подхватил подушечку с короной и в сопровождении еще двух лакеев и лорда Карстена понес ее в сейф. – Неужели Эми снова залезла на дерево у дороги и упала в коляску герцогини?
Придворные захихикали, но негромко.
Бабушка повернулась к ним и грозно нахмурилась. Смешки сменились вежливым покашливанием.
Никто не мог спокойно сносить гнев бабушки. Она была высокой и сухопарой, а ее голубые глаза пронзали грешную душу Эми, будто острые кинжалы.
– Когда Эми упала в коляску, герцогиня лишилась чувств!
Придворные захихикали, словно выводок растревоженных кур.
– Но она приземлилась на сиденье прямо напротив герцогини, и вы должны признать, что это был своего рода подвиг.
Эми села на корточки в душном шкафу и закивала головой. Герцогиня то и дело падала в обморок, поэтому-то и было такое удовольствие ее дразнить. А еще потому, что она метила в жены папочке. Если она и дальше будет под любым предлогом приезжать во дворец, Эми решила, что будет каждый раз проделывать свой трюк.
– Герцогиня не такое уж хрупкое создание, потому приходится сомневаться, что эти обмороки настоящие.
Эми еле удержалась от того, чтобы не крикнуть, что совершенно согласна с папой.
– Не в этом дело, – возразила бабушка.
– Так чем Эми провинилась на этот раз?
Эми удивили нотки усталости в голосе папы, будто ему все надоело.
«Неужели он устал от своей дочери?» – подумала Эми.
– Она подбила глаз принцу Рейнджеру!
Наступившее молчание было таким многозначительным, что Эми снова прильнула к замочной скважине и случайно стукнулась об дверцу. Дверца распахнулась, и Эми чуть было не вывалилась из шкафа, но успела ухватиться за створку. Лорд Октавио, сэр Алерио и лорд Сайлас стояли спиной к ней и лицом к королю, а бабушка стояла поодаль, постукивая тростью. Только папа увидел Эми, но никак не отреагировал.
Казалось, его интересует только ее преступление.
– Она подбила глаз принцу Рейнджеру! – повторила бабушка, будто это сообщение было настолько ужасным, что требовало подтверждения.
Эми снова почти бесшумно закрыла дверцу и, прислонившись к мантии, перевела дух. В шкафу было душно, но уж лучше духота, чем разоблачение.
Молчание оставалось столь долгим, что Эми снова посмотрела в замочную скважину.
Голубое платье сидело на бабушке без единой морщинки. Белый шиньон был в идеальном порядке. Тонкие губы были плотно сжаты. Она смотрела на сына с укором.
– Ты понимаешь, Реймунд?
– Полагаю, что да. Вы говорите, что моя семилетняя дочь ударила… ударила, я правильно понял? – Он обратился к бабушке за подтверждением.
– Какая разница? – потребовала бабушка. – Да, она его ударила.
– Моя семилетняя дочь ударила принца Рейнджера.
– Моего крестника!
Придворные немного отступили, будто опасаясь обжечься.
– Да. Я знаю, кто он такой. Рейнджер – ваш крестник, и он помолвлен с моей старшей дочерью. А кроме того, ему шестнадцать лет, а вы говорите, что моя семилетняя дочь ударила его так сильно, что подбила ему глаз. – Король Реймунд засмеялся и потер ладонью лоб. – Она настоящий боец!
– Я рассказала вам об этом не для того, чтобы вы восхищались своей дочерью! – Бабушка не подняла голос, но он стал холодным как лед.
Эми зарылась в мантию и задрожала.
– Нет, разумеется. И я не восхищаюсь ею. – Папа опять засмеялся. Хихикнул на самом деле. – Я думаю, как нам закалить принца Рейнджера.
– Закалить… Ну знаете!
Эми еще никогда не слышала, чтобы бабушка запиналась, и ей это понравилось.
Папа взял себя в руки и перестал смеяться.
– Даю вам слово. – Обняв бабушку за талию, он повел ее к двери. – Я займусь этим.
Придворные с важным видом закивали.
– Но, Реймунд. – Выщипанные тонкие брови бабушки взлетели вверх. – Я всегда заботилась о том, чтобы девочки были дисциплинированными.
– Вы поставили меня перед фактом и, очевидно, желаете, чтобы я что-то предпринял. Обещаю, что займусь этим.
Эми сидела в шкафу и размышляла. Папа займется этим фактом, то есть ею. Он никогда так раньше не говорил, а теперь он… ах нет…
Придворные дождались, пока за бабушкой закроется дверь, и заговорили все разом.
Эми не могла разобрать ни слова, но ей было все равно. Она была слишком занята тем, что вдыхала запах сигар. Этот запах был связан для нее с редкими минутами, когда она могла побыть со своим добрым отцом, у которого было слишком много важных дел и слишком мало времени для своих дочерей. А теперь он вообще пригрозил с ней разобраться.
До нее донесся голос лорда Октавио:
– Сир, мне показалось, что от эмиссара из Франции исходила угроза. Это так?
– Да, можно с уверенностью сказать, что это была угроза, – со вздохом ответил папа.
– И от эмиссара из Испании тоже, – поддержал казначея Алерио.
– Нам приходится платить высокую цену за то, что мы расположены в Пиренеях между двумя заклятыми врагами.
Что-то в тоне папы заставило Эми придвинуться ближе к дверце.
– И все же, сир, я не думаю, что Франция и Испания являются нашими главными оппонентами. – У Сайласа был высокий, почти женский голос, но Эми знала, что отец гораздо чаще прислушивается к словам Сайласа, чем к мнениям других придворных.
– Вы правы. – Король позволил Алерио снять с себя мантию.
– Это революционеры… – сказал лорд Октавио.
– Да, это революционеры.
– Волнения отмечены во всех районах.
– Надо отослать принца Рейнджера обратно в Ришарт в сопровождении большого вооруженного отряда охраны, – приказал король.
– Черт бы побрал этих французов, из-за которых теперь вся Европа охвачена революциями. Черт бы побрал их за то, что они подстрекают людей избавиться от старых монархов, которые должны уступить дорогу молодым. – У лорда Сайласа от возмущения задрожал подбородок.
Сэр Алерио направился к шкафу, в котором сидела Эми, и она поняла, что шталмейстер намерен повесить сюда мантию короля.
Эми отползла в глубь шкафа, зарылась в висевшие там мантии и свернулась клубочком, уткнув голову в колени.
Она услышала, как дверь в зале открылась и захлопнулась и как лорд Карстен сказал:
– Не вовремя год выдался неурожайным.
– Зачем утверждать очевидное, Карстен. – Сэр Алерио широко распахнул дверцы шкафа.
Эми чуть выглянула из своего укрытия, чтобы понять, обнаружена ли она.
– Кто-то должен об этом сказать, – горячо возразил лорд Карстен.
Король решил прекратить эту перепалку и, повысив голос, приказал:
– Повесьте мантию в шкаф, Алерио, да побыстрее. Мне нужно дать вам кое-какие инструкции.
– Как скажете, ваше величество. – Сэр Алерио поспешил повесить мантию и так хлопнул дверцами, что у Эми зазвенело в ушах. Но она расслабилась.
– Нам необходимо закупить зерна, и как можно больше, – сказал король. – Я выйду к людям и постараюсь их заверить, что хлеба хватит. Но я хочу знать, не начались ли мятежи в других частях страны.
– Если народ будет и дальше бунтовать, ваше величество, – сказал сэр Алерио, – вы должны подумать о том, чтобы отослать вашу семью на…
Король резко его оборвал.
Эми опять подползла к замочной скважине и прильнула к ней глазом. Ей хотелось услышать, что собирался сказать сэр Алерио. Папа должен отослать семью на несколько дней? На каникулы?
– Вы знаете, что надо делать. – Он махнул рукой, отпуская придворных. – А теперь я хочу остаться один.
Вельможи поклонились и попятились к двери. Тяжелая дверь закрылась почти бесшумно.
Папа подошел к старинному трону, сел и провел рукой по волосам. Он выглядел таким уставшим, будто не спал уже несколько ночей. Эми ничего не понимала. Она никогда еще не видела его таким потерянным.
Потом она услышала его голос:
– Эми, иди сюда.
Взгляд отца был направлен прямо на шкаф. Как он узнал, что она здесь спряталась?
– Я часто прятался в этом шкафу, когда королем был мой отец, – ответил он так, будто она его об этом спросила. – И тебе повезло, что когда Алерио раскрыл дверцы, только я тебя увидел, а не другие.
Она открыла дверцы и стала медленно выбираться наружу. Она увидела, что отец наблюдает за ней, и улыбнулась во весь рот. Папа ее любит. Она знала это. И он ждал от нее не поведения принцессы, а доброты.
А она не была доброй.
И понимала это.
И он понимал. Сейчас он на нее рассердится.
Она медленно к нему приблизилась.
Он молчал.
Она бросила украдкой взгляд на его лицо.
Оно не было сердитым.
Папа выглядел разочарованным.
– Ваше величество? Папа? – Ее голос дрожал.
– Подойди сюда, Эми.
Нет. У нее сжалось сердце от страха. Папа всегда был на ее стороне, но еще никогда ей не было так плохо. Ей показалось, что расстояние до трона было больше, чем обычно. А встав наконец перед троном, она уставилась на пряжки башмаков отца и стала ждать, когда он прикажет пойти в сад и срезать ивовый прут.
– Ладно, дочка. – Он поднял ее на руки и усадил себе на колени. – Расскажи, что случилось.
Он все же ее любит. От него пахнет табаком, и он добрый. Она зарылась лицом в рубашку у него на груди и, запинаясь, пробормотала:
– Этот глупый принц заслужил то, что получил. Он большой и глупый… мальчик.
– Я в этом не сомневаюсь, но что он такого сделал на этот раз?
Папа почему-то не обнял ее.
В этом тоже был виноват этот дурак Рейнджер.
– Он сказал… он сказал… – Эми глубоко вдохнула. – Он сказал, что я убила королеву – мою мать. – Затаив дыхание, она ждала, что ответит отец. Он наверняка скажет, что это не так.
Но он молчал.
– Он сказал, что я виновата в том, что она умерла. И когда она смотрит на меня с небес, она жалеет, что я… – она с трудом выдавила эти ужасные слова: – грязная и плохо воспитанная девчонка.
– Рейнджер не тот человек, который имеет право называть ребенка грязным и плохо воспитанным, – резко заметил отец. – Когда ему было столько лет, сколько сейчас тебе, он был и грязным, и плохо воспитанным.
– Он и сейчас такой, а еще – подлый. Он считает, что только потому, что он кронпринц Ришарта, помолвлен с Сорчей и старше всех нас, он лучше нас. Но ведь это не так!
– Ты чувствуешь, что он своей жестокостью причинил тебе боль, но ты умнее его, а потому ты не захочешь соревноваться с ним в жестокости.
Она не поняла, что хотел сказать папа, но до нее дошло, что он не на ее стороне.
– Эми, давай не будем притворяться, что ты была сегодня примерной девочкой. – Папа стал очень серьезен, и его слова звучали как-то очень по-королевски. – Твоя бабушка хочет, чтобы ты вела себя дисциплинированно, и именно такой ты должна быть.
Эми никогда не плакала, когда бабушка воспитывала в ней дисциплинированность, но когда она разочаровывала своего отца…
Слезы ручьем потекли по ее щекам.
– Твоя бабушка наверняка учила тебя, что нельзя терять самообладание только потому, что ты принцесса. Но я не твоя бабушка.
– Ты король.
– Да, я король, и я говорю тебе, что надо сдерживаться и не поступать так, чтобы ранить чувства других людей.
Эми положила голову на плечо отцу и шмыгнула носом.
– Наверное, я не должна была.
– А поскольку ты напала на мальчика, который больше и сильнее тебя, – а таких в мире очень много, поверь мне, – он мог очень серьезно тебя ранить. Я этого не хочу и буду считать, что я пренебрег своими обязанностями отца, если не приказал тебе никогда никому не причинять физической боли. – Он приложил к ее носу платок. – Высморкайся.
Эми послушалась.
– Почему ты плачешь? – спросил он.
Ей не хотелось этого знать, но она должна была узнать правду. Должна была, потому что иначе в ее душе никогда не будет покоя.
– Это правда, что я убила маму?
– Моя дорогая дочурка. – Он вытер ей слезы и улыбнулся. – Твоя мама умерла, когда ты родилась, но ты ее не убивала. Она умерла, потому что любила тебя так сильно, что пожертвовала собой, только бы ты появилась на свет.
Никто раньше не говорил с ней о ее матери. Когда она задавала вопросы, ее сестры всегда начинали плакать, а бабушка крепко сжимала губы и приказывала замолчать. Эми никогда и мечтать не смела, что ее любимый папа посадит ее себе на колени и станет рассказывать сказки. Поэтому она спросила:
– Как же она могла любить меня, папочка? Она никогда меня не видела.
– Могла, доченька. Она носила тебя внутри себя в течение девяти месяцев. Она кормила тебя своим телом, а ты двигалась внутри ее. А когда она тебя родила, то держала тебя на руках и прижимала к себе.
– О, это большая честь, что моя королева-мать так меня любила. – Уверенность Эми росла, но так как отец не сразу ответил, она прошептала: – Ведь правда?
– Да. Если кто-то любит тебя так сильно, он готов умереть, чтобы ты жила. Это большая честь – и огромная ответственность.
Эми чуть было не застонала. Опять ответственность! Но папа выглядел очень серьезным.
– Ты должна прожить свою жизнь так, чтобы быть достойной этой великой привилегии. Будь сильной. Помогай тем, кому повезло меньше, чем тебе. Ты очень умная девочка. Используй свой ум, чтобы делать других счастливыми.
– Как поступаешь ты?
– Да. Мы с твоей мамой любили друг друга так сильно, что старались и других сделать счастливыми. Мы понимали друг друга без слов. – Заметив, что Эми хочет его перебить, он приложил к ее губам палец. – У нас как будто была одна душа. Твоя мать все еще живет здесь, – он показал на свою грудь, – в моем сердце. Я хочу, чтобы у тебя было так же. И у всех моих дочерей.
– Я смогу. – Она выпрямилась. – Я смогу использовать свой ум. А что еще, папочка?
– Самое главное – будь верна себе самой.
– Хорошо. – Помолчав, она спросила: – А как это?
– Прислушивайся к своему сердцу. Следуй своей интуиции. Доверься им и делай то, что они велят.
– Ладно. – Она поняла.
– Иногда не так-то легко быть принцессой.
– Я знаю. Я должна всегда надевать красивые платья и быть причесанной, махать рукой бедным детям из окна кареты, учиться хорошим манерам и никогда не садиться на большую лошадь, хотя это такое удовольствие…
– Это не совсем то, что я хотел тебе сказать, когда говорил, что нелегко быть принцессой, но до тех пор пока ты живешь так, что это сделало бы честь твоей маме, я буду гордиться тем, что ты моя дочь.
Опять ответственность! Теперь ей придется жить так, чтобы оправдать жертву своей матери и быть такой, чтобы папочка ею гордился. Все же при всем при этом она отделалась довольно легко…
Или?
– А как ты меня накажешь?
– А как тебя обычно наказывает бабушка?
– Иногда посылает меня срезать розгу и стегает меня ею.
– Нет, этого я делать не буду, – решительно возразил он.
– Она заставляет меня писать всякую ерунду на грифельной доске.
– Ерунду?
– Вроде того, что я не буду бить принца Рейнджера по лицу слишком сильно.
Отец спрятал улыбку, а потом, откашлявшись, сказал:
– Это недостаточно суровое наказание. Тебе известно, что я, как король, имею доступ к другим орудиям пыток?
Эми выпучила глаза, но кивнула.
– Но я твой отец. – Он поставил ее перед собой. – Я люблю тебя и не собираюсь ни подвергать тебя бесконечным пыткам, ни сажать надолго в темницу.
Она сглотнула и приготовилась к худшему. Он встал и вытянулся во весь свой королевский рост. Подняв скипетр, он провозгласил:
– Ты будешь мила и приветлива с принцем Рейнджером, со своими сестрами и бабушкой…
Эми в ужасе затаила дыхание.
– …в течение трех дней.
– Папочка! – Она молитвенно сложила ладони. – Позволь мне пойти и срезать розгу!
– Нет, – сурово ответил король. – Ты три дня должна быть мила и приветлива со своими сестрами, бабушкой и принцем.
– Я могу написать сто предложений. Тысячу.
Ей показалось, что папа улыбнулся.
– Будь мила и приветлива со своими…
– …сестрами, бабушкой и принцем Рейнджером.
Она поплелась к высоким тяжелым дверям. С трудом открыв их, оглянулась.
Он все еще стоял на возвышении перед троном со скипетром в руках. Волосы курчавились на его голове, а бакенбарды спускались до самого подбородка. Он имел истинно королевский вид… и казался очень терпеливым.
– Хорошо, папочка. Я буду мила. – Но перед тем как закрыть за собой дверь, она добавила: – Но мне это не понравится.
Глава 8
За окнами неожиданно пролился весенний дождь. Ветер гремел ставнями. Но в погребе было довольно тепло от печурки, в которой горела небольшая кучка угля. Сальная свечка слабо освещала шахматную доску. Мисс Викторина занималась рукоделием при свете масляной лампы. От свечки и от лампы дух в подвале был не слишком приятным.
Джермин увидел, что к нему, соблазнительно покачивая бедрами, направляется Эми, на ходу сбрасывая одежду. Перешагнув через юбку и оставшись в одной нижней сорочке, она призывно ему улыбнулась. Твердые соски натянули сорочку и были видны сквозь тонкий шелк, возбуждая в нем желание…
Его фантазии прервал неприятный голос Эми:
– Милорд, вы пялитесь на доску уже целых пять минут. Может, вы хотите, чтобы я сделала ваш ход за вас?
Он вздрогнул словно мальчишка, которого застали с банкой варенья. Хлипкий стул под ним жалобно заскрипел.
– Эми, ты должна быть немного более терпимой к его светлости, – пожурила ее мисс Викторина. – Он провел весь день в кандалах, и, вероятно, скоро зарычит, как лев.
– Скорее как маленький злобный барсук, – пробормотала Эми.
Джермин посмотрел на нее через стол. Они сидели за столом друг против друга. Ее лицо выражало крайнюю степень недовольства, а в глазах вспыхивало раздражение.
Она вела себя так, что мечтать о ней было невероятно трудно. Если бы она хотя бы однажды дала ему повод помечтать – бросила бы на него кокетливый взгляд или улыбнулась бы, что ли.
