– Как ты мог поверить мне, когда я сказала, что я принцесса? – Эми пыталась освободиться от веревки, связывавшей ее руки. – Какой дурак поверит такой сказке?
      – Такой, как я. – Джермин сидел напротив нее. И он, и сидевший в лодке позади него Пом гребли. – Дурак, который доверяет своему дяде вести его дела и не проверяет его, потому что он слишком высокомерен, чтобы вообразить, что кто-то может обманывать его и, уж конечно, никогда не попытается его убить. Ты своей твердой рукой преподнесла мне урок, и я тебе благодарен за это. Я жив благодаря тебе.
      Лодка шла быстрым ходом, увозя Эми с острова Саммервинд к новой жизни, которой она боялась. В поместье Джермина Саммервинд-Эбби. Все еще была ночь, ясная и прохладная, но ей казалось, что ее жизнь разломилась на две части. Только что она была независимой женщиной, свободной от каких-либо уз, и вдруг ее провели под каменной аркой, и деревенский викарий объявил ее женой.
      Трудно было себе представить, что добродушный, с отличными манерами викарий англиканской церкви способен засвидетельствовать брак в соответствии с языческим обрядом!
      – Ты образованна, умна, ты добиваешься того, что хочешь. Тебе совершенно безразлично, во что ты одета. – Рассмеявшись, он добавил: – Биггерс придет от тебя в отчаяние.
      – Можно подумать, меня волнует, что скажет твой камердинер! – Она не видела Пома, но слышала, как он фыркнул, и поняла, что Пом еще никогда так не веселился.
      В лунном свете не было видно выражения лица Джермина, но она ясно увидела, как сверкнула его белозубая улыбка. Ему тоже было весело. Вот негодяй!
      А он между тем продолжал:
      – Тебе вообще безразлично, кто о тебе что думает. У тебя хватает смелости говорить правду. Ты даже считаешь это своим правом. Ты возвела отсутствие такта в искусство.
      – Так же, как и ты, – отрезала она, как обиженный ребенок.
      – Да, но я мужчина, и всем известно, что мужчины большие волосатые чудовища, которых цивилизации не удалось до конца укротить. – Похоже, ему нравились собственные недостатки. – Я знаю лишь одну женщину, которая обладает теми же качествами, как ты, но леди Валери – пожилая герцогиня, настолько убежденная в своем превосходстве, что ей нет надобности показывать это миру обычными методами. Ее светлость богатая, знатная, она прожила долгую жизнь, Бог наградил ее мужьями и любовниками, она много путешествовала по миру… Когда тебе будет столько лет, сколько ей, я думаю, ты будешь точно такой же.
      Она хотела что-то ответить, но он перебил ее:
      – Кроме мужей и любовников. Я никогда не оставлю тебя одну, так и знай.
      Это прозвучало как угроза. Когда он посадил ее в лодку, чтобы помочь Пому оттолкнуться от берега, она выскочила и побежала. Тогда он догнал ее и, снова усадив в лодку, крепко связал ей руки.
      – Главное, ты не ждешь, пока кто-то начнет действовать. – В голосе Джермина она уловила явное восхищение. – Ты видишь несправедливость и тут же бросаешься ее исправлять.
      Он подложил под веревку носовой платок, чтобы защитить ее кожу от раздражения, а узлы затянул не слишком крепко, чтобы не нарушить кровообращение.
      – И у меня ничего не получилось!
      – Но ты попыталась, и если бы мой дядя уже не задумал меня убить, тебе бы все удалось. Ты мое вдохновение.
      – Вдохновение? – Она не желала быть чьим-то вдохновением. Она хотела быть свободной. – А что ты собираешься делать?
      – Жениться на тебе, прежде чем ты сбежишь.
      Стало быть, она жертва собственной смелости. Бабушка назвала бы это справедливостью.
      Бабушка, несомненно, не одобрила бы этот брак.
      – Ты можешь думать, что мы женаты, – сказала Эми с уверенностью, которой на самом деле не чувствовала, – но в Бомонтани ни один член королевской семьи не может вступить в брак, если жених и невеста оба не принадлежат к нашей церкви.
      – И как же называется ваша церковь?
      – Церковь Горы. Мы слишком долго были изолированы, чтобы быть подданными римской католической церкви, и наш архиепископ всегда освящал королевские свадьбы.
      – Значит, у нас будет три свадьбы, – спокойно заметил Джермин.
      – Три? – За считанные часы ее жизнь все больше превращалась в безумие, в центре которого был Джермин.
      – Одна под аркой, одна в англиканской церкви, и ещё одна в Церкви Горы. Я надеюсь, что ты не возражаешь, если мы подождем с церемонией в Бомонтани. Следующие несколько месяцев мы займемся тем, что будем ставить ловушки моему дяде, когда он захочет вновь попытаться убить меня.
      – Но я не принадлежу к англиканской церкви, а ты – к Церкви Горы.
      – Ты удивишься, какие можно получить поблажки, когда акт уже свершился и, естественно, заплачены нужные деньги.
      – Выходит, у меня нет выбора.
      – Никакого.
      Почему она вообразила, что он привлекателен? Он, безусловно, был самым большим, самым полным и законченным болваном, которого она имела несчастье встретить.
      – Почему нам надо ехать сегодня в Саммервинд-Эбби? Почему нельзя было по крайней мере подождать, пока я вычешу из волос песок? – Она услышала собственный хнычущий голос и поняла, что стала слишком обидчивой. Неужели она превратится в ворчливую жену, которая будет все время его пилить?
      – Разве я тебе не сказал? Мы едем не в Саммервинд-Эбби, а в домик, приготовленный Биггерсом, где проведем медовый месяц.
      – Ты прекрасно знаешь, что ничего мне не говорил, и откуда тебе было знать, что Биггерс должен приготовить для нас домик?
      – Потому что прошлой ночью, когда я сделал тебя своей…
      – Тише. Ничего подобного!
      – Хорошо. Прошлой ночью, когда ты сделала меня своим…
      Она определенно услышала, как фыркнул Пом.
      – Я решил, что это станет постоянным обладанием, включая всякие клятвы и контакты, известные мужчинам. – Зубы Джермина снова сверкнули. – Включая, очевидно, и веревки.
      Поместье Джермина было все ближе.
      – Я сегодня утром покинул дом мисс Викторины, потому что хотел, чтобы Пом передал мою записку Биггерсу. Я бы не оставил тебя, если бы знал, что назревают большие неприятности. – Джермин вставил весла в уключины и сжал пальцы Эми. – Поверь мне. Я не хочу тебя терять.
      Джермин поднял Эми на руки и торжественно перенес ее через порог небольшого дома. Ногой он захлопнул за собой дверь… и в первый раз после своей языческой свадьбы Эми потеряла дар речи.
      Вот, оказывается, что могут делать деньги. Высокие восковые свечи были, очевидно, зажжены совсем недавно, потому что воск еще совсем не оплавился. Свежесрезанные цветы в фарфоровых вазах источали весенний аромат. В камине горел огонь. Пол был устлан роскошным восточным ковром. На покрытом белой льняной скатертью столе был сервирован великолепный холодный ужин. Окна были задернуты золотистыми шторами. В углу стояла широкая кровать с таким же золотистым пологом, который можно было опустить, чтобы получилось любовное гнездышко для двоих. И все это – в домике садовника.
      Если бы в душе Эми была хотя бы капля романтики, она была бы в восторге. Но она сказала довольно ядовито:
      – Не хватает только любовной лирики.
      Посадив ее на стул, Джермин сказал:
      – Я прикажу принести тебе перо и чернила.
      Как ловко он все повернул! Подняв руки, она приказала:
      – Развяжи меня!
      – Еще не время, любовь моя. Мне надо сначала поговорить с Биггерсом…
      Он оставит ее одну?
      – …но боюсь, что ты можешь сбежать.
      Он достал из-под стола моток толстой веревки.
      Эми не поверила своим глазам.
      А он привязал ее к стулу.
      Она попыталась вырваться, но было поздно.
      Джермин завязал узел у нее за спиной, потом по очереди привязал сначала одну, а затем другую ногу к ножкам стула.
      – Ты считаешь, что привязал меня достаточно крепко? – саркастически спросила она.
      – Для обычной женщины я посчитал бы это избыточным, но ты, моя принцесса, женщина необычная. – Он поцеловал ее в щеку. – Меня ждет Биггерс. Обещаю, то скоро вернусь, – сказал он и ушел.
      Эми посмотрела на закрытую дверь, и в ней закипела злость.
      Она должна была понимать, что после того, как она заковала его в кандалы, ему доставит удовольствие связать ее.
      Она должна была заметить пистолет на столике возле кровати раньше… Эми быстро огляделась и наметила путь к освобождению. По полу, по ковру – к кровати. Она была уверена, что сможет это сделать.
      Не спуская глаз с рукоятки из слоновой кости, она уперлась ногами в пол и оттолкнулась. Стул поддался. Всего немного, но все же. Она стала методично отталкиваться. Ножки стула скрипели, царапая натертый пол. Она двигалась спиной вперед, но, упираясь одной ногой больше, чем другой, она немного повернулась в сторону кровати. На полпути она остановилась, чтобы передохнуть… и ей послышался шум за дверью.
      Эми продолжила толкать стул с удвоенной энергией, но ножки попали в толстый ковер, и движение застопорилось.
      Тогда она стала прыгать. Своими прыжками она то поднимала, то опускала стул. Плечи и икры ног страшно болели, вес стула увеличивался с каждым движением. Превозмогая боль, она дюйм за дюймом приближалась к кровати.
      Пистолет поблескивал в свете свечей, но она не могла до него дотянуться.
      Она глянула на свои руки – они были связаны веревкой и покрыты белым платком. Выпутаться было сложно, но если она освободит руки, у нее появится шанс.
      Она проверила узлы. Левая рука была затянута слабее. Она не оставляла попыток высвободиться. Не думая о своей коже, она изо всех сил дернула рукой.
      На этом все движение кончилось.
      Но сдаваться рано, решила Эми. Она уперлась большим пальцем в ладонь другой руки и, набрав побольше воздуха, дернула. Потом еще раз. Все косточки, связки и мускулы напряглись до страшной боли. Но рука продвинулась на дюйм. Потом еще на один. Наконец, ее пальцы оказались свободными. Она сумела дотянуться до пистолета.
      Джермин провел почти всю свою взрослую жизнь в Лондоне и забыл, как темно может быть в деревне. Луна ушла за горизонт, и сады поместья окутал туман. Но он ориентировался на слабый свет из занавешенных окон домика.
      На самом деле ему надо было видеть Биггерса, чтобы получить нужные сведения.
      – Ты уверен, что Уолтер ничего не подозревает?
      – Милорд, со дня вашего похищения он почти забросил свои обязанности дворецкого. К тому же он пьет, а недавно добрался даже до бренди вашего отца. Совершенно очевидно, что Уолтер верит, что вы уехали и больше не вернетесь. – По тону Биггерса было ясно, что он обо всем этом думает. – К счастью, он единственный, кого вашему дяде удалось обмануть. Я доверился экономке – она удивительная женщина, – и она помогла мне обустроить ваш домик.
      – Значит, там будет безопасно. – Для Джермина это было важно, потому что он понимал: опасность, угрожавшая ему, будет угрожать и Эми.
      И пусть она ничего не боялась. Но его обязанность – защитить ее.
      – Но у вас есть чем защищаться, милорд. Нож, который я вам дал, при вас?
      – Да.
      – И пистолет.
      – При мне.
      – А другой я положил рядом с кроватью.
      – Он заряжен? – ужаснулся Джермин.
      – Да, милорд, разумеется.
      Джермину потребовалась всего минута, чтобы до него дошел смысл этих слов. Он повернулся и побежал в сторону домика, где была Эми – одна и с заряженным пистолетом.
      Он ее, конечно, связал. Но не проверил узлы на руках…
      Он ворвался в домик.
      Эми сидела на стуле возле кровати; левая рука была свободна, и в ней она держала пистолет.
      – Эми. – Он поднял руки. – Не делай этого.
      – Если ты меня не развяжешь, я тебя застрелю. – Взгляд ее зеленых глаз был холодным, голос спокойным, рука, державшая пистолет, не дрожала.
      Дуло было направлено прямо ему в сердце.
      – Милорд, что?.. – В дверях стоял Биггерс. – Господи!
      – Так-то лучше, – сказала она, все еще целясь в Джермина. – Биггерс, если вы меня не развяжете, я его убью.
      – Биггерс, оставьте нас. – Джермин сделал небольшой шаг вперед. – И закройте за собой дверь.
      – Но, милорд. Миледи. – Биггерс заломил руки. – Не делайте этого.
      – Биггерс, делайте, как я говорю. – Она бросила угрожающий взгляд на Биггерса, но ее внимание было занято Джермином. – Развяжите меня.
      – Уходите, Биггерс, – приказал Джермин. – Идите в дом. Она либо убьет меня и останется привязанной, когда вы утром принесете завтрак, либо не убьет, и мы будем в постели. В любом случае вы за это не отвечаете.
      – Биггерс, если он умрет, за это ответите вы.
      Биггерс расправил плечи:
      – Но, миледи, в любом другом месте я в полном вашем распоряжении, но в спальне воля моего лорда для меня закон, – важно сказал Биггерс и с поклоном удалился.
      Эми встретилась взглядом с Джермином.
      – Вы помните, что я сказала вам в погребе перед тем, как выстрелить в вас? Я буду очень рада убить вас. А что вы думаете сейчас, после того как унизили меня в глазах всей деревни, заставили выйти за вас замуж, а теперь связали, словно зверя?
      – Я буду считать, что мы квиты, – он подошел к ней, зная что она может выстрелить ему прямо в сердце, – когда я выиграю.
      – Вы… – Ее палец замер на курке. Он приготовился броситься в сторону.
      И вдруг увидел. Дуло пистолета было забито чем-то белым.
      Кто это сделал? Если она выстрелит, пистолет взорвется у нее в руке, и этот взрыв убьет ее.
      Он бросился на нее с криком:
      – Нет!
      Как послушная жена, она отбросила пистолет… не нажав на курок. Пистолет ударился о стену и упал на пол.
      Он схватил ее вместе со стулом.
      – Какая же ты дурочка! – Он гладил ее лицо дрожащими руками, а потом, взяв за плечи, немного встряхнул. – Ты могла погибнуть.
      – Погибнуть? – прохрипела она. – Я собиралась убить тебя.
      – Да, и если бы ты выстрелила, пистолет взорвался бы у тебя в руке. Боже мой. – Эти слова прозвучали как благодарственная молитва. – Боже мой.
      Он любит ее. Любит Эми – леди Презрение, Эми – принцессу. Он любит ее в любой ее ипостаси, а она чуть было не убила их обоих.
      – Пришло твое время полюбить жизнь. – Достав нож из ножен, спрятанных у него в рукаве, он разрезал веревки. – И я буду человеком, который тебя этому научит.

      Джермин достал из рукава нож, а она даже не вздрогнула.
      А почему, собственно, она должна была вздрогнуть? Он тоже мог хотеть ее убить. А она… настолько лишилась воли, что не смогла убить человека, достойного смерти.
      Как бы сильно она этого ни хотела, она не могла убить Джермина.
      – Прости, что я так с тобой поступаю, – он разрезал ворот ее платья, – но я возненавидел этот балахон с того первого дня, когда увидел его на тебе, и теперь с большим удовольствием его раскромсаю.
      А она и вправду хотела убить его. Не важно, что в то утро, когда услышала выстрел, она думала, что умрет от боли, ярости и вины. Но всего за секунду, лишь только она обнаружила его обман, все изменилось. Эми была готова убить его.
      Джермин разрезал рукава, а потом, взяв в кулак ветхую ткань, дернул. Тонкий старый материал разорвался, как бумага.
      А теперь, видит Бог, он добавил к своим грехам еще женитьбу на ней. Сегодня вечером если бы она просто нажала на курок, то одним выстрелом избавила бы мир от самого вероломного негодяя, когда-либо жившего на земле.
      Она отбросила пистолет. Потому что не могла… представить себе, что может жить в этом мире без него. Господи, неужели она его любит? Платье было разорвано в клочья.
      – Я еще никогда не получал такого удовольствия, – усмехнулся Джермин, глядя на лохмотья. Потом взглянул на нее.
      На Эми были лишь старая сорочка, чулки и тяжелые ботинки, но вместо вспышки страсти, которой она ожидала – и к своему стыду, жаждала, – она увидела приступ ярости.
      – Я оставляю тебя одну. Мне приходится связать тебя по рукам и ногам, и все же ты пытаешься меня убить. – Джермин отошел, потом снова вернулся. – Неужели мне надо привязать тебя к себе? Неужели мне придется каждый день бояться, что ты от меня убежишь?
      Она не знала, что ответить. Убежала бы она, если бы у нее был шанс?
      – Нет, потому что ты не хочешь оставлять мисс Викторину, – передразнил он ее. – Я ничего не сделаю мисс Викторине. Я собираюсь сделать ее жизнь лучше. И не только ее жизнь, но и жизнь всей этой чертовой деревни, но пока… пока что я женат на женщине, которая мечтает скитаться по дорогам. – Потянув за узел, он освободил одну ногу, потом другую, снял веревку с талии и бросил ее на пол.
      Он пытается заставить ее сделать выбор? Она медленно встала и протянула к нему руки. И услышала:
      – Я не желаю находиться в неопределенности. Решай сейчас. Можешь уходить. Через год ты будешь свободна от всех обязательств. Но можешь и остаться и быть моей женой. Настоящей женой. Выбирай.
      Эми глянула на валявшиеся на полу у ее ног веревки, потом на Джермина.
      Выражение его лица было как будто безразличным, но она знала, что это напускное. Этот гордый человек благородный маркиз решил, что хочет жениться на ней не зная, ни кто она, ни что она сделала. Это решение скорее всего было первым импульсивным поступком с того дня, как исчезла его мать.
      Эми не могла сама себя обманывать. Его, должно быть, обуревает страстная любовь к ней, иначе он не пошел бы против своей натуры. Возможно, это всего лишь страсть, но она не считала его желание – да и свое тоже – маловажным. Оно сжигало ее, заполняло мысли, а возможно, и душу.
      Был ли он тем человеком, о котором говорил ее отец? У нее и Джермина было так много общего в судьбе – потеря родителей, недоверие к миру, верность друзьям и жгучая ненависть к несправедливости. Может быть, у них и душа общая?
      У нее в жизни не хватало времени подумать о любви, но когда это все же случалось, ей казалось, что она непременно поймет, если ей встретится родная душа.
      А получилось так, что мужчина обманом заставил ее выйти за него замуж, связал ее, а она не знает, следовать ли ей своей интуиции и бежать или прислушаться к своим чувствам и остаться.
      Она стояла над пропастью, и шаг в любом направлении мог означать катастрофу.
      Еще не зная, что сделает, она переступила через веревки, протянула руку и дотронулась до Джермина. Она почувствовала и его силу, и напряженное ожидание, и, поддавшись порыву, которого сама не понимала, прошептала:
      – Я останусь.
      Его глаза вспыхнули обжигающим золотым огнем.
      – Хорошо.
      Он сказал это спокойно, но прижал к себе и, наклонившись, поцеловал. Все в этом поцелуе было необычным. Он отличался от тех поцелуев, когда он схватил ее и повалил на койку в погребе мисс Викторины, и от тех, когда она пришла к нему ночью, чтобы «завладеть им». Она вдруг поняла, что впервые они целуются стоя, и узнала, какого он высокого роста и как огромны и сильны его руки, обнимающие ее за талию.
      Захватив рукой волосы, он откинул ее голову назад. Она потеряла равновесие и схватила его за плечи. А он языком раздвинул ее губы с настойчивостью, не требовавшей ни разрешения, ни согласия. Он просто оккупировал ее рот, как захватчик. Его вкус, его запах, его настойчивость заполнили ее до такой степени, что уже не оставалось ничего другого, как отдать ему то, чего он хотел.
      Он опустил Эми на кровать. Простыни были прохладными и слегка пахли духами. Он стоял над ней, уперев руки в бока. Его глаза потемнели, он не улыбался, а будто чего-то ждал. Чего?
      Ждал, чтобы она посмотрела на него по-настоящему и увидела его мощь и силу, и поняла, какое они заключили соглашение.
      Медленным движением она распустила волосы и разметала их по подушке. Одарив его улыбкой, она развязала тесемку у горла сорочки и спустила тонкую ткань с одного плеча.
      Его глаза тут же вспыхнули золотым огнем. Он сорвал с себя рубашку, расстегнул брюки и отбросил их в сторону. Ее взору предстали крепкие мышцы живота, выпуклые мускулы бедер и агрессивно торчащая плоть.
      Эми вдруг стало страшно. Она приподнялась на локте.
      Но он придавил коленом матрас, и от этого движения она скатилась к нему. Он просунул руки ей под бедра и повернул на спину. Ее сорочка задралась, и в свете восковых свечей он увидел… всё.
      Она почувствовала неловкость от его взгляда, внимательного и опасного.
      – Как ты прекрасна.
      Сердце ее бешено заколотилось от предчувствия. Она судорожно сглотнула. Плоть стала болезненной и влажной. Ей захотелось подняться навстречу ему.
      А он между тем даже к ней не прикоснулся.
      Подавшись вперед, он положил ладони по обе стороны ее головы.
      – Ты нужна мне. Сейчас.
      Она не узнала собственного голоса, ответив:
      – Да, прошу тебя. Сейчас.
      Он приподнял ее одной рукой, и их тела соприкоснулись.
      До этого все было по-другому – она им руководила или по крайней мере ей так казалось, и он позволял ей так думать. На этот раз властвовал он. Намеренно? Чтобы убедить ее в своей силе? Или потому, что у него не было выбора? Она этого не знала, но ей было все равно. Как только он вошел в нее, а ее тело поддалось и обволокло его, она вся отдалась в его власть. Он жаждал этого, а у нее не было выбора. Она уже ни о чем не думала.
      А он смотрел на нее пронзительным взглядом, как орел, который держит в когтях свою добычу и взмывает с ней в небо. Его бедра двигались в медленном темпе, но с каждым толчком его плоть проникала все глубже. Ей захотелось ускорить темп, но он держал ее за бедра, и ей, пришлось подчиниться.
      Он завладел не только ее телом, но и мыслями, которые, впрочем, были довольно путаными. Во всем мире были только он и она, и охватившая их страсть.
      Когда его плоть вошла глубже, она уперлась пятками в матрас и остановила его. Он замер на несколько долгих секунд, глядя на нее с недоумением. Потом медленно вышел из нее.
      – Джермин, прошу тебя!
      Ей так отчаянно хотелось, чтобы он поторопился взять то, что было ему нужно.
      – «Прошу тебя»? Чего ты просишь? Этого? – Он снова вошел в нее.
      – Быстрее, – прошептала она сквозь стиснутые зубы. – Прошу тебя, Джермин.
      – Вот так? – Толчки стали сильнее и быстрее, заставляя ее извиваться от наслаждения.
      – Да! – Она вдруг попыталась освободиться. – Джермин, позволь мне…
      – Нет! – Он опустился на нее, придавив тяжестью своего тела. – Сегодня ты моя. Сегодня я завладел тобой.
      От соприкосновения их тел его плоть словно воспламенилась. И он вошел в нее, повинуясь страсти, такой новой и вместе с тем такой древней, соединяющей мужчину и женщину во все времена. Это было похоже на танец богов.
      Она стонала, обнимала ногами его бедра, цеплялась за спину и прижимала к себе, понимая, что ей всегда будет казаться, что он может быть еще ближе.
      Эми почти лишилась чувств – она ничего не видела и не слышала. Все, что она знала, – это то, что он внутри ее и ведет к вершине, о которой она и не мечтала. Она предназначена этому мужчине. Она родилась для того, чтобы испытать этот момент наивысшего наслаждения, который, ей казалось, невозможно пережить.
      Вместе они были единым целым.
      Наконец он без сил упал на нее – тяжелый и прекрасный. Она отвела волосы с его влажного лба дрожащими пальцами и попыталась понять, как такое вообще возможно. Как два человека, еще две недели назад не знавшие друг друга, смогли одновременно добраться до самой вершины блаженства?
      – Не надо, – прохрипел он.
      – Чего не надо?
      – Не пытайся все осмыслить. Пока не поймешь душой, даже не пытайся.
      Душой? А что он знает о ее душе? Как он смеет говорить о ее душе, словно какой-нибудь знаменитый поэт или отчаянный любовник?
      Ведь он не был ни тем, ни другим. Он – маркиз Нортклиф, и будет лучше, если она забудет о том, что где-то в мире живет родственная ей душа.
      Где-то в мире… возможно, ближе, чем она думает.
      Приподнявшись на локтях, он глянул на нее.
      – Ты меня с ума сведешь, женщина. Я еще никогда так не торопился. Я даже не снял ботинки.
      – Правда? Но ты никогда не клал ног на постель.
      – Лучше я сниму их сейчас, потому что я намерен… не выходить из дома очень долго. – Он внимательно на нее посмотрел. – Ты обещала, что останешься со мной.
      – На год. Я пообещала, что останусь на один год – на столько, сколько предписывает ваша языческая свадьба. – Ей показалось, что в его глазах что-то промелькнуло. Может, разочарование? – А потом… потом посмотрим, стоит ли мне оставаться навсегда.
      – Хорошо.
      Он сел, снял ботинки и с силой швырнул их один за другим об стену.
      Этот жест отчаяния заставил ее вздрогнуть. Сдвинув ноги в запоздалом приступе стыдливости, она натянула на себя покрывало.
      Однако когда он заговорил, его голос звучал спокойно и ровно:
      – Я тебя хорошо изучил, принцесса Презрение. Я знаю, что ты сдержишь свое обещание. – Взглядом он пригвоздил ее к постели. – Во всяком случае, на год.

      Харрисон Эдмондсон читал письмо, испытывая огромное разочарование.
       11 мая 1810 года
       Мой дорогой дядя,
       ты должен помочь мне в трудную минуту. Мои похитители – грубые мужики. Я слышу, как по ночам они шепчутся о том, что убьют меня, и от страха у меня кровь стынет в жилах! Они говорят о пытках, о том, что отрежут мне голову…
      – Не слишком большая потеря, – пробормотал Харрисон.
      … что посадят меня в мешок с грузом и утопят в море, чтобы я умер ужасной смертью! Если ты не поторопишься им заплатить, ты потеряешь своего единственного любимого племянника, единственного из оставшихся из рода Эдмондсонов, кроме тебя. Только самым изощренным обманом и пользуясь добротой их запуганной служанки, мне удалось передать тебе мою просьбу. Умоляю тебя приди мне на помощь, побыстрее пришли наличные деньги. Я понимаю, что нелегко собрать такую сумму, но прошу тебя, дядя, пока они меня не убили, ты должен это сделать.
       Твой любящий и верный племянник
       Джермин Эдмондсон,
       достопочтенный и благородный маркиз Нортклиф.
      – Сопляк. – Харрисон отбросил письмо. Вдобавок к никчемным похитителям и пропавшему неизвестно куда наемному убийце его раздражал этот жалкий маркиз – Джермин! Это ничтожество воображает, что его дорогой дядюшка Харрисон, который управляет всеми поместьями и деньгами, не получая за это никакой благодарности, придет к нему на помощь. – Нет уж, – прошептал Харрисон и снова перечитал письмо.
      Да, это был почерк Джермина – с наклонами и всеми завитушками. Он узнал его, потому что иногда получал записки от племянника, требовавшего прислать ему годовой отчет. На самом деле Джермин никогда не заглядывал в расходные книги. Но как же Харрисон ненавидел зарабатывать деньги для кого-то другого! Если не предпринять что-нибудь в течение следующего месяца, вся его деятельность за последние десять лет выйдет наружу, и Джермин вряд ли его отблагодарит.
      Он очень в этом сомневался.
      Все пять дней, что Эми провела в домике садовника наедине с Джермином, не прекращался дождь. Биггерс приносил им еду, а они проводили время в постели, почти не разговаривая, но наслаждаясь близостью друг друга.
      Сегодня впервые выглянуло солнце, и они устроили пикник на прибрежных скалах.
      – На этом самом месте я стоял и смотрел на море в тот день, когда ты меня похитила. На землю спускался туман, все было серым… Мне нечего было делать, некуда идти и хотелось быть где угодно, но только не здесь. Я и думать не мог, что моя жизнь изменится так решительно и так… чудесно.
      – Две недели назад ты этого не говорил. – Она собрала остатки еды в корзинку.
      Они сидели на ковре посреди зеленой весенней травы и распускающихся цветов. На нем были рубашка, брюки и куртка, а Эми была одета в одно из старых платьев мисс Викторины, и они представляли собой странную пару.
      – Видишь вон то крыло дома в Саммервинд-Эбби? – спросил Джермин.
      – Оно расположено опасно, – сказала Эми, глянув на часть дома на самом краю скалы.