Река блаженства

      Ему даже в голову не приходило, что у королевы куртизанок и наложниц есть имя. В известном смысле она была дамой высокого ранга.
      – Ханум – это нечто вроде обращения «миледи». Нет, я не знал вашего имени, да, признаться, и не очень им интересовался.
      Ее это задело.
      – Правда? Миледи? Так вы положились на меня, шлюху из Блисс-Ривер-Вэлли, даже не зная моего имени, не будучи уверенным, что во мне сохранилась хоть капелька чести?
      – Мы пользуемся тем инструментом, что оказывается под рукой, – пробормотал он.
      – Вот как? Значит, я инструмент, шлюха и леди в одном лице?
      У него не было ни малейшего желания объясняться с ней. Даже когда она направила на него пистолет. Конечно, пятидюймовое дуло, нацеленное ему в грудь, – не игрушка.
      – Будьте же разумной. Мы, двое отчаявшихся людей, должны помочь друг другу. Так завернитесь в эти простыни, остальное предоставьте мне.
      – Я готова в них завернуться, если нам предстоит пересечь пустыню. Ну а сейчас зачем?
      – Так надо, ханум. Вам предстоит многому научиться, и это только первый урок. Скромность в одежде. Понятие для вас чуждое. Ведь вы привыкли выставлять напоказ свое тело.
      Он осекся, вспомнив, как она пришла к нему в чем мать родила. Он не забыл ее роскошного тела, но запретил себе даже думать о нем. По крайней мере до тех пор, пока эта королева могла отстрелить ему весьма важные органы. Сейчас оба они оказались на краю пустыни, и напряжение между ними все росло, невидимое как воздух, но вполне ощутимое. В ее глазах он заметил блеск и выражение торжества. Казалось, она только и ждала, когда он поскользнется, совершит ошибку, проявит слабость и свою зависимость от нее.
      Но об этом нечего было и думать. Напротив – он считал, что королеву стоит проучить, унизить. И он мог себе это позволить, пока игра не окончена.
      – Возможно, удастся найти вам подходящее одеяние, ну а пока сойдут и простыни.
      Он взял одну из них и принялся обматывать ее голову.
      Она взмахнула пистолетом:
      – Не смейте прикасаться ко мне!
      Он пожал плечами:
      – Тогда сделайте это сами.
      – И не подумаю.
      – В таком случае мы не двинемся дальше.
      – Я сказала, что не стану этого делать.
      – Ханум, если вы появитесь в таком виде в деревне, вас просто убьют.
      Это было полным абсурдом. Она не поверила. А вдруг он все же прав? Она продолжала целиться ему прямо в сердце:
      – Почему?
      – Потому что в вашем облике и одежде таится извечное искушение, соблазн Евы. Мужчина не в силах устоять перед ним, не может подавить в себе желание.
      – Хотите сказать, не может не воспользоваться представившейся возможностью! – с вызовом бросила Джорджи. – Эти мужчины ничем не отличаются от тех, что живут в Вэлли. И я не стану подчиняться вашим идиотским религиозным догмам. Скорее войду в эту деревню нагая.
      – Да, ханум, вы любите разгуливать голой. Мы оба об этом знаем. Но у каждого народа свои традиции. Вы сделаете то, что я говорю, или мы не сдвинемся с места.
      Это была довольно серьезная угроза. Он может бросить ее здесь. И никакие деньги не помогут ей добраться до Англии.
      Она кивнула:
      – Ладно. Что я должна сделать?
      – Опустите этот чертов пистолет.
      – Не опущу. Что дальше?
      – В таком случае разрешите мне одеть вас, «миледи». А для этого я должен до вас дотронуться.
      Она неуверенно кивнула, и он снова стал обматывать ее простыней.
      Второй простыней обмотал ей голову, расположив складки вокруг лица, потом закрыл его целиком, оставив свободными только глаза. Концы простыни перекрестил и крепко связал.
      – Вы весьма искусны в этом деле, даже слишком искусны, – пробормотала она.
      – Я знаю то, что мне положено знать, – ответил он. Эти слова можно было истолковать двояко. Его раздражало, что она ничего не знает об обычаях континента, на котором жила с рождения. В то же время ее нельзя было в этом винить, поскольку она нигде не была, кроме Вэлли, и впитала ее философию.
      Она ни за что не смогла бы жить в другом месте. Не хотела даже надеть этот самодельный костюм: топталась на месте и дергалась, продолжая сжимать в руке пистолет, действуя Чарлзу на нервы.
      Труднее всего оказалось надеть на нее сапоги. Ей было в них неудобно и тяжело.
      – Вы привыкнете, – сказал он, не обращая внимания на ее протесты. – Вы привыкнете ко всему, если хотите продолжать путешествие.
      – Но меня это нисколько не радует.
      – А кого радует, ханум? Мы делаем что можем, учитывая то, чем располагаем.
      – Верно, – согласилась она.
      Она помешана на сексе и все воспринимает применительно к нему, подумал Чарлз кисло. Никогда еще он не встречал подобной женщины. Ей нельзя давать волю, иначе она натворит дел. Но сейчас не до размышлений. Надо добраться до Акки и убедить жителей деревни, что он бедуин, странствующий со своей женщиной и собирающийся добраться до своего племени.
      – Вам придется выполнять все, что я велю, – сказал он наконец. – А переговоры предоставьте вести мне.
      Она смирилась. Хотя, казалось бы, королева с пистолетом в руке могла диктовать свои условия.
      Придав Джорджиане должный вид, Чарлз извлек из своего свертка одежду, и в голосе его появились властные нотки, когда он обратился к девушке:
      – Опустите голову! – Они стали медленно подниматься к селению Акка. – Следуйте за мной молча. Ведите себя тихо и скромно.
      – Да, господин, – процедила Джорджи сквозь зубы, – как скажете. Как пожелаете…
      О, черт возьми! Что бы она ни сказала, имело двойной смысл. Она должна прекратить это, если по-прежнему надеется на его помощь. Скоро он перестанет в ней нуждаться, и ей придется прибегнуть к другому оружию. Как только они двинутся в путь и окажутся в постоянной близости, у них появятся желания и потребности. Именно таким способом она рассчитывала расплатиться с ним за помощь, потому что другого не знала.
      Нет, он не покинет ее – в этом она уверена.
      И она, опустив голову, покорно следовала за ним под звуки бедуинской флейты, наигрывавшей какую-то зловещую мелодию в надвигавшихся сумерках.
      Едва ли Акку можно было назвать деревней. Это был скорее бивуак для путников, расположенный в оазисе, заросшем пальмами, с небольшой лужицей и местом, где они могли расположиться, помыться, отдохнуть, а также что-нибудь выменять у бедуинов. Это было первым испытанием. Сефра располагалась в двух днях пути к западу отсюда и была воротами в Калахари. Они могли проделать этот путь верхом, купить припасы, договориться с каким-нибудь караван-баши и сопровождать караван или ехать самостоятельно, ориентируясь по звездам и весьма неточным картам Сади-Анрама. Дома в Акке были из белого кирпича-сырца, извилистые улочки обсажены олеандрами и пальмами, в воздухе витал аромат дынь и базилика. В центре селения можно было купить все, что угодно, вплоть до верблюдов. Все имело свою цену.
      Только вода из источника была бесплатной.
      Он купил фрукты, лепешки, маринованного зайца на ужин, бурдюк для воды, а также мула, чтобы тащил поклажу.
      – Я думала, все деньги у меня, – прошептала она, пока он расплачивался.
      – Не все, умница. Но вполне достаточно, чтобы опасаться удара в спину при вашей безответственности. Мы можем расположиться на отдых вон у тех высоких пальм на краю деревни. Пошли…
      Он двинулся вперед, пробираясь сквозь галдящую толпу странников, нищих, торговцев и купцов. То и дело приходилось останавливаться, потому что их лошадьми восхищались и предлагали продать их, обещая бакшиш.
      – Надеюсь, в Сефре наших лошадей оценят не менее высоко, – пробормотал Чарлз, когда они устроились на небольшом песчаном холме недалеко от пальмовой рощицы и источника. – Пригнитесь, ханум. У вас слишком властная и гордая осанка для обычной женщины.
      Она бросила на него испепеляющий взгляд:
      – Но ведь вам это нравится.
      – Смирение избавит нас от лишних неприятностей. В этой стране женщины пресмыкаются перед мужчинами, ханум. И муж – господин жены, всегда и во всем.
      – Не всегда и не во всем, – возразила она.
      – Следите за своей речью и опустите голову.
      – Но мое оружие всегда при мне и наготове, – возразила она и тотчас же прикусила язык, потому что жалкий пистолет, ненужный и бесполезный кусочек металла, не был подлинным оружием, способным остановить или подчинить этого мужчину. И он это знал. Он разломил пополам лепешку и, макая в соус, принялся есть, а вторую половину протянул ей.
      – Держите кончиками пальцев, ханум. Никто не должен видеть ни кусочка вашего тела.
      – Мне это отвратительно.
      – Ешьте. Склоните голову и благодарите судьбу за то, что мы проделали уже довольно большое расстояние.
      – А сколько еще сотен миль нам предстоит проделать? – не без ехидства спросила она.
      – Не сосчитать. Им нет конца.
      – Это мало похоже на план. Так может рассуждать только болтливый фаталист.
      – Это тот самый случай, когда план не поможет, надо положиться на судьбу. Именно она привела нас сюда. Так случилось, что ваше желание вырваться из той ужасной жизни, к которой вы привыкли, совпало с вдруг появившейся возможностью совершить побег. Ложитесь спать, ханум.
      Но она решила не спать. Было множество вопросов, на которые пока не было ответа. И главный – не сбежит ли он под покровом темноты, пока она будет спать?
      В нем нет ни доброты, ни жалости. Он собирался убить собственную мать, а значит, способен на все. Сейчас, когда они удалились от гор, похоже, ярость его несколько поутихла, но кто может поручиться, что она не полыхнет с новой силой? Не надо было ей с ним бежать. Она поспешила, не подумав о последствиях. Он всегда был и будет для нее чужим. Она могла хладнокровно застрелить его, попытайся он ее бросить. Поэтому она постоянно находилась в напряжении. А если бы он умер… Тогда у нее остались бы его оружие и деньги. Остались припасы и лошади, и уж конечно, она как-нибудь смогла бы добраться до Англии.
      К тому же у нее был еще один товар…
      Она со свистом глубоко вдохнула воздух. Да, всегда к ней возвращалась одна и та же мысль. Как же она сможет жить вдали от Вэлли, если все измеряет своей сексуальной притягательностью?
      Забыть о ней оказалось намного труднее, чем она представляла. Первая крепость, которую она должна была взять штурмом, – Чарлз Эллиот. И эта крепость не устоит перед ее натиском.
 
      Они разослали верховых во все стороны, даже в горы, в надежде догнать Джорджи и Чарлза Эллиота.
      – Этот негодяй хитер, – сказал Мортон, обращаясь к жителям Вэлли на следующий вечер на собрании клуба. – И Джорджи с ним. Она знает тайные пути выхода из Вэлли. И я содрогаюсь при мысли о том, что мог сделать этот человек, чтобы принудить ее посвятить его в эти тайны. Оливия потрясена. Они опередили нас на двенадцать часов. Захватили двух самых резвых лошадей, которых доставил Эллиот, а также достаточно продовольствия и воды, чтобы продержаться несколько дней.
      Сейчас они наверняка на пути к Кейптауну. Вряд ли они двинулись на восток, это наименее удобный путь в Англию, а я полагаю, они направляются именно туда. Скорее всего они устремились на запад или север, но в таком случае территория возможных поисков слишком велика, и мы просто не в силах следовать за ними. Итак, на свободе убийца, имеющий намерение и средства уничтожить наш рай.
      Мортон обвел всех взглядом и увидел на лицах неподдельный ужас.
      – Весьма вероятно, что этот убийца похитил дочь Оливии, – добавил он, сгущая краски. – Можете себе представить, с какой жестокостью он, возможно, обращается с ней ради мести. Ведь это зверь, а не человек. Леди и джентльмены, не знаю способа остановить этого монстра, кроме одного – перехватить его в месте назначения. Поэтому позвольте нам с Оливией отплыть в Англию. Чем скорее, тем лучше.
      При этом заявлении по залу пронесся глухой ропот. Ему казалось, что он слышит их мысли: «Но кто возьмет на себя управление колонией? Кто будет планировать нашу жизнь? Решать, что хорошо и что плохо? Что правильно и что неправильно? А дети… как быть со следующей церемонией инициации под опахалом из павлиньих перьев? Как быть… как быть… как быть?.. Кто возьмет на себя эти заботы? Кто это сделает? Кто станет Мортоном?»
      Его губы тронула улыбка. Надо поскорее найти себе замену. Потому что маячившая впереди новая жизнь привлекала его гораздо больше, чем дальнейшее прозябание в этой пропитанной запахом семени клоаке. Он собирался превратить Элинг в новую клоаку и при этом положить себе в карман много фунтов стерлингов, полагая, что жаждущие приключений желторотые мальчишки будут плясать под его дудку.
      – Давайте бросим жребий, но не забывайте, что убийца Лидии гуляет на свободе и в любой момент кто-то может постучаться в нашу дверь. Что тогда с нами будет?
      Он снова обвел всех взглядом. Больше всего обитатели Вэлли боялись, что власти могут вторгнуться в их рай и тогда конец их райской жизни.
      Это была болевая точка, и Мортон безошибочно нащупал ее.
      – Полагаю, мистер Смит вполне может заменить меня на время моего отсутствия. Он подходит по всем статьям.
      Собравшиеся закивали, выражая свое одобрение. Послышались негромкие голоса:
      – Верно, Смит, конечно, он. Он знает, что и как делать… Все будет так, будто Мортон и не уезжал…
      – В таком случае проголосуем, – сказал Мортон. – Если у кого-то есть другая кандидатура, давайте обсудим.
      Наступило молчание.
      – Итак, значит, все за Смита…
      – Послушайте, послушайте… – раздался чей-то голос.
      – Мистер Смит?
      Смит встал, взмахнул рукой и выкрикнул:
      – Я польщен оказанной мне честью.
      «О Господи, – подумал Мортон, жестом приглашая Смита присоединиться к нему на помосте, с которого обычно произносили речи, а в случае необходимости играл оркестр, – да они уже короновали меня и увековечили…»
 
      Рассвет занимался над Аккой, солнце, похожее на огромный огненный шар, поднималось над деревенской площадью. Лаяли собаки, прокукарекал петух, в воздухе повис гул голосов. Деревня медленно просыпалась. Женщины потянулись к источнику за водой, чтобы сварить утренний кофе, торговцы раскладывали товар.
      Все это Джорджи созерцала словно в тумане, в каком-то оцепенении, пока Чарлз Эллиот готовил кофе, рис и фрукты.
      – Вам надо научиться готовить, – сказал он, передавая ей чашку крепкого ароматного кофе.
      – У меня масса других талантов, – пробормотала она, беря чашку обеими руками, как ребенок. Кофе был обжигающе горячим, по телу разлилось тепло и слегка закружилась голова.
      – Это я уже знаю, но в пустыне самое главное – приспособиться к условиям. Иначе там и пяти минут не выжить.
      – Именно на это вы и рассчитываете.
      – Нет, ханум, в пустыне ни на что нельзя рассчитывать…
      Она фыркнула и приняла от него пиалу с рисом. Он был невкусным. Джорджи съела немного, быстро запила кофе и чуть не поперхнулась.
      О Господи, он советовал ей поспать, но она не послушалась и теперь плохо соображала.
      – Как вы думаете, что сейчас происходит в Вэлли? – спросила она.
      – Думаю, Мортон устроил там сцену, он любит все драматизировать, и послал за нами погоню в разные концы света. А сейчас, полагаю, уже прекратил поиски.
      – Значит, мне ничто больше не угрожает.
      – Если он не станет разыскивать вас в Англии. Впрочем, зачем ему это?
      – Он не хочет, чтобы кто-нибудь ускользнул из Вэлли, особенно кто-нибудь вроде меня, кто не вполне… не вполне одобряет этот образ жизни.
      – Да, вы, должно быть, меня дурачили, – заметил Чарлз. – Мне показалось, что вас эта жизнь вполне устраивает.
      И снова в воздухе повисло напряжение. Стоило им заговорить о Вэлли, как перед их мысленным взором возникала одна и та же картина: она, совершенно голая, ласкает его. Он помнил ее роскошное тело, ее нежные руки, соски, прикасавшиеся к его спине, пронзившее его острое желание. У нее захватило дух! Она опустила голову. Он помнил. Не сдался, но помнил. А пока он помнил, она могла подогревать эти воспоминания, и значит, обладала властью над ним.

Глава 9

      Джорджи с замиранием сердца ждала Сефру. Она была уверена, что, как только они окажутся в большом городе, он без угрызений совести оставит ее.
      Если даже сам направляется в Англию. Ведь она для него теперь стала обузой. Угроза преследования миновала, и ему незачем тащить ее за собой.
      Но она должна добраться до Англии. Чего бы это ей ни стоило. У нее оставалось всего два дня, чтобы уговорить его не бросать ее. И для этого у нее был только один способ: соблазнить Чарлза Эллиота.
      Они быстро собрали вещи – жара становилась невыносимой. Он наполнил водой бурдюки, погрузил пожитки на мула, пока она сидела под пальмами, стараясь не привлекать к себе внимания.
      Однако Чарлз ни на минуту не забывал о ней. Ее сексуальная энергия была скрыта от глаз под окутывавшими ее простынями. В ней проявился природный практицизм, которого он прежде не замечал. Она прекрасно обойдется без него в Сефре. Найдет применение своим природным талантам и будет получать бакшиш от всех любопытных путешественников и богатых восточных вельмож, хорошо оплачивающих услуги иноземных шлюх. В конце концов она станет легендой пустыни, королевой, одерживающей победы единственным известным ей способом. Черт бы ее побрал! Она возбуждала в нем желание. Даже когда сидела вот так, согнувшись, похожая на бесформенный куль. И это было чревато осложнениями. Он ощутил угрозу, когда подсаживал ее на лошадь. Она была полна решимости пойти в атаку и выиграть бой. Но он умел обороняться. На него ее чары не действовали.
      Он долгие месяцы жил без женщины, пока готовился к рейду в Блисс-Ривер-Вэлли. Еще два дня ничего для него не значили.
      А потом каждый из них обретет свободу и пойдет своим путем. Они неспешно выехали из Акки.
      – При такой скорости нам потребуется месяц, чтобы добраться до Сефры, – ворчала Джорджи.
      – Вера и терпение, ханум. Это главное в пустыне.
      – Как обещания? – спросила она лукаво.
      Он притворился, будто не расслышал. Джорджи скрипнула зубами, ощущая свою беспомощность.
      Дорога в Сефру оказалась нелегкой. Они ехали в затылок друг другу, поэтому разговаривать стало невозможно. Время от времени навстречу попадались путники на мулах или лошадях, и им приходилось уступать дорогу. Иногда они оказывались в хвосте каравана, и это замедляло движение.
      В полдень они сделали остановку, чтобы набрать воды, и поехали дальше по пыльной ухабистой дороге, змеей извивавшейся среди голых красноватых равнин.
      Незадолго до захода солнца сделали привал, поставили палатку возле небольшой рощицы, в стороне от дороги. Чарлз отправился собирать пальмовые листья для костра, а Джорджи кормила животных, размышляя, как сделать эту ночь не похожей на две предыдущих. Палатка была не особенно велика, и Джорджи не могла решить, хорошо это или плохо. Вдруг он предпочтет спать снаружи, как в Акке. Но там палатка была окружена шатрами других путешественников, и это создавало ощущение безопасности.
      Здесь они оказались одни. К тому же их донимали мухи. Воздух был пропитан дымом от сотен костров на других бивуаках.
      Чарлз поднес спичку к куче листьев и смотрел, как их пожирает пламя.
      – Сегодня, ханум, мы попируем. У нас есть заяц. Я проголодался как волк.
      Джорджи тоже проголодалась, устала и была слегка напугана. Но ни за что не призналась бы в этом Чарлзу. Она повесила на костер горшок с водой, вытащила тарелку и столовые приборы, а потом бросила пригоршню сухих фиг в закипающую воду.
      Чарлз добавил туда мяса. Когда оно разогрелось, вынул его, положил на единственную тарелку, нарезал на ломти, насадил один на вилку и протянул Джорджи. Они ели, по очереди используя тарелку и приборы, пока все мясо не было съедено. Что теперь? – спрашивал себя Чарлз. Еще не стемнело, и ни один из них, похоже, не ощущал усталости. Королева явно проявляла признаки беспокойства. Она откинула свой импровизированный капюшон, расправила складки ткани на шее. Казалось, ее тело вибрирует.
      Меньше всего ему хотелось иметь дело с королевой шлюх, когда она была в таком настроении. Он запрокинул голову и, опираясь на локоть, любовался темно-синим небом с оттенками умирающего заката, лиловым и розовым. Он очень любил закат в пустыне. Пески дышали вечностью и создавали ощущение бесконечности пространства.
      Но Англия была ему дороже.
      – Расскажите мне о Вэлли, – попросил он и тут же мысленно одернул себя. Черт бы побрал эту Вэлли. Никак не выбросишь ее из головы. Вечное напоминание о плотском.
      Но плотское его не касалось. Нет, не касалось. Он, казалось, был изваян из камня, совершенно равнодушный к ее телу. Он задал вопрос с единственной целью скоротать время.
      – Что именно вы хотели бы узнать о Вэлли, чего не видели собственными глазами?
      – Вы прожили там всю жизнь?
      – Всю жизнь.
      – Это невероятно.
      – А вы попытайтесь представить. Мы… я выросла в месте, где смыслом жизни было все плотское. Для взрослых там не было ничего запретного. В шестнадцать лет девушка становилась женщиной. Приносила свою девственность в жертву сообществу и на благо ему. А потом могла заниматься сексом с кем и когда угодно. В Вэлли не было запретов. Ни для кого. Женщина не могла отказать пожелавшему ее мужчине, так же как мужчина – женщине. Происходящее вокруг возбуждало, вызывало желание.
      Она склонила голову и из-под ресниц посмотрела на Чарлза. Его лицо оставалось бесстрастным, чего не скажешь о теле.
      Она это видела, чувствовала.
      Она потянула свое одеяние, и оно сползло с плеч. Оставалось платье, но избавиться от него не составляло труда.
      Она продолжала рассказывать:
      – Нас учили возбуждать в мужчинах желание, и мы мечтали скорее повзрослеть, чтобы насладиться их ласками. – Она потянула простыни, и они соскользнули до талии. Легкое платье облегало ее, обрисовывая каждую линию тела, особенно грудь. – Вся жизнь в Вэлли состояла из наслаждений, больше нечем было заняться. – Джорджи встала, и простыни упали к ее ногам. – Со временем мы привыкали к сексу и уже не могли обойтись без него.
      Она стянула сапоги, отбросила их в сторону. Спустила с плеч платье, и оно соскользнуло на землю в нескольких дюймах от того места, где лежал Чарлз. На ней осталась только тонкая сорочка.
      Джорджи сбросила ее и теперь стояла перед ним совершенно голая.
      – Вам следовало подольше хранить в тайне свои намерения, чтобы полностью насладиться плотскими утехами Вэлли. – Она села на него верхом, раскинув ноги, освещаемая пламенем костра. – А может быть, у вас еще более изощренные потребности? Вы отличный самец.
      Только мертвый мог ее не пожелать.
      – Проклятие… – Он рванулся из сжимавших его ног женщины. – Что вы, черт побери, себе позволяете?!
      На мгновение она замерла, потом ответила непринужденно:
      – А вы, черт бы вас побрал, что делаете?
      Она ведь готова дать ему все. И вопрос о Вэлли он задал не случайно. Он и сам это понимал. И был зол на себя за то, что позволил себе играть в ее игру.
      Именно поэтому она и разделась, демонстрируя свое роскошное тело. И он буквально пожирал его глазами, упиваясь исходящим от нее запахом секса.
      – Сядьте и прикройтесь.
      Но королева подчинялась ему только днем, и то под нажимом.
      – Благодарю вас, я сяду, – нежно проворковала Джорджи. – А что касается одежды, то без всех этих многослойных складок так легко и прохладно.
      Слава Богу, что они оказались в стороне от дороги и вокруг не было ни души. Не то какой-нибудь путник предложил бы ему царский по щедрости выкуп за эту обнаженную женщину, если бы увидел ее сидящей на нем верхом, пытавшейся сделать его рабом своей сексуальности.
      Но ведь и она могла стать его рабой… Он гнал от себя эту крамольную мысль.
      – Хватит меня искушать.
      – Искушать? Я разделась, потому что мне жарко.
      Она видела, что он хочет ее, что дозрел. Чувствовала это каждой клеточкой своего тела.
      – Думаю, вы не единственный, кто согласился бы мне помочь добраться до Англии.
      Он решил не сдаваться, чего бы это ему ни стоило. А она решила добиться своего.
      – Но я могу попытаться найти кого-нибудь в Сефре… Прогуляться там голой. Уверена, желающие найдутся.
      – Отвезти вас в Англию за бесплатное удовольствие? Что же! Встаньте завтра обнаженная посреди дороги, ханум. Мужчины будут у ваших ног, ханум, у ваших голых ног. Будут совокупляться с вами прямо на дороге, радуясь, что западная женщина оказалась столь доступной…
      – Знаю, что будут, – ответила Джорджи с яростью. – Они, но не вы!
      – Совершенно верно, не я. – Он шагнул в темноту, оставив ее одну, охваченную самыми противоречивыми чувствами.
 
      Еще один день. Он не остался равнодушен к ее наготе, как хотел показать. Напротив. Чувствовалось, что он возбужден. Это было ей на руку. Если бы только она могла прикоснуться к нему.
      При одной мысли об этом Джорджи бросало в жар. Чарлз Эллиот не святой. Он желает ее. Но умеет скрывать свои животные инстинкты. Значит, надо хорошенько его раздразнить. И тогда, может быть, он не оставит ее в Сефре.
      Она и не думала, что соблазнить его будет так трудно!
      Она не знала, где он провел прошлую ночь. Проснувшись утром и услышав, что он вернулся, она обернулась простынями и вышла из палатки со смиренным видом.
      Он молча протянул ей апельсин. Да и что он мог сказать после вчерашнего? Он знал, как она прекрасна. Знал, что она без смущения прошла бы обнаженная по площади Сефры, только бы добиться желаемого. Он уже было решил миновать Сефру и пройти другим путем, чтобы мужчины не могли насладиться зрелищем ее наготы. Эта мысль потрясла его. Откуда это чувство собственника в нем, столь яростно сопротивлявшемся соблазну!
      А ведь им предстоит долгий путь. Глупо было бы идти кружным путем, минуя Сефру, в то время как он мог продать там лошадей и запастись провиантом, чтобы иметь возможность пересечь пустыню Калахари и добраться до порта Дар-эль-Рабат. Им предстояло не меньше двух недель трястись на верблюде, потом морем добираться до Камеруна, затем до Сьерра-Леоне и, наконец, до Англии. Единственный вопрос, который еще не был решен, – с ней или без нее?
      В любом случае это не ускорило бы его продвижения. Она же была одержима желанием попасть в Англию с ним или без него. Ему не хотелось даже думать, на что она готова была ради этого пойти.
      Черт бы побрал ее, его и судьбу. Черт бы побрал ее обнаженное тело под этими тряпками. Ни о чем другом он не мог думать. Она добилась своего, эта роскошная дама. Доказала ему, что он не великомученик, не каменная статуя. Что его воля не может победить его мужское начало. И что он ничем не отличается от мужчин, которых она знала в Вэлли.
      Он желал ее…
      Но нет, для этого еще не наступил момент. Так быстро он не сдастся. Посмотрит, как далеко она способна зайти.
      Он умеет быть терпеливым. Он ждал тридцать лет возможности отомстить. И мог подождать еще ночь, а то и две недели.
      Лишь тогда эта ханум получит от него все, что пожелает. Нет, только то, что он захочет ей дать, и непременно на его условиях.
 
      Ей следовало сделать еще одну попытку, но действовать жестче. До Сефры оставалось не более полудня пути. Предстоящую ночь они проведут в оазисе Кетсемет, и для нее это последний шанс одержать над ним верх. Ей придется сделать все возможное и невозможное, чтобы он взял ее с собой.
      Раздеваться перед ним бесполезно. Более действенной оказалась угроза прогуляться голой по Сефре.
      У него появилось чувство собственника. Ей удалось расшевелить его, хотя он и отказывался признаться в этом. Именно поэтому он и сбежал от нее прошлой ночью.
      Но он не из тех, кто признает власть плоти. Считает это слабостью и будет всячески сопротивляться, подавляя в себе желание.
      О да, в этом был смысл. В ту первую ночь в Вэлли, когда Джорджи явилась к нему, она застала его врасплох. А теперь он ее желал. Или почти желал. И его охватывала жгучая ревность при мысли о том, что мужчины могут увидеть ее обнаженной.
      Она знает, как возбудить мужчину, знает, как нелегко ей противостоять, увидев ее наготу. Ночью она наверняка будет за ним наблюдать.
      Прошлой ночью что-то вызвало его ярость.
      Возможно, вспыхнувшее желание.
      Но подавляющий в себе плотские инстинкты мужчина может стать идеальным любовником.
      Она должна сделать все, чтобы он потерял над собой контроль и овладел ею вопреки рассудку.
      До Сефры оставалась всего одна ночь. Вряд ли ей удастся его соблазнить. Надо найти дюжину других, готовых сопровождать ее в Англию.
      Но какой ценой? Сколько ночей ей придется отработать, ублажая мужчин, для которых она не будет значить ничего. Всего лишь торопливое совокупление, и все. Но ведь женщины в Вэлли занимались этим постоянно. Почему же вдруг сейчас у нее возникли сомнения? Потому что Англия отличалась от ее родной Вэлли. Там придется считаться и с моралью, и с запретами. И возвращаться к прежней жизни Джорджи не хотела.
 
      Еще один закат окрасил небо в пурпурный цвет. Проехав с дюжину миль, они достигли Кетсемета. Под пальмами возле источника остановился караван, встреченный ими накануне, и еще несколько путников.
      Здесь не место для плотских утех, размышляла Джорджи, пока Чарлз готовил ужин из проса и фиников, а она сидела на корточках у костра, решая, что делать дальше.
      Но ей оставалось лишь заползти в палатку и раздеться. После дневного зноя это должно было принести желанное облегчение. К ночи стало немного прохладнее.
      Завтра все будет иначе, а пока она вынуждена либо бездействовать и ждать следующего дня, либо еще раз попытаться его соблазнить и заставить изменить свои планы.
      Она подняла глаза на Чарлза, когда он подавал ей тарелку с едой, на которой горкой лежало вареное просо и остатки кролика. Это блюдо ничуть не походило на то, что она привыкла есть в Вэлли. Джорджи тяжко вздохнула и принялась есть пальцами, а Чарлз доставал пищу прямо из горшка.
      – Пойду наберу воды для чая, – сказал он, когда они покончили с трапезой. – Возможно, принесу целое ведро, чтобы вы могли помыться. Не хочу, чтобы вы появлялись возле источника.