"Это должно прекратиться", - подумала Шакунтала.
      - Посмотрите на меня, - приказала она. Несмотря на молодость, ее голос звучал резко. Не грубо, просто... она приказывала и слова прозвучали именно как приказ.
      Женщины немедленно подняли глаза на Эона, не участвовавшего в разговоре, манера Шакунталы произвела впечатление.
      - Вы очень испуганы, - констатировала факт принцесса.
      Мгновение спустя женщины кивнули.
      - Вы боитесь гнева малва, если они обнаружат, что происходит. Вы боитесь, что вас убьют.
      Они снова кивнули.
      Мгновение Шакунтала просто смотрела на них, затем заговорила вновь:
      - Ваш страх понятен. Но вы должны его перебороть. Страх вам ничего не даст, вы только можете выдать нас всех. Вы должны быть смелыми. Эти люди, эти иностранцы - хорошие люди. Смелые и находчивые. Вы же сами знаете, что это так.
      Она ждала. Секунду спустя обе женщины кивнули.
      - Вы доверяете этим людям.
      Она снова ждала. Они снова кивнули.
      - И доверяйте дальше. А также и мне. Я - ваша принцесса. Теперь - ваша императрица. Я - законная наследница трона Андхры.
      Маратхи тут же кивнули. Махараштра была одной из немногих земель в Индии, где женщину у власти принимали без вопросов, если она получила власть законным путем. В прошлом маратхи даже становились во главе армий.
      Но мысли о Махараштре принесли боль, и Шакунтала заставила себя не думать об этом.
      - Я призываю вас на службу, женщины Великой Страны. Андхра снова поднимется, а малва, это дерьмо, будут уничтожены. Этой цели я посвящаю свою жизнь. Если вас уничтожат малва, то они уничтожат с вами и вашу императрицу. А я вас не покину.
      Мгновение спустя женщины поклонились. Шакунтала признала поклон. Страх из их глаз уходил, его заменяла смелость, и это радовало Шакунталу. Но радость приносила боль, поэтому принцесса также отмахнулась от нее. Она знала: в ее жизни не будет радости. Только смелость и долг. Она поклялась этим женщинам и она сдержит клятву. Хотя эта клятва навсегда закроет для нее радость.
      Шакунтала услышала, как принц что-то пробормотал. Фразу на его родном языке.
      - Что ты сказал? - спросила она, взглянув на него. Эон смотрел на нее своими темными глазами, очень серьезно. Мгновение спустя принц улыбнулся.
      - Я сказал: и снова Велисарий оказался прав.
      Шакунтала нахмурилась, не понимая. Конечно, она знала, кто такой Велисарий. Рагунат Рао объяснил (столько, сколько знал сам, а это было немного). Но она еще не встречалась с полководцем, только видела его уголком глаза.
      - Я не понимаю.
      На его губах промелькнула ехидная улыбка.
      - Один раз я спросил его, почему мы все это делаем. Пойми: я не был против. Этот проект казался мне стоящим сам по себе. Спасение очаровательной принцессы от такого существа, как Венандакатра. Но... в конце концов я принц. И имею права на престол Аксумского царства. Мой старший брат Вазеб абсолютно здоров, поэтому я не рассчитываю когда-либо стать негусой нагастом. Меня это вполне устраивает. Но все равно рано учишься думать, как монаршая особа. Уверен, ты меня понимаешь.
      Шакунтала кивнула.
      - Поэтому я один раз спросил у Велисария - как безжалостный наследник престола, а не горячий романтичный принц - почему мы так рискуем?
      Он уже начал извиняться, но Шакунтала оборвала его:
      - Не нужно, Эон. Это очень хороший вопрос. Так почему же вы это сделали? - Она улыбнулась. - Не то чтобы я не была вам благодарна, ты понимаешь.
      Эон ответил улыбкой на улыбку. Затем улыбка сошла у него с лица.
      - Мы это делаем, сказал он, по трем причинам. Во-первых, это стоит сделать, само по себе. Чистое и хорошее дело в мире, в котором можно совершить мало подобного. Во-вторых, мы делаем это, чтобы освободить душу величайшего индийского воина и он, в свою очередь, мог направить всю ярость своей души на врага. И наконец, и это самое важное, мы это делаем, поскольку сами не можем победить Индию. Сама Индия должна стать нашим союзником. Настоящая Индия, а не этот выблядок, зачатый семенем Сатаны. И для этого мы должны освободить из плена величайшую правительницу Индии.
      - Я не правительница, - прошептала она. - И уж точно не величайшая в Индии.
      Он снова улыбнулся.
      - Именно это я и сказал.
      Улыбка исчезла.
      - Она станет ею, - ответил Велисарий. - Станет. И заставит малва выть.
      * * *
      Когда опустилась ночь, караван остановился и принц Эон вместе с женщинами перебрался из паланкина в свой королевский шатер. Их в темноте не видел никто. Шакунтала не отходила от принца ни на минуту. После того как он заснул, она лежала, прикасаясь к нему, как и в паланкине, и он обнимал ее. Чтобы, если вдруг кто-то заглянет внутрь, ее можно было опять закрыть его телом.
      Но принцесса - теперь императрица - не спала. Несколько часов. После того как она поняла, что все остальные в шатре заснули, Шакунтала наконец позволила себе заплакать. Позволила боли утраты окутать себя. Боль напоминала нож, вонзающийся в сердце.
      Шакунтала последний раз позволит себе такую вольность. Но она не вынесет, если сокровище ее души уйдет без прощания.
      Всю свою жизнь она любила только одного мужчину и никогда не полюбит другого. Не по-настоящему. Даже теперь, испытывая боль, она помнила улыбку на лице мужчины, которого любила. "В хорошем сердце много места", - любил он говорить. Она улыбнулась, вспоминая, пока воспоминание не возобновило боль.
      Шакунтала любила этого человека столько, сколько себя помнила. Возможно, безнадежной любовью, как она часто думала. Казалось, он никогда не отвечал ей взаимностью, по крайней мере, не любил ее так, как она его. Но еще девочкой она думала о том, когда станет старше. Она будет красива. Она всегда знала, что будет. А когда это наконец случилось, Шакунтала была довольна, но не удивлена. Она всегда достигала своих целей, после того как ставила их перед собой. И, думала она, придет день, когда она станцует на его свадьбе. Как его невеста. Ее быстрые ножки будут мелькать, и на его сердце накатит теплая волна, опьяняя его, как вино. Она будет танцевать танцы, которым он научил ее, как и всему остальному, что стоит знать в этой жизни.
      Конечно, ее отец не одобрил бы ее намерений. На самом деле он пришел бы в ярость. Поэтому Шакунтала скрывала свои чувства, ни коим образом их не проявляя. Чтобы ее отец не забрал ее от человека, которому передал ее для обучения и в которого она влюбилась.
      Потому что для принцессы Андхры этот человек совершенно не подходил. О, это был прекрасный человек, несомненно. Даже великий человек. Но его кровь неприемлема для принцессы.
      Да, человек происходил из сословия кшатриев, но относился к народности маратхи. Однако никто из других народностей Индии не признавал притязаний маратхи - в смысле родовых притязаний. Лишь немногие семьи маратхи могли проследить свое генеалогическое дерево более двух или трех поколений. В отличие от раджпутов, или гуптов, или брахманов и кштариев Андхры и Кералы, которые имели практически бесконечные генеалогические деревья. Суровая и каменистая земля Махараштры. Великая Страна для тех, кто жил там. Но среди них было много отверженных, беженцев и вообще неизвестно откуда взявшихся людей. Людей, которые перебрались туда из других мест, в поисках убежища в крепостях на холмах или возвышенностях, небольших фермах, на каменных грядах; которые бежали от знатных особ и землевладельцев, правящих в других землях. Люди с норовом, неуживчивые, которые легко относились к вопросам происхождения и еще легче - к вопросам загрязнения крови. Свирепые и жестокие люди, которые меряли знать по своим собственным стандартам. Жестким и суровым стандартам. Которые мало уважали традиции и происхождение.
      Маратхи были суровыми и тяжелыми людьми. Не ничтожными - ни один честный человек такого не скажет. Даже самые надменные раджпуты из высших каст - по крайней мере не после того, как попробуют пыл и храбрость маратхов в битве. Но не благородные. Не подходят для истинных кшатриев. И совершенно немыслимы для чистейшей императорской крови Андхры.
      Тем не менее она мечтала. Когда-нибудь ее отец умрет и его на престоле сменит один из его сыновей. Андхра потребует от нее вступления в брак с какой-нибудь особой королевской крови, для достижения целей Андхры. Но она откажется. В конце концов она же не правит Андхрой и ее не связывают обязательства правителя. Она откажется и завоюет сердце мужчины, которого любит, и убежит вместе с ним на территорию Великой Страны, где их никто не найдет. Определенно, не этого человека, если он захочет, чтобы его не нашли.
      Но теперь Андхра стала ее судьбой. Шакутала единственная выжила из древней династии Сатаваханы. Она будет править, и править хорошо. И правильно выберет себе мужа, руководствуясь только нуждами Андхры. Необходимостью заключить союз против асуров, убивших ее людей и уничтоживших ее страну. Теперь она будет руководствоваться этим соображением и только им.
      "Может, этот принц?" - прикидывала она в мыслях, чувствуя, как его сердце бьется там, где ее голова лежит на его массивной груди. Мысль принесла ей небольшое удовольствие, но ненадолго. Конечно, она никогда его не полюбит, по крайней мере, не по-настоящему. Но он кажется неплохим человеком, хорошим принцем. На самом деле в нем есть все, что должно быть в принце. Он смел, отважен, умеет сражаться, быстро соображает, даже нежен и влюбчив. Может, даже мудр. И если не сейчас, то станет мудр в дальнейшем.
      "Возможно. Если Андхре потребуется заключить соглашение с его страной. А если нет... Я выйду замуж за самое отвратительное существо на земле и рожу ему детей, если только это заставит взвыть малва. О, да, я заставлю взвыть малва".
      Ее сердце давно отдано, но остается душа. Ее душа, как и душа любого человека, принадлежит только ей. Это - единственное, что нельзя от нее отделить, и то, что нельзя отдать.
      И поэтому в шатре иностранцев, на вражеской земле императрица Шакунтала посвятила свою душу своему народу. Посвятила ее уничтожению малва. И попрощалась с сокровищем своей души.
      Это оказалось самым горьким для нее, в эту самую горькую из всех ночей, и наконец она поняла то, чему уже отчаялся научить ее учитель.
      В конце концов только душа играет роль.
      Раб и хозяин
      В ту же самую ночь, в другом шатре один раб тоже посвятил свою душу цели. Решение сделать это уже давно формировалось, но пришло с трудом. Нет ничего сложнее для души, которая уже смирилась с безнадежностью, чем заново открыть рану жизни.
      Теперь цель хозяина стала понятна рабу. По крайней мере часть цели раб подозревал, что в ближайшее время узнает что-то новое. Гораздо больше. Из опыта общения с хозяином раб уже знал: разум у хозяина работает каким-то дьявольским образом.
      И раб посвятил себя служению этому человеку с дьявольским разумом.
      Хотя было поздно, светильник все еще горел. Раб перевернулся на другой бок и увидел, что хозяин все еще не спит. Сидит, сложив ноги по-турецки, положил огромные руки на колени и смотрит в никуда. Словно прислушивается к какому-то внутреннему голосу, который разговаривает с ним одним.
      Что, как знал раб, именно так и есть.
      Как и всегда, несмотря на озабоченность и поглощенность мыслями, хозяин ничего не упускал в окружающей его обстановке. Раб перевернулся на другой бок практически бесшумно, но движение привлекло внимание хозяина. Он повернул голову и посмотрел на раба. Вопросительно приподнял брови.
      - Меня зовут Дададжи Холкар, - тихо сказал раб.
      Он снова отвернулся и закрыл глаза. И быстро заснул, гораздо быстрее, чем считал возможным.
      Полководец и его помощник
      Секунду Велисарий смотрел на затылок раба. Затем, слегка пораженный, отвернулся.
      Неожиданное объявление раба не было причиной, вызвавшей эту реакцию. Оно просто подтолкнуло полководца к признанию собственной слепоты.
      Его мысли бросились к проему в барьере. На этот раз Велисарий не предпринимал попыток расчистить мусор. Просто мысленно спросил:
      "Как тебя зовут?"
      Грани сверкнули и задрожали. Что?.. Еще больше бессмыслицы... Невозможно! Разум слишком...
      Цель привела грани в порядок, призвала их к дисциплине.
      Это не невозможно! Разум не...
      Борьба продолжалась. Помогла преодолеть непонимание. Наконец наконец! - часть послания Великих сфокусировалась. Самый конец послания старых ушедших богов, которое все еще было туманным из-за отсутствия цельного текста, но больше не непонятным. Грани сверкнули. Кристалл праздновал победу. Цель перевела победу на понятный язык.
      Великие сказали:
      Найди полководца, но не просто воина.
      Прикрепись к нему,
      Помоги ему в достижении цели, содействуй ему во всем.
      Он в свою очередь поможет тебе,
      Ты увидишь нас при достижении цели,
      Найдешь себя в процессе поиска
      И увидишь, как выполняется обещание
      В том месте, где живет обещанное,
      Месте, куда не добраться Богам,
      Потому что оно - вне пределов их досягаемости.
      И тогда к Велисарию пришел мысленный импульс, резко ворвался к нему в разум, как поток. Он был наполнен сладкой гордостью. Подобно улыбке ребенка после того, как ребенок сделал свой первый шаг.
      "Называй меня Эйд. Это значит - помощник".
      Женщина и изобретатель
      - Готовы? - спросил Маврикий.
      Антонина и Иоанн Родосский кивнули. Гектонтарх взмахнул деревянным молотком.
      Оружие внешне напоминало катапульту. Да вообще-то Иоанн Родосский и взял катапульту за основу своего изобретения, только выпускала она не камни, а глиняные сосуды (если это, конечно, можно было назвать сосудом). Их помещали в катапульту на самый край стропы, и они вылетали из орудия после удара деревянным молотком.
      Трое людей, стоявших рядом с артиллерийским орудием, наблюдали за траекторией полета снаряда. Через две секунды он врезался в каменную стену, возвышавшуюся на некотором удалении от катапульты, и тут же превратился в огненный шар.
      - Да! Да! - заорал Иоанн и заважничал. Он был горд собой. - Работает! Ты только посмотри, Антонина! Взорвалось мгновенно! При соприкосновении!
      Она сама улыбалась от уха до уха. Улыбка не сошла с ее лица даже после того, как она увидела, что Маврикий хмурится.
      - О, хватит, Маврикий! - она рассмеялась. - Клянусь, ты - самый угрюмый человек на земле!
      Маврикий кисло улыбнулся.
      - Я не угрюмый. Я просто пессимист.
      Иоанн Родосский скорчил гримасу.
      - И что вызвало пессимизм на этот раз?
      Отставной морской офицер показал на стену, на которой до сих пор бушевал огонь.
      - Ты только взгляни! И если ты все равно не веришь, иди туда и попробуй его затушить! Вперед! Обещаю тебе: гореть будет - даже на камне - пока не сгорит все топливо, которое я туда залил. Единственный возможный способ затушить - засыпать землей. Неужели ты считаешь, что враги пойдут в бой с лопатами?
      Маврикий покачал головой.
      - Я не спорю с твоими утверждениями. Но послушай, Иоанн, ты ведь морской офицер. Ты привык находиться на корабле с ровной палубой и думаешь, что таскать придется только глиняные сосуды. Да, тяжелые, но не такие уж тяжелые, что их не сможет подносить к орудию один человек. Все остальное время они будут надежно упакованы - например, в трюме, обернуты большим количеством ткани, чтобы случайно не разбились и не загорелись. Но как-нибудь попробуй везти их на мулах, по пересеченной местности, и ты поймешь, почему я не прыгаю от радости.
      Иоанн нахмурился, но ничего не ответил. Антонина вздохнула.
      - Ты несправедлив, Маврикий.
      Гектонтарх нахмурился так, что выражение лица Иоанна можно было принять за улыбку.
      - Несправедлив? - переспросил он. - А это какое отношение имеет к делу? Война несправедлива, Антонина! Это природа чертова зверя.
      Гектонтарх прекратил хмуриться, подошел к Иоанну и положил руку ему на плечо.
      - Я не критикую тебя, Иоанн. Я нисколько не сомневаюсь, что ты только что совершил революцию в ведении морского боя. И к тому же в ведении осады. Но я просто говорю правду. Прямо, ничем не приукрашивая факты. Твое изобретение слишком сложно для использования сухопутными войсками.
      Морской офицер тоже прекратил хмуриться. Посмотрел в землю, выдохнул воздух.
      - Да, я знаю. Именно поэтому я и сказал, что мы должны отойти подальше назад, да еще и немного в сторону. Я не был уверен, что глиняный горшок не разлетится на куски в воздухе. И не был уверен, когда он разлетится.
      Он потер шею.
      - Проблема в этом проклятом лигроине. Он все еще составляет основу смеси. Пока мы его используем, лучших результатов не добьемся.
      Маврикий хмыкнул.
      - Что ты на этот раз к нему добавил? - он кивнул на пылающий в отдалении огненный шар. - Что бы это ни было, разница огромная.
      Иоанн тоже посмотрел на пламя. Его голубые глаза казались яркими, как алмазы, словно он пытался придать пламени какую-то другую форму просто силой воли.
      - Селитру, - пробормотал он.
      Маврикий пожал плечами.
      - Тогда почему бы тебе не попробовать смешать селитру с чем-то еще? Чем-то не жидким. Глиной или порохом. Чем угодно, что будет гореть, но нетяжелым.
      - Как например? - резко спросил Иоанн. И добавил с ухмылкой: - Может, самородной серой?
      - Почему бы и нет? - спросила Антонина весело. Как и обычно, она старалась развеселить и подбодрить морского офицера после того, как результат очередного этапа долгих усилий не дотянул до желаемого результата.
      Иоанн скорчил гримасу.
      - Дайте мне отдохнуть.
      Кстати, а вы когда-нибудь нюхали горящую серу?
      - Попробуй, - сказал Маврикий. - И перед испытаниями проверь направление ветра.
      Иоанн думал мгновение, потом пожал плечами.
      - Почему бы и нет? - Затем добавил с улыбкой: - Раз уж мы этим занялись, почему бы еще не порассуждать на тему. Что еще легко горит и не раздражает старых солдат?
      - Как насчет каменного угля, Маврикий? - спросила Антонина. Конечно, веселым тоном. Мужчины ведь такие раздражительные.
      - Слишком тяжелый, - проворчал Маврикий.
      Иоанн Родосский в отчаянии вскинул руки.
      - Тогда древесный уголь! Как он тебе, черт тебя побери?
      Перед тем как Маврикий мог ответить, Антонина подошла к Иоанну и обняла его за талию.
      - Тихо, тихо, Иоанн. Не надо раздражаться.
      Иоанн уже собрался окрыситься на нее. Затем, уловив движение уголком глаза, сменил гримасу на похотливую улыбку.
      - Не надо? Ну... Как скажешь, как скажешь. Давай пойдем в нашу мастерскую и попробуем смешать эту чертову смесь, которую предложил Маврикий.
      Он тоже обнял Антонину за талию. Они вдвоем отправились в мастерскую. По пути рука Иоанна немного опустилась и похлопала Антонину чуть ниже спины.
      Маврикий даже не потрудился обернуться. Он знал, кого там увидит. Прокопий появился из дверей дома и широко открытыми глазами следит за удаляющейся парочкой.
      Маврикий раздраженно выдохнул воздух и уставился в небо.
      "Когда-нибудь ты перехитришь сам себя, Велисарий. Со своими опасными играми. Ты бы мог мне и сказать. Если бы я сам не догадался достаточно быстро и не предупредил ребят, то твой гениальный изобретатель уже лежал бы где-нибудь с кинжалом в спине".
      Маврикий повернулся назад к дому.
      Конечно Прокопий.
      Он снова выдохнул воздух.
      "А с тех пор я только и делаю, что останавливаю ребят, готовых воткнуть кинжал в эту спину. Черт побери полководцев и все их хитрые планы!".
      Кинжал и танец
      Несколько недель спустя Рагунат Рао наконец решил, что избавился от преследователей. Ключевым моментом, как он и надеялся, оказался его поворот на запад. Враги ожидали, что он продолжит путь на юг, воспользовавшись прямой дорогой в Махараштру. Вместо этого он повернул на запад, к заливу Кач.
      В последующие дни, пробираясь через соляные болота, он не видел преследователей. Теперь он наконец добрался до моря и был уверен: больше его никто не преследует.
      Этой ночью он решил разбить лагерь на берегу. Да, есть шанс, что его заметят, но он настолько мал, что Рагунат Рао решил рискнуть. Он устал от болот. Чистый воздух станет бальзамом на душу.
      Он два дня ничего не ел, но не обращал внимания на спазмы. Пост и самоограничения были старыми друзьями. Завтра он начнет путь по берегу, вокруг полуострова Катхиявар. Очень скоро он набредет на рыбацкую деревню. Рао бегло говорил на гуджаратском и не сомневался, что его встретят по-дружески. В Гуджарате позиции джайнов все еще сильны, в особенности в небольших деревнях, расположенных далеко от центров сосредоточения малва. Рао не сомневался: деревенские жители его примут. И помогут ему, не задавая вопросов.
      Рао сам не был джайном, но уважал эту веру и хорошо знал ее кредо. Он внимательно изучил ее в молодости и хотя и не принял целиком, принял многие из постулатов их учения и включил в свое синкретическое видение Бога. Точно так же, как и учение Будды.
      Потребуется время, чтобы обойти полуостров. И еще больше времени, чтобы пересечь Камбейский залив, омывающий полуостров с другой стороны. После залива лабиринт Великой Страны окажется уже в пределах досягаемости.
      Он начал раздумывать о методах, которые может использовать, но быстро отказался от мыслей. У него еще будет время строить планы, основываясь на реальности по мере ее проявления.
      На его лице появилась улыбка.
      "На самом деле по этому вопросу Усанас оказался прав. Хорошие планы, как и хорошее мясо, не следует готовить слишком долго. Какой великолепный человек! Даже если он и верит самые нелепые вещи: "Вечные и неизменяемые формы"! Вы только подумайте!"
      Улыбка сошла с его лица. Как там сокровище его души? Конечно, она в самых лучших руках. Но тем не менее она в самом сердце владений асуров.
      И снова он отбросил эти мысли. Рао согласился на план иностранцев. Он не был склонен к бессмысленным сомнениям и к тому, чтобы менять принятое решение. Кроме того, план был хороший, нет, даже отличный. Шакунталу спрятали в том самом месте, где полные надменности малва и не подумают ее искать. Да и в любом случае не было альтернативы. Вспоминая прошлые недели, Рао мог с уверенностью сказать: он не смог бы убежать от преследователей вместе с Шакунталой. И без нее это оказалось очень сложно.
      А теперь? Теперь будущее стало ясным. После того как он доберется до Великой Страны, Пантера Махараштры начнет рычать. Известие распространится со скоростью молнии. Ветер снова ударил по врагу. Смертельным ударом! Сатавахана освобождена! Ветер сам несется по горам!
      Он создаст новую армию, которая заставит малва бояться Махараштру. В Великой Стране правление асур станет призраком. Их будут видеть только днем, в больших городах. А земля станет смертельной ловушкой для йетайцев и раджпутов и всех разнородных орд дьявола.
      Рао стал думать об уловках и тактике, но снова отказался от мыслей. Для этого еще будет достаточно времени. Более чем достаточно.
      Он снова улыбнулся, вспоминая свой последний разговор с Шакунталой. Как Рао и предполагал, принцесса пришла в неописуемую ярость, когда он объяснил ей план. Но в конце концов согласилась.
      Конечно, не потому, что он убедил ее. Она не верила, что помешает ему убежать от преследователей. Нет, она согласилась из чувства долга. Долга, который молотом вдолбили в ее упрямую, не желающую соглашаться душу.
      Она больше не принцесса. Больше не девочка, для которой жизнь приключение. Теперь она стала императрицей, правительницей разбитой Андхры. Единственной выжившей из огромной династии Сатаваханы. На ее плечах - и душе - лежит судьба ее народа. Ее жизнь больше не принадлежит ей и она не имеет права ею рисковать. Пока она жива, восстание против асуров сможет найти якорь, точку опоры, вокруг которой объединяться. Без нее восстание станет просто выступлением шайки разбойников.
      Ее долг - выжить, вступить в союзы, которые нужны кровоточащей Андхре. А на сегодняшний день невозможно представить лучшего союза, чем союз с теми людьми, которые рисковали жизнью, чтобы освободить ее. Эти люди и их цель могут оказаться ключом, открывающим кандалы, надетые Сатаной. Долг. Долг. Долг.
      В конце концов она согласилась, как и знал Рагунат Рао. Ее душа не могла поступить по-другому.
      Начала появляться старая боль, он по старой привычке загнал ее назад. Но затем, как никогда раньше, позволил ей снова подняться.
      "На этот раз, только на этот раз, единственный, я позволю. И никогда больше".
      Несколько минут прошло в размышлениях. Он размышлял о необъятности времени, прикидывая, может ли когда-нибудь, при каком-нибудь повороте колеса, появиться мир, когда его душа и ее сокровище не будут навсегда разъединены дхармой.
      Возможно. Откуда это знать человеку?
      Вскоре мечты ушли.
      Его жизнь была подчинена жесткой дисциплине и самоограничениям, эти привычки теперь стали автоматическими. Поэтому он опять загнал старую боль вглубь, причем более жестоко, чем когда-либо раньше.
      Возможно, из-за усилия, которое потребовалось для осуществления этой задачи - большего, чем когда-либо раньше, - его мысли обратились к жертвенности. Как правило, он не придерживался древних ритуалов. Рао ценил сами веды, но старые ритуалы не имели для него большого значения. Он давно принял путь бхакти, преданности Богу, даже до того, как культ Махаведы превратил почетные ритуалы в жестокость и варварство.
      Солнце садилось над Эритрейским морем, омывая воды и берег сияющим красным огнем.
      Да, он принесет жертву.
      Рао быстро разжег три ритуальных костра. После того как языки пламени взметнулись вверх, он вынул свое приношение из кожаной сумки.
      Рао сохранил только последний лист. Другие он уничтожил в лесу, несколько недель назад, тоже на костре. Если бы при нем нашли другие листы в случае его смерти или пленения - то они выдали бы человека, написавшего послание. Но если бы малва добрались до последнего листа, то он показался бы им бредом. В любом случае они бы в нем ничего не поняли.
      Это послание было самой дорогой вещью, которая ему когда-либо принадлежала. Но он пожертвует им сейчас, выражая таким образом свою преданность будущему.
      Перед тем как бросить лист в огонь, он перечитал его в последний раз.
      "...как ты можешь представить. Больше я ничего не могу сказать определенно. Он странный. Часто ведет себя как ребенок, полный молчаливой обиды и сожаления. И это большая обида и большие сожаления, в чем я не сомневаюсь. И, я считаю, справедливые.
      Но в нем также есть сила, в этом я также не сомневаюсь. И самая большая сила - это сила знания.
      Я не знаю его имени. Не думаю, что он сам его знает.
      Тем не менее я верю. Вера исходит не из моей религии - хотя и не вижу, чтобы это ею запрещалось, так же считают и самые святые люди, которых я знаю. Вера идет из видения. Видения, которое однажды меня посетило. Я видел тебя, танцующего на грани разрушения.
      Я считаю, что он - Калкин. Десятый аватара, который был обещан, присланный, чтобы связать асур и уничтожить их приспешников.
      Или, по крайней мере, обучить нас, как это сделать".
      Рагунат Рао бросил папирус в огонь и смотрел, пока языки пламени полностью не уничтожили его. Затем он вынул кинжал. Рао также пожертвует и кинжалом.
      На самом деле отличный кинжал. Но время кинжалов прошло.
      Однако перед тем, как он собирался бросить его в огонь, Рао почувствовал импульс. Импульс, которому невозможно сопротивляться и, как он решил, наиболее соответствующий моменту.
      В его душе слились боль, приносящая ему страдания, и радостное удивление, и Рагунат Рао вскочил на ноги.
      Да! Он будет танцевать!
      И он танцевал на берегу, на золотом краю Эритрейского моря. Он был великим танцором, Рагунат Рао. И теперь, у края расплавленного сокровища природы, в золотом солнечном свете взрывающейся надежды, он танцевал танец. Великий танец, ужасный танец, никогда не забытый Танец созидания. Танец разрушения. Танец времени.
      И когда он танцевал, он поворачивал колесо времени и ни разу не подумал ни о своих врагах, ни о своей ненависти. Потому что в конце концов они были ничем. Он думал только о тех, кого любит, и тех, кого полюбит, и был удивлен их количеству.
      Он танцевал для своей императрицы, восхищаясь ее величием, и для своего народа, восхищаясь его могуществом. Он танцевал Эритрейскому морю и триумфу, поднимающемуся из его волн. Он танцевал друзьям прошлого и товарищам будущего. И, самое главное, он танцевал самому будущему.
      Наконец почувствовав, что силы покидают его, Рагунат Рао поднял кинжал. Снова восхитился им и бросил ценный подарок в волны. Он не мог придумать лучшего места для этой красоты, чем воды Эритрейского моря.
      Он закрутил последний прыжок. О, как высоко он подпрыгнул. Так высоко, что у него было время рассмеяться - до того как он бросился в воду. Рассмеяться от радости.
      "О, великий Велисарий! Разве ты не видишь, что ты - танцор, а Калкин только душа твоего танца?" - мысленно воскликнул Рагунат Рао.