Было очень приятно увидеть земные растения – те же самые, которые мы с успехом культивируем на Трините. Из школьных учебников я почерпнула, что Флотские крейсеры всегда имеют на борту биологические пакеты с самыми полезными земными растениями. Доктор Эдвардсон подтвердил, что так оно и есть, и со смешком добавил, что с помощью наших родных растений мы, так сказать, ведем войну против всей иной флоры во вселенной. Жутковатая мысль! Доктор сказал, что это своего рода биологический рок, неизбежная судьба. Только логично, добавил он, что мы, люди, и наши растения в конце концов будем либо уничтожены, либо станем нормой во всей галактике. А после этого во всех галактиках, а потом и во всей вселенной, содержащей эти галактики.
      Я заметила, что это выставляет нас не в таком уж лестном свете: мы просто хищники какие-то.
      Шли дни, и меня все больше завораживала борьба, которую наши растения вели с чужими для них растениями планеты Клаксон. Естественно, доктор Эдвардсон слегка помогал нашим – рассаду сажали в расчищенную почву, – однако он не пытался оградить их от всех трудностей.
      – Этим растениям надо самим приспособиться и выжить, – объяснил он мне. – Мы же не будем постоянно рядом, чтобы обрабатывать их пестицидами.
      Мои обязанности в основном сводились к тому, чтобы надписывать ярлычки и вешать их на молодые растеньица, а затем вносить данные в компьютер.
      Я сознавала, что являюсь частицей чего-то огромного и удивительного: расширения пищевых ресурсов планет Альянса. Но только моя роль в этом оказалась не слишком увлекательной. И я начала подумывать о докторе Аллане Бантри и его отделе инопланетной психологии.
 
      Было проведено исчерпывающее расследование причин разрушения нового здания. Адмиралу Эсплендадоре хотя бы частичное объяснение требовалось незамедлительно. Ему надо было на что-то опираться в своих дальнейших действиях.
      Первые выводы не слишком устраивали человека, который искал простого и четкого ответа. На первый взгляд строительство велось правильно и в предварительных расчетах никаких ошибок не было. И катастрофу приписали какому-то сейсмическому явлению, предвосхитить которое с помощью существующей аппаратуры не представлялось возможным из-за его незначительности.
      Эсплендадоре пожелал узнать, насколько вероятно повторение чего-либо подобного. Ученые в ответ только пожимали плечами. Собственно говоря, по их данным оно вообще не должно было произойти.
      Взвесив все это, Эсплендадоре прикинул, не саботаж ли это. Как-то не верилось, что какой бы то ни было человек способен продаться существу, смахивающему на хорька, с громким верещащим голосом и отвратительной натурой. Однако всегда находятся люди, которые ради наживы пойдут, на что угодно. Даже продадут свою расу.
      Предательство было заложено в род людской с изначальных времен, и кто может сказать, на что ради выживания оно способно толкнуть? Считалось, что оно в определенных ситуациях помогает выжить, но это выглядело по-другому теперь, когда Флот до предела рассредоточил свои силы.
      Наладить контакт с халианами было возможно через некоторые планеты, не вошедшие в Альянс. Эти инопланетяне подпадали под категорию разумных существ, во всяком случае, с той точки зрения, что умели сотрудничать между собой и держать обещания. Осведомителям платили хорошо. И не только золотом и платиной, – халиане забирали много художественных сокровищ с планет, которые грабили.
      Люди и их союзники в Альянсе – триста с лишним планет, составлявшие цивилизацию, как мы ее понимаем, – были сплочены своим отвращением к халианам и решимостью противостоять халианским вторжениям. Но между ними не замечалось такого же согласия в отношениях друг с другом. Точнее сказать, разнообразные планеты Альянса представляли собой полнейший хаос соглашений, особых группировок, союзов, организаций, выискивающих чужое слабое место, неизменно заботясь только о своих местных интересах. Во всяком случае, тут человечество не преодолело своей давней склонности к агрессивности и соперничеству.
      Среди планет Альянса имелись и такие, которые считали, что Флот куда опаснее для их существования и свобод, чем халиане. Особенное возмущение вызывала потеря права оборонять свою планету с помощью собственных военных космолетов. Конечно, в этом был смысл: если бы каждая планета (при малочисленности населения на многих из них) занялась собственной обороной, это вылилось бы в дорогостоящее, и ненужное дублирование. Безопасность всех планет обеспечивалась сильным Флотом, способным противостоять любой угрозе.
      Это было очевидным и почти все согласились. Но все равно было тяжко смотреть, как вооруженные люди распоряжаются на твоей планете, а у тебя нет права обзавестись собственными боевыми кораблями. Люди по-прежнему находились в тисках дилеммы: многие из них не чувствовали себя свободными, раз не могли иметь собственного флота, но обзаведись они им, то отказались бы от мира и безопасности.
      Ввиду всяческого соперничества между разными планетами Альянса Эсплендадоре не исключал возможности, что какие-то из тех, что финансировали его экспедицию, на самом деле желали бы, чтобы она потерпела неудачу. Ведь отнюдь не исключалось, что некоторые члены планетарного совета пытаются посодействовать карьере адмирала из своего родного города. И кампания Альянса не раз саботировалась.
      Эсплендадоре обсудил все это с главой своей службы безопасности. Тот согласился, что возможность саботажа представляется вполне вероятной, и поклялся, что полностью во всем разберется.
      Строительство новой базы буксовало. Число всяких накладок оказывалось непомерно большим. Внезапно рухнули несколько зданий поменьше. Все начали нервничать.
      Ничто не шло по графику. Эти задержки грозили экспедиции срывом. И тогда же Эсплендадоре начал получать все больше прямых указаний, что кто-то сознательно вредит строительству. Например, ценные инструменты были оставлены снаружи, и их великолепно отполированные металлические части подверглись необъяснимой коррозии.
 
      Леа увидела свой первый странный "провидческий сон". Во сне она собиралась в гости к своей двоюродной сестре Айрис. На самом деле у Леа не было двоюродной сестры Айрис, но во сне была. И находилась она в каком-то странном месте, но во сне оно казалось именно таким, каким и должно было быть.
      Айрис жила в огромном многоквартирном доме почти в центре города. Дом назывался "Изумрудный герб", и обитало в нем несколько тысяч семей.
      Войдя в здание, Леа чувствовала себя спокойно и привычно. Поднялась в засасывающем подъемнике на четырнадцатый этаж, вскочила на роллер, и он промчал ее милю по коридору до квартиры Айрис.
      – Я тебе очень рада, – сказала Айрис, – но извини, если буду отвлекаться. У меня срочное телефонное дежурство.
      Только тут Леа заметила черные проводочки, которые соединяли голову Айрис со штепселями в стене.
      – Ого! Что-нибудь случилось?
      – Дурочка! Так ведь война же! – сказала Айрис. – Ты ведь помнишь, что мы воюем?
      – Ах да. Нас оккупируют или еще что-то, верно? – спросила Леа. – По правде говоря, я про это и не думаю. Мне ведь в этом году предстоит принять много важных решений о моей карьере.
      – Ну так подумай! – сказала Айрис – Они все еще наступают, понимаешь?
      – А я думала, что наши силы отогнали их с большими потерями, – возразила Леа.
      – Мы их временно остановили ценой свыше десяти тысяч наших жизней. Однако они опять наступают… О-о… Погоди! Сигнал!
      По одному из проводков, погруженных в голову Айрис, забегали искры. Айрис шепнула Леа:
      – С Южного плацдарма. Там последнее время ничего не происходило. По-моему, вот-вот произойдет что-то важное. Волнующе, верно?
      – Да, – сказала Леа. – Но и очень печально Столько чудесных мальчиков погибло Если бы я могла хоть что-то сделать!
      – Так сделай!
      – Но что я могу?
      – Поговори с ними. Попытайся растолковать им. Скажи, чтобы поискали другое место На планете простора сколько угодно. Почему они выбрали это, ну почему?
      – Но отчего именно я? – спросила Леа.
      – Потому что кроме тебя некому. Ты живешь в их мире.
      – Айрис! – воскликнула Леа. – Как ты можешь говорить такое?
      – Но это же правда, – ответила Айрис. – Ты сама знаешь, что правда. Разве нет?
      Леа хотела заспорить, объяснить, что такая же ариджи, как Айрис. Но тут она проснулась. И оказалась человеком. Очень расстроенным.
 
      Я не представляла себе, с кем поговорить о моих снах. А поговорить было надо, потому что они по-настоящему меня пугали, и мне начинало казаться, что я схожу с ума. Нет, сумасшедшей я себя не чувствовала, но мои сны казались сумасшедшим бредом. И мне необходимо было с кем-то их обсудить.
      Разумеется, был внеконфессиональный капеллан – официальный духовный наставник всех нас. Я видела его издали. Мужчина в годах, вдовец, довольно хилого сложения с седой бородкой и в очках с золотой оправой – не потому, что зрение у него было плохим, но потому, что на этой планете очки были знаком духовного сана. Однако по зрелому размышлению я решила к нему не обращаться, так как подозревала, что мои сны нельзя было отнести к духовным проблемам, и, значит, они, так сказать, не по его ведомству.
      По работе я была знакома с несколькими девушками – но не настолько близко, чтобы обратиться к ним. Конечно, оставался Милас Шотуэлл, и я знала, что нравлюсь ему. Степенный молодой человек, красивый и очень в моем вкусе. По-моему, это очень важно, когда говоришь о чем-то интимном вроде снов. И я решила поговорить с Миласом, и честно не знаю, почему вдруг пошла по длинному пыльному коридору, который вел к маленькой лаборатории и довольно унылому жилому помещению, которое отвели Аллану Бантри и его никому не нужному отделу инопсихологии.
      Аллан, как обычно, работал один у себя в лаборатории. На нем был замызганный рабочий халат, а его курчавые волосы торчали во все стороны, как бывало всегда, когда он забывал причесаться Но я все равно обрадовалась, увидев его.
      Лаборатория помещалась в тесной комнате с двумя рабочими столами, один из которых был занят его компьютерами и всем, что к ним относится, включая и принтеры. На другом стояли его магнитофоны. Когда я вошла, он слушал что-то мне знакомое. "Маленькую фугу для органа" Баха.
      – Привет! – сказала я. – Ну как военная жизнь?
      – Откуда мне знать? – отозвался он. – Я гражданское лицо, как и ты.
      – Неужто у Флота нет своих военных психологов?
      – Естественно! Но они занимаются только расами, входящими в Альянс. Остальными инопланетянами Флот интересуется только, когда убивает их.
      – Так зачем ему понадобился инопсихолог?
      – Для демонстрации интереса к развитию наук. Отличная реклама, когда приходит время выделения средств на военные нужды.
      – А почему ты не в тарге?
      – Будь так добра, не напоминай мне! Откуда мне было знать, что тут таргов никто не носит? Вот так. Ну, ты решила работать у меня?
      Я ответила, что пришла рассказать ему про мой сон.
      – Но почему ко мне?
      Я и сама не понимала, почему, но внезапно меня осенило:
      – Потому что, мне кажется, что бы я ни сказала, ты не сочтешь меня свихнутой, или я свихнулась, что думаю так?
      – Леа, мне иногда трудно тебя понять. Садись и расскажи мне свой сон, – потребовал он, кивая на качалку довольно ненадежного вида.
      Я подробно рассказала ему про мою воображаемую двоюродную сестру Айрис. Кончив, я принялась яростно раскачиваться, а он запустил пальцы в шевелюру – верный признак, что он приходит к каким-то выводам. Жуткое мгновение мне казалось, что он вот-вот скажет: "Леа, не хочу тебя огорчать, но ты действительно свихнулась". Вместо этого он сказал:
      – Леа, ты мне нужна.
      От его слов у меня затрепыхалось сердце. Я уже решила, что он мне нравится. И знала, что нравлюсь ему. Но не подозревала, что настолько.
      – Ах, Аллан! – сказала я. – Зачем?
      – А потому что у тебя самый высокий пси-потенциал из всех нас здесь на Клаксоне, военных и гражданских. Твой сон Окончательно меня в этом убедил. Я думаю, этот сон крайне важен.
      Я не знала, почувствовать ли себя польщенной или обидеться, но я начала работать у Аллана Бантри в отделе инопланетной психологии.
 
      Я всегда записываю свои сны в дневнике. А потому точно знаю, когда какой видела. Но даже и без дневника я знаю, что каждый сон предшествовал какой-нибудь катастрофе. Первый привиделся мне накануне того, как обрушилось новое здание. Затем мукомольня. А затем происшествие в гараже. Я даже начала бояться, что мои сны являются причиной всех этих ужасов. Однако Аллан меня разубедил.
      – Забудь эту чушь, – сказал он. – Никаких сомнений в том, что происходит, нет. Каким-то образом возник контакт между тобой, и теми, кто их устраивает. Во всяком случае с одной – с Айрис.
      – Но ведь то, что я вижу во сне, на самом деле не происходит. То есть в действительности.
      – По-моему, происходит, но не так, как тебе вспоминается. Образы в твоих снах – попытка твоего подсознания облечь смыслом увиденное.
      – Аллан, неужели ты серьезно считаешь, что я нахожусь в телепатическом контакте с людьми, которые устраивают диверсии на нашей базе? И ведь даже не доказано, что это чьи-то диверсии, а не цепь несчастных случаев!
      – Статистически очень маловероятно, что это несчастные случаи, – сказал он. – Нет, за этим явно стоит интеллект.
      – Тогда это кто-то из наших. На планете ведь нет никого, кроме персонала Флота – военного и гражданского. Или, по-твоему, кто-то прячется там? – И я махнула рукой в сторону безжизненной каменной пустыни вокруг Ксанаду.
      – Нет, – ответил Аллан. – По-моему, это вовсе не предательство, саботаж или диверсии. Мне кажется, мы столкнулись с иноинтеллектом, который борется с нами по каким-то своим причинам.
      – То есть, по-твоему, тут где-то есть инопланетяне? – сказала я.
      – Другого объяснения нет, – сказал Бантри. – И они могли быть здесь еще до нашего прибытия. Не забывай: планету обследовали наспех. Мы исходим из того, что тут нет разумных живых существ, а ведь это означает лишь, что разведка их не обнаружила.
      Да, это была мысль. И страшная. Если Айрис и ей подобные действительно существуют, то где они?
      Все это выглядело очень серьезным, но тут я кое-что сообразила и засмеялась.
      – Моя гипотеза об инопланетянах кажется тебе смешной? – спросил Аллан довольно-таки холодным тоном.
      – Вовсе нет, Аллан! Но согласись, именно такой гипотезы и следовало ждать от инопсихолога.
      Он было насупился, но тут же ухмыльнулся. Я обрадовалась: по-моему, очень хорошо, когда у мужчины есть чувство юмора, особенно если я рядом.
      – Знаешь что? – сказал он.
      – Что – что?
      – Ты жуть наводишь, Леа, ну просто жуть!
      Тут я окончательно убедилась, что нравлюсь ему.
 
      Честно говоря, мне очень не хотелось заниматься пси-тренировками. Мне было о чем подумать кроме них. Аллан и я только что обрели друг друга. Вот об этом стоило подумать. Хотя Аллан как будто не вполне сознавал, что мы обрели друг друга. Вот и об этом очень стоило подумать. А главное: мне вовсе не хотелось думать. Я влюбилась и хотела просто наслаждаться этим чувством, сладкой такой безмятежной ленью. Поэты называют это томностью. В обществе Аллана меня охватывала томность.
      Но мое общество вроде бы не настраивало Аллана на романтичный лад. По правде сказать, я не думаю, чтобы это входило в его репертуар. Он был серьезным молодым фанатиком от науки и хотел, чтобы я занималась пси-тренировками.
      Мне приходилось надевать на голову какие-то металлические штучки и смотреть на шарикоподшипники на гладкой стеклянной поверхности. Идея заключалась в том, чтобы я заставила их покатиться. Нет, вы только вообразите.
      Нет, я старалась. Я толкала их всей силой своих мыслей. Иногда мне даже чудилось, что еще чуточку – и я прикоснусь к ним. Я ощущала холод стали… нет, не своим настоящим лбом, естественно, а лбом, который проецировала на стальной шарик.
      Но не могла заставить ни один даже качнуться. Я видела, что Аллан разочарован. После недели тщетных потуг он, по-моему, был уже готов отказаться от своей затеи, но тут я поняла, в чем фокус – покус.
      Я назвала это фокусом, но Аллан сказал, что это просто моя индивидуальная манера сосредотачиваться. Я вообразила маленький ломик, подсунула его под шарик, толкнула… и он покатился! После этого стало легче толкать моим воображаемым лбом. Но не могу утверждать, что это всецело моя заслуга. Усилитель пси, который я надевала на голову, тоже помогал. Спасибо, усилитель пси!
      После подшипников Аллан захотел, чтобы я поворачивала ключи в скважине на расстоянии. Это оказалось просто, когда я научилась вроде бы закручивать силу. Ну а потом мы перешли к установлению контакта.
      В моем следующем сне я словно бы шла по городской улице, которая задним числом показалась мне очень странной, но во сне все казалось привычным и нормальным. По сторонам было много зданий белого и голубого цвета, но без дверей, вообще без входов. Аллан сказал мне позже, что многие частности скорее всего не имели никакой связи с реальностью, а были плодом поисков аналогий – свойство, присущее нашему сознанию, которое симулирует то, что его окружает. Вот так изъясняются инопсихологи.
      Улицы были вымощены фарфоровыми булыжниками. Я видела лошадей и всадников, хотя потом сообразила, что это были вовсе не лошади.
      Я шла по улице, а меня все время обгоняли торопящиеся прохожие. Каким-то-образом я понимала, что они никуда особенно не спешат, а просто двигаются быстро, таким уж они обладали свойством. Я шла, шла и вышла на что-то вроде деревенской площади, а на ней был фонтан со статуей. Только у статуи не было головы, и вода била из шеи. Тогда мне это странным не показалось, тем более что статуя, как я знала, стояла там века и века.
      Тут я услышала голос, говоривший: "Все граждане немедленно соберитесь у статуи, Оранжевый сектор двадцать два. У нас для вас важное сообщение".
      Я направилась туда, и передо мной предстало печальное зрелище. С фронта вернулось много солдат, и большинство было тяжко ранено. Повсюду виднелись носилки, подъезжали и уезжали машины скорой помощи. Некоторые из наших мужчин были все в бинтах и передвигались на костылях, некоторые ковыляли на шести ногах, другие на семи. У меня сердце надрывалось при мысли, что они лишились ног и уже никогда не смогут участвовать в майской пляске.
      Я пошла дальше. Мне казалось, что я должна сделать нечто важное. У меня были какие-то причины находиться тут. Стоило подождать, и я бы вспомнила. Но времени сидеть и вспоминать не было. И тут появился Ингендра, брат Айрис.
      – Ты как раз вовремя, – сказал он. – Сейчас начнется высшее заседание совета. Они должны вынести крайне важное решение.
      – Какое? – спросила я.
      – Идем со мной, – сказал Ингендра. – Ты сама все увидишь.
      В зале совета были очень высокие потолки, и освещался он скрытыми источниками света. Там собрались все советники города, и присутствовала президент ариджи. Очень толстая, с густым слоем туши под глазами. Она была старая, но мне показалась очень красивой. Я ее испугалась, потому что она, как я считала, умела читать мысли и мои и кого угодно. Они это умеют, президенты ариджи.
      – Так ты Леа. Мы надеялись, что ты опять нас посетишь.
      – Как же так? Я ведь живу здесь.
      – Нет, Леа. Попробуй вспомнить, откуда ты на самом деле.
      Я задумалась, и у меня появилось ощущение в моем сне, будто я грежу, а настоящая Леа спит в другом мире, возможно, настоящем мире.
      – Ты знаешь, откуда ты? – спросила президент.
      – Я правда из другого мира? – спросила я у нее.
      – Да, дитя, да. Для нас это чудесная возможность. Мы уже потеряли всякую надежду войти в контакт с твоей расой. И вот у нас появился шанс.
      – Послушайте! – сказала я. – Погодите! Мне что-то неясно. Я должна вернуться и сказать им, что мне приснился сон, но все было по-настоящему?
      – Им придется тебя проверить. Мы кое-что задумали.
      – Что?
      – Пока я не могу тебе сказать. Но когда это случится, ты сразу поймешь. И тогда будешь должна снова поговорить с нами.
      – Не хочу! – крикнула я и проснулась в лаборатории.
      – Ты видела сон? – спросил Аллан и включил записыватель. – Расскажи подробнее.
      И я рассказала.
      – Когда это что-то должно произойти?
      – Очень скоро, Аллан. Может, нам следует предупредить адмирала?
      – О чем предупредить? Мы же не знаем, что они сделают. Он сочтет нас свихнутыми.
 
      Адмирал Эсплендадоре сидел у себя в кабинете за поздним утренним кофе. Кофе для Флота совершал до Клаксона долгое путешествие. Единственная культура, которая никак не приживалась на инопланетных почвах. Эсплендадоре прихлебывал свою любимую смесь мокко с яванским и проглядывал отчеты инженеров. Он все еще отставал от графика. Нестерпимо, как все медленно делается! И по-прежнему никаких сведений, кто стоит за саботажем на базе. Кое-кто из штабных предложил свои теории, но что толку от теорий, не подкрепленных неопровержимыми фактами? У них нет ничего, кроме предположений. Особенно его раздражала нелепая, идея Бантри. Естественно, в галактике существовали очень странные расы, и нельзя было сбрасывать их со счетов. По просьбе Бантри он распорядился провести подробнейшую аэросъемку поверхности Клаксона, а также прозондировать два пресных океана планеты. Не было обнаружено ни малейших признаков разума, никаких намеков на него.
      Однако если он в самом скором времени не разберется в происходящем, ему придется туго. Высокое начальство следит за ним. Задание крайне важное – ведь его удачное выполнение может надолго покончить с Хорьками, и предоставить Альянсу такое преимущество, что это "надолго" превратится в "навсегда".
      Он снова поднес чашку с кофе к губам и вдруг заметил легчайшую дрожь на бурой поверхности. Колебания. Словно жидкость улавливала вибрацию, которой он не чувствовал.
      Адмирал нахмурился, подошел к компьютерной консоли, набрал сейсмический запрос. Все как будто было в полном порядке, хотя в данных о некоторых секторах наблюдались минимальные отклонения.
      Но теперь он уже сам ощущал вибрацию. Словно бы в полу. Возможно, ведутся какие-нибудь работы ниже этажом или ведется проверка оборудования. Он решил проверить и взял телефонную трубку.
      – Хаскуэлл, – распорядился он в нее, – идите сюда. Мне надо отдать вам распоряжения.
      Ответа не последовало. Эсплендадоре внезапно осознал, что телефон отключен. Он постучал по трубке. Ничего! Потом подошел к двери и нажал кнопку защелки с фотоэлементом. Ничего! Он ударил кулаком по двери. Это ничего не дало. Он заорал.
      – Хаскуэлл! Вы меня слышите? Откройте дверь немедленно!
      Никакого ответа. Ну да ведь дверь звуконепроницаема. Он успокоился и вернулся к пульту. К окнам он даже не обернулся, их стальные ставни были заварены из соображений безопасности. Дверь была единственным входом и выходом, а она отключилась. Телефон был единственной связью с наружным миром, а он молчал.
      Но есть же еще компьютер!
      Он повернулся к пульту и попробовал вызвать какой-нибудь другой компьютер планетарной сети. Ничего! Только на экране вспыхнуло: "Пожалуйста, подождите. Первоочередное сообщение".
      Ему оставалось только ждать. А пока он ждал, дрожание пола все усиливалось.
      И тут внезапно свет в кабинете погас, и наступила полная темнота, поскольку окна света не пропускали. Ему послышалось какое-то жужжание в стенах. Конечно, что-то с проводкой. Но звуки не прекращались. И совсем не похожи на потрескивание в электрических кабелях. Казалось, внутри стен происходит какое-то движение. Крысы? Или еще какая-то, дрянь?
      Эсплендадоре вернулся к письменному столу, открыл на ощупь верхний правый ящик и достал лазерный пистолет новейшей модели. Он поставил ширину луча на максимум. В глубине ящика хранилось еще одно лазерное оружие – ручной дротик с коротким, но абсолютно смертоносным радиусом действия. Теперь он готов был вступить в бой с кем бы или чем бы то ни было.
      Однако он предпочел бы знать, что происходило на базе. Конечно, Одряхлендер, его заместитель, превосходно справлялся с обычными делами. Но эта ситуация меньше всего была обычной. Только бы Одряхлендер не поддался панике. Эсплендадоре совершенно не требовалось, чтобы в штаб Флота полетели ракеты связи с нелепым сообщением о невидимом противнике. В результате как бы ему не стать всеобщим посмешищем. Бесспорно, противник был невидим. Но это ничего не меняло. Впечатление такое сообщение произведет самое неблагоприятное.
      А этим рано или поздно придется себя показать. И тогда тем, кто там шебаршится, очень не поздоровится.
      Адмирал Флота, Голубой Малютка Эсплендадоре был разгневан.
      Вскоре он ощутил какое-то движение. Его кабинет словно бы закачался. Потом накренился, и он упал бы, не ухватись его рука за край стола. Кабинет, все его апартаменты словно двинулись куда-то. Это было невозможно, это было маловероятно, но это было!
      Жутковатое состояние – убывать в неизвестном направлении в непроницаемом мраке. Эсплендадоре опасался, что это каким-то образом устроили халианские агенты. В таком случае его карьере каюк. Для адмирала было типичным, что сначала он подумал о гибели своей карьеры, а не о собственной гибели. Чем бы это ни завершилось, раз халиане умудрились похитить его вместе с его личными апартаментами прямо из центра военной базы, ему этого не пережить, даже если он останется в живых. Кабинет был абсолютно звуконепроницаем. И только толчки и покачивания доказывали, что он передвигается в пространстве. Ну и еще что-то подсказывало ему, что весь блок с его апартаментами подняли и теперь несут куда-то. Но кто? Это оставалось выяснить.
      Рано или поздно, им придется вступить с ним в переговоры. Они войдут в дверь – вон там. Он стоял позади стола, надежно заклинившись, чтобы его не тряхнуло, наведя лазерный дротик и пистолет на невидимую дверь. Он был готов встретить их. Правда, чуть поздновато, но кто мог уберечься от абсолютно неожиданного?
      Он не знал, сколько уже времени пробыл в темноте. Кабинет был подобен резервуару для тренировочного погружения, где теряется всякое ощущение времени.
      Но он уловил, когда после истечения вечности кабинет замер в неподвижности.
      Сейчас они войдут!
      Он прищурился в сторону двери, оберегая глаза от внезапного света, который ворвется в кабинет, едва ее откроют. Его палец лежал на спусковом крючке.
      И тут зазвонил телефон.
 
      – Да? Кто говорит? – рявкнул Эсплендадоре в телефон.
      – Сэр, я Аллен Бантри, инопсихолог Флота.
      – Бантри, какого черта звоните вы? Где Хаскуэлл? Где Одряхлендер? Где мой начальник штаба?
      – Собственно говоря, сэр, они с десантниками. Планируют операцию, как вас вызволить.
      – Отлично! – объявил Эсплендадоре. – Передайте, чтобы они начинали. И кстати, где я нахожусь, черт подери?
      – Блок с вашими апартаментами был отделен от здания и унесен примерно на полмили за периметр базы. Я сейчас стараюсь, чтобы восстановили телефонный прием в вашем кабинете. А! Теперь вы можете посмотреть сами.
      Вспыхнули экраны. С трех сторон Эсплендадоре увидел три обрыва, уходящие вниз, а с четвертой узкий выступ, нависающий над пропастью. По-видимому, его апартаменты были поставлены на этот выступ.
      – Причина, по которой, на мой взгляд, вам следовало бы остановить десантников, – сказал Бантри, – заключается в том, что, боюсь, суета на выступе может обрушить его вместе с вами в пропасть.
      – Черт, так не пойдет, – сказал Эсплендадоре. – Передайте им от моего имени, чтобы не атаковали или поискали бы другой способ рассчитаться с мерзавцами, которые меня похитили. Да, кстати, а кто меня похитил?
      Бантри замялся.
      – Сэр, вам не понравится…
      – Понравится – не понравится, при чем тут это? Говорите, и все тут.
      – Вам очень не понравится, сэр.
      – Бантри, хватит вилять! Отвечайте!
      Бантри прочистил горло.
      – Адмирал Эсплендадоре, что бы вы сказали, если бы я ответил, что соединения блока с вашими помещениями были изъяты согласованными действиями десятка миллионов жесткокрылых жуков, каждый величиной с маленькую монету?
      – Сказал бы, что вы спятили, милейший, и что ваш язык подведет вас под военно-полевой суд.
      – Этого-то я и опасался, – отозвался Бантри.
      – Полагаю, эти ваши жуки взвалили меня на свои спины и приволокли сюда?
      – Боюсь, сэр, именно это и произошло. Несколько миллионов жуков способны переносить очень большие предметы.
      – Предупреждаю вас, – сказал адмирал, – ссылки на помрачение рассудка вам не помогут… А вы точно уверены, Бантри, что произошло именно это?
      – Да, сэр.
      – С вами кто-нибудь есть? Какой-нибудь ответственный офицер?
      – Ваш адъютант, капитан Уолтерс.
      – Давайте его к камере, Уолтерс! Так в чем дело?
      – Никто точно не знает, что происходит, – ответил Уолтерс. – Но создается впечатление, что кто-то или что-то направляет эти миллионы, если не миллиарды жуков. Кто-то или что-то разумное Может быть, халиане, сэр.
      – Вы своими глазами видели?
      – Да, сэр. Я наблюдал, как эти жуки утаскивали вас. Мы не решились атаковать их взрывчаткой, газами или инсектицидами из опасения убить вас. А потому не смогли принять никаких мер против них, но скажите только слово…
      – Не спешите, – сказал Эсплендадоре. – Наш долг по отношению к науке и нашей собственной будущей безопасности требует, чтобы мы вступили в переговоры с этими тварями, выяснили, чего они хотят. А они нападают на моих ребят?
      – Нет, сэр. Неофициальная демаркационная линия возникла как-то сама собой. Они остаются на своей стороне, а мы на нашей. До сих пор они не предприняли никаких враждебных действий. То есть кроме вашего похищения, сэр.
      – И они настоящие жуки? – спросил Эсплендадоре.
      – Насколько мы можем судить. У нас в штате нет специалиста-энтомолога, или как там называют парней, которые изучают козявок. Но один из наших сельскохозяйственников говорит, что они выглядят точь-в-точь как хрущи японские, только пятнышки у них голубые.
      – Что известно о японских хрущах?
      – Да тут никто почти ничего не знает. Отправить РС с запросом?