Змеиное проклятье

      Два тяжеленных швеллера рухнули на бегущего Старостина и придавили его к полу, сломав позвоночник. Он издал задушенный писк и затих. Следом под натиском бетонной плиты обрушилась часть стенки подвала, не реставрировавшаяся с момента постройки.
      Кирпичная кладка разлетелась в стороны, светя пористыми цельными кирпичами, какие делались в начале века, а следом из стены вылетел округлый камень, который на кирпичи был совсем не похож.
      Камень упал на пол, два раза подпрыгнул словно был резиновым мячиком, а не пудовым камнем и остановился прямо напротив головы умирающего Старостина.
      Преприниматель медленно повернул голову и прочил руны, что были начертаны на камне, понял их, но совершенно не удивился и не испугался, так как уже не мог нормально соображать. Придавленный тяжелыми глыбами бетона, с раздавленными ребрами он мог лишь смотреть на эту надпись и тихо умирать.
      Однако два часа спустя, когда самый яростным момент бури был уже позади Алексей Старостин был еще жив. Больше того с каждой минутой ему становилось все легче, словно не лежал он под острыми пористыми кусками бетона со впившейся в бока ржавой арматурой.
      - Тепло... - мечтательно проговорил он в полный голос.
      А затем, бросив еще один взгляд на камень из которого как бы это самое тепло исходило без особых усилий выкарабкался из под завала. На секунду ему показалось что он стал меньше, чем раньше, и гораздо проворней. Экстурист отполз в уголок подвала, за поваленный в штабель стеллажи с книгами, отсюда виднелся край неба, освещаемого вспышками молний, значит подвал не завалило полностью.
      Встал на колени, а затем в полный рост, словно и не ломал себе ребра и позвоночник, постоял так, а затем снова встал на четвереньки, так привычнее.
      Что то изменилось вокруг, но он не понял что, просто подбежал к валяющемуся камню, обвился вокруг него и уснул. Чувствуя радостное тепло.
      Сны ему снились дикие и страшные, он не понимал их, он теперь вообще не отличал их от реальности.
      А утром Дня После Бури он очнулся в пятне серого утреннего света, лившегося чрез пролом в потолке подвала. Камень за ночь выпал у него из рук и откатился в сторону. Старостин попытался подняться, но внезапно ему показалось, что к у него нет ног, да и рук тоже, он даже прополз пару метров по подвалу, извиваясь всем телом, но затем все таки вспомнил, как подняться на четвереньки и потрусил к свету, теперь он хотел найти людей.
      Дальше было просто. Выкарабкавшись по разваленным бетонированным плитам на волю он впервые увидел свои руки на свету.
      Руки были как руки, но вот только покрыты они были сероватой шелущашейся чешуей. Крохотные чешуйки осыпались с них и исчезали в вязкой грязи. Кроме того на них совершенно не было ногтей. А следом в ближайшей луже отразилось и его лицо, которое еще носило легкое сходство с Старостиным, крупным предпринимателем, могущим заказать себе класс люкс на любом теплоходе, но тоже было покрыто грязно серой шероховатой чешуей а рот ввалился, лишившись неожиданно зубов. Кроме того веки у него на глазах проявляли явною тенденцию к опрозрачиванию.
      Он был уже настолько тронут, что совершенно не удивился этому и пополз к ближайшему домику, милого синего цвета с резными темными совами на крыше.
      Постучал в дверь. Ее открыл мужик лет сорока из за плеча которого выглядывало многочисленное его семейство. При виде Старостина дети кинулись с визгом прочь, но он не заметил этого и пошел на хозяина дома радостно говоря:
      - Люди! Люди да?! Люди здесь, а я из водя! Люди...
      И не замечал он, что вместо слов у него вырывается низкие сухой шип и сип, а человек пятится от него с широко раскрытыми глазами.
      Он все еще радостно причитал, когда хозяин дома дошел до стены, а затем пошарился в антресоли над головой вынув оттуда ружье, тульскую двустволку.
      - Друзья! Люди! Тепло!!! - не замечая ничего еще сипел Старостин, когда хозяин поднял ружье и выпалил из обоих стволов.
      Дуплетный залп крупной дробью, оборвал жизнь Алексея Старостина, в прошлом подающего надежды бизнесмена, а ныне непонятного монстра, но дело было сделано.
      Вместе с шипящим приветствия кораблекрушенцем в Черпихово пришла змеиная.
      Саврасов, хозяин приметного синенького дома в котором в дальнейшем поселился Серега, постоял немного над трупом змеечеловека, а затем крикнул жене собирать вещи. Днем они уехали. Что с ними стало мы уже знаем.
      Но начало было положено.
      Странности начались этим же вечером. Один из путешественников, проезжающий Черепихово, неожиданно потерял управление автомобилем и врезался в стену разрушенного дома прямо на глазах у изумленных селян. Когда подбежали, то внутри раздолбанного вдребезги автомобиля оказалось пусто. Озадаченные селяне разошлись, а час спустя местный пьяница Степан приплелся шатаясь в бар, прежде чем рухнуть на пол успел поведать, что рылся в обломках машины и неизвестно как напоролся на сидящую там змею, которая его соответственно укусила. Случай был странный но на него никто не обратил особого внимания, ведь народ до сих пор разгребался в осколках бури.
      Около, девяти трое селян, что объединенными усилиями чинили один из домов наблюдали в вечернем небе полет гигантской летучей мыши, а следом за ней двух крупных серых волков, неспешно бредущих вдоль улицы. Пока они смотрели на эту невидаль один неожиданно куда то исчез, а обернувшиеся соседи увидели лишь крупную серую гадюку, что медленно сползала с крыши, а затем бухнулась на землю.
      В девять тридцать старый Кузьмич спустил свою плоскодонную лодку в тихие и спокойные воды Волги, намереваясь порыбачить в прибрежных камышах, неподалеку от Воскорецкого омута.
      Вечерело, небо было таким де чистым и прозрачным, как и за день до бури.
      Звезд еще не было, а солнце таяло в мутной дымке на Западе.
      Кузьмич всегда выезжал на рыбалку на закате, он плавал вот так уже много лет и пожалуй не разу не пропустил своего любимого момента, когда день угасает, а небо над головой неожиданно становится на удивление огромным и всеобхватным, а сам ты кажешься лишь крошечной букашкой на гладком зеркале воды.
      Кроме того вечером хорошо клевало, конечно теперь рыбы уже не столько как раньше , но все таки поблизости один из самых глубоких омутов на Волге и по слухам там еще водятся двухметровые зубастые щуки.
      Двухметровых щук Кузьмич ловить не собирался, годы не те, да и на его хлипкую удочку - палочку особо много не на рыбачишь, но на средних карасиков вполне можно рассчитывать. Кузьмич любил рыбу и часто сам готовил из нее крепкую наваристую уху, на которую имел обыкновение приглашать половину села.
      Рыбак направил свою утлую деревянную, обшитую в некоторых местах плоскодонку на противоположный берег, до камышей надо было идти по стремнине, а затем довольно резво выгребаться у к берегу, а то унесет дальше. Здесь бы помог мотор, но старый давно вышел из строя, а на новый катастрофически не хватало денег.
      Солнце стаяло, с реки потянуло холодком и Кузьмич поплотнее запахнул брезентовый дождевик - лучшую защиту от ночного холода. На реке нельзя разжечь костер и погреться, тут приходится часами сидеть неподвижно и потихоньку впитывать ночную стынь. Лодочка тихо скользила по неподвижной воде, к вечеру стихает даже самая легкая зыбь, а по обоим сторонам от нее становилось все темнее. Не загорятся в этой непроглядной тьме яркие электрические огоньки, электричество отрубилось на обоих сторонах разлива, порвало везде провода и говорят, даже поломало сильно местную Ярославскую электростанцию, так что не скоро засияет свет яркий в домах. Ну а керосинки светят так слабо, что их и не видно.
      Слева в Черепихвого взметнулся огненный язык и тут же утих.
      - Жгут чего то? - спросил сам себя Кузьмич и снова глянул ту сторону, там было видно легкое свечение, словно что то тлело.
      Раздавались вроде еще выкрики, но рыбак был туговат на ухо, особенно в последнее время и ничего расслышать не мог.
      Солнце село за горизонт, но западная сторона неба была еще довольно светла, хотя на противоположной уже сгустилась тьма и горело с пяток звезд. Неясные крики смолкли, и снова настали тишина, даже собаки не лаяли.
      - 'Нехорошее время настало' - подумал Кузьмич оглядывая берег- 'Все перечеркнула буря проклятая!' У Кузьмича больше не было дома, да и он сам то уцелел по счастливой случайности, вид как тяжелая деревянная стропила с хрустом пробила пол всего в двух шагах о его кровати. На которой он к тому времени уже спал. Половину прошлой ночи он провел под проливным дождем, бегая вот в этом самом дождевике в поисках укрытия. Ему также довелось наблюдать падение дуба на дом культуры и бреющий полет трактора. Из ужасов той ночи он еще помнил мучительную смерть соседской коровы, заброшенной вихрем на провода и разом их замкнувшей, и двоих Щербинских судорожно пытающихся спасти роем вылетающее из их дома имущество.
      Кузьмич тогда схоронился прыгнув в неглубокий подпол, разваленного до основания дома, и с тех пор жил в своем гараже на берегу, рядом с лодкой, единственному что у него осталось на данный момент, кроме улочки.
      Сегодня утром он вроде бы слышал выстрел. Или показалось? Он прожил много лет в этом селе но никогда не видел его в такой разрухе.
      На левом береге смутно темнели в ночи камыши. Там был небольшой заболоченный участок, а следом ничего не отражающая гладь омута, похожего издали на маленький веселый заливчик, только вот купаться там никто не спешил.
      Подземные пустоты создавали там мощное утягивающее вниз течение с которым временами не мог справится даже опытный пловец. Кроме того там была осень холодная вода. Старые бабки до сих пор считают, что за ноги тянет речной дух.
      Дух или не дух, а в омуте Кузьмич не рыбачил, очень уж не нравился ему вид ночной воды, когда знаешь что там нет дна. Зловещее место, но ему туда плыть не надо. В камышах мелко, а клев идет хорошо, кроме того можно все таки закинуть длинную леску на самый край омута.
      Когда то старый рыбак для проверки кинул в чистую воду омута ярко блестящую хорошо видную подкову и смотрел как она погружается, надеясь увидеть, как она ляжет на дно. Но подкова так и ушла в глубину постепенно растворившись в синей прозрачной воде, словно ее и не было. Как и дна в этом провале.
      Пора было поворачивать, и Кузьмич ухватившись за весла начал энергично ими грести пытаясь вырвать лодку из стремнины. Сразу запыхался, бормотал что не в его уже годы так плавать, что то о моторе, но в конце концов тупой нос лодки стал поворачиваться и оказался нацелен на Черепиховский холм. Теперь течение опять несло лодку, но из стремнины она ушла и по дуге приближалась к берегу .
      Вот и камыши, кому то ночью будет здесь жутковато, но только не Кузьмичу, он уже много лет коротает ночи в зарослях осоки и камышовых стеблей, здесь всегда спокойно и ничего не троевожит ровную гладь воды.
      Однако теперь здесь что то не так. Кто то ворочается в камышах ,ломает стебли и тяжело сопит. Кузьмич приостановил лодку и вгляделся в густые заросли, однако уже стемнело и разглядеть что либо было невозможно. Тогда он пошарил в своем рыбацком мешке и извлек мощный фонарь на подзаряжаемых аккомуляторах, подаренный ему родственниками из города, Аккомуляторы скоро сядут, а вот подзарядить их уже не удастся, электричества то больше нет, тогда придется снова доставать свой старый фонарь 'Летучая мышь', он конечно горит слабо и тускло, но не зависит от электропитания.
      Долго искал в темноте кнопку включения фонаря, нащупал наконец и включил.
      На воду неподалеку упал яростный сноп света, фонарь был хороший. Кузьмич повел им из стороны в сторону, а затем направил прямо в камыши.
      Там что то заревело, заклокотало и потрясенный Кузьмич узрел темную фигуру, которая неловко выкарабкивалась из Воскорецекого омута. Но насколько сильнее ион испугался когда понял, что это никто иной как старик Савитский, местный сторож с которым ему не раз приходилось сиживать на завалинке дома и трепаться о том о сем. Да говорили они славно, на все село славились своей говорливостью.
      Кузьмич мотнул головой, отгоняя привычно наплывающие воспоминания, сейчас перед ним Савитский выползал из Воскорецкого омута, где сгибло неизвестно сколько народу.
      Да и было со старым сторожем что то не так. Все более изумляясь Кузьмич увидел, что лицо Савитского странного зеленовато - синего цвета, тело у него обтекаемое и покрыто зеленоватой слизистой чешуей, а на бледных руко - лапах растут перепонки между пальцами. Кроме того в воде колыхалось что то похожее на хвост. Странное создание моргало выпуклыми черными глазами, не нравился свет.
      - Савитский, Ты? - робко спросил рыбак.
      Тварь поморгала и шумно задвигала лапами.
      - Кузмичь!!! - проревел Савитский приподнимаясь и мутя лапами прозрачную воду. Стало видно, что брюхо у него белое, как у лягушки.
      Кузьмич попятился в своей лодке, от Савитского распостранялся сырой запах, похожий на запах дохлой жабы и гнилой рыбы одновременно, тот мощно рассекая воду уже плыл к лодке. Плыл не брассом и не саженками а мощно, как земноводное отталкиваясь обоими задними лапами. Был он обвешан тиной и нельзя было понять, где кончается растительность, а начинается туловище.
      - Кузьмич!!! - еще раз проквакал Савитский, в свете фонаря было видно, как при словах у него изо рта брызнула густая речная тина, он резво перебирал лапами стремясь скорее добраться до лодки.
      - Ты же утоп! - прокричал Кузьмич навстречу приближающемуся монстру тебя ж вместе со сторожкой в речку скинуло.
      Савитский молча приближался, лишь шумно выдыхал иногда.
      - Как же ты из омута вылез? - вновь вопросил рыбак - никто не мог оттуда вернуться, и ты не должен был!!
      Мокрая тварь приближалась, мощный хвост вспенивал спокойные воды реки, камыши ломались с отчетливым треском, как спички.
      - Ты не Савитский вовсе, - закричал Кузьмич, которого быстро затапливал страх- Водяной ты!!! И меня...АААА!!!
      Бывший сторож с шумом и ревом одним прыжком взгромоздился на борт лодки, распостраняя запах гнилой рыбы, потянулся к рыбаку. Тот разглядел на лягушачьих лапах бледные когти с остатками рыбьей чешуи на них.
      - АААА!!! - завопил еще громче Кузьмич и совершенно не соображая что делает запустил в монстра тяжелым аккомуляторным фонарем.
      Тот с разгона влетел чудищу в голову, послышался звон раскалываемого стекла и фонарь погас, а Савитский тяжело опрокинулся с борта в темную воду, скрывшись сразу же в глубине.
      Кузьмич не медлил. Он всего секунду стоял, безумно оглядывая круги расходящиеся на воде, а затем схватил весла и начал с поразительной скоростью выгребать из камышей, движимый мыслью как можно больше увеличить расстояние между ним и страшным земноводным монстром который раньше был его большим другом сторожем Савитским.
      Лодка вырвалась с шумом из камышей и споро пошла к стремнине, оставляя позади страшные заросли. Когда он отплыл метров на тридцать из камышей донесся громкий квакающий вопль, полный токи и отчаяния, а затем все стихло. Однако Кузьмич представлял себе беззвучно плывущего под водяного, греб все дальше от берега пока не оказался почти на средине реки.
      Тут его подхватило течение из которого он уже не смог выбраться и несло его вниз по реке на расстояние пяти километров, где ему удалось причалить, но пришлось бросить лодку и идти до Черепихово пешком.
      Да, не сможет он теперь жить в сарайчике на берегу реки. Будет теперь представлять как склизкая чешуйчатая лапа хватает его за горло поздно ночью, будет видеть снующие тени в глубине реки. Да и не он один.
      Настала ночь и один из селян по фамилии Лемешев внимательно вгляделся в свои чешуйчатые руки без ногтей, принес из сарая канистру бензина, облился и поднес огонь.
      С воплем он выбежал на двор и там упал дотлевать, но на фоне всеобщего разгрома этого никто не заметил, кроме плывущего по реке Кузьмича, а тому было не до того.
      Объяснительную записку бедняги так никто и не нашел. У села были другие проблемы. Черепиховой мучалось кошмарами. Этой достопамятной ночью, первой Ночью После Бури, почти всему здравомыслящему население села снились плохие сны. То тут то там раздавались испуганные выкрики, когда человек вскакивал с ужасом от очередного кошмара, будя родных, в некоторых домах вообще не спали.
      Снились в основном змеи, клюки разноцветных разнокалиберных змей, яростно извивающихся, снилась осыпающаяся крупными пластами сухая чешуя. Еще снилось некое сгоревшее и разоренное поселение с выжженной поляной в центре. Сны были чуждые страшные, непонятные. Они звали в лес, в темень сырость, в глубину вод, сильно давили, так, что проснувшись, человек еще некоторое время косился на смутные ночные тени, не в силах понять что же его так напугало.
      Еще снился темный пруд, с загаженной водой и темным лесом позади. Почти все знали это место, ведь это были Черепиховские пруды, в дальнейшем споро переименованные в Темные. Почему то от прудов становилось страшно, хотя многие только недавно купались в них.
      Самое пожалуй страшное было желание обратиться в какого ни будь зверя. Во сне всех тянуло стать змеей или жабой или слизистым тритонов, чтобы скользить, извиваться прятаться в тину от суеты.
      Кошмары терзали деревню до трех утра, а потом резко прекратились.
      Утро облегчения не принесло. Наоборот, масштабные события, зародившиеся сутки назад только разрослись. Те из селян, кто нашел в себе силы спать, сопротивляясь кошмарам просыпались по утру и с удивлением находили в своих домах змей на месте исчезнувших родственников. Многие змеи были убиты, а остальные спаслись бегством. Те же жильцы, которые всю ночь просидели не смыкая испуганных глаз могли наблюдать весьма неприятные вещи.
      Жилец дома номер тридцать семь, Михаил Савичев угрюмо сидел за деревянным столом крытым грязной клеенкой . Он устало смотрел в окно, а глаза были красные от недосыпания. Эту ночь он не спал совершенно, хотя и пытался много раз. Закрыв глаза он тут же засыпал и ему являлся темный липкий пруд, с зарослями кувшинок по берегам. Из пруда поднимались какие то испарения и лился в небо тихий зеленоватый свет. Сон этот был бы не слишком страшным, если бы не постоянное ощущение, что из пруда вот-вот полезет что то ужасное.
      И как только во сне он это думал, то тут же понимал. Что это нечто как то услышало его и сейчас поднимется из глубины, поочередно пересекая разнотоновые слои воды. Будет подниматься из той темной бездны, где живет(Большая глупость, ведь известно, что в прудах нет мест глубже трех метров), а затем в рое мелких пузырей вырвется из воды и прыгнет к нему. Пока еще чудовище только двигалось вверх, но с каждым новым сном, приближалось к поверхности, метр за метром одолевая разделяющую их воду.
      В два часа ночи Савичев прекратил попытки заснуть, испугавшись неожиданно, что водном из следующих снов монстр вырвется и тогда селянину уже не вырваться из сна. Поздней ночью эта мысль была совершенно серьезна и можно было даже поверить в нее, что он никогда бы не сделал днем. Так что после двух он не спал и заметил пару слабых огоньков в домах неподалеку. Значили ли эти огоньки, что другим тоже сняться кошмары? Или огни горят по другой причине?
      В соседней комнате громко храпел его брат Савва, спокойно спящий всю ночь, уж его то явно не мучили кошмары, такой крепкий сон не разбудит никакой ужас.
      Утро было сравнительно позднее, девять тридцать утра, пять минут назад прямо перед окном по бетонной дорожке проползла большая длинная змея и исчезла в кустах у забора. Разве в Черепихово есть змеи? Или это был уж? Да нет, уж не такого сизо- серого цвета, Это явно гадюка лесная, и как теперь только возиться в саду?
      С перекрестка, что находился через дом, донеслись истерические и болезненные собачьи визги, перемежаемые с глухими низкими взрыкиваниями сразу в несколько голосов.
      Там явно рвали какую то псину. И похоже серьезно, до смерти. В визг вкрались агонизирующие нотки, а затем он неожиданно оборвался.
      - 'Все что ли?' - подумал Савичев.
      Но вой возник снова, и гораздо ближе, казалось раненная псина воет прямо под окном.
      - Что за черт? - спросил сам себя Савичев и вдруг понял, что воет не собака.
      Звук шел из комнаты Саввы.
      Селянин подскочил и медленно прошел к закрытой двери соседней комнаты, тихо толкнул дверь и так, скрипнув легонько , отворилась.
      Савва сидел на краю кровати медленно, словно в трансе, покачиваясь. Он обхватил голову руками и издавал монотонный заунывный вой, который был не слишком похож на человеческий.
      - Савва- приглушенно спросил Савичев, чувствуя что происходит нечто неладное, да и что хорошего может случиться после таких снов? - ты чего сидишь.
      - Аааа- почти пропел Савва - болит все, чешется, аааа?
      - Что с тобой? Ты чего за голову то держишся?
      Сидящий поднял резко голову слепо вытаращил глаза и вопросил:
      - Михаил! Это ты? Ты тут?
      Ответные слова застряли у Савичева в горле. Лицо брата было словно после сильного солнечного ожога, и кожа облезала на глазах и свисала измочаленными лохмотьями. Лишь некоторое время спустя он понял, что это не так. Лицо сидящего покрывала вырастающая прямо из кожи сероватая чешуя. Волосы у него выпадали и клочьями лежали вокруг на полу, лишился он и бровей. А в глазах почти отсутствовали зрачки.
      Первым позывом Савичева было выскочить с воплями прочь из комнатушки в которым сидел такой жуткий монстр , а затем сорвать со стены ружье и прикончить чудовище. Но он сдержался. Сидящий на кровати был все таки Саввой и ему было сильно плохо.
      - Что с тобой? - еще раз вопросил селянин- что с тобой происходит?
      - Не зная- ответил горестно Савва, его голос был сильно сиплым, почти шипруки мои, руки, чешется все, и не вижу почти ничего. Может это болезнь какая?
      - С тобой же вчера было все хорошо!
      - Было хорошо...А сейчас видать помираю- и он бессильно завалился на койку раскинув руки.
      - 'Доктора!' - подумал Савичев- 'Нужно скорее доктора! Скорую не вызвать ,телефон не работает! Как же тогда' Савва зашипел в подушку, явно находясь уже в беспамятстве.
      - 'А Тимаго!, наш местный врач может у себя? К нему надо!
      - Савва!! - начал тормошить он брата- не вались, вставай! Мы идем к доктору, он поймет что с тобой, давай!!!
      Савва что то просипел, тяжело приподнялся, клочья кожи к него с лица медленно сползали на подбородок, а оттуда на пол. С ужасом понял селянин, то у брата почти прозрачные веки.
      Савичев резко дернул сидящего за руку, и довольно сильно оцарапался об чешую на ладони, чувствовал. Как трясется эта рука, как с нее осыпаются крохотные чешуйки. Савва со крипом поднялся, но чуть не упал и оперся о стену, затем оторвался от нее и заковылял, поддерживаемый Савичевым в коридор.
      - Ну давай, нам совсем недалеко.
      Две пары ног потопали через комнату. Ноги Саввы были тонки и похожи на спички, видимо атрофируясь на ходу. Он спотыкался и тяжело с присвистом дышал.
      Глаза у него были закрыты, но сквозь прозрачные веки виднелись двигающиеся глаза.
      Кое как выползли во двор. Выходя, Савичев прихватил с гвоздя ружье, мало ли что, в селе стало небезопасно после бури.
      Во дворе встали, Савичев прислонил Савву к стене, а сам побежал выгонять машину, по пути заряжая ружье. Машину выгнал неудачно, чуть не въехал в край гаражных ворот, а когда вернулся, то увидел, что брат стоит в окружении из пяти здоровых серых псов, что не двигаются с места и глухо рычат. Савва их не видел, он был без сознания. Псы кстати были довольно таки странные, шерсть густая, хвосты поленом висят.
      - Эй!!! - закричал он, бросаясь к собаками, - те мигом разомкнули круг и две из них прыгнули в сторону и исчезли за забором, - пшли вон шавки!!! И замахнулся рукой.
      Серые псы остались на месте, лишь злобно оскалили зубы, что были ненатурально большими, хвосты у них были поджаты, а сами похоже не собирались уходить. На таких с кулаками набросишься, руки по плечи отхватят.
      - Ну ладно- пробормотал он и сдернул со спины ружье.
      Коротко прицелился и выстрелил в крайнего пса. Заряд мелкой дроби угодил животному в морду, разворотил ее всю и теперь на яблоневой ветке неподалеку повис желтый потухший глаз. Пес прыгнул вперед, но промахнулся и упал в грязь, где остался лежать неподвижно, лишь задняя лапа слегка дернулась и застыла.
      Савичев выстрелил второму псу в брюхо и тот куда то уполз, волоча за собой длинные ленки кишков. Третий решил не пытать судьбу и бросив пост молча скрылся за углом дома. Савва лежал на земле еще неподвижней, чем только что убитый волк, и лишь только по движению ребер можно было сказать, что он еще жив.
      - Давай Савва! - крикнул Савичев и с трудом приподнял брата с земли, стараясь не смотреть на его лицо.
      Веки у того были по прежнему закрыты и Савичев испуганно подумал, что они срастаются.
      С трудом он дотащил тяжелое тело до машины и взвалил на переднее сидение.
      Сам сель за руль. Автомобиль, старенький жигуленок погнал вдоль по улице и у перекрестка раскатал обгрызенный труп собаки коричневой масти. В тень шарахнулось несколько летучих мышей. что сидели на штакетнике возле дороги.
      Странно, разве они не водятся только ночью.
      Савва неподвижно, как бревно, глаза смотрел в одну точку, и он казалось не дышал. Но затем неожиданно высунул язык, сильно почерневший с раздвоением на конце. Савичева затошнило, но он быстро гнал автомобиль по улицам. Кстати людей на этих самых улицах почти не наблюдалось, видно отсиживаются после бессонной ночи дома. Или у них сходные проблемы. Что же происходит?
      Больницы как таковой в селе не было, было что то вроде лазарета, где дежурил доктор и пара санитаров. Не было надобности в большем, ведь всегда можно было вызвать скорую из города что был не так уж далеко.
      Резко тормознув у этой местной поликлиники Савичев выскочил из машины, вприпрыжку понесся по ступеням и ворвался в приемную, с силой толкнув дверь.
      Внутри стоял специфический мускусный запах, гнилой какой то неприятный.
      Доктор Тимаго был тут. Он сидел сгорбившись за столиком и лихорадочно делал какие то пометки в толстом журнале перед собой. Выглядел он устало и истощенно, у него была короткая седая борода и круглые очки в пластиковой оправы. Он поднял голову от журнала и уставился на селянина.
      - А, Савичев? - сказал Тимаго- случилось что.
      - Случилось! - торопливо сказал Савичев- брат мой Савва заболел, плохо ему, умрет похоже вот вот...
      - А что с ним? - странно насторожился доктор.
      - В горячке. Все тело покрыто чешуей какой то, глаза странные, да и не говорит уже а сипит.
      - Как ты сказал? В чешуе и шипит? А язык какой?
      - Черный и вроде как с развдвоением на конце.
      Тимаго с грохотом поднялся, вылупил глаза, руки у него тряслись, не то от страха, не то от слабости.
      - Иди от сюда!!! - неожиданно заорал он - иди! Брата твоего уже не спасти! И тебе возможно!
      Савичев изумленно отступил:
      - Как же так, ведь он помереть может от этого. Как не лечить? Да что происходит наконец.
      Тимаго вышел из за стола:
      - Я верно сказал- произнес он уже спокойнее- он уже третий на сегодняшний день. А первые двое, не просто умерли, а с ними случилось нечто более жуткое.
      - Что?!
      - Они исчезли... И с Саввой будет то же, и со всеми скоро!!! Так что уходи отсюда, и вообще беги из этой деревни, это что то заразное!
      - Я не брошу его, с ним творится что то страшное. НО доктор, есть же какой то шанс, что он выживет.
      - Есть, но он изменится так, что уже нельзя будет считать его человеком - уже спокойнее произнес Тимаго- но мы можем попробовать, тащи его сюда.
      Савичев кинулся обратно и добежав до машины остановился. Савва смотрел на него, затем открыл рот без губ и зашипел. Его началом мелко трясти, он хватался руками за лобовое стекло и оставлял на нем мутные пятна.
      - Ну пошли же- сказал Савичев открывая дверцу.
      На секунду ему показалось что Савва не понимает его, но затем тот тяжело кивнул и сам попытался вылезти из автомобиля.
      С жуткими муками дотянули они до второго этажа, где доктор поддержал Савву с другой стороны и вдвоем они повели больного к койке в углу кабинета. Тут Тимаго кинул Савичеву толстый армейский ремень, и резиновый жгут, скомандовал:
      - Вяжи его!
      - Вязать? Как вязать?
      - Прямо вязать, накрепко прикрути его к койке, его сейчас начнет корчить. С теми тремя так было.
      Уложив брата на койку селянин намертво привязал ремнем и жгутом к койке.
      Стиснул зубы и старался не слышать, как Савва сильно шипит, когда ремни стягивают тело. Теперь получеловек был крепко привязан к твердой койке, а его закрыто - открытые глаза пялились в потолок. Закончив Савичев отступил от кровати:
      - Что дальше?
      - Ничего- ответил доктор- будем ждать и смотреть.
      - Как же так. Вы ничего не сделаете, ничего не уколите?
      - А что я могу, посмотри на него, это не похоже ни на какую болезнь. человек на наших глазах превращается в монстра. С чешуей. Нет будет ждать.
      Впрочем ждать долго не пришлось. Уже минут чрез пять глаза у Саввы обрели выражение, правда какое то не слишком понятое. Он начал извиваться под своей привязью, шипел и дергал ногами, затем неожиданно высунул длинный и тонкий язык с вилкой на конце, сантиметров на тридцать, не меньше. Савичев и Тимаго затаив дыхание смотрели на то с другого конца комнаты.
      Тело привязанного менялось поразительно быстро, его корчили жуткие судороги а лицо кривилось в гримассах. Чешуя на лице стремительно уплотнилась, обрела цвет и заблестела, а само лицо потеряло форму и потекло, словно черепные кости превратились в топленый воск. Он извивался и было видно, что ног у него больше не две, а всего одна, удлиняющаяся с каждой секундой. Тело утончалось и вытягивалось, лицо тоже вытянулось, голова приняла сплюснутую форму. Глаза разошлись по бокам черепа. Из глотки шел жуткий змеиный шип.
      Одновременно стало видно, что ремни, плотно обтянутые вокруг человеческого тела больше не могут удерживать изменившееся туловище Саввы. Он извивался дергался, а затем стал быстро выкарабкиваться из перевязи, а глаза, темные и без зрачков пялились поочередно на стоящих людей.