– Вы полагаете, что такая «решительная революция» возможна в настоящее время? – удивился я и незаметно включил магнитофон.
– До событий на Ориенте я бы сказал – нет! И это несмотря на то, что я постоянно надеялся на подобное. Но после этих событий… – он остановился и триумфально посмотрел на меня.
– После Ориенте? – пробормотал я, понимая, что молчание О.Дайна не изобразишь на бумаге. Этот человек оказался достаточно опытным политиком.
– После Ориенте, – заговорил снова О.Дайн, – любой думающий человек на нашей планете начнет понимать, что Св. Мария обязана проводить свою независимую политику и обходиться без этой паразитической руки Экзотики. Он мог бы спросить: «А где те люди, которые должны встать у кормила власти?» И я отвечу: «В городах! В рядах тех из нас, кто всегда боролся за права простого человека. В рядах Голубого Фронта!»
– Понимаю вас, – кивнул я. – Но мне также ясно, что изменение избирательских прав у вас на планете не предвидится. И в ходе выборов вы никак не сможете победить!
– Совершенно верно! – рявкнул он. – Вы это точно подметили, ньюсмен.
– Но тогда я не вижу, каким же образом может произойти эта «решительная революция»?
– В наше время все возможно, – загадочно произнес лидер Голубого Фронта. – Для простого человека нет ничего невозможного. Соломинки летят по ветру, а ветер очень часто меняет свое направление. Кто может что-нибудь возразить против этого?
Я выключил магнитофон.
– Так мы с вами ничего не выясним, мистер О.Дайн. Может быть, продолжим наш разговор без записи?
– Без записи? Ну конечно! – радостно заблестел глазами хитрец.
– Кстати, – кивнул я головой. – Что это вы говорили здесь о каких-то соломинках?
Он наклонился ко мне и понизил голос.
– Существуют… волнения, даже в сельских районах. Соломинки устали – это все, что я могу вам сказать. И если вы спросите меня о каких-либо именах, я не смогу вам ничего сказать!
– Вы оставляете меня без конкретных фактов, сэр. Что я могу сделать стоящего из того, что узнал от вас? НИЧЕГО!!!
– Да, но… – его могучая голова опустилась. – Я не могу рисковать…
– Вижу, – согласился я.
После долгой паузы он открыл было рот, чтобы произнести что-то, но тут же захлопнул его, словно боясь, что слова помимо его воли вырвутся на свободу.
– Но может быть, – начал я, – я смогу быть вам в чем-то полезен в свою очередь?
– И вы поделитесь со мной своими сведениями? – О.Дайн подозрительно посмотрел на меня.
– А почему бы и нет? – усмехнулся я. – В «Ньюс Сервис» мы имеем собственную информацию, из которой обычно строим картину того или иного события, даже если имеем только кое-какие фрагменты. Рассмотрим гипотетическую общую картину событий на Св. Марии. Неспособность к управлению, волнения и недовольство… можно сказать, марионеточным правительством.
– Очень хорошее слово, – подхватил О.Дайн. – Это просто то, что надо! Марионеточное правительство!
– В то же время, как мы уже обсудили, – продолжал я, – это правительство способно справиться с местными неприятностями и удержать власть на планете. К тому же мы с вами уже пришли к тому выводу, что конституционного пути для смены власти нет. Высоко способные лидеры, которые смогли бы стабилизировать положение, находятся в Голубом Фронте…
– Верно! – прошептал он, не отрываясь от меня.
– Теперь остается решить, кто смог бы возглавить новое правительство? Для этого требуется храбрая, сильная личность, способная сохранить контроль над будущими событиями. В противном случае может возникнуть много непредвиденного…
О.Дайн смотрел на меня, его губы беззвучно шевелились.
– Короче, – вел я дальше свою мысль, – переворот, точно рассчитанные действия – и о плохих вождях больше никто никогда и не вспомнит! Теперь мы знаем…
– Подождите, – прошептал мой собеседник. – Я хотел бы предупредить вас, ньюсмен, что мое молчание не должно рассматриваться вами как согласие со всем тем, что вы только что тут наговорили. Вам не удастся использовать ссылки на меня в своих спекулятивных целях!
– Безусловно, – прервал я его. – Все это чисто теоретическое построение. Дальше, для того, чтобы совершить «решительную революцию», должны быть люди.
– Нас поддерживает обыватель!
– Конечно, – кивнул я головой. – Но когда необходимо прервать существующий «статус кво», необходимы решительные люди. А под этим термином я понимаю военных людей, способных обучить ваших обывателей или самим принять участие в…
– Мистер Олин, – воскликнул О.Дайн. – Я протестую. Я отказываюсь беседовать с вами на подобные темы! Я должен… – Он замялся. – Я должен отказаться выслушивать ваши инструкции!
– Извините, – согласился я. – Но как я ранее упомянул, это только гипотетическая ситуация. Точка зрения, которую я пытаюсь…
– Она неприемлема для нас, эта ваша точка зрения, – замахал руками лидер Голубого Фронта.
– Я и говорю, что она неприемлема для вас! Конечно, пока что эта точка зрения неприемлема!
– Почему же? – подозрительно вскинулся О.Дайн.
– Все дело в перевороте! Ведь это так очевидно. Такие вещи требуют помощи извне. А именно, хорошо обученных военных. Такие военные поставляются некоторыми мирами, но эти миры, очевидно, не захотят вмешиваться в политическую ситуацию на вашей планете, мистер О.Дайн. Тем более, оказывать помощь оппозиционной партии!
Я позволил себе расслабиться и, улыбаясь, развалился в кресле. Добрых двадцать секунд мы сидели молча, изучая друг друга.
– Очевидно, – наконец не вытерпел я, – что мы не будем свидетелями смены правительства, поддерживаемого Экзотикой. Ну, что ж, очень сожалею, что… – Я встал и протянул собеседнику руку, – что интервью было очень коротким. Теперь мне надо быть у Президента, чтобы дополнить картину политических событий на Св. Марии, но уже с другой стороны. И только после этого я смогу с чистой совестью возвращаться на Землю.
Он автоматически пожал мне руку. Я повернулся и был уже возле двери, когда его голос заставил меня остановиться.
– Ньюсмен Олин…
Я обернулся.
– Да?
– Я чувствую, что должен спросить вас. Это мой долг перед Голубым Фронтом, перед моей партией! Я хочу потребовать от вас, чтобы вы передали мне все слухи, которые вы получаете с других планет… о людях, готовых прийти к нам… на помощь… к нам, к настоящему правительству Св. Марии. И мы, ваши читатели, ньюсмен, мы спрашиваем у вас, не слышали ли вы на некоторых мирах, возможно, слухов о той помощи, которую могли бы оказать движению «обывателей» на Святой Марии кое-кто из Сильных Мира Сего, которые были бы заинтересованы в сдерживании могущества Экзотики среди звезд?
Я помолчал секунду или две.
– Нет.
Он стоял неподвижный, словно мои слова приковали его к месту.
– Очень сожалею, – покачал я головой. – Прощайте.
Вскоре я имел уже двадцатиминутное интервью с Шарлем Перини – Президентом Святой Марии. Затем, проделав путь в космопорт, я сел на космолайнер, отправляющийся на Землю.
На Земле я просмотрел полученную почту и тут же вылетел на Гармонию – главную планету Френдлиза. Пробыв пять дней в состоянии полной неизвестности, я на шестой день все же добился того, чтобы командующий Вессель заплатил мне долг.
На шестой день я был приглашен в здание Совета. После обыска в поисках оружия – существовали некоторые различия между церковными группировками на мирах Френдлиза, которые даже для ньюсмена были трудно различимы – я был препровожден в комнату с низким потолком и голыми стенами. Там стояло лишь несколько черных кресел, пол был выложен черно-белой плиткой. За тяжелым столом сидел человек, одетый в черное.
Белыми у него были только лицо и руки. Глаза его были закрыты, но когда он открыл их секундой позже после моего появления в этой комнате, колючий взгляд его черных глаз пронзил меня.
Человек встал и протянул мне руку. Наши руки встретились. Человек пожал руку не крепко, но так, что мои пальцы почувствовали его силу.
Передо мной был человек, который управлял Объединенными Церквями Гармонии и Ассоциации. Его звали Элдер Брайт, и он был Первым среди френдлизцев.
19
– Вас рекомендовал командующий Вессель, – сказал он, предложив мне сесть. – А это довольно необычно.
В этом человеке чувствовалась власть. До этого только у одного человека я встречал такой же все подчиняющий взгляд. Его глаза были глазами Торквемады, главы Инквизиции в древней Испании.
В первый момент я растерялся. Точно так же, как и тогда, когда очнулся после обморока в Индекс-комнате. У этого человека не было видно слабостей и у меня мелькнула мысль о поражении, если я попытаюсь управлять им.
Но так как каждое из тысяч интервью, которые я брал, было рискованно, и я уже свыкся с такой опасностью, мой язык начал автоматически:
– …в величайшем сотрудничестве с командующим Весселем и его людьми на Новой Земле, – сказал я. – Я оценил его…
– Я тоже, – перебил меня резко Брайт. Его глаза сжигали меня. – В противном случае, вы не получили бы аудиенции. Работа Правителя оставляет мне очень мало свободного времени. Ну, что же вас интересует?
– Я хотел бы, – начал я, – представить Френдлиз в наилучшем свете перед человечеством 14 миров.
– Чтобы еще раз доказать вашу лояльность Кодексу?
– В общем-то да. Знаете, я очень рано осиротел и моей сокровенной мечтой было работать в Службе Новостей…
– Не тратьте моего времени, ньюсмен! – тяжелый голос Брайта прервал меня на середине предложения. – Что ваш кодекс для меня, который движется по пути божественного слова?
– Каждый из нас движется по своему собственному пути, – возразил я.
Он застыл, придвинувшись ко мне.
– Если бы не мой Кодекс, я не был бы здесь, – продолжал я. – Возможно, вы не знаете, что случилось со мной и моим шурином на Новой Земле?
– Знаю, – это было сказано без признаков милосердия. – Вы, ньюсмен, были наказаны за свою самонадеянность. – Его губы растянулись в кривой усмешке. – Насколько мне известно, ньюсмен Олин, вы не принадлежите к Помазанникам Божьим?
– Нет?
– У тех из нас, кто следует божественному слову, есть немало причин совершить какое-нибудь действие из ненависти, невзирая на собственные интересы. Ну, а в безбожниках какая может быть ярость, кроме как на самих себя?
Я растерялся.
– Вы насмехаетесь над нашим Кодексом Ньюсмена, потому что он не ваш?
– выпалил я через мгновение.
Усмешка исчезла с лица священника.
– Бог не выбрал бы дурака Старейшиной Совета наших Церквей. Ты должен был подумать об этом, перед тем как ехать на Гармонию. Но в любом случае, ньюсмен, теперь ты это уже знаешь.
Я взглянул на него, почти ослепленный озарившим меня пониманием. Я понял, как можно использовать этого человека. Его слабостью была его же сила. Тот софизм, который вывел его в правители этих людей. Тот фанатизм, который наносил ему так много вреда во встречах с лидерами других миров, поскольку из-за него он во все вмешивался. Хотя недобрые яростные глаза, сверкающие на фоне черной одежды различали всего лишь два цвета – черный и белый, тем не менее их владелец претендовал на роль политика. И поэтому я решил действовать с ним, как с политиком.
Как политика, я мог бы вынудить его совершить политическую ошибку.
– Думаю, что мне здесь делать больше нечего, – сказал я растерянным тоном. – Полагаю…
– Уходите? – голос священника прозвучал как выстрел. – Но разве я сказал вам, ньюсмен, что интервью закончено? Садитесь!
Поспешно сев, я постарался выглядеть бледным и думаю, что преуспел в этом, так как все время понимал, что хотя я и разгадал этого человека, это все же был еще лев, в клетке которого я продолжал находиться.
– Теперь, – сказал он, вглядываясь в меня, – что вы в действительности хотите получить от нас?
Я поджал губы.
– Говорите! – приказал Брайт.
– Совет… – пробормотал я.
– Совет? Совет наших Старейшин? Что ты хочешь, ньюсмен, знать о нашем Совете?
– Вы меня… не так поняли, сэр, – выдавил я из себя, глядя в пол. – Я имел в виду Совет Ньюсменской Гильдии. Я хотел бы получить там место… И вы, френдлизцы, можете стать причиной, из-за которой мне откроется туда дверь. После того, что случилось с Дэйвом, моя совместная работа с Весселем доказала, что я могу действовать без предубеждений… А если я и в дальнейшем буду придерживаться такой линии, то…
Я умолк и медленно взглянул на Преподобного Брайта. Он смотрел на меня с жесткой улыбкой.
– Ну что ж, твоя исповедь мне понравилась, – сказал он. – Думаю, что мы поможем тебе, – его глаза Торквемады мимолетной улыбкой приветствовали меня.
Внезапно на столе раздался зуммер видеофона. Элдер Брайт нажал на кнопку и повернулся к экрану, на котором возникло лицо пожилого человека.
– Вы приказали мне выяснить, Старейшина… – начал было он, но Брайт жестом остановил его и, посмотрев на меня, указал головой на дверь кабинета. Я встал и вышел в приемную. Минут через пять секретарь снова пригласил меня зайти.
Брайт стоял за столом.
– Ньюсмен, – сказал он грубо, – меня предупредили, что члены Совета вашей Гильдии после событий на Ориенте настроены враждебно к нам, к людям миров Френдлиза. И скорее всего, ваши репортажи могут и не увидеть свет! А если это так, то какая же нам от вас, ньюсмен, польза?
– Но я… я не говорил, что буду восхвалять ваш народ, сэр. Мне достаточно объективно осветить жизнь простых тружеников, простых людей ваших миров!
– Да, – кивнул он головой. – В этом что-то есть! Тогда пойдем и посмотрим на наших людей.
Брайт вышел из комнаты и по эскалатору провел меня в гараж. Мы сели в машину и куда-то поехали.
– Смотрите, – сказал священник, когда мы проезжали через какой-то небольшой городок. – Мы с муками выращиваем на наших каменистых почвах всего один урожай в год. И для того, чтобы наш народ не голодал, мы вынуждены закупать продовольствие на других планетах. А для того, чтобы достать на это денег, мы вынуждены продавать своих юношей в солдаты. А что обезображивает их юные души, когда они отправляются на другие миры, чтобы принять участие в чужих войнах?
Я повернулся и увидел, что его глаза впились в меня.
– Отношение… к ним, – сказал я как можно растерянней.
Брайт рассмеялся.
– Отношение?! Оставь простые слова, ньюсмен! Не отношение, нет… – гордость! ГОРДОСТЬ!!! Худые, искусные лишь в труде и владении оружием – они для тех, кто их нанимает, всего лишь грязный убойный скот! И я тебя спрашиваю, ньюсмен, что им остается? Им остается только гордость, чтобы защищать себя!
Он печально улыбнулся.
– Вот что ты можешь увидеть здесь! Но что ты сможешь сделать своими статьями на других мирах? Научить скромности и гостеприимству тех, кто нанимает Детей Божьих?
Он вновь насмехался надо мной. Но я уже изучил его достаточно, чтобы не обращать на это внимания.
– Думаю, сэр, что если бы миры внезапно узнали, что ваши люди, Старейшина, более терпимы – не интересны, нет, а просто терпимы, то отношение к ним могло бы в корне измениться, – сказал я и посмотрел прямо в глаза старику.
Брайт отвел свой взгляд и, посмотрев в окно, вдруг приказал водителю:
– Остановись!
Мы находились в маленькой деревеньке. Одетые в черное люди двигались между одноэтажных бараков, сделанных из резины – временных строений, которые на других мирах теперь уже редко использовались.
– Где мы? – поинтересовался я.
– Этот город называется «Поминание Господа», – ответил Брайт и открыл дверцу машины. – Кстати, ньюсмен, к нам направляется тот, кто очень хорошо вам знаком!
Действительно, фигура в военной форме приближалась к нам. Когда она подошла к машине и остановилась, я узнал в ней Джаймтона Блека.
– Здравствуйте, сэр, – поприветствовал он отца Брайта.
– Да снизойдет на тебя благословение Господа нашего, – сказал в ответ Глава Объединенных Церквей. И не поворачиваясь ко мне, произнес:
– Надеюсь, ньюсмен, что вы узнали этого человека. Так вот, я хотел бы… Форс-лидер, – обратился он к Блеку, – вы видели этого человека дважды. Первый раз, когда просили руки его сестры, и еще раз, на Новой Земле, когда он хотел получить пропуск для своего помощника. Что вы можете сказать о нем?
Глаза Джаймтона сузились, вглядываясь сквозь полумрак кабины в меня.
– Только то, что он любил свою сестру и хотел для нее лучшей жизни, чем я мог бы ей предложить, – спокойным, как и его лицо, голосом произнес офицер. – Он хотел спасти своего шурина… – Джаймтон повернулся к Брайту и сказал: – Я верю, что он честный человек, Старейшина.
– Я не спрашиваю вас, во что вы верите, – взорвался Брайт.
– Как хотите, – пожал плечами Джаймтон.
Я почувствовал ненависть к этому человеку. Ненависть, которая вот-вот разорвет меня, несмотря на такие неподходящие обстоятельства. Ярость к этому спокойному человеку. Не только потому, что он только что рекомендовал меня, как честного и хорошего человека, но и потому, что в его лице было еще что-то, чего я никак не мог разобрать. Но тут я понял – он не боялся Брайта! А я – боялся! Хотя я и был ньюсменом с авторитетом Гильдии за плечами, а он простой офицер перед своим главнокомандующим, верховным военным вождем двух миров… Как он мог? И затем я вновь понял это. И сцепил свои зубы от ненависти и раздражения. Джаймтон ничем не отличался от того лейтенанта, который отказался выдать пропуск Дэйву. Тот офицер готов был повиноваться Брайту, который был Старейшиной, но ни в грош не ставил Брайта как человека.
Таким же образом Брайт держал жизнь Блека в своих руках, но держал только меньшую ее часть.
– Ваш отдых здесь окончен, форс-лидер, – резко сказал Брайт. – Скажите своей семье, чтобы отправили ваши вещи в столицу, и присоединяйтесь к нам. Я назначаю вас в помощь этому ньюсмену. Мы присваиваем вам чин капитана, чтобы сделать эту должность более привлекательной.
– Сэр! – безэмоционально произнес Джаймтон, четко щелкнув каблуками и наклонив голову.
Когда мы возвратились, Брайт приказал Джаймтону ознакомить меня с ситуацией на Френдлизе и достопримечательностями этих двух планет. После короткого осмотра столицы я вернулся в отель. Это требовало выдержки – видеть постоянно возле себя Блека, официально поставленного, чтобы помогать мне, а неофициально – чтобы шпионить. Тем не менее, я ничего не сказал об этом, а Джаймтон тоже молчал. Это странное соседство двух людей, прогуливающихся по городу и не говорящих друг с другом, было вполне объяснимо, поскольку между нами стояли Эйлин и Дэйв.
Тем не менее, меня время от времени приглашали к Брайту. Он встречал меня более или менее приветливо, интересовался, как я вхожу в курс событий, и вообще, он выглядел все более и более доброжелательным. Я понимал его. Он хотел как можно полнее использовать меня, ньюсмена, в деле рекламы своего народа.
День за днем, интервью за интервью, он становился в беседах со мной все доверчивее и мягче.
– Что любят больше всего читать на других планетах, ньюсмен? – спросил как-то Брайт. – Точнее, о чем они больше всего любят слушать?
– О героях, конечно, – ответил я. – Вот почему Дорсай имеет такую популярность… И вот почему другие миры, и в том числе Экзотика, так охотно нанимают их.
Днем позже он снова вернулся к этому разговору.
– Что делает людей героями в глазах общественности?
– Обычно это происходит на войне. Вот, например, если равное количество ваших солдат встретится с тем же числом дорсайцев и разобьет их, то…
Наступила тишина, так как меня остановил взгляд Элдера Брайта.
– Ты что, считаешь меня дураком? – рявкнул он. – А может быть, ты сам дурак? – Он долго смотрел на меня. Я молчал. Наконец, он кивнул головой и тихо, как бы про себя, произнес: – Все верно… этот ньюсмен – глупец!
Затем Глава Объединенных Церквей встал и указал мне на дверь. На этом наше интервью закончилось.
Не думаю, чтобы он посчитал меня дураком. Все было гораздо сложнее. Это был момент, когда я сделал свое предложение. Но я так и не понял, что означала эта его такая необычная реакция. И это беспокоило меня. Мое упоминание о дорсайцах не могло быть таким впечатляющим. Я хотел было спросить об этом Джаймтона, но решил, что мудрее будет немного подождать.
Наконец настал тот день, когда Брайт задал вопрос, который он рано или поздно обязан был задать.
– Ньюсмен, – сказал он, – ты как-то говорил, что героями становятся, победив прежних, признанных героев. Ты упомянул при этом, как пример, прежних героев в общепринятом мнении: Дорсай… и Экзотику.
– Да, Старейшина.
– Но эти безбожники с Экзотики, – медленно выговаривал он слова, будто пробуя их на язык, – они ведь используют наемные войска. А что толку разгромить наемников? Даже если это легко и возможно!
– Но почему бы вам не рискнуть, – спросил я. – Такого рода победа могла бы создать вам благоприятное общественное мнение. Правда, для встречи с Дорсаем Френдлиз еще не вполне подготовлен…
Он тяжело взглянул на меня.
– А с кем мы могли бы рискнуть? – потребовал он.
– Ну… всегда есть небольшие группы людей, которые хотят что-то изменить. Скажем, если небольшая инакомыслящая группа наймет ваших солдат для свержения конституционного правительства… Конечно, я не хотел бы, чтобы повторилась ситуация с Новой Землей…
– Мы получили деньги, и нас не касается, кто выиграл в той грязной войне, – раздраженно бросил Брайт. – Разве мы не придерживались Кодекса Наемников?
– Да, но силы противников на Новой Земле были примерно равны. И вот, если бы вы оказали помощь крохотному меньшинству против всей государственной машины… Скажем, что-то подобное борьбе шахтеров Коби против шахтовладельцев!
– Что? Коби? – Брайт в задумчивости начал мерить шагами свой кабинет.
– Как ни странно, ньюсмен, но я уже получил подобную просьбу о помощи, причем на совершенно выгодных условиях, от группы…
Он снова сел за стол и внимательно посмотрел на меня.
– От группы, подобной Коби? – сказал я невинно. – Уж не сами ли шахтеры взывают о помощи?
– Нет, не шахтеры!
Брайт помолчал, затем встал и подошел ко мне.
– Мне сказали, что вы собираетесь покинуть нас, ньюсмен.
– Я?
– Не думаю, что меня неправильно проинформировали, – почти весело проговорил он. – Мне сказали, что сегодня вечером вы улетаете на Землю. Вы что, уже купили билет?
– В общем… да, – кивнул я головой, изображая растерянность. – Как это я мог запамятовать? Неужели я не сказал вам об этом, сэр?
– Доброго пути, ньюсмен, – протянул мне руку Брайт. – Я очень рад, что мы смогли достичь с вами понимания. Можете рассчитывать на меня в будущем. Думаю, что в следующий ваш приезд на Гармонию мы лучше встретим вас?
– Благодарю, – просиял я.
– До свидания, ньюсмен.
Мы снова пожелали друг другу всего наилучшего, и я отправился в отель. Мои вещи были уже упакованы. На столе лежал билет на вечерний лайнер.
И вот, пятью часами позже, я находился уже в космосе, на пути к Земле.
А еще пятью неделями позже движение «обывателей» на Святой Марии, тайно обеспеченное людьми и снаряжением с Френдлиза, совершило быстрый и кровопролитный переворот, заменив законное правительство лидерами Голубого Фронта.
20
На этот раз я не просил встречи с Пирсом Лифом. Он сам вызвал меня. Когда я шел по коридорам «И.Н.С.» и подымался по эскалатору к его кабинету, головы одетых в гильдийскую униформу людей поворачивались, провожая меня взглядами.
За три года, прошедшие после того, как лидеры Голубого Фронта захватили власть, многое изменилось для меня.
Я получил свой час мучений от встречи с сестрой. И каждый раз, когда я вспоминал про это, с новой силой вспыхивали мои боль и сожаление. Чтобы отомстить за все, я предпринял два действия – на Святой Марии и на Гармонии. Я привел свою месть в движение. Эти три года действительно изменили меня. Поэтому-то Пирс Лиф и вызвал меня. За эти три года сила моего знания стала полной в такой мере, что по сравнению с ней та, что была у меня, когда я говорил с Брайтом, казалась мне слабой, хрупкой, словно только что родившейся. Я грезил местью, клинком в руке, который вершит правосудие. То, что я сейчас в себе ощущал, было неизмеримо сильнее, чем какое бы то ни было прежде чувство, сильнее, чем желание есть и пить, чем желание любить или жить.
Тупицы те, кто думает, что человека удовлетворит здоровье, женщины или горячительные напитки. Эти вещи мелки по сравнению с величайшей из страстей, которая поглощает все силы, надежды, страхи и мечты, которая, не найдя выходя, иссушает мозг. Эта страсть – жажда мести! Глупцы, кто думает иначе. Ни живопись, ни музыка, ни молитва не могут доставить такой радости, как свершение этой страсти. Пожалуй, с ней можно было бы сравнить радость тех, кто строил Парфенон или сражался, защищая родной дом в Фермопилах. Владеть собой – использовать себя как оружие в собственных руках – и так создавать или разрушать, как никто больше не сможет воздвигнуть или разрушить – это и есть величайшее удовольствие, которое доводилось знать только богам или демонам!
Это и вошло в меня за эти два или чуть более года.
Я грезил держать молнии в руках над 14 мирами и подчинять их своей воле. Теперь я держал их! Мои возможности усилились. Я предугадывал поступки таких людей, как Вильям с Сеты, Блейк с Венеры и Сейона, преподобный отец с миров Экзотики – всех тех, чьи движения и колебания делали межзвездную политику – и я читал их результаты совершенно ясно. И с этим знанием я направлялся туда, где эти события ожидались. И описывал их, словно они уже случались, хотя все еще было впереди. Поэтому-то мои коллеги по Гильдии и считали меня полудьяволом или полупророком.
Но я ничего не говорил им. Свои секреты я держал при себе, согреваемый предвкушением мести, чувством клинка, сжатого в руке – инструмента моего РАЗРУШЕНИЯ!
И вот кабинет Пирса Лифа. Сам он стоял у двери, ожидая меня, хотя я был только еще на подходе. Шеф пожал мне руку, провел к столу и усадил. Затем налил в стаканы виски и произнес:
– Ты слышал, Там, что Морган Шу Томпсон умер?
– Да, – кивнул я. – И место в Совете освободилось!
– Да, – подтвердил Лиф. И добавил, отвернувшись от меня: – Он был моим старым другом.
– Я знаю это. Думаю, что это был очень тяжелый удар для вас, сэр.
– Мы одногодки… – устало проговорил Лиф и немного виновато улыбнулся мне. – Я полагаю, что ты ожидаешь, что я выдвину твою кандидатуру в Совет?
– Ожидаю, сэр, – сказал я, – но думаю, что члены Гильдии могут сделать это, даже если вы этого не захотите!
Лиф кивнул головой.
– Около трех лет назад, – сказал он, – ты приходил сюда с предсказанием. Ты помнишь его?
Я улыбнулся.
– Ты мог бы забыть это… – покачал головой старик. – Ну, уж ладно, Там… – он остановился и тяжело вздохнул. Он, казалось, подыскивал слова. Но я был уже достаточно умудрен опытом. Я просто ждал. – Мы оба наблюдали события, и мне кажется, что оба были правы… и неправы!
– Неправы? – удивился я.
– Да, – сказал шеф. – Это была твоя теория, что Экзотика намерена разрушить культуру Френдлиза. Но взгляни, как все сейчас повернулось?
– Как? Например?
– Ну, – удивился Лиф, – неужели тебе не ясно, что фанатизм Френдлиза своего рода защитная реакция на отношение к ним тринадцати миров, населенных человечеством. Это должно быть понятно. Но любой здравомыслящий человек не стал бы обвинять Экзотику в разжигании этих предубеждений против Френдлиза. Не так ли?
– Целиком с вами согласен, сэр.
– Когда ты пришел ко мне и сказал, что Экзотика намерена стереть с лица земли культуру Френдлиза, я сначала тебе не поверил. Но после того, как Френдлиз поддержал войсками и снаряжением переворот на Святой Марии, вотчине Экзотики, я понял, что между этими мирами что-то происходит.
– ???
– Но Голубой Фронт продержался недолго…
– Хотя и казалось, что его поддерживают массы, – вставил я.
– Да, да, – Пирс не осудил мое нетерпение. Дело в том, что лидеры Голубого Фронта оказались недальновидны. Все дело было основано только на глотках активистов Голубого Фронта. Оказалось, что Св. Мария не может развиваться самостоятельно. Она финансово, да и рядом других пут, связана с богатыми мирами Экзотики. И как только Экзотика перестала оказывать помощь Св. Марии, Голубой Фронт пал!
– Это сейчас понятно любому, – согласился я.
– Но вы знали это еще раньше, – воскликнул Лиф. – Не говорите мне, что вы не предвидели этого с самого начала, Там. Но то, что я не предвидел… и вероятно не предвидели и вы, это оккупацию Св. Марии войсками Френдлиза с требованием законному правительству оплатить услуги и помощь, предоставленные в свое время Голубому Фронту. Но между Святой Марией и Экзотикой существует договор, а это значит, что Экзотика должна заступиться за свою союзницу.
– Я предвидел и это…
Он недоверчиво взглянул на меня.
– Предвидели? Тогда как вы могли подумать, что Экзотика что-то затевает против Френдлиза? Похоже, что Френдлиз постоянно вступает в конфликт с Экзотикой. Вспомни, как и со Святой Марией, у Экзотики был договор о взаимной помощи с Новой Землей. Поэтому-то она и вступила в тот конфликт.
Лиф встал и посмотрел в окно.
– Сейчас на Св. Марии зима. Но весной многотысячный экспедиционный корпус с Экзотики высадится на этой планете. Думаю, что начнется резня. Брайт не пошлет оккупационным войскам подкреплений. То, что Экзотика спустила на Новой Земле, того она не спустит у себя под боком, в своей звездной системе. А это значит, что Брайту ничего не останется делать, как обратиться за помощью к Сете, Нептуну и всем другим «жестким» мирам, чтобы как-то противостоять Экзотике. И что ты сейчас скажешь на это? Ты понимаешь, что я имел в виду, когда говорил, что ты был прав и неправ одновременно?..
