ВАВИЛОНСКИЕ СЕСТРЫ

Перевод. Т. Бушуева, 2006.

Мы – то есть агент Вавилона, Сестры и я – вынырнули из шести потаенных измерений пространства Планка, соскользнули по космической веренице на световой год или что-то вроде того и вылетели в привычное четырехмерное Риманово пространство-время.

– Святой Мотен! – воскликнул я.

– Ну, это вроде как подводит итог всему, – заметила Джеззи.

– Точно, – подтвердила Джуди.

Сказав это, Сестры замолчали. Вид у них был довольно растерянный, поскольку они оказались без своих ТИПов и теперь напоминали две половинки разрубленной змеи.

Эйс, полуавтономное расширение Вавилона, смерил нас холодным взглядом:

– Мы верим в то, что ваша троица не станет рекламировать наше путешествие. Последствия могут быть для вас самыми неприятными.

Сделав это суровое предупреждение, Эйс подошел к ушам приборной доски и свистом сообщил обратный курс на Вавилон, от которого нас отделял один перелет – в ту пору это равнялось одному часу полета на корабле с ионным двигателем.

Сквозь космическое пространство, а затем сквозь густую как суп атмосферу пронеслись мы, обитатели каюты, храня задумчивое молчание.

Вновь встав свободно под куполом Вавилона, Эйс воспрянул духом. То же самое произошло и с Сестрами, которые снова вернулись к ТИПовому общению.

– Охранителей ждет пара сюрпризов, – загадочно промолвил Эйс и поспешил куда-то по делам своего хозяина.

Мы с Сестрами отправились домой.

Вернувшись в свое коммунальное логово-норку-гнездышко, Джуди и Джеззи исчезли, оставив меня одного. Еще ни разу в жизни я не чувствовал себя настолько растерянным и сбитым с толку. Я довольно долго сидел, просто пытаясь связать воедино все, что произошло со мной. Затем, повинуясь некоему бессознательному, автоматическому импульсу, я вывел первую строчку:

«Все началось с того, что я убил дипломата…»

– Эй, Сэнди, что это ты делаешь со стеной? – полюбопытствовала Джеззи.

– Да, – подхватила Джуди. – Ты разрисовал все стены нашей чистенькой миленькой комнаты отдыха.

Продолжая сидеть на корточках, я посмотрел на обеих особ, только что вошедших в комнату. Несмотря на то что мы провели вместе не один месяц, я отличал их одну от другой лишь по багровому кругляшку засоса на шее у Джуди.

Я опустил на колено руку, в которой держал угольный карандашик, купленный в прошлом месяце в лавке художественных принадлежностей. И попытался восстановить максимум собственного достоинства, насколько такое возможно в обществе этой парочки.

– Я не пачкаю стены бессмысленными рисунками и каракулями, как это делают дети на оборотной стороне Садов. Я пишу. А поскольку в этом дурацком городе нет бумаги, то мне ничего другого не остается, как писать на стенах.

– Писать? – удивилась Джуди и замолчала.

– Я, кажется, поняла, – проговорила Джеззи, на которую в ту же секунду нашло просветление. – Как это старомодно и изящно. А что ты пишешь?

– Историю о том, как я в конечном итоге оказался здесь и что мне пришлось пережить. Я подумал, что это поможет мне лучше понять случившееся.

– Удачи тебе! – пожелала Джуди.

– Ты же знаешь, что стены впитают оставленные тобой значки, – сообщила Джеззи. – Смотри, первое предложение уже исчезло.

Я посмотрел в указанном направлении. Действительно, стена снова сделалась безликой, как и метановый океан, плещущийся по другую сторону от нее.

– Ну, тогда мне, наверное, следует писать побыстрее. – Я приблизился к стене и занес над ней угольное стило.

– Минутку, – остановила меня Джеззи. – Разве «написание» не предполагает тех, кому оно предназначается?

– Да, пожалуй…

– Дай нам минуту, – добавила Джуди, – и мы научимся читать.

– Тогда мы поможем тебе все лучше понять.

Я рассмеялся иронично-горько, предчувствуя недоброе.

– Помощи, подобной вашей, мне, видимо, больше не нужно.

– Да ладно тебе.

– Мы избавили тебя от скуки.

Я устало покачал головой. Я знал, что Сестры все равно поступят по-своему, что бы я ни сделал. Поэтому я подождал, пока они ТИПнутся.

– Валяй!

– Мы готовы.

Я прижал кончик черного уголька к имитации настоящей белой стены и заново написал первое предложение.

Все началось с того, что я убил дипломата.

Он, вне всякого сомнения, искал моего отца и совершенно неожиданно наткнулся в отцовской библиотеке на меня и увидел, что я изучаю. Никаких сомнений в увиденном у него возникнуть не могло, ибо то, что я рассматривал, располагалось на всех стенах гипертекстовой комнаты – слова, картинки, видеоизображения, теснившиеся в наслаивающихся друг на друга окошечках. А поскольку он все это увидел, мне не оставалось ничего другого, как навсегда избавить его от возможности сообщить другим.

В мои планы не входило лишать его жизни. Но он стоял, изумленно уставившись на мою персону, и меня охватила жуткая паника. Рука бессознательно потянулась к столу и наткнулась на что-то твердое и тяжелое. Я схватил этот предмет, нанес дипломату удар, и дипломат рухнул.

Он лежал на полу, с внушительной вмятиной от удара статуэткой на залитом кровью виске. Кстати, статуэтка все еще была зажата в моей руке. Я добрую минуту стоял, уставясь на бронзовое изображение, прежде чем обнаружил в нем сходство с Основателем Мотеном, лицо которого я впервые узрел еще в младенчестве и с тех пор видел ежедневно.

В этот миг я понял, что нужно бежать.

Мелькавшие на стенах пиктограммы указывали, где находится выход.

Я выскочил из гипертекстовой комнаты и со всех ног пустился бегом через анфиладу пустых комнат отцовского особняка. Мой отец отсутствовал, занимаясь какими-то делами Охранителей, и забрал с собой весь местный персонал из числа людей. Остальных слуг я на этот день отпустил, освободив их от выполнения обычных обязанностей, и отключил все обслуживающие бытовые автоматы. Именно в такие редкие часы относительной свободы я осмеливался просматривать запрещенные материалы, за изучением которых и застукал меня дипломат. (О том, что мне пришлось претерпеть для того, чтобы заполучить эти инфокэши, я даже не рискую рассказать.)

Ох уж эти незваные, любознательные иностранцы! – думал я, мчась во весь дух по облицованным мрамором и устланным коврами коридорам. Из-за одного такого я вынужден расстаться с единственным знакомым мне образом жизни.

В следующую секунду я подумал о том, не стало ли сие драматическое происшествие тем самым окончательным толчком, которого я ожидал и который был предначертан мне самой судьбой. В конце концов, ведь я так долго мечтал сбежать отсюда…

Едва я достиг вестибюля, передо мной возник еще один незнакомец – он появился из-за настенного гобелена с изображениями эпизодов истории Истинной родины. Я замер на месте как вкопанный. Что это – ради святого Мотена – за открытый дом такой? Все двери настежь!

Незнакомец оказался жуткого вида коротышкой с бесстрастным лицом.

– Отправляйся за личным медальоном посланника! – приказал он мне.

У меня от удивления отвисла челюсть.

– Что-о-о?! Да как ты!…

– Забудь обо всех вопросах. Сейчас не время для них. Делай то, что я говорю.

За гобеленом послышалась возня, и огромное полотно заходило ходуном от чьих-то движений. Затем послышались какие-то приглушенные звуки. Неужели это сдавленный женский смех? Я посмотрел туда, где нижний край гобелена не доставал какого-то дюйма до поверхности пола, и увидел…

Пару копыт? Именно, пару волосатых босых ног.

Я снова посмотрел на коротышку. Было в нем нечто такое, что заставило меня воздержаться от каких-либо препирательств. Я издал невнятный испуганный звук, что-то среднее между стоном и жалобным писком, повернулся кругом и побежал обратно. Кровь на полу уже успела немного свернуться и загустеть. Я наклонился над безжизненным телом и снял висевший на золотой цепочке личный медальон. Он имел вид красного дракона. (Мой личный медальон имел форму старинной серебряной монетки с дыркой посередине и был прицеплен к кожаному шнурку.) Я торопливо засунул находку в карман.

Вернувшись в вестибюль, я не слишком удивился тому, что за гобеленом никого не оказалось – все незваные гости куда-то исчезли.

Я выскочил из дома и запрыгнул в пятисильный флоутер. Затем каким-то образом очутился в космопорте.

Когда на таможне меня попросили показать личный медальон, я на мгновение задумался, не торопясь выполнить эту просьбу.

В моем медальоне, помимо огромного количества всевозможной информации, было указано мое личное имя (Удо), девичья фамилия моей матери (фон Англен), мой регистрационный номер с указанием кода нашей солнечной системы, планеты, континента, генетической родословной (CD47190030pipeemma5?blue6wochibethsubell) и моя фамилия по отцовской линии (Сэндикс). Если бы я продекларировал его, то оставил бы за собой след такой же отчетливый, как струйка мочи на снегу.

– Нет, пожалуй, не буду…

Таможенник равнодушно пожал плечами.

– Как вам будет угодно. Но знайте, что в таком случае вы отправляетесь в путешествие в один конец. Обратно вас больше не впустят…

Для меня это не было секретом, но тогда я даже не мог представить себе истинных последствий моего поступка.

Когда я прошел в ворота, то внезапно почувствовал, как с моих плеч слетело бремя забот, о котором раньше я почти не задумывался. Я лишил себя имени Удо. Я сбросил груз материнского наследия – фамилию фон Англен. Я выскользнул из крепких уз кодового номера CD… и т. д., и т. п. (компьютерно-кодированной вереницы символов, неразрывной пуповиной связывавшей меня с жесткой матрицей Охранителей). Я выбросил из памяти слово Сэндикс – этот неподъемный груз сыновнего долга перед отцом…

Себе я оставил лишь прозвище – Сэнди. А его на моем жетоне-клейме не значилось.

Отыскать гейзенберговский лайнер, следовавший до Вавилона, оказалось совсем нетрудно. Для этого нужно было лишь бросить взгляд на разношерстную толпу пассажиров.

Я попытался расплатиться за проезд своим медальоном, однако пилот отказался даже смотреть на него.

– Путешествие бесплатное, парень. За счет Вавилона. Давай-ка поскорее поднимайся на борт. У меня точное расписание. Не имею права его нарушать.

Я занял место рядом с каким-то пассажиром. Скорее всего он модифицированный, предположил я. Ему изменили внешность, чтобы он стал похож на енота с Истинной родины, причем с идеальной точностью – голова, бакенбарды, мех и хвост.

Мне впервые в жизни довелось увидеть так близко настоящего софонта. Мне казалось, что мое тайное изучение запретной информации приучило меня к знанию того, что подобные люди существуют, но, как выяснилось, я ошибался. Я одновременно испугался и разволновался, а заодно ли шился дара речи.

– Впервые летите на другую планету? – поинтересовался софонт.

Я кивнул.

– Да вы не парьтесь. Помните это знаменитое выражение: «Если вы здесь, значит, вы уже повсюду».

Я понял, на что намекает мой новый знакомец. Все уголки в этой вселенной одинаковы и в то же время – уникальны. Местоположение – вымысел. Координаты материи по умолчанию, которые можно изменить концентрацией квантовой неопределенности эпистемологического привода вместе с Римановыми пространственными измерениями объекта. Это – то самое открытие, которое лежит в основе населяемой всеми нами вселенной.

Однако человеческий разум обладает некой упрямой схемой, которая упорно сопротивляется этому пониманию.

Мгновенный переход может на самом деле изрядно взболтать мозги.

Спустя примерно полтора часа я покинул мой привычный, до боли родной город (на старой доброй Планетарной Массе М5, под солнцем, которое Охранители внесли в свои регистры под номером 47190039) и оказался на орбите живописного газового гиганта, чей яркий лик бил в глаза точно кричащая обложка настоящей старинной книги.

Затем, в силу того, что на космическом корабле имелся и обычный привод, мы медленно снизились и опустились на один из спутников этого колосса, окутанный метаново-водородной атмосферой. Это была одна из нескольких лун гигантской планеты, размерами лишь вдвое уступавшая самой Истинной родине. Сквозь ведьмино варево из красно-оранжево-желтого углеводородных полимеров прошли мы, прежде чем опуститься на равнине замерзшего метана.

– Прибывших в Вавилон просим на выход! – объявил пилот.

Мой сосед уже покинул меня. Я оглядел внутреннее убранство салона. Там не было привычных скафандров, а куполообразный город находился от нас на расстоянии не менее сотни метров.

– Как туда добраться? – полюбопытствовал я.

Пилот подергал гребенчатым хвостом и дважды моргнул. Затем посмотрел на меня так, как будто я был самым тупым невежей из всех, кто когда-либо появлялся в континууме пространства-времени.

– Нужно просто завернуться в одеяло, – посоветовал пилот и сделал характерный жест.

Я обернулся. Пассажиры моего рейса, готовясь пересечь пустыню замерзшего метана, натягивали на себя органические стеганые теплоизоляционные коврики, которые обволакивали их тела наподобие коконов, отчего те казались словно слепленными из крутого теста.

Мой желудок взбунтовался – это во мне возобладали рефлексы, выработанные в течение целой жизни под влиянием антипатии, привитой Охранителями в отношении имитации всего живого.

– А нет ли у вас… э-э-э… механического скафандра?

– Нет! – отрезал пилот. – Собирайтесь-ка на выход. У меня расписание, я задерживаться никак не могу.

Я попытался взять себя в руки.

– Но ведь я же ничего не смогу увидеть.

– Возьмите да и включите ТИП сенсорного питания вашего одеяла.

У меня, судя по всему, на лице появилось выражение искреннего непонимания, потому что пилот даже присвистнул от удивления.

– У вас нет ТИПа? Как же вы, черт возьми, собирались приспосабливаться к здешним условиям? Дьявол вас побери, чистоплюев!… – Инвективы пилота превратились в невнятное бормотание, он встал и начал копаться в белом биополимерном яйце, выросшем из стены. Поиски увенчались успехом – пилот извлек из яйца механический скафандр.

– Если он по-прежнему дает утечки, как у того, кто последним им пользовался, то вы лучше бегите, да поживее.

И я побежал.

Наверное, это была судьба.

Приблизившись к пузырю, прилепившемуся к гигантскому куполу, я вошел через обычный люк. Войдя в шлюз, быстро снял с себя ненадежный скафандр, после чего повернулся к внутренней стене.

Вход в Вавилон представлял собой огромный органический сфинктер. Никаких устройств для его открытия нигде не было видно. Подобное сочетание механического и органического производило неизгладимое впечатление – на малом уровне моего скромного жизненного опыта вот уж воистину Симбиоз с большой буквы. Сигнальный свет возле внешней двери свидетельствовал о том, что есть и другие желающие войти следом за мной.

Я решительно шагнул к сфинктеру и прикоснулся к его теплой поверхности.

Среагировав, по всей видимости, на живое тепло моей руки, сфинктер шлюза разомкнулся.

Я сделал шаг и оказался внутри Вавилона.

Знакомство с гипертекстом нисколько не подготовило меня к встрече с этим удивительным городом.

Меня словно оглушила волна новых, неизведанных ощущений.

Первое, что я заметил – если мне удастся убедить вас, будто я был способен отделить одно впечатление от огромной массы всех прочих, – это небо. Высоченный купол над моей головой был пестрым и эклектичным: прозрачные его полосы чередовались со светящимися, а последние представляли собой своеобразный эквивалент привычного для меня дневного света. Эти яркие полосы света резали глаз, но не настолько, чтобы нельзя было разглядеть атмосферу по ту сторону купола сквозь соседние, прозрачные. Все это ужасно напомнило мне кошмары Ван Гога.

Следующий удар по моим чувствам был нанесен на уровне земли.

Кривая улица, на которой я оказался, полнилась людьми.

Вернее, нелюдьми, то есть теми, кто не относился к роду человеческому. В основном это были инопланетяне, среди которых то тут, то там мелькали уже знакомые мне софонты.

Хотя никто из них не удостоил меня даже беглым взглядом – все с озабоченным видом спешили по своим делам, – одно их присутствие привело меня в ужас. Эти инопланетные существа были либо подобиями гигантских богомолов, либо влажными резинистыми амфибиями. Некоторые напоминали мифических разумных динозавров, которые могли существовать в альтернативном варианте исторической эпохи на Истинной родине. Удругих имелись длинные хоботы, из которых наружу торчали хрящи, – они то скатывались в кольцо, то раскатывались во всю дайну подобно детской игрушке-пищалке.

А так называемые софонты!… Если у них не было хвостов, то имелись костяные наросты на спине. Если они не были под два метра ростом, то недотягивали и до одного. Если не были раскрашены самыми причудливыми разводами десятков различных оттенков, то испускали биолюминисцентное свечение. Если не щеголяли каким-нибудь странным отростком, то у них наверняка отсутствовал какой-нибудь обычный орган или конечность. Кроме того, все они до единого демонстрировали ту или иную новинку моды – либо похвалялись полной наготой, либо щеголяли в многослойных одеяниях.

Неожиданно кто-то толкнул меня в спину. Я на мгновение замер на месте, но тотчас резко обернулся, готовый дать отпор незнакомому обидчику. Оказывается, в сфинктер шагнуло некое существо, которому я сейчас в силу собственной невнимательности загораживал проход. Оно пришло в себя и на пару секунд задержало на мне пристальный взгляд, как будто пытаясь каким-то образом безмолвно пообщаться со мной, а затем произнесло вслух:

– Извините меня, Сотрапезник.

С этими словами существо отправилось дальше.

Я захотел ответить ему, что не являюсь Сотрапезником (что бы там ни значило это слово), однако существо уже скрылось из виду, растворившись в толпе. Когда я понял, что занимаю место, на котором подобные столкновения будут продолжаться и дальше, то решил освободить его и пойти вперед. Куда именно, я пока не знал. Мои планы, сформулированные столь поспешно в комнате, где осталось бездыханное тело дипломата, не простирались дальше подобного решения.

Поскольку мне было все равно, куда направить свои стопы, я сошел с круговой дороги и зашагал по другой запруженной пешеходами улице, которая вела к внутренней части купола.

Через пятнадцать минут бесцельной стрельбы глазами (что вот это, как это работает и что он будет делать с ней), мое внимание привлекло нечто.

Я понял, что меня преследуют.

Преследует меня женщина.

Которая, как только я сосредоточил на ней взгляд, выделяя из моря незнакомых существ, явно спешила ко мне и вскоре остановилась рядом.

– Эй, послушай, уже давно пора приступать к главному!

– Да, именно к тому эпизоду, в котором появляемся мы.

– До этого была настоящая тягомотина.

– Ты слишком долго распространялся о том, как все необычно выглядело.

– Тебе не кажется, что ты переусердствовал с описанием собственной наивности?

– Тебе следовало бы начать прямо с описания твоего прибытия в Вавилон.

– Да, ничего интересного нигде не происходит. Я попытался изобразить возмущение.

– Для тех, кто еще несколько минут назад не умел читать и вообще ничего не читал, вы ведете себя как парочка опытных литературных критиков.

– Мы способны…

– … распознать хорошую историю…

– … с любого места.

– Тогда позвольте мне продолжать, – сказал я. – Постараюсь ускорить темп повествования.

– Уж постарайся.

– Не то потеряешь своих единственных читателей.

Одетая минимально, в один лишь нижний предмет одежды, являвший собой нечто среднее между ремнем и юбкой, женщина была намного выше меня, при том, что я отнюдь не коротышка. (Мои глаза оказались на одном уровне с се вздернутыми грудями, и я вынужден был отвести взгляд вверх.) Ее красивое лицо было разукрашено голубыми узорами. Кожа у женщины была такая же белая, как и моя, зато волосы темные – пышная черная корона упругих кудряшек.

Женщина слегка подвинулась, уступая дорогу нескончаемому потоку пешеходов. (Одному-двум из них пришлось взлететь в воздух, чтобы не врезаться в созданную нами неподвижную живую картину.)

Послышался цокающий звук от соприкосновения гладкой керамической поверхности улицы с чем-то твердым.

Я опустил глаза.

У женщины были копыта.

Кожа на нижней части ее икр плавно переходила в жесткую лошадиную шерсть, за которой сразу же неожиданно начинались козьи, цвета слоновой кости копытца. (Уж не с золотой ли инкрустацией?)

Я лишился дара речи.

У женщины такой проблемы не возникло.

– Вы забавно одеты, – заявила она. – Как вас зовут?

Я посмотрел на мою одежду.

– Сэнди, – ответил я. – А что забавного в сером бумажном комбинезоне с нуприновыми башмаками?

– Значит, Сэнди, – продолжила женщина. – Ни колорита, ни стиля. Неряшливо. Безвкусно.

Я почувствовал, как во мне закипает гнев.

– Эй, подождите минуту…

Не обращая никакого внимания на мою реакцию, женщина произнесла:

– И ТИПа у вас нет. Я попыталась связаться с вами за десять кварталов отсюда, но безуспешно.

– ТИП. ТИП. Мне надоело слышать о разных ТИПах! Что за ТИП такой, черт побери?!

Лицо женщины приняло понимающее выражение.

– Готова на что угодно спорить – вы из Охранителей!

– О господи Иисусе! – простонал я и отвернулся, чтобы уйти прочь.

– Я читала о нем, – сообщила мне женщина.

Я удивленно обернулся.

– О ком? Кого вы имеете в виду?

– Ну, вы только что о нем упомянули.

Я почувствовал, что у меня голова идет кругом. Пытаясь собраться с мыслями, я понял, что собеседница могла иметь в виду только мое инстинктивное восклицание.

– Вы имеете в виду Иисуса?

– Да кого же еще! Я целую книгу о нем читала. Но в первой ее половине его не было. Автор книги, пожалуй, не слишком хорошо продумал свой текст, как вы считаете?

– Теперь я понял, что именно вы читали, – усмехнулся я. – И как читали – от начала и до конца.

Женщина нахмурилась.

– Вы мне не верите. Но если вы сами ничего не знаете о ТИПах, то это, видимо, не ваша вина. Послушайте, я вам сейчас кое-что зачитаю из этой книги.

Приняв на мгновение отсутствующее выражение лица, она замолкла.

Затем принялась полностью цитировать «Откровение».

Я онемел от удивления. Женщина тем временем продолжала цитировать главу за главой, стих за стихом. Наконец я умоляющим жестом остановил ее.

– Достаточно. Хорошо, я верю, вы читали эту книгу. Я вам верю.

– Не надо меня останавливать. Я еще не добралась до той части, где говорится о моей тезке Иезавели. Ну, знаете, там, где Иоанн обвиняет Иезавель во всех грехах, в безнравственности, в том, что она вкушает пищу, предназначенную для жертвоприношения идолам.

– Как вас зовут? – спросил я. – Иезавель?

– Просто Джеззи. Мое имя – Джеззи. Я сама выбрала его из этой самой книги. Выходит, вы не случайно упомянули одного из ее персонажей, когда мы с вами встретились?

Мне не оставалось ничего другого, как покачать головой.

– Куда вы направляетесь? – поинтересовалась Джеззи.

Немного придя в себя от нашей более чем странной беседы, я ответил:

– Я… Я не знаю.

– Вы голодны? – спросила Джеззи.

Я ненадолго задумался.

– Да. Да. Голоден.

– Замечательно! Пойдемте в столовую. Пошли!

Джеззи зацокала по мостовой. Я поспешил броситься ей вдогонку.

Оказавшись позади нее, я увидел, что раскраска Джеззи с лица переходит на затылок, затем на спину и заканчивается красным кругом на ямочке над ягодицами.

Догнав ее, я понял, что в моей голове роятся сотни вопросов.

– Почему вы шли за мной? – задал я первый из них.

– Даже не знаю. Наверное, потому, что вы не похожи на других. Вы меня заинтересовали. Кроме того, меня разобрало любопытство от того, что у вас нет ТИПа. Дай, думаю, посмотрю, как он без него обходится.

– Опять это чертово слово! Может, кто-нибудь соизволит объяснить его мне? – Ни в одном из запрещенных информационных источников, с которыми я ознакомился, ни слова не было сказано о каких-то там ТИПах. Мне захотелось узнать, что это такое, потому что об этом избегали упоминать даже в самых секретных изданиях. Неожиданно меня осенило. – Неужели именно это позволяет вам цитировать такие большие отрывки из книги?

Джеззи рассмеялась. (Ее смех был одновременно и очарователен, и жутковат.)

– Конечно. Неужели вы подумали, что я заучивала отрывки наизусть? Что за старомодная идея! Неужто Охранители до сих пор практикуют подобные вещи? ТИП – это Телепатический Информационный Психоимплатат. Поняли?

Я задумался на мгновение.

– И откуда же вы скачиваете информацию?

– Конечно же, с Вавилона.

– С самого города?!

В ответ снова прозвучал смех.

– В некотором роде. Но не того, который вы видите. С того, что находится под ним. ИОИ.

– Какой такой ИОИ?

– Искусственный Органический Интеллект. Только не говорите, что у вас там такого нет.

Мне вспомнились жуткие сказки далекого детства. Истории о том, что каждый из Сотрапезников всего лишь марионетка, послушная огромному могущественному искусственному мозгу, который управляет ею, дергая за незримые ментальные нити, и который прячется под каким-то гигантским сооружением. Я посмотрел на поверхность сиалонового тротуара, как будто мог пронзить взглядом ее толщу и увидеть огромную мыслящую массу, плавающую в океане питательных веществ.

У меня возникло чувство, будто кто-то щекочет пальцем мой беззащитный открытый позвоночник, но я постарался не обращать внимания на это неприятное ощущение. Все эти создания – в том числе и Джеззи – никак не могут быть бездушными, лишенными разума автоматами. А пропагандистские измышления, которыми меня пичкали всю мою сознательную жизнь, не что иное, как беспардонная, наглая, вопиющая ложь. Мне необходима дополнительная информация, если я хочу хорошенько во всем разобраться.