В считанные секунды ангел вынырнул из зазубренного отверстия проруби, держа в руках обмякшее тело девочки. Едва касаясь поверхности льда, он приземлился в гуще детей, положил Фабиолу на снег и опустился на колени рядом с непокрытой белокурой головкой. Лицо Фабиолы было посиневшее, безжизненное.

Дети решительно сомкнулись вокруг коленопреклоненного ангела и спасенной из-подо льда Фабиолой. Ближе всех к ним, буквально в паре дюймов, словно зачарованная стояла девочка по имени Шелли, не сводя взгляда скорее с ангела, чем с бездыханной подружки.

Бескрылый ангел был белее снега – платиновые волосы, светлая, словно алебастр, кожа. А еще он был лишен каких-либо признаков пола, хотя и был полностью обнажен. Черты лица его оставались абсолютно нейтральными, если не считать застывшего на нем выражения скорби. Глаза ангела, без радужной оболочки и зрачков, напоминали скорее полированные костяные шарики, вставленные в орбиты.

Опустившись на колени возле Фабиолы, ангел не стал применять привычных приемов первой помощи. Зато рука его буквально на глазах истончилась и, вытянувшись змеей, скользнула Фабиоле прямо в рот, а может, даже еще глубже, в дыхательное горло. Вторая рука, с которой произошла сходная метаморфоза, проникла в грудь девочки там, где расположено сердце, причем проникла легко и беспрепятственно, подобно туману, просачивающемуся через марлю.

Тело Фабиолы мгновенно выгнулось дугой, ноги и голова с силой уперлись в снег. Невозмутимый ангел оставался неподвижен, лишь только руки его вновь выскользнули на свет божий и обрели прежнюю форму. Изо рта Фабиолы хлынула речная вода. Девочка закашлялась, затем сделала, вся содрогнув-шись, глубокий вдох. Ангел ласково погладил тело девочки, после чего прижал ладони к ее вискам.

Глаза Фабиолы открылись, взгляд остановился на бесстрастном лице ангела. В этот миг Шелли резко подалась вперед, как будто была поплавком на незримой леске, протянутой между жертвой и ее спасителем. Сцена эта продолжалась считанные мгновения, потому что ангел тотчас опустил голову девочки в снег, а сам каким-то непостижимым образом из коленопреклоненной позы взмыл в небеса. Фабиола неуверенно приподнялась и села. Рэнд и Брюстер одновременно бросились поддержать ее. Остальные дети сомкнулись вокруг них еще теснее, чтобы услышать первые слова той, которая еще минуту назад была мертва.

– Я вернулась.

Их услышали все, кроме Шелли. Прищурив глаза, девочка наблюдала за ангелом до тех пор, пока безмолвное эфирное создание окончательно не скрылось в небе.

На занятии по совокуплению Рэнд и Фабиола расслабленно лежали на смятой простыне, которой был накрыт низкий лежак для соитий. Совсем недавно тело Фабиолы приняло зрелые формы – в точном соответствии с выбранными ею самой женственными очертаниями. Тело Рэнда также изменилось за эти годы – теперь это было сильное тело привлекательного молодого мужчины с узкими бедрами. Сейчас, когда Рэнд и Фабиола лежали обнявшись, они напоминали героев картин Бугеро [8] – его работы трехсотлетней давности они изучали в последнем квинтместре на занятиях по истории искусства. Другие пары, занимавшие такие же лежаки, рядами расставленные но всему помещению копулятория, пребывали в таком же томном, расслабленном состоянии.

Лишь Шелли и Брюстер на соседней кушетке составляли единственное исключение из разморенного сладкой негой класса. Брюстер, чью врожденную брутальность теперь дополняла мощная мускулатура, лежал на спине. На его лице было написано хмурое выражение, руки сложены на волосатой груди. Шелли, чье белое лилейное тело считалось среди одноклассниц самым неоформившимся, лежала на боку, повернувшись к Брюстеру спиной и подложив руку под голову.

– Черт побери, подружка! Я бы советовал тебе проявить побольше страсти, а то лежишь как бревно! – Брюстер заговорил намного громче, чем это считалось этичным под сводами копулятория. Рэнд и Фабиола не могли не услышать его голоса.

Еле слышное «извини», произнесенное Шелли, было похоже на шепот бесплотного призрака.

– Одним «извини» делу не поможешь. Будь ты у меня единственной партнершей, в моем либидо уже давно образовался бы узел размером с арбуз.

С этими словами кряжистый юноша встал и подошел к соседнему лежаку.

– Твоя очередь, Рэнд. А я займу твое место.

Ни Фабиола, ни Рэнд не выразили особого неудовольствия по этому поводу. Пышнотелая Фабиола, чьи золотистые волосы разметались по простыням, заключила пылкого Брюстера в объятия, в то время как Рэнд лег на кушетку рядом с Шелли.

Когда Фабиола и Брюстер энергично задвигались в ритме вечной как мир любви, Рэнд осторожно обнял Шелли за плечо. Та повернулась к нему и доверчиво легла в его объятия, прижимаясь лицом к его груди.

– Хочешь, поговорим о чем-нибудь? – предложил Рэнд. – О том, что тебя особенно беспокоит?

– Мне все время тревожно на душе, Рэнд. Не знаю почему, но это не дает мне покоя, мешает всему, а не только урокам секса.

– Что же тебя тревожит? Будущее? Вполне естественно. В этом возрасте мы все такие, нам всем не дает покоя вопрос о том, какое поприще избрать для себя в жизни.

– Нет, будущее меня не беспокоит. Мое будущее мне прекрасно известно. Я хочу стать терезанкой.

Рэнд воздержался от комментариев относительно такого довольно необычного выбора.

– Тогда что же?

Шелли крепко сжала талию Рэнда.

– Мне тревожно за людей, которые мне небезразличны. За их здоровье, их безопасность, их жизнь. Я только об этом и думаю, особенно после того случая, когда Фабиола чуть не утонула.

Рэнд на несколько секунд замолчал.

– Но ведь, Шелли, это было целых пять лет назад!

– Лучше не будем об этом! Я до сих пор помню каждый миг того жуткого происшествия!

– Послушай, может, тебе стоит обратиться к психоаналитику?

– Если я и далее не смогу избавиться от моего состояния, то, пожалуй, обращусь. Но пока мне самой хочется разобраться в собственных ощущениях.

– И все-таки это так странно. – В голосе Рэнда прозвучало неподдельное недоумение. – В век ангелов мучиться архаичными страхами.

При упоминании об ангелах Шелли напряглась.

– В них-то и вся проблема. Их присутствие делает нашу смертность еще более ощутимой, и это при том, что они оберегают нас от несчастных случаев. Мы настолько привыкли полагаться на них, что частично утратили древний инстинкт самосохранения. А что, если их совершенство все-таки имеет какой-то изъян? Если вспомнить о том, откуда они происходят – «гибриды греха и глины».

Рэнд не рискнул вступать на запретную территорию – происхождение ангелов – и вместо этого отклонился на стезю литературной критики.

– Ты цитируешь Атенора. Его труды не в моем вкусе.

В это время лежавшие неподалеку Брюстер и Фабиола шумно достигли пика. Керамический диск на запястье свисавшей с лежака руки Фабиолы позвякивал, ритмично ударяясь о кафельный пол. Рэнд неожиданно испытал возбуждение. С молчаливого согласия смущенной Шелли, от которой не скрылся сей бросающийся в глаза факт, он принялся ласкать ее тело. Вскоре и они соединились и ритмично задвигались.

Официальный балл, выставленный им в конце занятия, оказался очень даже высок. Он был снижен всего чуть-чуть, за посткоистальные слезы Шелли.

Контрастный пар, то сухой, то влажный, просачивался сквозь пористую поверхность стен слабо освещенной сауны. Его капли несли с собой пьянящие природные ароматы и амигдалоиды: бальзам, ваниль, альт-пикант. Инстинктивно разбившись на группы по половому признаку, юноши и девушки собрались в кучки в отдельных фотах, как будто после занятий по искусству совокупления мужская и женская дружба требовала восстановления в правах. Робкие смешки и звонкий хохот сменялись шумной болтовней.

Сев на абсорбирующий пол, Шелли прижалась спиной к мягкой эластичной стене, подтянув коленки к подбородку. Она даже не пыталась вступить в разговор. Почти весь сеанс пребывания в сауне она провела в задумчивом молчании. Она бы молчала и дальше, но тут подошла Фабиола и с улыбкой опустилась на пол рядом со своей задумчивой темноволосой подругой. Шелли посмотрела в ее сторону – не то чтобы недружелюбно, но без особого энтузиазма. В свою очередь Фабиола сделала вид, что ничего не заметила.

– Я слышала, ты уже решила, чем будешь заниматься в жизни, – начала Фабиола.

– Откуда тебе… ну… вообще-то… да, – смутилась Шелли.

– По-моему, это так трудно – быть терезанкой… отказывать себе во всем, жить для других, – продолжила Фабиола, немного помолчав.

– Да как ты смеешь так утверждать? – возмутилась Шелли. Было видно, что слова подруги задели ее за живое. – Я хочу всецело посвятить себя духовному благосостоянию людей. Скажи, что может быть благороднее этой стези?

– Но блокаторы либидо, обет самоограничения буквально во всем! Не кажется ли тебе это добровольное самоотречение несколько странным, особенно если вспомнить то безграничное изобилие, которое мы имеем.

– Наверное, в чем-то ты права. В наше время у людей в изобилии есть все: секс, еда, развлечения. Но от страданий это не избавляет. Смерть и неудовлетворенность жизнью как были так и остаются, от них никуда не деться. Когда даешь обет, этот шаг одновременно и реален, и символичен. Он помогает обрести внутреннюю сосредоточенность, проникнуться важностью нашей миссии по избавлению от боли других. Терезанки стоят всего на одну ступеньку ниже самих ангелов.

Фабиола поморщилась от такого сравнения.

– Ну, Шелли, не стану кривить душой, утверждая, будто это не для тебя. Ты с самого раннего детства проявляла сострадание к людям.

Шелли ничего не сказала в ответ, ни за, ни против. Исходя обильным потом, подруги еще примерно минуту сидели молча. Первой молчание нарушила Фабиола.

– Хочешь узнать, какой выбор сделала я?

Лицо Шелли просветлело.

– Конечно, хочу. Я и не знала, что ты уже выбрала, чем заниматься в жизни.

– Я решила посвятить себя исследованиям в области экзо-биологии. Более узкая специализация – лейкотеанские формы жизни с упором на гибридологию.

– Тебе придется телепортироваться для посещений Лей-котеи?

– Конечно, если я приму решение попутешествовать, а я, наверное, его приму. Ведь как иначе преодолеть световые годы огромных расстояний?

– Я бы ни за что не согласилась на такое, пусть даже временно, – отозвалась Шелли. – Лишиться собственной телесной оболочки…

Ее слова заставили Фабиолу рассмеяться.

– И что в том страшного? Просто перестаешь существовать там, где ты есть, зато выныриваешь на другом конце вселенной. Кстати, кто тебе больше нравится – Рэнд или Брюстер? – поинтересовалась Фабиола, переводя разговор в другое русло.

На лице Шелли появилось смущенное выражение.

– Рэнд очень добрый. Он ласков со мной. Этого нельзя отрицать. А еще он такой обаятельный. Но в Брюстере есть нечто такое, что притягивает меня к нему как магнитом. В нем есть сила, властность, и это меня почти пугает.

– Я бы советовала тебе быть с ним поласковее. Говори, что уважаешь его, восхищаешься его силой.

– Я стараюсь, но мои мысли вечно уносятся куда-то еще. – Шелли прикусила нижнюю губу и неожиданно спросила: – Фабиола, а ты часто вспоминаешь свою смерть?

Ее собеседница беззаботно рассмеялась.

– Мою смерть? Да я же жива, вот она я, сижу рядом с тобой. Разве я мертва?

– Но ведь ты умирала! Ты тонула. У тебя останавливалось сердце. Оно перестало биться и заработало снова лишь после того, как ангел его оживил.

Не обращая внимания на слова подруги, Фабиола тряхнула гривой мокрых волос.

– Сауна всегда портит мои волосы! Надо обязательно поговорить с контролерами химического состава, пусть изменят протеиновую смесь в ополаскивателе.

На другом конце сауны Рэнд и Брюстер разглядывали обеих девушек сквозь молочную завесу густого пара, из-за которого все, кто находился здесь, скорее напоминали бесплотные тени Елисейских полей. Рэнд стоял, прислонившись к стене в расслабленно-небрежной позе, скрестив руки на безволосой груди. Брюстер, напротив, энергично разминал верхнюю часть туловища – поигрывая внушительной мускулатурой, выполнял замысловатые гимнастические упражнения.

– О, праматерь Гея! – воскликнул он. – У меня тотчас встает, стоит мне взглянуть на Фабиолу! Ты только посмотри на ее грудь, когда она выгибает спину, поправляя волосы. Вот это кайф!

– В нашем классе вы с ней, пожалуй, лучше всех подходите друг другу. Ты собираешься встречаться с ней после окончания школы?

Брюстср перестал размахивать руками и приступил к бегу на месте.

– Вряд ли. У Фабиолы есть один существенный, на мой взгляд, недостаток – слишком она умная. Собирается и дальше получать образование. В мои планы такое не входит.

Рэнд отделился от стены и с любопытством посмотрел на товарища.

– В самом деле? Это для меня новость. Я не знал, что у тебя уже есть четкие планы на будущее. Поделись, если не против.

– Я уже подписал контракт с Институтом восстановления дикой природы. Меня пообещали взять, но только после краткосрочных подготовительных курсов. Наверное, махну в тропический лес Сакраменто.

– Благородная миссия.

– Благородная, как моя задница! Просто я уже по горло сыт этими нашими зонами безопасности! Осточертело. Хочу жить на лоне природы, чтобы почаще работать мускулатурой, а не мозгами.

– Но ведь дикая природа там тоже искусственно создана. К тому же там за тобой и твоими коллегами будут постоянно присматривать ангелы.

– Не напоминай мне о них! – взревел Брюстер, словно разъяренный минотавр. – От их навязчивой опеки деться некуда. Для меня эти чертовы серафимы что смирительная рубашка для душевнобольного. Причем заметь, мнение нашего с тобой поколения никто даже не спросил – нужны нам они или нет.

– Интересное сравнение, – улыбнулся Рэнд. – Большинство людей сравнивают их с сеткой безопасности, которую натягивают под куполом цирка.

– Большинство людей – ленивые самодовольные придурки. Теплый автономодом, беспрерывные развлечения, сытый гогот стаи отпрысков. Им для счастья этого вполне достаточно.

– Ну спасибо.

Брюстер прекратил бег на месте.

– Можно подумать, тебе неизвестно: тебя я к этой массе не причисляю. Ты хороший друг, Рэнд. Мы с тобой, Шелли и Фабиола – между нами существует особая связь, мы что-то вроде единого целого. И мне почему-то кажется, что мы всегда будем крепко держаться друг за друга.

– Сентиментальность и реверанс в сторону будущего. Видимо, это и есть та самая «зрелость», о которой я так часто слышал.

– Ладно, хватит прикалываться. Кстати, о твоих планах на будущее мне пока еще ничего не известно. Может, вы с Фабиолой втихаря заключили соглашение о совместной жизни?

– Ничего подобного. Но в следующем году мы будем учиться в одном университете.

– Ага! Только не говори мне, что и ты тоже собираешься изучать этих склизких инопланетян.

– Нет, если ты, конечно, не относишь к ним юпитерианские испарения.

Брюстер одобрительно крякнул и шлепнул Рэнда по спине, причем весьма чувствительно, потому что Рэнд покачнулся.

– Значит, это все-таки будет горное дело! Поздравляю! А я уж буду и дальше восторгаться моей тепличной дикой природой! Работа в космосе – да, это классная вещь.

Рэнд не стал кривить душой.

– Вообще-то большая часть работы производится на Земле, через спутники связи, – пояснил он. – Все остальное на месте делают машины. Сомневаюсь, что стану летать в космосе чаще, чем пару раз в год.

– И все равно чаще, чем кто-то из нас. Эх, если бы не мое желание ощущать на лице ветер земных странствий, я бы не раздумывая махнул в космос вместе с тобой.

– Каждый ищущий да найдет себе проводника, – процитировал Рэнд с некоторой долей лукавства высказывание из мирской библии.

Как он и ожидал, Брюстер откликнулся широко распространенной пародией на него:

– Каждый охотник за сокровищами да найдет себе андрогина.

Доступ на крышу школы в общем-то был запрещен. Впрочем, и сама притягательность этого места представлялась весьма сомнительной: отсюда можно было разве что кидать на голову ничего не подозревающих прохожих стручки перечных деревьев, любоваться роскошной панорамой окультуренного городского ландшафта и рекой, в которой Фабиола когда-то чуть не рассталась с жизнью. Соответственно, столь же слаб и сомнителен был и соблазн нарушить запрет. Однако нынешним вечером, когда выпускной бал завершился, прелесть запретного плода заставила десяток выпускников, не желавших признать тот факт, что праздник уже закончился, нарушить школьное предписание.

Рэнд был занят тем, что пытался «расколоть» интеллект школьного здания – с тем, чтобы школа пустила их на заповедную крышу. За его спиной негромко перешептывались празднично наряженные выпускники. Парочка влюбленных, Тристан и Алана, целовались с профессиональной страстностью. Парень по имени Юэн шумно выпустил кишечные газы, сопроводив это действие комментарием:

– Любимой школе для лабораторного анализа!

Рэнд не оставлял своих попыток, несмотря ни на какие помехи.

– Черт побери этих упрямых искусственных уродов!… Кажется, удалось! Путь свободен!

После этого все присутствующие разразились радостными криками, не заботясь о том, что их проделка может быть обнаружена. Все эти юные мужчины и женщины находились на самых разных стадиях амигдалоидного опьянения – ничего противозаконного, ну, чуть больше, пожалуй, чем разумная доза дозволенных веществ. Примерно половина будущих нарушителей школьного закона бросилась вверх по лестнице, ведущей на крышу, пытаясь опередить тех, кто собрался подняться туда на лофтере. В конечном итоге обе компании оказались на ней почти одновременно. В ночном небе сияла роскошная россыпь звезд. Июньский ветерок доносил запахи воды и травы. Счастливые злоумышленники бросились к низкому парапету, окружавшему крышу по периметру. От земли их отделяла десятиметровая высота. Внизу мирно спал ярко освещенный городок.

Рэндлевой рукой обнял Фабиолу за обнаженную талию. Та в ответ прижалась к нему бедром. Брюстер и Шелли, заметно напрягшись, стояли рядом, держась за руки. По кругу были пущены органические спринцовки с вином. К тому времени, когда один такой живой «мех с вином» попал Брюстеру, мышцы моллюска-оболочника от частых нажатий не сработали, и из клапана выдавилась лишь пара капель хмельной влаги. Брюстер с наигранным отвращением отбросил пустой контейнер в сторону.

– Кому нужен алкоголь в такую чудную ночь?! Да от одной только мысли о том, что мы навсегда оставил и это болото, можно охмелеть!

Выпустив руку Шелли, Брюстер вскочил на парапет и принялся залихватски пританцовывать, напоминая марионетку, приводимую в движение незримым кукловодом, которого кто-то защекотал едва ли не до смерти. Все, кроме Шелли, радостно завопили и захлопали в ладоши. Даже в тусклом свете ночных звезд и уличных фонарей выражение тревоги на ее лице сияло ярко, как молодой месяц.

– Не надо, Брюстер! Это опасно! Слезай!

Брюстер мгновенно замер, как будто воображаемые нити незримого кукловода неожиданно окунулись в жидкий азот. Несколько секунд, показавшихся всем бесконечностью, он недобро смотрел на Шелли, затем произнес:

– Я не твоя вещь, Шелли. Кроме того, тут бояться совершенно нечего!

С этими словами он навзничь бросился вниз с крыши.

Шелли пронзительно вскрикнула, как, впрочем, и еще несколько человек. Рэнд и Фабиола хранили молчание. Бросившись к парапету, юноши и девушки наблюдали за падением Брюстера. Он пролетел до земли лишь половину расстояния, когда прямо под ним неожиданно возник ангел. Белое как алебастр создание легко подхватило Брюстера и осторожно опустило на землю.

В это мгновение Рэнд заговорил, убедительно пародируя интонацию лектора, что, однако, не помогло ему полностью скрыть своих истинных чувств.

– В отличие от наших машинных каналов связи дальнего действия ангелы, конечно, способны к органической телепортации, в том числе и по собственному усмотрению. К сожалению, энергозатраты таких превращений ограничивают эту их способность до одного или в крайнем случае двух прыжков из ионосферы в тропосферу между периодами вынужденного бездействия в серафимовом слое…

Увы, его пародийный номер остался без внимания, потому что вся публика, следуя примеру Брюстера, принялась прыгать с парапета вниз. Каждый из прыгунов, разумеется, был спасен на полпути к земле. Когда все до единого выпускники благополучно оказались на земле, стая мраморно-белых ангелов с загадочными лицами улетела прочь. На крыше остались лишь Шелли, Рэнд и Фабиола. Рэнд демонстрировал сдержанное презрение, тогда как глаза Фабиолы сияли неземным восторгом. Шелли вся дрожала от возмущения и пережитого страха.

Рэнд шагнул к ней, чтобы обнять.

– Инфантильность все это, бессмысленная трата серафимовых ресурсов – но тебе следует сделать поправку на то, что…

Шелли увернулась из его рук.

– Ненавижу его! Я вас всех ненавижу! – С этим словами она бросилась вниз по лестнице, прочь со школьного двора в направлении городских улиц.

– Да, вряд ли подходящее начало для карьеры мученицы, – подумала Фабиола, посмотрев ей вслед.

Офис и лаборатория Фабиолы занимали часть сферического здания-трансформера в центре Лос-Анджелеса неподалеку от главного калифорнийского центра межпланетной связи. В настоящее время и без того огромный комплекс в два раза увеличился в размерах, почти сравнявшись по величине со своим соседом. А все потому, что Лейкотеанский институт недавно отправил экспедицию в неисследованные районы далекой планеты, откуда и поступали живые образцы, изучением которых занималась Фабиола.

Когда этим утром здание объявило о приходе посетителя, Фабиола моментально прервала работу, как будто некое важное, но в то же время неожиданное имя повергло ее в ужас.

– Проводите ее ко мне.

Ожидая появления гостьи, Фабиола приостановила проведение эксперимента, которым занималась все это утро. Отстучав острым ноготком резкое стаккато серии команд по поверхности наручного устройства связи, она привела обитателей лейкотеррариума в состояние неподвижности. За стеклянными стенами герметичного купола, в котором поддерживались привычные для инопланетной фауны условия жизни, аморфные тела лейкотеан, увлажненные продуктами метаболизма, тесно сгрудились в общую массу на поросшем мхом полу клетки, напоминая кучки ошпаренного кипятком яичного белка.

Фабиола вышла из лаборатории в рабочий кабинет. Она появилась там вовремя, потому что уже в следующую секунду туда вошла ее гостья.

Шелли показалась ей еще более худой, чем в детстве. Под действием блокаторов либидо тело ее вновь обрело некую невесомую детскую хрупкость, словно стрела времени для нее одной обратилась вспять. Черты лица Шелли были затуманены облаком печали.

– Какой приятный сюрприз, Шелли! – Фабиола порывисто обняла подругу. – Сколько лет-то прошло, неужели целых три года? Присаживайся, прошу тебя.

Не отвечая на слова Фабиолы, Шелли покорно опустилась в кресло.

– Меня исключили из терезанок, Фабиола. Меня и еще сотню других.

– Какой ужас! Но почему?

– Потребность в наших услугах существенно сократилась. Счастливой планете нужно все меньше компаньонок-эмпатов. Во всяком случае, людям в это хочется верить. В свете подобного сокращения орден строго придерживается политики «последним пришел – первым уволен». Честно говоря, меня удивляет, почему я раньше не попала под сокращение.

Фабиола села рядом с подругой и взяла ее за руку.

– Мне очень жаль, Шелли. Что же ты теперь намерена делать?

Шелли в упор посмотрела на подругу.

– Я не могу просто так отказаться от своего призвания лишь по той простой причине, что стала не нужна ордену. Но и жить, как раньше, я тоже не в силах. Вот я и обратилась к создателям ангелов. Потребность в их услугах, как мне кажется, по-прежнему огромная.

– Ничего не понимаю. – На лице Фабиолы отразилось искреннее изумление.

– Да куда уж точнее? Как еще тебе объяснять? Я занесла свое имя в списки желающих стать ангелами.

Фабиола вскочила с кресла как ужаленная.

– Вместе с преступниками и неисправимыми, безнадежными самоубийцами? Но ты же не относишься ни к тем, ни к другим! Верно ведь, Шелли? Да как тебе только такое могло прийти в голову?

– Каждый год несколько человек, пребывающих в здравом уме и отдающих себе отчет в своих действиях, делают точно такой же выбор, – возразила Шелли. – Так что я отнюдь не первая.

Фабиола принялась нервно расхаживать по кабинету.

– Твое признание меня жутко расстроило. Ты ведь отказываешься от своей индивидуальности. Ради чего?

– Если у меня нет возможности спасать людские души, я смогу хотя бы спасать их тела. Ведь людей, судя по всему, заботит только это.

– Зачем ты мне все это говоришь? – спросила Фабиола, еще больше упав духом. – Это же невероятно тяжкое бремя! Боже, зачем ты пришла ко мне сюда?

На лице Шелли впервые появилась улыбка.

– Ты считаешь, что одно лишь знание о моем выборе – это бремя? Что ж, тогда у меня к тебе есть еще одна просьба. Я хочу, чтобы ты, а также Рэнд и Брюстер присутствовали на моей трансформации. Это мое право – пригласить троих свидетелей.

От лица Фабиолы разом отхлынула кровь.

– Свидетелем? Я… я не могу!…

– Почему же нет? Ты ведь каждый день имеешь дело с самыми разными формами лейкотеанской жизни.

– Но не с гибридами же!

Шелли неловко поднялась с кресла.

– Жаль, что ты стала такой чувствительной, моя дорогая. Я приглашаю тебя присутствовать и знаю, что ты не откажешь мне. Полагаю, что ты все еще контактируешь с нашими мужчинами.

– Разумеется, контактирую. В прошлом месяце я виделась с ними обоими.

– Тогда надеюсь, что вы придете. Я сообщу подробности, как только сама их узнаю.

Шелли направилась к выходу. Фабиола машинально последовала за ней, чтобы проводить до двери.

У порога Шелли обернулась, сжала Фабиолу за плечи и на пару дюймов приблизила свое лицо к лицу подруги.

– Ты часто заявляла, что любишь меня, Фабиола. Докажи сейчас свои слова.

Затем порывисто поцеловала ее и, отпустив, вышла из кабинета.

Фабиола вытерла рукой губы, чувствуя, как они горят.

Загерметизированный во избежание внешнего загрязнения – или, наоборот, чтобы не выпустить инопланетную заразу наружу – анатомический театр был заставлен хитроумными механизмами, отчасти автономными, отчасти дистанционно управляемыми скрытой от посторонних глаз когортой создателей ангелов. В данный момент находящаяся в состоянии готовности мобильная хирургическая аппаратура ожидала команды в любую секунду приступить к работе. Единственный живой обитатель анатомического театра, полностью лишенный одежд, лежал на удобной операционной платформе. Пока что не тронутое никаким инструментом бледное, исхудалое тело Шелли – обтянутые кожей ребра, голый безволосый лобок, отрешенное выражение лица – смотрелось так, будто уже находится на пути в сонм ангелов. Она лежала, безвольно расслабив вытянутые вдоль тела руки и устремив взгляд вверх, словно сосредоточив его на какой-то незримой точке.

Возле пациентки, отдельно от остального оборудования, возвышалась непрозрачная канистра, к которой, как к чаше Грааля, были прикованы взгляды всех присутствующих.

Потолок ярко освещенного анатомического театра был прозрачен. За ним в расставленных по периметру темного помещения креслах расположились студенты-медики, ученые и трое приглашенных Шелли свидетелей. Фабиола сидела между Рэндом и Брюстером: Рэнд, справа от нее, держал ее за руку, сидевший по другую сторону Брюстер скрестил на груди мощные руки. На лице Рэнда читалось внутреннее беспокойство, смешанное с волнением, испугом и скорбной ностальгией. На лице Фабиолы застыло выражения нескрываемого отчаяния. Брюстер насупился, будто его кто-то только что обидел. В ожидании операции присутствующие негромко перешептывались.

– Черт побери! Она решила сбежать от нас! Вот уж не думал, что она окажется так слаба! – не выдержал Брюстер, забыв о приличиях.

– Слаба? – передразнил его Рэнд. – Ты, наверное, хотел сказать «сильна»? Ты бы лично осмелился на такое?

– Ты еще спроси, разрешил бы я отпилить себе ноги без вся кой вразумительной причины? Если хочешь знать мое мнение, никакая это не храбрость, а типичная мазохистская глупость.

– Может, вы оба наконец заткнетесь? – Голос Фабиолы на этот раз прозвучал выше и пронзительнее обычного. – Проявите хотя бы самое малое уважение к решению Шелли! Прошу вас.

Брюстер открыл рот, собираясь возразить, однако, видимо, счел за лучшее промолчать и сильнее сцепил сложенные на груди руки. Рэнд еще крепче сжал руку Фабиолы и отрывисто поцеловал ее в лоб, однако она, судя по всему, обратила на это не больше вынимания, чем на грубость Брюстера.

Механизмы анатомического театра пришли в движение. Не обращая внимания на экраны, передающие телеметрию, Фабиола подалась вперед, словно для того, чтобы поверить в реальность происходящего, ей требовалось увидеть все своими глазами. Рэнд и Брюстер неохотно последовали ее примеру.

Лежавшей внизу под прозрачным куполом анатомического театра Шелли сделали местную анестезию грудины, поэтому пациентка оставалась в полном сознании. Она, конечно же, никак не могла разглядеть сидящих вверху зрителей, но у трех ее друзей все равно возникло чувство, будто ее испытующий взгляд прикован именно к ним.

После того как в боку пациентки лазером был сделан небольшой аккуратный разрез и в работу вступили зажимы и ингибиторы кровотока, взгляду открылась влажная краснота обычной человеческой плоти.