ПОЖИЗНЕННОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Перевод. Т. Бушуева, 2006.

Безымянный мужчина – совершивший убийство, пойманный, представший перед судом, приговоренный к смерти и заключенный в тюрьму до исполнения приговора – наблюдал, как власти готовятся казнить подставное лицо.

Убийца сидел в одном ряду с теми, кто был приглашен стать свидетелем отправления долгожданного правосудия. Его не представили ни одному из них. Охранники холодно и даже несколько бесцеремонно подтолкнули его к стулу, и с этого момента ни одна живая душа не обратилась к нему по имени и не подала руки.

Что неудивительно. Более чем неудивительно, ведь близился кульминационный момент – момент, когда произойдет символический обмен жизнями, юридическое и духовное действо, которое завершит весь этот спектакль.

Но как только казнь состоится, для убийцы все станет по-другому. По крайней мере так ему было обещано.

И все равно ему с трудом верилось в это обещание.

Несмотря на все то, через что ему довелось пройти.

С такими мыслями – в последние мгновения не сосредоточенными на малоприятном зрелище, какому он вот-вот станет свидетелем, в котором, если бы не череда событий, он сам сейчас был бы главным действующим лицом, – безымянный осужденный попытался раздать роли тем, кто находился с ним рядом.

Он моментально узнал начальника тюрьмы, равно как нескольких членов Комиссии по Ренормализации. Небольшая компания, активно клацающая по клавишам своих ноутбуков, судя по всему, была журналистской братией. Мужчину и женщину, которых роднило напыщенное выражение лиц, он инстинктивно записал в политики. Его слегка передернуло, когда взгляду его предстало трио – двое мужчин в строгих костюмах и такая же расфуфыренная дамочка, явно врачи, которые здесь для того, чтобы наблюдать за ним. От их дорогих нарядов все еще исходил едва уловимый запах врачебного кабинета, нет, скорее даже операционной.

Но большинство присутствующих, сделал он для себя вывод, – родные и близкие того, кто сейчас примет вместо него смерть.

Стараясь незаметно вытирать глаза, обнимая друг друга – они были живым укором безымянному мужчине. Наблюдать это зрелище было выше его сил. Он даже не мог толком сосчитать, сколько нх здесь и кого больше – мужчин или женщин, молодых или старых.

Что ж, вскоре ему придется – хочет он того или нет – рассмотреть их поближе.

Ведь уже сегодня он станет близок с этими заплаканными, убитыми горем людьми – близок, как никто другой, не зря же он вот уже несколько долгих месяцев изучал по фотографиям их лица.

Что касается родственников его самого – то таковых здесь не было. Даже если бы какой-нибудь дальний родственник – как в географическом, так и эмоциональном отношении – изъявил желание присутствовать при его казни, ему было бы в этом непременно отказано.

Дай вообще, к чему это? Тот, кем он был до сих пор, вскоре будет мертв.

В следующее мгновение, на другом конце помещения, по ту сторону широкого глухого окна началось какое-то движение, мгновенно приковавшее к себе взгляды безымянного мужчины и всех, кто находился вместе с ним в зальчике.

Техники закончили проверку машины смерти – капельниц, игл, биомониторов и видеокамер. Судя по всему, какие-то сигналы передались дальше, тем, кто находился вне поля зрения непосредственных наблюдателей. Потому что в помещение вкатили того, кто сейчас примет смерть.

Этот человек полулежал на каталке, поддерживаемый специальным матрацем из пенопласта. Тощий, как скелет, и изможденный, однако благодаря болеутоляющим уколам и прочим медицинским снадобьям в полном создании и отдающий себе отчет в происходящем. Как только каталку, на которой он лежал, поставили в самом центре машины смерти и заблокировали колеса, осужденный на смерть нашел в себе силы приподняться на локте, окинул прощальным взглядом присутствующих, слабо улыбнулся и даже, насколько хватило сил, помахал им рукой.

За какое-то мимолетное мгновение, прежде чем он бессильно рухнул на смертное ложе, сознание безымянного человека успело запечатлеть лицо умирающего. Теперь оно останется с ним до конца его собственных дней.

Вокруг обреченного поправили подушки, после чего ему в руки дали конец шнура, приводящего в действие механизм смерти.

Затем в помещение проследовал священнослужитель культа Прагматических Панденоминационалистов Великой Геи. Нервно поправив на себе свое зеленое одеяние, духовный отец по другую сторону стеклянной перегородки встал лицом к публике. Техник нажал какую-то кнопку, и из громкоговорителя безымянному человеку стали слышны звуки с той стороны – какие-то электронные сигналы, шарканье ног, покашливание и перешептывание.

После чего раздался голос священника.

– Мы собрались здесь сегодня, чтобы стать свидетелями высшего самопожертвования, на какое только индивид способен по отношению к обществу, частью которого, причем благодарной частью, он был с самого своего рождения. Его жертва куда большая, нежели желание поделиться с кем-то своей кровью или жизненно важным органом, – по сравнению с его жертвой подобные вещи мельчают и бледнеют. Он отказывается от собственного имени, от собственного «Я», чтобы другой мог жить и занять его место. Обреченный погибнуть от неизлечимой болезни, добровольно предпочетший смерть, этот человек – юридически и морально – берет на себя грехи своего заблудшего брата, даруя тем самым виновному возможность начать новую жизнь. При этом справедливость торжествует, и зло не остается безнаказанным. Совершено преступление – самое омерзительное преступление на свете, и кара за него одна – смерть того, кто его совершил. Мы не можем позволить себе пренебрегать законом, пытаться перетянуть чашу весов правосудия.

В мои намерения не входит долго восхвалять того, кто сейчас лежит рядом со мной. Накануне вечером, в больнице, я уже провел прощальную церемонию, на которой присутствовали любящие его родные и близкие. Мы все долго говорили с ним, сидя у его постели, и он улыбался нам в ответ. То были незабываемые мгновения, когда радость способна высушить слезы. Он уходит из жизни, зная, что любим и уважаем, и благодарен за эти чувства. Так что все слова прощания уже сказаны.

Вслед за этой фразой раздались рыдания безутешных родственников. Безымянный мужчина поморщился и нервно потер вспотевшей рукой отросшую щетину на черепе, мысленно представив себе красный шрам, украшавший его обритую голову наподобие венца. Хотя, сказать по правде, шрам этот сделался уже почти незаметным.

– И вот теперь, – вновь заговорил священник – этот человек берет себе новое имя, он надевает на себя кровавые одежды настоящего убийцы, он возлагает на себя грех того, кто до сих пор был известен как… – Священник произнес имя человека, что сидел по ту сторону стеклянной перегородки.

Как ни странно, звук собственного имени оставил его бывшего владельца равнодушным – оно уже ничего для него не значило, далекое и пустое, словно взятое из учебника истории.

– И все же эта ноша не тяжка, – продолжал тем временем священник. – Бремя это стало легкой пушинкой, как только легло на плечи другого. Даже Христос, и тот не смог бы сделать большего. А теперь давайте помолимся.

В этот момент звук отключили. Безымянный человек видел, как священник беззвучно склонился над тем, кто лежал на каталке. Те, кто пришел, чтобы стать свидетелями казни, тоже притихли.

Безымянный человек также про себя произнес нечто, что в его представлении было молитвой.

И вот камера казни пуста. В ней остался лишь тот, кто лежал на каталке. Лица его не было видно. Присутствующие заметили лишь, как пошевелился большой палец, приводя в действие машину смерти. В то мгновение человек этот действительно стал убийцей – пусть даже лишь себя самого.

За происходящим, запечатлевая каждое мгновение, следили видеокамеры. Спустя десять минут, в течение которых яд, впрыснутый себе в вены смертником, проник во все клетки его тела, и дыхание постепенно замедлилось, в камеру вошел тюремный врач, провел освидетельствование и поднял глаза. И хотя он забыл нажать кнопку громкоговорителя, присутствующие смогли по губам прочесть, как он произнес: «Мертв».

Начальник тюрьмы поднялся и подошел к безымянному человеку. Тот моментально весь внутренне сжался. Последовали вспышки фотокамер. Служитель правосудия изобразил дежурную улыбку и протянул безымянному человеку руку. Тот машинально ответил на рукопожатие.

– Мистер Глен Суон. Благодарю вас за участие в этом событии. Мы задержим вас ненадолго – остались кое-какие формальности, ваша подпись и все такое прочее. После чего вы будете свободны. А теперь позвольте мне представить вас вашей новой семье.

В подземке было душно – воздух здесь провонял машинным маслом, нагретой электропроводкой, жареной картошкой и мочой. На платформе народу оказалось гораздо больше, чем предполагал будущий убийца. Он не знал, что в театре по соседству идет новая постановка, и потому в этот обычно малолюдный час станцию подземки наполнили зрители. Подобное развитие событий не входило в его планы, и он бы проявил большую предосторожность, если бы не слова, которые его ухо уловило в толпе.

Человеку было слегка не по себе, однако он все-таки решился довести свой план до конца.

Необходимость, а также нечто такое, что отдаленно напоминало профессиональную гордость, толкали его вперед.

Наконец глаз его выхватил из толпы жертву. Это была дамочка средних лет в натуральной шубе, судя по всему, одна, без спутников, под мышкой небольшая сумочка. Похоже, ридикюль без ручки. Он начал подбираться поближе к жертве. Со стороны никто не мог ничего заподозрить, но только со стороны.

Откуда-то из глубин тоннеля донесся грохот и скрежет приближающегося поезда. Народ заранее подался ближе к краю платформы.

К этому моменту мужчина уже стоял позади ничего не подозревающей жертвы, почти вплотную к лакированному черному ридикюлю, который та держала под мышкой.

Еще мгновение – и ридикюль уже у него в руках, осталось лишь только потянуть и выдернуть.

Он так и поступил, но ридикюль остался на месте. Судя по всему, на запястье у женщины была тонкая металлическая цепочка.

Он дернул еще раз. Женщина покачнулась и, чтобы удержать равновесие, взмахнула руками. Тогда он схватил ее за запястье, чтобы снять сумочку. Однако женщина при первом же прикосновении тотчас отдернула руку. Цепочка лопнула, его собственная рука соскользнула с ее запястья, а сама женщина полетела куда-то вниз, на рельсы.

Преступник бросился наутек, однако не успел пробежать и десятка ярдов, как путь ему преградили двое крупных мужчин. В следующее мгновение они обрушились на него с кулаками и били до тех пор, пока он не превратился в безвольную, распростертую на полу окровавленную массу.

А поскольку его собственное лицо было прижато к грязному, бетонному полу, преступник пропустил момент, когда поезд на всем ходу наехал на женщину, а сам он из вора превратился в убийцу.

Однако ему навсегда врезался в память пронзительный скрежет тормозов, крики стоящих на платформе людей и последний, леденящий душу вопль жертвы.

– Как нам кажется, в вашем случае мы можем рассчитывать на успех, – произнес глава Комиссии по Ренормализации, оторвав на мгновение взгляд от ноутбука и закрывая файл. Тот самый файл, в котором содержалась подробная информация на безымянного человека. – Однако в конечном итоге все зависит от вас самих. Придется как следует поработать над собой, возможно, даже больше, чем вам когда-либо приходилось за всю вашу жизнь. Ваша реинтеграция в общество будет далеко не гладкой и потребует очередных жертв. Вы уверены в том, что способны пройти этот путь до конца? Только честно, без каких-либо оговорок.

Сидя по другую сторону огромного полированного стола, убийца попытался скрыть недоумение и недоверие, чтобы чувства эти не проступили на застывших, словно каменных чертах его лица. Просидев полгода в камере смертников – пока суд высшей инстанции рассматривал его апелляцию и в конечном итоге отклонил ее, – чувствуя, как смерть дышит ему в лицо, ощущая на себе ее ледяное дыхание, он был готов дать согласие на что угодно. Разумеется, им это известно. Что бы они ни предложили – даже пожизненное заключение куда предпочтительное того, что светит ему сейчас. Он смутно осознавал забрезживший перед ним выбор – судя по всему, ему предлагали нечто куда более приятное, нежели возможность провести остаток дней своих за тюремной решеткой.

Но стоило ему произнести слова согласия, какие хотели от него услышать эти новые судьи, как Комиссия принялась подробно излагать ему, что, собственно, его ждет. И он тотчас пожалел о том, что поторопился.

– Первое, что мы намерены сделать, – это, наверное, самый смелый шаг, хотя и не самый главный. Мы снимем крышку вашей черепной коробки и вставим туда, скажем так, небольшого помощника.

Мы накроем вашу кору головного мозга дополнительным слоем паранейронов, известных как Этико-Глиальный Ассистент, который вскоре выстроит дендритные связи с подсистемами вашего мозга. Этот ЭГА не имеет своих собственных функций и потому не способен изменить ваши личностные характеристики, ваши эмоциональные и интеллектуальные качества. Скажем так, это просто небольшая кнопка в вашем черепе с одной-единственной функцией. Она будет отслеживать агрессивные импульсы в вашем мозгу. Как только те достигнут определенных пороговых значений – кстати, вы сами ощутите их приближение, так как ваше общее самочувствие при этом резко ухудшится, – эта кнопка просто вас вырубит. Вы потеряете сознание и будете оставаться в таком состоянии от получаса до суток, в зависимости от того, насколько сильным был приступ.

И здесь мы бы хотели еще раз подчеркнуть то, чего не может ЭГА. В большинстве случаев он не помешает вам физически постоять за себя, хотя при некоторых обстоятельствах вы можете перейти в агрессивную стадию и включить его действие. Кроме того, ЭГА никоим образом не способен подавить вашу свободу воли. Вы всегда вольны предпринять агрессивные действия. Иное дело, что вам всякий раз придется за это расплачиваться. – Голос говорящего зазвучал суше. – Нам также известно, что в большинстве случаев меняется стиль вождения автомобиля. Тем не менее в наши намерения не входит превращать вас в подобие робота. От этого нет никакой пользы ни обществу, ни планете. Кроме того, ЭГА не застрахован от ошибок. Он не способен предотвратить умышленное убийство с целью извлечения материальной выгоды. Он действует только по отношению к лимбическим импульсам гнева и насилия.

Однако, как нам кажется, судя по вашему личному делу, у вас не замечено склонности к умышленному убийству. И тот антидот, который мы для вас приготовили, рассчитан именно на личность вашего психического и морального склада. Или по крайней мере каким вы сумели себя зарекомендовать. С помощью ЭГА вы даже получите возможность нормально общаться с другими людьми. При этом ни вам, ни им ничего не грозит. В той мере, в какой это бывает, когда люди общаются между собой. Надеюсь, до сих пор вы меня понимали?

Мысли убийцы занимала одна омерзительная картина: ему вскрывают черепную коробку и помещают туда студенистую массу вроде медузы. Однако в следующее мгновение его мысленному взгляду предстала иная картина – его тюремная камера, а с ней вернулось осознание скорого конца.

– Да, – произнес он.

– Что ж, отлично. Итак, отныне мы будем полагаться на ЭГА. В некотором роде он – наша последняя надежда. Вы подвергнетесь интенсивной психосоциальной обработке, и в конце курса лечения, если к тому времени вы продемонстрируете стремление к сотрудничеству, вас признают полноценным членом общества.

Заключенный не смог удержаться и задал самый главный вопрос:

– И меня выпустят? Я буду свободен?

Член комиссии сухо улыбнулся.

– В некотором роде да. Вы будете совершенно свободны. Однако это не снимает с вас обязанностей. Обязанностей, какие любой из нас несет по отношению к обществу и планете в целом. Вы получите брошюру, в которой все подробно изложено. В принципе все довольно просто.

После этих слов глава Комиссии по Ренормализации открыл на своем компьютере новый файл.

– Одну минуточку… Если вы пройдете стандартный шестимесячный курс лечения и мистер Суон к этому времени будет еще жив, чтобы вместо вас участвовать в процедуре смертной казни, то да, думаю, мы с вами сможем назначить дату исполнения приговора на пятнадцатое мая. Ну, что вы на это скажете?

– Меня она устраивает.

В сотый раз, вернувшись к себе в камеру после напряженных занятий, таких утомительных и вместе с тем вселявших надежду, заключенный принялся читать брошюру.

Ключевое понятие – это соразмерность преступления реституции вкупе со стремлением восстановить нарушенные семейные связи путем включения недостающего элемента.

Предыдущие попытки вернуть бывших заключенных в общество полноценными его членами оказались безуспешными. Их результатом стал высокий уровень рецидивизма, главным образом потому, что отсутствовал механизм безболезненной адаптации заключенного к новым условиям. Бездушная система надзора не могла соперничать с такими вещами, как стабильный заработок, коллеги по работе, поддержка со стороны семьи – все то, что так нужно человеку, чтобы вновь ощутить себя полноценным членом общества.

Разумеется, такую поддержку невозможно создать на голом месте. Однако если заключенный возьмет на себя роль недостающего элемента существующей структуры, моментально создаются условия для его интеграции в человеческий коллектив.

Убийца пролистал дальше, чтобы прочитать то, что касалось непосредственно его самого.

Заключенный, ожидающий исполнения смертного приговора, представляет собой яркий пример применения такой философии. Собственно говоря, человек, ожидающий своей смерти, уже мертв как личность. Своими действиями он лишил себя собственного «Я» и права на будущее, своей ниши в жизни планеты. В своей старой роли он не представляет для общества и планеты никакой ценности, за исключением, пожалуй, того, что служит примером нашего неприятия некоторых моделей поведения.

Тем временем другой сегмент общества по иронии судьбы является зерк amp;пьным отражением той роли, которая уготована осужденному на смерть. Это смертельно больные люди, обреченные природой на безвременный уход из жизни. Не повинные ни в чем, за исключением того, что несут в себе наше общее смертное наследство, они приговорены уйти из жизни раньше, чем мы все. В большинстве случаев обреченный человек, мужчина или женщина, является членом семьи, он любим своими близкими и друзьями, он – составная часть разного рода человеческих коллективов, а порой и единственный добытчик в семье.

Как, однако, разумно, что смертельно больному человеку, решившему воспользоваться своим правом на добровольную эвтаназию (см. постановление Верховного суда по делу Кеворкяна против штата Мичиган, 2002) и при этом обеспечить нормальное существование своих родных и близких после добровольного ухода из жизни, будет даровано своеобразное продление жизни путем обмена именем с тем, кто осужден на смерть.

Заключенный перелистал еще несколько страниц.

Все усилия приложены к тому, чтобы осужденный на смерть и его двойник подходили друг другу по целому ряду параметров. Среда, в которой впоследствии окажется бывший смертник, должна быть для него комфортной и оказать ему максимальную поддержку. С другой стороны, его новая семья получает неоценимый шанс вновь вернуться к нормальной, полноценной жизни.

Иными словами, заключенный и его двойник совершают обмен собственными «Я». Для двойника этот путь короток. Для заключенного он растягивается на всю оставшуюся жизнь. Дороги назад для него нет.

Заключенный принимает полную моральную и юридическую ответственность, обязательства, семейные связи – иными словами, всю биографию того, чью личность он себе берет. Во все базы данных, как государственные, так и корпоративные, вносятся изменения, отражающие этот обмен (в том числе отпечатки пальцев больного, его фото, подписи, параметры тела, медицинские данные и так далее заменяются на соответствующие данные заключенного). После того как обмен имел место, власти прекращают какой-либо надзор за бывшим заключенным. Он вновь становится полноценным членом общества.

Какже происходит подобная реституция? Всего лишь вследствие согласия бывшего заключенного взять на себя личность своего двойника как отца или матери, сына или дочери, того, кто содержит семью или ведет дом.

Мы отнюдь не беремся утверждать, что подобные перемены произойдут мгновенно. Без небольших изменений в образе жизни не обойтись, а возможно, не обойтись и без значительных. Любое решение, принятое в свое время двойником, может быть пересмотрено тем, кто занял его место. Точно так же, как двойник мог подать заявление о разводе, усыновить ребенка, сменить работу или место жительства, таким же образом может поступить и бывший заключенный. Разница в том, что все подобные решения принимаются отнюдь не в вакууме. Как действовали, так и продолжают действовать финансовые, семейные и прочие соображения, какие не мог не принять во внимание оригинал, и бывший заключенный будет вынужден с ними считаться. Тем не менее опыт этой программы показывает, что восстановленные таким образом семьи бывают на редкость стабильны.

И, разумеется, любое преступление, совершенное тем, кто принял на себя новую личность, не останется безнаказанным. Виновный понесет наказание, как того требует закон. Например, родители, которые оставляют своих детей, могут быть арестованы и понесут стандартное в таких случаях наказание за то, что бросили несовершеннолетних на произвол судьбы. Равно как насилие по отношению к супругу или супруге чревато самым строгим наказанием.

Заключенный на мгновение отложил книжку на колено и задумался. Когда же он снова взял ее в руки, то открыл на самой последней странице.

Возможно, кому-то покажется, что государство поступает капризно, если даже не своевольно, позволяя подобные замены. Люди не взаимозаменяемы, как запчасти машины, скажет кто-то. Эмоции, чувства – все это якобы самым бессовестным образом попрано. Каждый человек индивидуален, его нельзя подменить другим по прихоти власть предержащих. Утилитаризм имеет свои пределы, скажет он. Государство возомнило себя равным самому Господу Богу.