Пролог
Без пяти минут пять шум на историческом факультете Северо-Восточного университета наконец-то затих. Смолкло шарканье ног по длинным коридорам, а перестук пишущих машинок и телефонные звонки в деканате сменились тишиной.
В приемной перед кабинетом заведующего отделением аспирантуры, кроме Франчески Луккезе, больше никого не было. Франческа устало откинулась на спинку кресла. Для нее основная работа только начиналась, и все из-за странных привычек профессора Весли Маунтберна, заведующего отделением.
Она взглянула на толстую стопку заявлений от студентов различных институтов, жаждущих попасть в аспирантуру именно Северо-Восточного университета, и перевела взгляд на часы. В июне заявления шли сплошным потоком. Смерив взглядом стопку бумаг, она поняла, что при изрядной доле везения сможет управиться часа за четыре.
Секретарша декана Марджори Андерсон, с которой Франческа успела подружиться, просунула голову в дверь и произнесла то, что обычно говорила каждый день:
— Не засиживайся чересчур долго.
Франческа взглянула на нее и улыбнулась.
— Я не сказала ничего смешного. — Марджори на полтона повысила голос. — Не будешь же ты все время так сидеть и улыбаться, как заводная кукла! Сегодня уходи отсюда не позже половины седьмого, запомни! Франки, поверь мне, никто все равно не оценит твоего рвения!
Точно в половине шестого, ни минутой раньше, а иногда и позже, краснолицый и по обыкновению раздраженный профессор Маунтберн приходил на вечерние занятия. Он требовал, чтобы к его появлению все документы были готовы, и только после этого Франческа могла быть свободна.
— Если бы я не знала старика как облупленного, — добавила секретарша декана уже из коридора, — то могла бы подумать, что вы специально уединяетесь здесь по вечерам.
Франческа показала подруге язык. Если быть честным, то ее можно было заподозрить во многих грехах, но только не в этом.
Марджори пожала плечами:
— Франки, тебе не жаль тратить все свое время только на работу? Неужели не хочется вырваться отсюда, посмотреть какой-нибудь фильм, поужинать в ресторане, пойти на танцы? Разве тебе не назначают свидания? Да у вас в отделе с полдюжины парней. Все они, в том числе и тот преподаватель по обмену из Оксфорда, просто умирают от желания услышать от тебя хоть что-нибудь другое, кроме «У меня много работы». Интересно, как все это терпит Джой? Неужели он ни разу не устроил скандал из-за того, что ты просиживаешь с Маунтберном каждый вечер до восьми, а то и до девяти часов?
Франческа открыла тумбу письменного стола и достала чашку. Джой Экконе был другом Франки, работавшим в строительной фирме ее дяди, располагавшейся на южной окраине Бостона. Кто-кто, а Джой никогда бы не позволил себе устроить Франческе скандал по какому бы то ни было поводу.
Ее соотечественники — парни из Италии и Сицилии — сторонились племянницы Кармен и Антони Луккезе. И частенько это выводило Франческу из себя. Лишь нахалы вроде Стива Ливермора могли повышать на нее голос или делать замечания. «А это уже другая проблема», — заметила Франческа про себя.
Франческа вышла с Марджори в коридор.
— А почему бы мне и не задержаться на работе? — пожала плечами она. — Неужели я должна с кем угодно бежать на свидание?
Марджори прислонилась к стене, наблюдая, как подруга набирает в чашку холодную воду.
— Франки, как ты можешь говорить такое, ведь мужчины с тебя глаз не сводят! Оглянись вокруг, посмотри, сколько возле тебя интересных мужчин! Встречайся с ними, узнавай их ближе, иначе как ты найдешь своего единственного? Да что с тобой такое, в конце концов?
Она подняла голос едва ли не до крика.
— Ты скрываешься в четырех стенах от всего мира, носишь какое-то барахло… — Марджори с негодованием ткнула пальцем в строгую блузку Франчески, длинную юбку из джинсовой ткани и туфли на низком каблуке. — Прячешь свою чудесную фигуру, скрываешься от всех и позволяешь этому старому чучелу обращаться с тобой, как с подневольной прислугой! И эту принцессу-итальянку все ее дяди и тети берегут как зеницу ока! Ты боишься, что кто-то явится и украдет твое сердце? Неужели ты надеешься обрести на историческом факультете Северо-Восточного университета персональное психологическое убежище?
Не прерывая своего эмоционального монолога, Марджори следовала за Франческой по пятам. Подруги вернулись в приемную.
— Все зависит от того, чего хочешь достичь в жизни, — мягко ответила Франческа, поливая цветы. — Я ни от кого не скрываюсь. Просто моей семье понадобилось какое-то время, чтобы пережить трудные времена, а потом я нашла эту работу, и все успокоились.
Франческа искоса взглянула на свою подругу и заметила ее удивленный взгляд.
— Марджи, до двадцати пяти лет я находилась под строгой опекой родных! И никогда нигде не была — даже в школьные годы в летнем лагере, — потому что мой дядя прочитал в газетах, будто там царят слишком свободные нравы. Марджи, мне чертовски трудно объяснить тебе, как тяжело выходцы с Сицилии сходятся с людьми, которые ничего не знают о наших обычаях. Мои дяди и тетки, живя здесь, соблюдают традиции нашей родины. Когда умер отец, родственники взяли меня на попечение. Для них это что-то вроде священного обета, они его должны свято выполнять. Поверь, меня они воспитывали строже, чем своих собственных дочерей!
— Так вот чем ты прикрываешься, Франки, — строгим воспитанием?
— Разве я прикрываюсь? — пожала плечами Франческа, ставя остролистник на полку рядом с аспарагусом. — Но если даже и прячусь за этим, то ненамеренно. Ну подумай сама, сейчас мне двадцать восемь лет, и, сказать по правде, думаю, что мне уже не удастся найти такого мужчину, которого семья сочтет для меня подходящим. Молодые люди из соотечественников сторонятся меня. И знаешь, мне кажется, я не смогу найти никого, за кого бы мне самой хотелось выйти замуж.
Франческа закончила поливать цветы и убрала чашку в письменный стол.
— Как видишь, положение недотроги-итальянки имеет и свои отрицательные стороны. — Ее губы тронула ироническая улыбка. — И одна из них в том, что меня так опекают, что я даже не могу иметь своего мнения!
— Ты шутишь!
— Ничуть. — Франческа хотела привести еще несколько доводов в подтверждение своих слов, но потом передумала.
— Ты всегда сможешь найти работу получше, чем перекладывание бумажек на кафедре, Франни, — не унималась Марджори. — Проведя три года здесь, за выслушиванием глупостей Маунтберна, ты заработала себе неплохое реноме. Плюс еще степень магистра организации управления. Поверь, здесь ты никогда не раскроешь свои способности…
Зазвонил телефон, и, беря трубку, Франческа сказала:
— Марджи, даже со степенью женщине очень трудно получить престижную должность. Сама знаешь, в любую контору куда охотнее возьмут смазливую машинистку, чем дипломированного специалиста.
Марджори Андерсон поняла, что спорить дальше бесполезно, одними губами беззвучно произнесла «всего доброго» и ушла, а Франческа услышала в трубке мужской голос.
— Только не говори мне, что у тебя еще много работы! — с сарказмом произнес ее собеседник.
Это был Стив Ливермор.
Франческа вздохнула и опустилась на стул, держа телефонную трубку на отлете. Стив был одним из тех парней, с которыми она, по мнению Марджори, должна была встречаться. Но Стив, в отличие от тех американцев итальянского происхождения, с которыми она была бы не прочь пойти на свидание или которые хотели пригласить на свидание ее, был в высшей степени самоуверен, даже порой нахален. Франческа знала, что в обществе Стива ее собственное «я» совершенно тускнеет. У Стива была не слишком приятная манера говорить высокомерным, слегка раздраженным тоном. Молодой юрист разговаривал с Франки о простых житейских делах, о ее работе, об отношениях с профессором Маунтберном таким тоном, будто допрашивал в зале суда бестолкового свидетеля.
Стив, представитель третьего поколения Ливерморов, был высоким привлекательным блондином. Все в нем, начиная с аккуратной стрижки до безукоризненно начищенных ботинок, свидетельствовало о его принадлежности к самой изысканной части бостонской аристократии. Франческа хорошо понимала, что именно нравилось ей в этом молодом юристе, и отнюдь не заблуждалась и в отношении того, что привлекало Стива. Ливермор не уставал повторять, что она самая яркая, самая сексуальная и соблазнительная женщина из всех, кого он только встречал в жизни. И что его единственным желанием является обладание Франческой. Он был готов раскрыть перед ней мир любви и страсти. Те молодые итальянцы, от которых ее старательно оберегали дядя и тетя, говорили в первую очередь о семье и замужестве. Стива Ливермора интересовало только любовное приключение.
Часы показывали уже без двадцати минут семь.
— Я не могу сейчас говорить, Стив, — решилась прервать его очередной монолог Франческа. — Вот-вот появится профессор Маунтберн, а мне еще надо приготовить до его приезда кипу заявлений в аспирантуру.
— Франческа, послушай меня! — В голосе Стива зазвучали холодные нотки. — Ты же сама жаловалась, что просто гибнешь под грузом сверхурочной работы, за которую к тому же не платят. Неужели не можешь послать эту дурацкую писанину ко всем чертям? По правде сказать, мне это совершенно непонятно! Я заказал на вечер столик у Копли, потом собирался повести тебя в театр…
Подняв взгляд, Франческа увидела в дверях незнакомого мужчину. Солидный на вид, средних лет, невысокого роста, в легком светло-сером костюме, он держал в руках старомодный, но дорогой плоский портфель из телячьей кожи.
Мужчина с облегчением произнес:
— Я так рад, что застал вас на работе, мисс Луккезе. Я боялся, что разминусь с вами, ведь не так-то просто найти дорогу в студенческом городке.
Стив Ливермор на другом конце провода не унимался:
— Я давно пришел к заключению, что у твоего начальника какая-то извращенная страсть заставлять тебя заниматься этой идиотской работой. Во всем этом есть изрядная доля садизма…
— Вы искали меня? — удивленно спросила Франческа, внимательно рассматривая позднего посетителя.
— Да. — Мужчина вошел в приемную и осмотрелся. — Мог бы я с вами переговорить? Понимаю, что пришел не вовремя и вы уже заканчиваете работу, но с вашей стороны было бы очень любезно задержаться еще на несколько минут.
— …около половины десятого, как ты думаешь, управишься ты до этого времени? — Голос в трубке не умолкал. — Слушай, Франческа, признаю, что в прошлую субботу я, наверное, зашел слишком далеко, но ведь я обычный мужчина из плоти и крови. Мы так редко видимся…
— Стив, — прервала наконец этот монолог Франческа.
Мужчина стоял рядом и прислушивался к их телефонному разговору.
— Мы обсудим это в следующий раз. Ты не возражаешь? Мне сейчас неудобно говорить…
— Пришел твой профессор? — спросил Стив. — Подумаешь! Разве ты должна вытягиваться в струнку при его появлении? Франческа, ты слушаешь меня?
Губы Франчески плотно сжались. Окружающие, как правило, недооценивали ее, и в этом она была виновата сама: всегда тянула до последнего момента, прежде чем высказать свое мнение. Ей вспомнилось, как она сказала Марджори, что совершенно не стремится выйти замуж. И сейчас Франческа лишний раз убедилась в том, что говорила искренне. Близость с мужчиной привела бы ее к потере независимости от представителей сильной половины человечества.
На самом деле Франческе больше всего хотелось прямо сказать Стиву Ливермору, что она вообще не собирается ложиться с ним в постель. Но, представляя, какое впечатление произвели бы на него такие слова, только сказала:
— Извини меня, Стив, я перезвоню попозже. Ты дома? — И положила трубку.
Она обратила внимание, что человек с портфелем в руках не только беззастенчиво слушает их разговор, но и оценивающе рассматривает ее. Франческа почувствовала себя не слишком уютно под этим изучающим взором и, нахмурившись, произнесла:
— Прошу извинить, но у меня еще много работы. С минуты на минуту появится профессор Ма-унтберн. Мы с ним должны рассмотреть заявления аспирантов, а на это уйдет масса времени. Так что вы…
— Разумеется. Разумеется. Я буду краток и сразу перейду к сути дела. Меня зовут Гарри Стиллман, адвокатская контора «Стиллман, Ньюмен и Вэнс», Майами. Мы специализируемся на гражданских делах.
С этими словами он протянул Франческе визитную карточку.
— В настоящий момент я веду дело о наследовании имущества покойной Карлы Бладворт Бергстром. Согласно ее завещанию, ваш отец, Джованни Луккезе, является единственным наследником весьма значительного состояния этой дамы.
Адвокат поставил портфель на край письменного стола Франчески, подтянул поближе кресло и опустился в него.
— Как я понимаю, вы потеряли отца несколько лет тому назад, мисс Луккезе, о чем я искренне сожалею. Но все же позвольте перейти к делу. Согласно последней воле миссис Бергстром, теперь вы являетесь единственной наследницей ее имущества.
Франческа удивленно посмотрела на адвоката.
Слова этого респектабельного джентльмена с сединой на висках не произвели на нее особого впечатления, возможно, потому, что мысли все еще были заняты Стивом Ливермором. Франческа тупо смотрела перед собой и думала о том, что профессор Маунтберн может появиться в любой момент. А личными делами нельзя заниматься в рабочее время. «Но, с другой стороны, — тут же поспешила она успокоить себя, — рабочий день заканчивается в пять часов вечера».
— Разве это хорошая для меня новость?
На лице Гарри Стиллмана застыло удивление.
— Вы имеете основание так считать, моя дорогая. Да, вполне. Имущество миссис Бергстром включает в себя, помимо других объектов, поместье на побережье в Палм-Бич, доходный дом в Нью-Йорке, ферму и стадо рогатого скота в Вайоминге, дом на острове Мауи на Гавайях, коллекцию фамильных драгоценностей семейства Бергстром, а также пятьдесят процентов акций компании «Бладворт Ин-корпорейтед» и Фонда Бладвортов. И все это оценивается суммой от сорока до шестидесяти миллионов долларов.
Франческа долго молчала, ошеломленная этим известием. То, что сейчас было сказано, просто не укладывалось у нее в голове.
В конце концов она спросила:
— Это те самые Бладворты, которые основали сеть мелких розничных магазинчиков?
Юрист оставил этот вопрос без внимания и продолжил:
— Вам повезло, что у миссис Бергстром нет других наследников. У нее не было собственных детей, так что ваши права следует полагать неоспоримыми. Все это весьма неожиданно для вас?
— Ничего не понимаю, — продолжала тупо твердить Франческа. — У вас в бумагах написано: «Завещаю Джованни Луккезе, моему бывшему шоферу и единственному человеку, которого я по-настоящему любила, все, что составляет мое имущество, а именно…» и так далее. Но у моего отца не было романа с этой женщиной! Я уверена в этом.
Гарри Стиллман с сочувствием смотрел на нее.
— Я думаю, — мягко произнес он, — мы должны принять во внимание тот факт, что этот документ составлен около тридцати лет тому назад. Мы никогда не сможем восстановить истинные события тех лет и их значение для этих людей, да пребудут они в мире! Кроме всего прочего, живые, а не мертвые должны отвечать за себя.
— Но это такая уйма денег! — изумленно воскликнула Франческа.
— Я понимаю, что наследство свалилось на вас совершенно неожиданно, — продолжал Гарри Стиллман, — но ведь это приятный сюрприз, я полагаю. Сейчас главный вопрос состоит в том, моя юная леди, как нам ввести вас во владение наследством с минимальными трудностями? Надеюсь, вы позволите мне высказать свои предложения.
Улыбка на его лице стала еще шире.
— Должен сознаться, что этот план предложила моя жена, но она очень практичная женщина, и я прислушиваюсь к ее советам. Она высказала мнение, что вы слишком молоды и неопытны, чтобы сразу взвалить на себя распоряжение миллионами Бладвортов. Вы должны постепенно, шаг за шагом, входить в курс дела.
Несмотря на состояние некоторого шока, Франческа все же скорее почувствовала, чем поняла, что мягкие манеры Гарри Стиллмана, выполняющего столь деликатное дело с исключительным тактом, были лишь внешним проявлением его высокого профессионализма.
Он протянул пачку фотографий:
— Здесь несколько снимков поместья на Палм-Бич. Это очень красивое уединенное местечко. Позволю заметить, что это идеальное место, где бы вы могли освоиться со своим новым положением. На вилле можно поселиться хоть сейчас, в отличие от поместья на Гавайях или нью-йоркского дома. Но прежде всего… — При этих словах улыбка на его лице сменилась серьезным выражением. — Поверьте, это совет не профессионального юриста, а друга. Проведя на Палм-Бич какое-то время, вы не только легко привыкнете к вашему новому положению, но и избежите ненужных контактов. Молодая и очень красивая леди, разбогатевшая в один миг, привлечет интерес многих, а это скорее всего чрезвычайно затруднит вашу жизнь. Человек должен привыкнуть к тому, чтобы быть в центре внимания окружающих и прессы. В прошлом очень богатые молодые женщины, вроде Дорис Дюк, Барбары Хаттон, Жаклин Кеннеди-Онассис, были вынуждены жить буквально на публике, пресса и телевидение запечатлевали каждый их шаг. Мы хотели бы оградить вас от этого, по крайней мере в первые несколько месяцев, и предлагаем спокойно провести это время на Палм-Бич. Поживите там, пока вы не войдете во все детали своего наследования и не заведете подходящих знакомств с людьми одного с вами круга. Палм-Бич идеально подходит для этого. Вас будут окружать люди весьма обеспеченные, хорошо воспитанные и не имеющие привычки совать нос в чужие дела. Франческа переспросила:
— Пожить в Палм-Бич?
— Мне кажется, что вам там понравится. В доме целый штат сотрудников, на попечении которых главный дом из двадцати восьми комнат, пять отдельных домиков для гостей, два плавательных бассейна. Поле для гольфа на девять лунок, к сожалению, сейчас только приводится в порядок, но есть шесть теннисных кортов, причал для яхт, и в вашем распоряжении «Роллс-Ройс», модель «Серебряная тень». Это был любимый автомобиль миссис Бергстром. Если вы предпочитаете другие марки машин, нет проблем.
Франческа все еще смотрела на него недоверчиво. Ей вдруг показалось, что она стала жертвой какого-то хитроумного розыгрыша.
Юрист подался вперед, зажав ладони между коленями:
— Пожалуйста, поверьте, что так будет лучше, дорогая. Мы зафрахтовали небольшой реактивный самолет — он ждет вас в аэропорту Бостона и взлетит, как только вы будете готовы. Самолет доставит вас в аэропорт Палм-Бич, где мои сотрудники встретят вас и перевезут на остров. Я лишь хотел бы попросить вас, чтобы вы пока поделились этой новостью только с самыми близкими людьми. А если бы вы смогли ничего не говорить членам семьи, в которой сейчас живете, то это было бы еще лучше. Через пару недель вы напишете или позвоните вашим друзьям, все им объясните и, если пожелаете, пригласите их погостить в поместье.
Позади юриста Франческа увидела профессора Весли Маунтберна. Вид у него был весьма недовольный.
— Что здесь происходит? — прогудел он басом. — Франческа, неужели вам нечем заняться?
Франческа все еще держала в руках копию завещания Карлы Бладворт Бергстром. Первым ее порывом было открыть ящик письменного стола и спрятать бумагу. Но вдруг подумала: «Зачем? Чего мне бояться?»
Она взглянула в лицо Гарри Стиллмана, готового прийти ей на выручку, затем на хмурую физиономию директора аспирантского отделения кафедры истории Северо-Восточного университета профессора Весли Маунтберна. Головокружительное, пьянящее ощущение свободы внезапно захлестнуло ее. Так все это происходит на самом деле! Теперь она невероятно, неслыханно богата! Она свободна как птица!
Несколько секунд Франческа смотрела на стопку заявлений в аспирантуру, испытывая сильнейшее желание вскочить, схватить и швырнуть их в воздух на глазах профессора. Но она пересилила себя и только прерывисто вздохнула. Воздух вокруг нее, казалось, сгустился.
Франческа заметила, что профессор Маунтберн, не отрываясь, смотрит на нее с недоумением и растерянностью.
— Мне кажется, я сейчас упаду в обморок, — прошептала она.
— Чепуха, — возразил Гарри Стиллман, — от радости в обморок не падают, дорогая.
Часть I
«ДОМ ЧАРЛЬЗА»
1
Франческа Луккезе смотрела на вечерние тени, медленно сгущающиеся в парадном зале особняка Бладвортов. Роспись на высоком сводчатом потолке — белые облака и обнаженные боги и богини в окружении даров земли в виде алебастровой лепнины — постепенно теряла четкие очертания. Она пыталась представить себе, что значит жить в таком месте, размышляла о том, сколько времени пройдет, пока она сможет привыкнуть к тому, чтобы считать этот дворец своим домом.
В почти пустой зале в этот час царила душная тишина жаркого южного июльского вечера. Где-то в глубине громадного дома слышались гудение кондиционера и приглушенные голоса слуг. Франческа, в надежде уловить дуновение прохладного воздуха, отошла к окну. Трое мужчин — бухгалтер и два юриста, одним из которых был уже знакомый ей Гарри Стиллман, потянулись за нею следом.
Франческа, измученная жарой и дорогой, никак не могла сосредоточиться на рассказе младшего совладельца юридической фирмы. Она подняла руку, подхватила повлажневшие темные вьющиеся волосы и отвела их с шеи, радуясь мгновению относительной прохлады. Но в тот же миг Франческа перехватила взгляд бухгалтера, устремленный на ее грудь, мелькнувшую в вырезе легкого льняного жакета. Она тут же опустила руку, и молодой человек отвел глаза.
Хорошо отглаженный и пригнанный по фигуре льняной брючный костюм, который был на ней, потяжелел и неприятно липнул к коже. Франческа провела в пути больше пяти часов, и сейчас ей больше всего хотелось принять прохладный душ и переодеться. Но она стеснялась высказать свое желание.
Франческа просто не представляла себе, что во Флориде будет так жарко. Да, сейчас стояло лето. Да, влажный воздух. Но к такой ошеломительной, почти тропической жаре она не была готова. Она подняла руку к вороту жакета и застегнула пуговицу, почему-то решив, что ее собеседники неправильно истолкуют такую вольность в одежде.
Младший из совладельцев юридической фирмы, Морис Ньюмен, тем временем описывал тот стиль жизни, который царил в Палм-Бич:
— Сливки общества живут здесь в такой роскоши, которой, сказать по правде, могли бы позавидовать и короли. Имена предков ваших соседей — одно громче другого. Когда-то именно они заправляли финансами и промышленностью Соединенных Штатов. Дью Пирсон Морган, Гораций Додж, Уильям Вандербильдт, Генри Флаглер, Джон Якоб Астор и, разумеется, старина Чарльз Д. Бладворт собственной персоной.
Морис Ньюмен не смог скрыть в своем голосе подобострастную нотку.
— Их смело можно назвать владыками мира. Рассказывают, что как-то вечером Чарли Бладворт-старший играл в покер в компании таких же богачей в собственном салон-вагоне, стоявшем там, где сейчас поле для гольфа, и нью-йоркский банкир Морти Шифф подошел к ним и спросил, каковы ставки в игре. Чарли Бладворт ответил, что на кону сейчас десять тысяч долларов. «В таком случае и я сыграю с вами», — сказал Шифф, и они дали ему одну фишку!
Мужчины рассмеялись. Франческа лишь улыбнулась, скорее из вежливости. Анекдоты из жизни миллионеров Палм-Бич уже успели ей наскучить, ей пришлось выслушивать их с того момента, как юристы встретили ее у трапа самолета, прибывшего утром в Бостон.
Куда больше ее занимали мысли об этом огромном пустующем доме. Особняк Бладвортов оказался совершенно непохож на тот образ, который сложился у нее после изучения фотографий самого здания и интерьеров, предварительно посланных ей. Теперь, когда Франческа стояла и оглядывала громадное помещение, представлявшее собой точную копию парадной залы венецианского Дворца дожей, действительность ошеломила ее. Она чувствовала себя чужой и лишней среди всего этого великолепия.
Последние два года Франческа провела в однокомнатной квартирке стандартного жилого дома, экономя получаемое в Северо-Восточном университете жалованье, чтобы перебраться в более симпатичное место, возможно, за реку, в Кембридж. Ей хотелось иметь настоящую кухню, а не закрытую ширмой плиту и столик с горкой посуды, а также уютную спальню с настоящей кроватью вместо раскладного дивана. Теперь, как она понимала из объяснений юристов, она стала владелицей девяти спален, каждая из которых имела отдельную гардеробную и ванну Ей оставалось только выбрать, которую из спален сделать своей.
— Вы постепенно привыкнете к этому климату, мисс Луккезе, — сказал бухгалтер, глядя на нее с восхищением.
Его взгляд на несколько мгновений задержался на нежном овале лица Франчески, на ее серых глазах, серебристое мерцание которых усиливалось в обрамлении глубокой тени черных ресниц, на мягких губах, потом с трудом ушел в сторону.
— Видите ли, часть кондиционеров уже устарела и нуждается в замене. Если вы взглянете на них поближе, вы поймете, что я имею в виду.
Гарри Стиллман со своим младшим коллегой в это время направились к стоявшему у противоположной стены большой залы старинному органу. Франческа и бухгалтер медленно последовали за ними.
За витражными окнами лучи заходящего солнца тонули в нежной голубизне вод Гольфстрима, отражаясь от поверхности, проходили сквозь цветные стекла и ложились красными, желтыми и светло-синими пятнами на белые и черные мраморные плиты пола, напоминающего шахматную доску. Пустое огромное помещение оживлялось только игрой красок. Громадные светильники рубинового стекла на золоченых цепях спускались со сводчатого потолка, а причудливо переплетенные фиолетово-красные колонны поддерживали галерею, балюстрада которой была украшена геральдическими гербами, укрепленными на позолоченных деревянных щитах.
Бухгалтер продолжал:
— Миссис Бергстром всегда хотела, чтобы здесь все сохранялось в том виде, как при ее отце и деде. Поэтому никто не решился оснастить дом современными кондиционерами, а старые почти все вышли из строя.
Когда они подошли к юристам, старший компаньон произнес:
— Планировка дома не случайна. Эта громадная зала, которую, кстати, чертовски дорого отапливать зимой, и расположение других комнат повторяют собой одно здание Венеции. Дело в том, что Бладворт-старший всем сердцем влюбился в этот город и не мог придумать ничего лучшего, кроме как построить копию здания, увиденного им на площади Святого Марка. Вернувшись в Соединенные Штаты, он лелеял одну мысль — построить венецианское палаццо в своем новом поместье на Палм-Бич. Ему пришлось отказаться от мысли разобрать оригинал по частям и перевезти его сюда, так как эксперты в один голос заявили, что тот не выдержит транспортировки. Строительство было завершено всего за тринадцать месяцев. Это является фантастическим результатом, если принять во внимание, что предметы обстановки закупались в Италии агентами Бладворта и переправлялись через Атлантику. Здесь над интерьерами трудились специально приглашенные из Нью-Йорка и Филадельфии специалисты.
Бухгалтер тихо сказал Франческе:
— Мисс Луккезе, если вас интересуют подробности, то вам стоит ознакомиться с буклетом, посвященным палаццо. У нас в офисе в деле есть один экземпляр. Его составил второй муж миссис Бергстром, Деласи, когда она стала подумывать о том, чтобы превратить дом в музей и передать его штату Флорида. Так вот, в буклете есть подробное описание его интерьеров, перечисление предметов обстановки, картин, антикварных вещей, доставленных из Италии. Вам это будет любопытно знать, если вы решите здесь жить.
Здесь жить? Франческу охватила растерянность. Даже последняя владелица этого дома, Карла Бладворт Бергстром, жила здесь лишь наездами, предпочитая все остальное время проводить в более уютных и комфортабельных домах.
— Ну так как вам все это нравится, юная леди? — спросил Гарри Стиллман, с улыбкой поворачиваясь к ней.
Он обвел широким жестом величественное помещение, в котором они сейчас находились. Голос его звучал как-то уж чересчур бодро.
— Вот он каков Ca'ad Carlo, что, как вы, возможно, сами знаете, можно перевести как «Дом Чарльза». Так его назвал первый владелец. И не поддавайтесь первому впечатлению, дом куда более удобен и комфортабелен, чем кажется поначалу.
Он взял Франческу за руку и подвел ее к громадному органу, занимающему почти всю южную стену.
— И у вас здесь хороший персонал, хотя он и несколько уменьшился за последние годы. Кухарка работает здесь уже более четырнадцати лет, а Делия Мари в курсе всех домашних дел. Личная служанка Карлы, миссис Шенер, осталась здесь, чтобы помочь вам. Она прекрасный работник, надежный и скромный. Еще в штате есть садовник, шофер, техник и другая прислуга.
— И еще Курт Бергстром, — пробормотала Франческа.
Гарри Стиллман на мгновение остановился, но не обернулся и не посмотрел на нее. Его лицо было умиротворяюще спокойным.
— О да, вы правы. И еще Курт Бергстром.
Его коллега устроился в обитом бархатом кресле рядом с органом и бросил взгляд на ряды клавиш слоновой кости.
— Похоже, что орган в хорошем состоянии, — заметил он. — Миссис Бергстром была очень привязана к этому старинному инструменту. Это довольно интересная особенность больших особняков Палм-Бич — здесь нет ни одного, в котором не было бы органа. Должно быть, они были для той эпохи неким символом престижа. У миссис Додж даже на яхте под названием «Дельфин» установлен орган. — Тут Морис Ньюмен внезапно спросил: — Но вы ведь не играете, мисс Луккезе?
Под устремленными на нее взглядами троих мужчин Франческа смутилась. По их стандартам, она была не очень-то образованной и утонченной особой, она это прекрасно понимала. Ее никогда в жизни не учили музыке — она не играла ни на одном инструменте. Франческа вышла из других слоев общества. Ее родные не очень-то приветствовали даже ее желание поступить в колледж — по их мнению, для нее вполне хватило бы вечерних курсов машинописи и стенографии. И вот теперь Франческа уже не в первый раз оказывалась в ситуации, когда недостаток образования заставлял ее неловко чувствовать себя в обществе других людей.
Морис Ньюмен поспешно произнес, стараясь сгладить неловкое замешательство: