21

В штаб-квартире Интерпола оказалось несколько маленьких комнаток, которые предоставлялись в распоряжение агентов, находящихся здесь проездом или оказавшихся в переделке и нуждающихся в нескольких часах сна. Старший инспектор Лапэн проводил Саманту в комнату, окна которой выходили на сквер и конторские здания. Здесь стояла широкая кровать и имелся душ. Глаза Сэмми слипались, но она успела заметить свою дорожную сумку и несколько бумажных пакетов, аккуратно сложенных на пластмассовом стуле, таком же, какие можно встретить в любом американском мотеле. Увидев, что Саманта сразу же направилась к кровати и, не раздеваясь, плюхнулась на нее, старший инспектор Лапэн застыл от удивления.

— Мадемуазель, — наклонился к ней интерполовец, — может, вы хотите переодеться? Здесь есть душ; если желаете, искупайтесь перед сном. Могу прислать вам завтрак.

Но Сэм уже спала мертвым сном.

Шестью часами позже отдохнувшая, принявшая душ, аккуратно подкрасившая личико и надевшая оранжевое платье, купленное в бутике Лауры, Саманта чувствовала себя заново родившейся на свет. Но она пребывала далеко не в лучшем настроении.

Сэмми не помнила, что согласилась ехать с Чипом в Лондон. Из-за испытанного шока она действительно очень шумела по дороге в госпиталь. Может, у нее и была истерика, но Сэмми не верила, что могла забыть о подобном обещании. По словам Чипа, он сказал ей, что через несколько часов, написав докладные записки, покидает Париж, и она несколько раз настойчиво просила, даже умоляла его увезти ее. Чип утверждал, что свидетелями тому были старший инспектор Лапэн и жандармы. К сожалению, Лапэн уехал домой, а где найти двух полицейских, он вообще понятия не имел.

То, что Чип о многом умолчал, Саманта поняла, увидев его машину, припаркованную за офисом Интерпола.

— Я не могу это вести! — взорвалась она.

Сэмми в жизни не видела машины уродливее, а уж ей пришлось повидать на своем веку всякие развалюхи!

— Во-первых, руль не с той стороны, — жалобно бормотала она, обходя видавший виды автомобиль Чипа на высоких колесах, с неприкрытыми фарами и широкой брезентовой стропой, обмотанной вокруг капота, чтобы он не открывался. Единственное, что говорило в пользу этого монстра, — поблескивающая свеженькая темно-зеленая краска.

— Это английская машина, любовь моя, — невозмутимо пояснил Чип, укладывая в багажник ее сумку и пакеты. — Необходимо только одно: доведи ее до Кале, до парома, а в Англии за руль сяду я. — Он бросил на Саманту тяжелый взгляд. — Да будет тебе известно, там правостороннее движение.

Сэмми заметила, как изменился его облик. Впервые курчавые непокорные волосы были более-менее аккуратно зачесаны, хотя и длинноваты сзади. Он, конечно, принял душ и побрился в одной из комнатушек Интерпола. На нем была белая рубашка, весьма консервативный галстук в серо-голубую полоску и узкие черные брюки. По его виду невозможно было сказать, что он давно не спал — разве только веки слегка отяжелели. От прошедшей ночи не осталось и следа — лишь несколько красных пятнышек на шее. Саманта даже ощутила некоторое раздражение, увидев, как он с веселым видом усаживается на напоминающее ведро сиденье для пассажира и пристраивает длинные ноги под передней панелью машины.

— Разбуди меня, когда приедем, любовь моя, — попросил Чип, откидываясь назад и закрывая глаза.

— Ты даже не собираешься объяснить, как работает эта штуковина? — возмутилась Сэм.

— Если уж ты управилась с «Ламборджини», — пробормотал он с закрытыми глазами, — сможешь вести и мою машину. Только будь осторожна, ладно?

Она делает это только потому, что у нее нет сил спорить, решила Сэмми. Спорить с Чипом, насколько она успела убедиться, совершенно бесполезно. Раз уж она собралась в Нью-Йорк, какая разница — вылетит из Лондона. И уж, что правда, то правда, ей ужасно хотелось выбраться из проклятого Парижа. Саманте казалось, что она вообще не сможет думать или дышать, пока не уберется из этого города. И если уж она не может попасть прямо на борт «Боинга» в аэропорту Шарля де Голля, поедет с Чипом в Лондон, поскольку это в данный момент наилучший вариант.

Пока Сэмми довела машину до окраин Парижа, ее мнение об автомобиле Чипа изменилось: допотопный драндулет был оснащен сверхмощным двигателем, так что на перекрестках срывался с места, словно испуганный олененок. Правда, ручка переключения скоростей, казалось, была залита бетоном, так что Саманте поначалу приходилось приводить ее в действие обеими руками. Кроме того, похоже, этот автомобиль вообще не знал, что такое амортизаторы.

Когда Сэмми выехала на окружную дорогу, мужчина рядом с ней лениво приоткрыл один глаз и распорядился:

— Теперь поезжай по шоссе А-1 на север, любовь моя, а у Арраса поверни на А-26 — прямо на Кале.

Сэмми, напряженно следя за дорогой, только пробурчала:

— Сейчас остановлюсь и уступлю тебе водительское место. Я вообще не понимаю, почему делаю это все!

— Мне необходимо поспать, Саманта, — пробормотал Чип, слегка поворачиваясь. — Разбуди меня, когда подъедем.

Повернув на Северную автостраду, она удостоверилась, что он крепко спит. Саманта взглянула на Чипа: в свете яркого летнего солнца его усталость была особенно заметна. Между прямыми черными бровями залегли глубокие складки, следы переутомления или, может быть, боли, подумала она, вспомнив о повязке на ребрах. Он спал, запрокинув голову, слегка приоткрыв рот и тихонько посапывая.

Через несколько секунд Чип пошевелился, поворачиваясь в ее сторону, и Сэмми заметила кровь, просочившуюся сквозь повязку и выступившую на белой рубашке. Значит, рана кровоточила так, что промокли даже бинты, а он не сказал ей ни слова. Саманта с раздражением поняла, что поведет машину и дальше. Она и впрямь не представляла, как он сумеет без нее добраться до Лондона.

Прошло совсем немного времени, и выяснилось, что ехать легче, чем она предполагала. Как только ей удалось привыкнуть к тому, что руль расположен справа и что машина срывается с места в карьер, едва нажмешь на педаль газа, все остальное оказалось не так уж и плохо.

Свернув около Компьена с шоссе, чтобы заправиться, Сэмми почувствовала себя гораздо лучше — у нее словно открылось второе дыхание. Стоял ясный июльский день, жаркий и солнечный, по голубому небу плыли пышные белые облака, какие бывают только летом, вокруг раскинулись зеленые просторы северной Франции, поля, похожие на шахматные доски, и старинные маленькие деревушки выглядели соблазнительно прекрасными. После недель, проведенных в замкнутом пространстве Дома моды Лувель, замечательно было увидеть над собой голубое небо, а впереди — бескрайний горизонт.

Ожидая, пока заправят машину, Саманта нашла стойку с парижскими газетами. В глаза бросились заголовки, кричащие о полицейском налете на подпольную лабораторию в Доме моды Лувель. Сэмми ухватила целую кипу газет, расплатилась с девушкой у кассы и подошла к стеклянной стене станции техобслуживания.

«Террористы изготовляют наркотики. Подпольная лаборатория раскрыта», «Полиция против Дома моды Лувель», «Убиты трое иранцев». Из тех немногих французских слов, которые она понимала, Сэмми уловила смысл заголовков и догадалась об остальном.

Первые страницы пестрели фотографиями полицейских фургонов и заграждений, блокирующих улицу Бенедиктинцев и ближайшие переулки, а также двух бородатых молодых людей в наручниках, которых выводили через знакомые средневековые двери Дома моды Лувель. Еще один снимок запечатлел Джека Стор-ма, покидающего парижский полицейский участок вместе с Деннисом Волчеком, Питером Фрэнком и скорее всего адвокатом с кейсом в руках.

Сэмми прижалась лбом к стеклу, украшенному рекламами моющих средств «ОМО» и сигарет «Житан», и всматривалась в английскую машину на заправке. С того места, где она стояла, ей была видна кудрявая черноволосая макушка Чипа и краешек его плеча. Ясно, что он все еще спит. Жгучие лучи солнца проникали сквозь стекло, о которое, громко жужжа, билась муха. Девушка у кассы громко разговаривала по телефону. Вспомнив недавние события, Сэмми неожиданно почувствовала, что у нее подгибаются колени.

Неужели эти воспоминания останутся с ней навсегда, задумалась она, закрывая глаза. Она почти физически ощутила, как что-то взрывается, услышала, как свистят пули, как грохочет из-за дверей склада мощное оружие, сотрясающее темноту, словно землетрясение, как полиция открывает ответный огонь. Она вспомнила и то, как Чип накрыл ее своим огромным телом, тяжело дыша ей прямо в ухо. Первым ее чувством тогда была ярость: он повалил ее на пол и не отпускал, хотя она вырывалась.

Но Чип спас ей жизнь.

Стоя с закрытыми глазами, Сэмми хмурилась и никак не могла разобраться, что за странное смятение, невероятную тяжесть вызывает в ее душе этот человек. Она открыла глаза и поискала, куда бы выбросить газеты, но тут заметила короткую строчку внизу первой страницы «Ле Монд»: «Couturier servit».

Зная по-французски всего несколько слов, Сэмми все-таки попыталась прочесть заметку. Несколько раз ей попалось имя Жиля Васса. Она догадалась, что «servit» означает «жив» или «выжил».

Саманта снова скомкала газеты, продолжая наблюдать, как служащий станции заправляет английского уродца. Жиль Васс будет жить, а она, возможно, никогда не узнает, что станется со знаменитым любовным треугольником. Жиль Васс и Лизиан? Или Жиль Васс и Руди Мортесье? Странности любви. Жиль Васс пытался застрелиться, лишь бы уйти от их бремени.

Она заметила собственное отражение в сверкающем на солнце стекле. «Я тоже ненавижу выбирать», подумала Сэмми, разглядывая высокую, весьма интересную незнакомку в огромных модных очках, закрывающих пол-лица. Соломенного цвета волосы гладко зачесаны назад и завязаны дорогим шелковым шарфом, стройность фигуры подчеркивает прекрасно сшитое платье из бледно-оранжевого шелка. Шикарная, дорогая женщина, по которой безошибочно можно определить: это роскошный Париж. «Не думаю, что она знает, куда направляется», — вздохнула Саманта, разглядывая собственное отражение. Стреляться она, безусловно, не собиралась. Впрочем, готовых решений тоже не имелось.

И все-таки же чужая, никому и ничему не принадлежащая незнакомка направляется из Парижа в Лондон. Она знает несколько слов по-французски — достаточно, чтобы заправить машину и прочитать заголовки в газетах. Француженка за прилавком разглядывает ее со смешанным чувством восхищения и бессильной зависти. Всего несколько недель назад она сама точно так же смотрела бы на эту даму.

Последние дни Сэмми неслась куда-то, охваченная безумной решимостью добиться успеха с шоу в Доме моды Лувель, не успевая ни подумать, ни понять, что происходит. Она просто позволяла событиям и людям увлекать ее за собой.

Еще не поздно позвонить Джексону Сторму.

В сумке по-прежнему лежит копия ее предложений, а Джек все еще в Париже. Старший инспектор Лапэн передал ей листочек с телефоном Джека в «Плаза Атеней».

С другой стороны, если уж она едет в Лондон с Чипом…

Саманта очень удивилась, что одна мысль о Чипе вызвала в душе бурю эмоций и смутила ее. Он, конечно, симпатичный и сексуальный, но это путь в никуда, решила она. Хуже того, он вернет ее к жизни, от которой она так старательно бежала. Боже, если уж ей захотелось связаться к копом, это можно было запросто сделать, не покидая Шошоун-Фолс!

Их любовь в Доме моды Лувель. Все, что делал Чип, выполняя свою работу, он постарается повторить снова, дай она ему хоть малейший шанс. Сэмми чувствовала: если она не будет осторожна, обязательно попадет в новую переделку.

Открылась дверь, и служащий станции сообщил, что машина готова.

«Я отвезу его в Лондон, — нехотя решила Саманта. — Но это все».

…Внутри машины под брезентовой крышей было ужасно жарко, и Сэмми даже подумывала разбудить Чипа, чтобы откинуть верх. Он успел еще больше сползти на сиденье в сторону и занимал столько места в маленьком салоне, что ей пришлось отталкивать его ногу, чтобы освободить рукоятку переключения скоростей. На лбу у него выступили капельки пота, черные кудри, влажные от жары, снова превратились в привычную небрежную шевелюру. Не отдавая себе отчета, Сэмми протянула руку и откинула пряди волос с его глаз.

Осторожно приложив большой палец к его щеке, она убедилась, что, хотя Чип и вспотел, жара у него нет. Сэмми не торопилась отвести палец от его лица. Она разглядывала спящего Чипа, напряженную прямую линию черных бровей, густые и длинные загибающиеся ресницы, суровые складки в углах рта. Тем, кому нравятся сильные, крепкие мужчины, он, без сомнения, должен казаться очень привлекательным. Самоуверенный, властный, сексуальный и к тому же англичанин! Ничего-то Сэмми о нем не знала!

«Но ведь ты и не желаешь узнать его ближе!» Она отвернулась, включила первую скорость, отпустила сцепление. Машина подпрыгнула и так мощно рванулась вперед, что она, взвизгнув, сдернула ногу с педали газа.

Совсем близко раздался сонный, хриплый голос:

— Осторожнее, любовь моя, иначе мы никогда не доберемся до Кале.

Сэмми не сводила глаз с дороги. Из всех, с кем она в конце концов могла бы связать свою жизнь, коп был, пожалуй, наихудшим вариантом. Ну, может, на ступенечку выше, чем водила грузовика, дворник или просто бездельник.

Она сможет позвонить Джеку Сторму из Лондона. Она еще сможет стать модельером. Мир со всеми его благами все еще открыт для нее. Она может сесть в самолет и улететь в Нью-Йорк, как только доберется до Лондона.

Питер Фрэнк, держа в руках листок с записями, вошел в гостиную роскошных апартаментов отеля «Плаза Атеней», обставленных в стиле восемнадцатого века.

— В Интерполе ответили… — начал он и осекся.

Седовласый Король Сторм тяжело опустился в кресло, держа в руке недоеденный бутерброд. Он не отрываясь смотрел на телеэкран.

В новостях показывали кадры, отснятые во время налета на Дом моды Лувель: помещение ателье, баррикады, устроенные полицией, укрывшиеся за ними жандармы в голубой форме. Следующий эпизод был отснят уже в Американском госпитале. Камера скользнула по лицам журналистов, толпящихся за спиной французского репортера, и выхватила скамейку в конце коридора, на которой сидели невысокий мужчина и стройная девушка в джинсах и клетчатой рубашке. Когда ее показали крупным планом, она устало закрыла глаза и прислонила к стене светловолосую голову. Выжившая в перестрелке между парижской полицией и иранскими террористами, Сэмми явно нуждалась в отдыхе и сне, но все-таки была удивительно красива.

— Что? — не поворачивая головы, спросил Джек Сторм.

Питер Фрэнк долго молчал, рассматривая Сэм Ларедо на телеэкране, потом заглянул в свои записи.

— В Интерполе сказали, она уехала в Лондон. Но они дали номер телефона, по которому нам, может быть, удастся связаться с ней немного позже.

В спальне вновь раздался телефонный звонок, и Питер Фрэнк услышал, как на него ответил Деннис Волчек.

— Вокруг этого дела много шумихи в Штатах, — продолжал Пит. — Минди, наверное, говорила вам, что программа «С добрым утром, Америка!» сообщила, будто Джексон Сторм открывает в Париже Дом высокой моды. Они даже раздобыли кое-какие фотографии и показали их вчера. Дать опровержение?

— Позже, — рявкнул Сторм.

Совершенно бесплатная реклама, которая в другой ситуации стоила бы миллионы, размышлял Питер Фрэнк, а он сидит перед телевизором, не отвечает на звонки из штаб-квартиры, отказывается от лавины просьб об интервью для французских и американских газет и даже не взглянул на кипу документов, касающихся продажи Дома моды Лувель, которые оставил адвокат.

Великий Король Сторм сидел перед телевизором, держа на коленях поднос с едой, и ловил на экране образ единственной женщины, которая ушла от него сама.

— Неплохо, если она вернется в Париж и даст несколько интервью, — предложил Питер.

Джек Сторм поставил поднос на столик, стряхнул с кончиков пальцев крошки и поднялся. Когда он повернулся, его знаменитый голубой взгляд светился решимостью.

— Она вернется.

В гостиную вошел Деннис Волчек.

— «Вуменс вэа дейли» сообщает: по Нью-Йорку распространился слух о том, что мы собираемся открыть новый дом моды здесь, в Париже. Фэйрчайлд на проводе. Хотите поговорить в ним?

Джек Сторм только вскинул руки вверх, останавливая своего помощника.

— Мы можем опубликовать материал в сегодняшних английских газетах и сегодня же попасть в новости Би-би-си?

Мужчины переглянулись, Питер Фрэнк пожал плечами:

— Если передать информацию из Нью-Йорка — возможно. Надо попробовать.

Джек Сторм гордо вскинул голову, и губы его медленно растянулись в улыбке.

— Она все-таки прелестная куколка, эта девчушка. Я по-прежнему уверен, что она принесет нам миллионы!

— Джек… — начал было Деннис.

— Заткнись. — Сторм продолжал улыбаться. — Ты когда-нибудь видел, чтобы я отказался от того, чего хочу? — Не дожидаясь ответа, Джек мягко продолжил: — Я знаю Сэмми. Я люблю эту девочку и знаю ее. У меня есть то, чего она хочет, поверь. — Он провел ладонью по волосам, помолчал и медленно и отчетливо произнес: — О'кей, мы сегодня же объявим, что Сэм Ларедо назначается главой отделения корпорации Джексона Сторма в Париже.

Когда они прибыли в Кале, с запада, со стороны пролива, надвигалась гроза. Сэмми ожидала увидеть уродливый шумный городок со множеством доков, подъемных кранов и эллингов, как в любом американском порту. Вместо этого она обнаружила совершенно пустынный берег с плотно утрамбованным золотистым песком, на котором и остановила машину в ожидании парома. Плескались сероватые морские волны, где-то вдали, за горизонтом, была Англия. На солнце медленно наползали фиолетовые грозовые тучи, поднялся сильный ветер.

Сэмми стояла рядом с уродливой машиной, повернувшись лицом к все усиливающемуся ветру с моря. На, нее вдруг навалилась нечеловеческая усталость. И, только набрав полную грудь солоноватого морского воздуха, она почувствовала странную легкость.

За серо-синими водами лежала Англия. Именно с этого спокойного, чистого побережья, возможно, кто-то из ее далеких предков много веков назад отплыл вместе с Вильгельмом Завоевателем. А потом они отправились из Англии дальше, к берегам Америки. Внезапно ее охватило невероятное ощущение — мир оказался таким необъятным, таким опасным и таким прекрасным, если взглянуть на него с высот истории!

За ее спиной лежала Франция и вся Европа, старая и непонятная приехавшим сюда из Нового Света, но бесконечно пленительная. Каким-то чудесным образом случилось так, что эта высокая, стройная женщина, стоящая на берегу, — не кто иная, как она, Сэмми Уитфилд, и это ее волосы и платье развеваются на ветру. Это она стоит в нерешительности и не может выбрать между старым и новым.

Появился паром с толстым резиновым бампером, напоминающим гигантскую автомобильную шину.

Под его днищем перекатывались волны. Путешествие, на которое у тех, кто когда-то отправился завоевывать Англию, ушли многие дни, сегодня стало делом сорока пяти минут.

Сэмми облокотилась на машину Чипа, наблюдая за направляющимся прямо на них паромом.

«Все, что ты должна сейчас сделать, — со вздохом подумала она, — это принять решение».

22

Сквозь глубокий, тяжелый сон Сэмми ощутила, что кто-то трясет ее за плечо, пытаясь разбудить, и нашептывает прямо в ухо:

— Саманта, Саманта, дорогая, перестань плакать.

Низкий хрипловатый голос показался знакомым, но даже это не помогало, она никак не могла остановиться. Потом на рот легла ладонь, чтобы заглушить плач, и она почувствовала, как ее обнимает сильная рука. Тот же самый голос продолжал:

— Саманта, все позади. Больше ничего не случится. Но если ты не прекратишь свои завывания, соседи вызовут полицию.

Она постаралась сбросить его руку с плеча и решительно села в кровати, всматриваясь в темноту широко распахнутыми глазами. Ее трясло, кожа покрылась холодным потом. Ей снилось вовсе не то, о чем подумал Чип: не перестрелка, не ужасные крики, не атака на Дом моды Лувель. Хотя, может, началось именно с этого.

— Где мы? — закричала Саманта. Реальность постепенно возвращалась к ней из темноты. — Что я делаю в твоей постели?

Чип снова прижал ее к себе. Она ощутила тепло и силу его тела, крепкие мускулы под гладкой кожей, бинты на груди. Повязка, вспомнила она. Сильные руки качали ее, как ребенка, Сэм уловила знакомый мускусный запах.

— Это Лондон, любовь моя, ты в Лондоне. Мы с тобой слишком длинные, чтобы уместиться на диване. Это моя кровать.

Поскольку она продолжала всхлипывать, Чип погладил ее большой ладонью по волосам.

— Все забудется через минуту, Саманта. Просто расслабься и прижмись ко мне.

Она знала, что ничего не забудется, но уткнулась лицом в его плечо. «Это всего-навсего Чип», — сказала себе Сэмми.

— Буран, — всхлипнула она, — проклятая снежная буря!

Саманта ухватилась за его мускулистые плечи и впилась в них пальцами.

— Во сне меня никогда не находят, и я впадаю в панику. Когда это произошло в действительности, они посмеялись надо мной. Им это показалось забавным. Но в ночных кошмарах меня никогда не находят!

Чип протянул руку и включил лампу на столике около кровати. Комнату залил яркий свет. Саманта, щурясь и все еще цепляясь за обнимающие ее руки, покрепче прижалась к Чипу. В ее глазах стоял ужас.

— Снежная буря? — раздался совсем рядом его голос, — Какая буря, любовь моя?

— Этот чертов буран. — Слегка охрипшая от рыданий Сэмми обхватила его за шею, не желая, чтобы он вдруг исчез. — Меня высадили из школьного автобуса и оставили дожидаться у почтового ящика одного из братьев, чтобы он забрал меня. Я была только во втором классе.

Но никто так и не пришел. Тому, кто не был беден, не жил за тысячу верст от цивилизации, невозможно объяснить, что означает выйти из школьного автобуса, остаться посреди завывающей снежной бури и в конце концов понять, что о тебе просто забыли! Кто-то надрался до такой степени, что уже не мог о тебе вспомнить, или, может быть, отправился загонять скот, а это важнее. Такое случалось не однажды.

Сэмми знала, что никто никогда не придет ей на помощь. Продолжая всхлипывать, она прижалась к мощной груди Чипа. Ей пришлось с таким ожесточением за все бороться! На многое смотреть сквозь пальцы, много работать, не упускать ни одного шанса.

— И ты умерла. — Чип улыбнулся, крепко прижимая ее к себе.

Нет, конечно, не умерла, подумала Сэмми, нахмурилась, откинулась назад, заглянула ему в лицо и увидела, как сверкают опушенные длинными густыми ресницами черные глаза. Губы его растянулись в улыбке, на щеке появилась маленькая ямочка.

— Мой брат приехал на маленькой лошадке, потому что не мог вести пикап в такой буран. — Она по-детски потерла глаза кулачком. — Ему это казалось очень смешным.

— Бедная сиротка посреди бурана, — прошептал Чип, уткнувшись в ее волосы. — Никто ее не любит.

— Что? — Она попыталась оттолкнуть Чипа, но он крепко прижимал ее к себе, так что ей трудно было пошевелиться. — Ты не понимаешь, — всхлипнула она, слегка выпятив нижнюю губу. — Никто никогда не понимал!

— А скольким людям ты рассказывала об этом, кроме меня? — тихо спросил Чип.

Саманта задумалась.

— Только тебе, — призналась наконец она.

Она снова расслабилась, прижалась к Чипу, ощутив удивительный покой и уют, и вдруг почувствовала себя в полной безопасности.

— Тебе не понять. Это ночной кошмар. Он повторяется, когда я сильно устаю или… или когда со мной происходят… ну, многие вещи. От этого просто так не отделаешься.

Широкой ладонью Чип отвел назад ее волосы и погладил по голове.

— Бедняжка Саманта.

Она прижималась влажным от слез лицом к его груди, чувствуя, как внутри у него что-то зарокотало от низкого голоса.

— Бедная красавица Саманта! Она боится холода и снега. Она боится, что останется одна и что никто ее не любит. Разве я не прав?

«Не совсем прав». Сэмми нахмурилась.

— Ты не знаешь, что это такое, когда тебе снится одно и то же. — Она снова всхлипнула. — А оно повторяется и повторяется, из года в год, и я знаю, что никогда не смогу от этого освободиться.

— Это плохо. — Чип продолжал нежно поглаживать ее по голове. — Это ужасно тяжело — то и дело видеть кошмары, — ласково бормотал он, — и испытывать жалость к себе. Особенно если учесть твою удивительную красоту. Ведь ты — сокровище, которое хотел бы сжать в своих объятиях любой мужчина. К тому же ты умная, талантливая, смелая женщина. — Она попыталась отодвинуться, но он продолжал: — А все остальное — из-за того, что ты, Саманта, — одинокая сиротка, поджидающая кого-то на ветру и холоде. По крайней мере, кажется, ты такой себя представляешь.

На мгновение она замерла, не веря в услышанное.

— Это низко — так говорить, — сказала она не очень уверенно и попыталась оттолкнуть его. — Мне кажется, ты смеешься надо мной из-за этого кошмара.

Чип поспешил сжать ее в своих объятиях еще крепче, не давая ей отстраниться.

— Я не смеюсь. Мне просто тяжело смириться с тем, что ты живешь с постоянным ощущением какой-то утраты, особенно если будишь меня в три часа утра горькими рыданиями. А ведь оснований для этого не так уж много!

— Но это так похоже на явь! — возразила она и попыталась вырваться из его рук. — Мне совершенно наплевать, что ты думаешь по этому поводу. Я могла бы и раньше догадаться, что ты ляпнешь что-то подобное, ты… ты… здоровый самец… коп!

Чип одной рукой прижал ее голову к своему плечу.

— Ты спала с де Бо? — прорычал он ей прямо в ухо.

— А это какое имеет ко всему отношение? — взорвалась Сэмми. — Мне просто приснился страшный сон. — Ей удалось отодвинуться настолько, чтобы заглянуть ему в глаза. — К тому же ложиться в постель с тобой я больше не собираюсь, так что можешь убираться!

— Ты уже лежишь со мной в постели, — напомнил Чип. — Я спросил, позволила ли ты де Бо любить тебя?

Сэмми прикусила губу. Он совершенно прав: она действительно лежит в постели с Чипом, и единственное, что на ней надето, — узенькие трусики. На Чипе вообще не было никакой одежды, и по тому, как его сухопарая фигура прижималась к ее телу, она совершенно точно определила, насколько он возбужден.

— Где мы? — спросила она вдруг, оглядываясь по сторонам. — Это гостиница?

— Моя квартира в Лондоне. — Он не сводил с нее блестящих черных глаз. — Ты собираешься отвечать?

— Ты снял с меня одежду, — дрожащим голосом начала Сэмми. — Тебе понадобилась для этого вся твоя выдержка, правда?

Он опустил голову пониже и губами нежно провел по щеке, легонько коснулся уголка ее губ.

— Так ты позволила этому сукиному сыну любить тебя? — повторил он.

От прикосновения губ Чипа и ощущения его теплого дыхания у самого уха, когда он прошептал эти слова, тело Саманты словно пронзило электрическим током и она задрожала.

— А… а… — едва выдохнула она, не находя в себе сил, чтобы сосредоточиться, — а… нет, он не смог.

— Не смог? — Чип поднял голову и удивленно посмотрел на нее. — Не смог… что?

О боже, зачем она только сказала это! Сэмми замерла под его испытующим взглядом. Ну почему у нее вечно правда сама срывается с языка?

— Я… э… Ты никогда не сможешь понять, как это человек порой совершает ошибки, правда? — вспыхнула Сэмми. — Кроме того, какое тебе дело? Отпусти меня. Я не хочу оставаться в этой кровати.

Он ее, конечно, не отпустил.

— Де Бо овладел тобой? — повторил Чип.

— Ради всего святого, отпусти меня! Я его не любила, и к тому же у него есть своего рода… проблема… из-за наркотиков, я думаю. Мне стало… — Она перешла на шепот. — Мне стало гораздо легче, когда он не смог… ничего сделать, — закончила она торопливо, не дожидаясь, пока он повторит вопрос.

Чип, все еще прищурившись, рассматривал ее, слегка отстранив от себя и ухватив за плечи. Его пальцы сжимались все крепче.

— Ты хочешь сказать, что была в постели с де Бо и единственная причина, почему ничего не произошло, в том, что он импотент?

Сэмми отвернулась.

— Ну, не совсем. Честно говоря, мне совершенно не хотелось ложиться с ним. — Воспоминания о том вечере были мучительны. — Это… ох, это трудно объяснить. То есть ты прав, но… не совсем. То есть мне просто показалось, что я его любила. Ну что, теперь ты доволен?

— А когда ты изменила свое мнение? — Его голос звучал весьма сурово. — После того, как он занялся с тобой любовью?

— Да… нет! Я не знаю! — Сэмми ужасно хотелось, чтобы он отпустил ее, от его мертвой хватки заболели руки. — Как бы там ни было, не могу же я заниматься любовью с тобой, правда? — закричала она. — Это уж из ряда вон!

— Да что ты? — Голос его прозвучал мягче обычного. — Как это «из ряда вон», Саманта?

— Не могу я с тобой связываться! Потому что в моей жизни все из-за тебя путается. Потому что ты заставляешь меня испытывать то, чего я не хочу!