— Послушай, — сказал Блэйк. — Либо у тебя есть приказ летать с нами, либо у тебя его нет. Где твое начальство?
Это были секретные сведения, но Фармену было все равно.
— Думаю, в ЦРУ.
С таким же успехом он мог сказать, что его начальник — генерал Кастер из седьмого кавалерийского полка.
— А где твоя база? — спросил Блэйк.
Фармен отпил еще немного бренди. Ему это было необходимо. Хотя и не по той причине, как думал Блэйк. В этот раз напиток показался ему не таким уж и плохим. Он стал думать, как лучше объяснить то, что с ним произошло.
— Ты когда-нибудь читал «Машину времени»? — спросил он.
— Что это? Книга о часах?
— Это роман Герберта Уэллса.
— А кто такой Герберт Уэллс?
Не стоило пускаться в подробные объяснения.
— Это книга про человека, который построил такую машину, которая двигалась через время, как самолет по воздуху.
— Если ты пытаешься надо мной подшутить, то это у тебя здорово получается, — сказал Блэйк.
Фармен попытался объяснить по другому.
— Представь себе дом. Многоэтажный дом с лифтом. И представь себе, что ты не знаешь ничего о лифтах. Даже не представляешь себе, как они работают. Представь, что ты на первом этаже, и представь, что я говорю тебе, что я с двадцатого этажа.
— Сколько всего представлять, — сказал Блэйк.
— Но ты понял мою мысль.
— Может, понял. А может, нет.
— Ладно. Представь, что первый этаж — это настоящее время. Сегодня. А подвал — это вчерашний день. Второй этаж — это завтра, третий — послезавтра и так далее.
— Ну ты даешь, — сказал Блэйк.
— Послушай дальше. Представь, что ты на первом этаже, а кто-то спустился с двадцатого.
— То есть из будущей недели, — сказал Блэйк.
— Именно, — обрадовался Фармен. Он выпил еще бренди. Ему это было просто необходимо. — А что если я тебе скажу, что я только что свалился с этажа, который на шестьдесят лет выше первого?
Блэйк задумался и принялся за второй бокал бренди. Затем он усмехнулся и прищелкнул языком.
— Я бы сказал, что надо быть слегка сумасшедшим, чтобы быть летчиком на этой войне, но если ты не хочешь сражаться с фрицами, то ты попал именно туда, куда надо.
Он не поверил. Впрочем, этого и следовало ожидать.
— Я родился в 1946 году, — начал рассказывать Фармен. — Мне тридцать два года. Мой отец родился в 1920 году. А сейчас тысяча девятьсот… семнадцатый?
— Тысяча девятьсот восемнадцатый, — ответил Блэйк. — Девятое июня. Выпей еще бренди.
Фармен обнаружил, что его бокал пуст. Он и не понял, как осушил его. Он встал, пошатываясь.
— Думаю, мне стоит поговорить с твоим командиром.
Блэйк жестом указал на стул.
— У тебя хватит времени, чтобы выпить. Он еще не прилетел. Просто у меня заклинило пулемет, и я прилетел раньше. Он вернется, когда у него закончится топливо или боеприпасы.
Фармен сидел спиной к двери. Услышав, как хлопнула дверь, он обернулся. Невысокий человек с ниточкой усов бросил свою шинель на стул и взял из рук бармена стакан с бренди, который тот налил не дожидаясь, когда его попросят.
— Сегодня, мсье Блэйк, нам обоим не повезло. — Он говорил по-английски со слабым акцентом. — Я вернулся с одним патроном в обойме.
— Ну и как охота?
Француз слегка пожал плечами.
— У этого человека живучесть, как у кошки, шкура, как у старого слона, и ловкость, как у фокусника.
— Кайзерлинг? — спросил Блэйк.
Француз сел за стол.
— А кто же еще? Я держал его на мушке. Выстрелил, а он ушел. Просто стыдно побить такого человека — он настоящий мастер, — но с каким бы удовольствием я бы эти сделал. — Улыбнувшись, он отпил немного бренди.
— Это наш командир, — сказал Блэйк. — Филипп Деверо. На его счету официально числится тридцать три сбитых самолета. Единственный, кто сбил больше, — это Кайзерлинг. — Он повернулся к Фармену. — Я так и не расслышал твое имя.
Фармен представился.
— Он только что из Штатов, — пояснил Блэйк. — Рассказал мне тут такую историю.
Фармен не стал спорить, на месте Блэйка, он тоже воспринял бы все скептически.
— Кайзерлинг, — сказал он. — Вы имеете в виду Бруно Кайзерлинга?
Он читал про Кайзерлинга. Наряду с Рихтгофеном, Бруно Кайзерлинг был самым ненавистным и уважаемым асом немецкой авиации.
— Кого же еще, — сказал Блэйк. — Кто бы из нас не хотел взять его на мушку. — Он стукнул пустым стаканом по столу. — Но мы никак не можем этого сделать. Он летает лучше нас. Рано или поздно, он всех нас перестреляет.
Деверо потягивал бренди. Затем он поставил бокал.
— Мы поговорим об этом позже, мсье Блэйк, — твердо сказал он.
— Вы ждали меня? — обратился он к Фармену.
— Да, я… — Фармен не знал, что сказать.
— Только не рассказывай ему своих историй, — предупредил его Блэйк. — Говори по делу.
— Вы пилот, мсье Фармен? — спросил Деверо.
Фармен кивнул.
— И мой самолет летает выше и быстрее любого вашего. Я хочу сбить этого Кайзерлинга.
— Можете попробовать. Но хочу предупредить вас, мсье… Фармен, вы сказали?
— Ховард Фармен.
— Хочу предупредить вас, что этот человек — гений. Он проделывает невозможные вещи с аэропланом. Он сбил сорок шесть, а может, и больше, самолетов. Однажды он сбил три самолета в день. Говорят, что он появился ниоткуда, что он один из богов земли Нибелунгов, который сражается за свою родину. Он…
— Можете сказать, что я тоже появился ниоткуда, — завил Фармен. — Вместе со своим самолетом.
Когда Деверо допил свое бренди, а Блэйк прикончил четвертый бокал, они отправились к ангарам. Фармен хотел показать им «Пика-Дон». Его самолет опережал любой другой на шестьдесят лет.
Шасси глубоко вошли в мягкую землю. Блэйк и Деверо осмотрели самолет. Они ходили вокруг, меся башмаками грязь.
— Только ничего не трогайте, — предупредил их Фармен. — Даже царапина может ему повредить. — Он не стал говорить, что ракеты, подвешенные под самолетом, могут превратить в пар все живое и неживое в радиусе сотни ярдов.
«Пика-Дон» был 89 футов длиной. Размах его острых, как акульи плавники, крыльев был 25 футов. Самолет больше напоминал стрелу. Спереди фюзеляж был изогнут наподобие капюшона кобры. По бокам черными дырами казались воздухозаборники. Блэйк присел на корточки, чтобы рассмотреть шасси. Фармен подошел поближе, чтобы вмешаться, если тот начнет трогать ракеты. Но Блэйк заметил сопла вертикального взлета и лег на землю, чтобы лучше рассмотреть их. Деверо засунул голову в хвостовое сопло. Оно было таким широким, что при желании можно было туда залезть. Блэйк вылез из-под самолета и выпрямился.
— Ну что, теперь поверили? — спросил Фармен.
— Мистер, — сказал Блэйк, глядя ему прямо в глаза. — Я не знаю, что это за штука и как вы ее сюда притащили. Но только не надо говорить, что она летает.
— А откуда же она тут появилась? — спросил Фармен. — Я вам покажу. Я… — Он замолчал. Он совсем забыл, что у него закончилось горючее. — Спросите у механиков. Они видели, как я приземлился.
Поставив руки в боки, Блэйк покачал головой.
— Уж я — то разбираюсь в аэропланах. А эта штука летать не может.
К ним подошел Деверо.
— Впервые вижу дирижабль такой странной конструкции, мсье Фармен. Но этот цеппелин очень маленький и, судя по всему, очень тяжелый. Вряд ли он нам поможет…
— Я вам говорю, что это самолет. И он летает быстрее ваших.
— Но у него же нет крыльев, мсье. И нет пропеллера. И колес нет. Как же он разбегается?
От отчаяния Фармен потерял дар речи. Неужели они не видели? Разве не понятно, что это самолет?
— И почему от него так пахнет парафиновым маслом? — спросил Деверо.
Над ангаром прожужжал «ньюпор». Развернувшись, он приземлился на поле и покатил к ним.
— Это Мермье, — сказал Блэйк. — Он сбил одного.
Появились еще два аэроплана. Подпрыгивая на кочках, они катились к ангарам. У одного из них не было верхней части крыла, и куски ткани развевались по ветру.
Блэйк и Деверо все еще смотрели в небо над ангарами, но самолетов больше не было. Блэйк положил руку на плечо Деверо.
— Может, они приземлились в другом месте.
Деверо пожал плечами.
— Может, их уже нет в живых. Сейчас мы все узнаем.
Они прошли в другой конец поля, где аэропланы выровнялись в линию на заасфальтированном куске аэродрома. Мермье и два других летчика вылезли из кабин. Деверо поспешно подошел к ним. Они быстро заговорили по-французски, отчаянно жестикулируя. Некоторые жесты Фармену были знакомы — они обозначали фигуры воздушного боя, — а некоторые были совсем непонятными. Внезапно Деверо повернулся, на его лице была гримаса боли.
— Они не вернутся, — тихо сказал Фармену Блэйк. — Летчики видели, как их подбили. Они сгорели. — Блэйк ударил кулаком по стене ангара. — Кайзерлинг сбил Мишо. Он был единственным из нас, кто мог бы подбить этого фрица.
К ним подошел Деверо.
— Мсье Фармен, — сказал он. — Я вынужден просить, что бы вы показали, на что способна ваша машина.
— Мне нужно пятьсот галлонов керосина, — сказал Фармен. Этого будет достаточно для взлета, преодоления звукового барьера и посадки. Десять минут в воздухе, если он не превысит скорость в 1,4 числа М. Этого будет вполне достаточно, чтобы показать, на что способен «Пика-Дон».
Деверо нахмурился и подергал себя за ус.
— Ке… Керосин?
— Парафиновое масло, — сказал Блэйк. — Масло для ламп. — Он повернулся к Фармену. — Здесь керосин называют парафиновым маслом. Но пятьсот галлонов — вы с ума сошли, мистер. Зачем аэроплану столько смазки. Да вся эскадрилья не истратит этого количества за неделю. К тому же как смазка он никуда не годится, иначе мы бы сами использовали его.
— Это не смазка, — пояснил Фармен. — Это горючее для моего самолета. И он его быстро сжигает.
— Но… Пятьсот галлонов!
— Мне это нужно только для показательного полета. — Посмотрев в недоверчивые глаза Блэйка, он решил не говорить, что для полной заправки «Пика-Дону» требуется пятьдесят тысяч галлонов.
Деверо пригладил ус.
— Сколько это будет в литрах?
— Вы что, собираетесь позволить ему?..
— Мсье Блэйк, вы не верите этому человеку?
Блэйк не решился ответить на такой вызов.
— Я думаю, что он нас разыгрывает. Сначала сказал, что у его аэроплан, а показывает нам эту штуковину. Когда мы хотим посмотреть, как она летает, он говорит, что нет горючего. И вдобавок требует керосин. Керосин! Причем столько, что в нем можно утонуть. Даже если это горючее, ни одному аэроплану не нужно такое количество. Вообще, слышал кто-нибудь, чтобы аэроплан летал на ламповом масле?
Схватив Блэйка за руку, Фармен развернул его к себе.
— Я знаю, — сказал он. — В это трудно поверить. На твоем месте я бы тоже сомневался. Дай мне возможность показать способность моего самолета. Я так же, как и ты хочу сражаться с немцами. — Он уже представлял себе, как одним пуском ракеты уничтожит целую эскадрилью «Альбатросов». Они и не увидят его, а если и увидят, то вряд ли что смогут сделать. Они будут для него легкой добычей.
— Мистер, — сказал Блэйк. — Не знаю, для чего вам нужен этот керосин, но уверен, не для того, чтобы летать. К тому же, я могу спорить, что эта штука никогда не взлетит.
— Мсье Блэйк, — сказал Деверо, вклинившись между ними, — этот человек может ошибаться, но я уверен, что он не лжец. Он отвечает за свои слова. Нам нужны такие люди. Если он не использует это парафиновое масло, мы отдадим его на кухню. Тут мы ничего не теряем. Но мы должны дать ему шанс показать свои возможности. И если хотя бы часть того, что он утверждает, правда, возможно, перед нами человек с машиной, который покончит с Бруно Кайзерлингом.
Блэйк недовольно отошел в сторону.
— Но если ты решил подшутить над нами, тоща не обижайся.
— Вот увидишь, — сказал ему Фармен и повернувшись к Деверо добавил: — Керосин должен быть высокого качества. Самый лучший, который вы только сможете достать. — Двигатели самолета могут при необходимости сжигать керосин, но керосин для горючего, это все равно, что древесный спирт для приготовления мартини. Просто лучше керосина он вряд ли что мог достать в 1918 году. — Затем нам придется отфильтровать его.
— Мсье, — сказал Деверо. — У нас только один сорт парафинового масла. Либо это керосин, либо нет.
Два дня спустя, когда они еще ждали, когда привезут керосин, Блэйк провез его на двухместном самолете, чтобы показать окрестности. Видимость была хорошая, лишь возле линии фронта виднелась небольшая дымка. Фармену это было не очень-то и нужно, простым глазом он увидел гораздо меньше, чем на экране «Пика-Дона». Но на экране не заметишь вырытых окопов и немецких аэродромов. Так что полезно посмотреть на них с воздуха. Фармену одолжили летную форму, и они полетели.
Самолет был похож на неуклюжего деревянного змея — доисторическая модель Р-38. Два тарахтящих мотора были установлены между верхними и нижними крыльями по обе стороны гондолы. Хвостовое оперение крепилось при помощи деревянного каркаса. Самолет выглядел довольно хрупкой конструкцией. Однако все крепко держалось на своих местах, когда он понесся по полю, как детская коляска, пущенная с горки. После нескольких прыжков по земле он наконец взлетел, хотя трудно было поверить, что такой скорости было достаточно, чтобы оторваться от земли. Порыв ветра ударил Фармену в лицо. Он поспешно нацепил очки. Им понадобилась целая вечность, чтобы подняться на высоту шесть тысяч футов. Набрав высоту, Блэйк перестал двигаться по спирали и направил аэроплан на восток. Воздух, казалось, был полон горок и ям, по которым трясся аэроплан. Он то и дело срывался в воздушные ямы. В животе у Фармена образовался комок.
Его тошнит? Этого просто не могло быть. Все что угодно, но только не это. Он был опытным летчиком и налетал более десяти тысяч часов. Его не могло тошнить. Он сглотнул слюну и крепко уцепился руками за сиденье.
Блэйк, сидящий в передней кабине, что-то кричал ему, указывая рукой вниз. Фармен повернул голову. Поток воздуха чуть не сорвал с него очки. Далеко внизу, как на диораме, виднелась сеть вырытых окопов, кривыми линиями тянувшаяся по голой земле. Все пространство между ними было усеяно воронками и напоминало лунный ландшафт.
Аэроплан летел вдоль реки. Окопы тянулись с холмов на юге, пересекали реку и продолжались на другой стороне до самых гор. Впереди над немецкими окопами появились черные дымки — это спазматически стреляла противовоздушная артиллерия. Блэйк развернул самолет в южном направлении, что-то кричал через плечо про швейцарскую границу. Немцы прекратили стрельбу.
Он без труда узнает линию фронта, решил Фармен. Он попытался сказать об этом Блэйку, но ветер уносил слова прочь. Он наклонился, чтобы похлопать его по плечу. Что-то ударило его по рукаву.
Он посмотрел на него. В плотном материале зияла дыра, но откуда она могла взяться? И непонятно почему, Блэйк стал пикировать. Горизонт опрокинулся.
— Стреляй! — заорал Блэйк.
Позади кабины Фармена крепился пулемет, но в тот момент Фармен никак не мог сообразить, чего от него хочет Блэйк. Затем над ними скользнула тень самолета. Он пролетел так низко над его головой, что шум его двигателей был сильнее, чем шум моторов их аэроплана. Фармен увидел, как на него смотрит немецкий летчик. Его глаза были скрыты очками, а губы плотно сжаты. Блэйк так резко развернул аэроплан, что Фармена вдавило в сидение. Он потерял из виду немецкий самолет. Затем он увидел его снова — тот шел прямо на них.
Самолет был фиолетового цвета с белыми полосками на крыльях и хвостовом оперении. Рядом с носом немецкого самолета заблестели огоньки, и Фармен услышал, как что-то похожее на капли дождя забарабанило по верхнему крылу рядом с ним.
— Стреляй! — снова заорал Блэйк. Теперь он резко бросил самолет вверх. Они выровнялись и развернулись в обратную сторону. Немецкий самолет летел над ними. — Стреляй же!
В него чуть не попали. Невообразимо! Это просто не могло случиться. Но Фармену некогда было размышлять над этим. Развернувшись, он взялся за ручки пулемета неизвестной конструкции. В жизни он не стрелял из подобного оружия. Интуитивно он нащупал спусковой крючок. Пулемет застрочил и вырвался у него из рук. Он поискал в небе фиолетовый аэроплан. Его нигде не было видно. Блэйк совершил еще один головокружительный маневр, и тут он заметил, что за ними следуют три самолета. Впереди летел аэроплан с белыми полосами.
Фармен развернул пулемет и направил его на первый самолет. Затем нажал на гашетку. Трассирующая очередь прошла под немцами, далеко от самолета.
Фармена никогда не учили стрелять из пулеметов во время воздушного боя. В сражении участвовали системы наведения, компьютеры, ракеты С головками самонаведения, а не допотопные хлопушки калибра 0,30. Он поднял ствол повыше и дал еще одну очередь. Все равно слишком низко. Немец приближался. У пулемета не было никакого прицела, не говоря уже о системе захвата цели. Фармен боролся с неудобным оружием, стараясь направить ствол прямо на немецкий самолет. Это должно было быть легко, но у него почему-то ничего не получалось. Немец был уже совсем рядом. Фармен израсходовал все патроны, так ни разу и не задев вражеский аэроплан. Ему понадобилась целая вечность, чтобы установить новую ленту. Блэйк в это время выписывал невероятные акробатические фигуры, стараясь уйти от огня противника.
Пулей оторвало кусок обшивки прямо под локтем Фармена. Пулемет снова был готов к стрельбе, и Фармен выпустил очередь по немцу, когда тот пролетел над правым рулем их аэроплана. Руль разлетелся в щепки. Немец ушел вправо, набрал несколько футов высоты, развернулся и вновь пошел на них. Его пулемет строчил, не переставая. Оглядевшись, он увидел, что немец исчез. Обрывки руля болтались на ветру.
— Где? — спросил он. Он хотел спросить, где находится немец, но не мог задать такой сложный вопрос.
— Смылся, — заорал в ответ Блэйк. — Появились друзья. Смотри.
Фармен посмотрел туда, куда указывал рукой Блэйк. В пятистах футах над ними ровным строем летели пять «ныопоров». Затем их ведущий помахал крыльями, и самолеты повернули на восток. Фармен увидел, что они летят над полем боя ровно и спокойно, лишь слегка покачиваясь на воздушных потоках.
— Ты в порядке? — спросил Блэйк.
— Думаю, да, — ответил Фармен. Но когда их аэроплан подхватил нисходящий поток воздуха, ему внезапно стало плохо. В животе у него образовался ком, и ему едва хватило времени перегнуться через борт, когда его вырвало. Он все еще был в таком положении, держась за борт обеими руками, когда Блэйк сделал круг над аэродромом и посадил аэроплан на три колеса. Все, о чем сейчас мог думать Фармен, так это когда в последний раз в мире летчики сажали самолет на три точки.
Он не хотел признаваться — даже самому себе — что у него была воздушная болезнь. Но понемногу он отошел, и земля перестала качаться у него под ногами. Внезапно он почувствовал страшный голод. Блэйк вернулся из столовой, неся в руках кусок черного хлеба, и открытую консервную банку с паштетом. Они пошли в домик за ангаром. Анри дал Блэйку бутылку домашнего вина и два стакана. Поставив все это на стол, они принялись намазывать хлеб паштетом.
— Он хотел убить нас, — сказал Фармен. Эта мысль только сейчас пришла ему в голову. — Он хотел убить нас.
Блэйк отрезал себе еще кусок хлеба.
— Конечно… Я бы тоже его убил, если бы мне предоставилась такая возможность. Тут нет ничего личного. Хотя, вынужден признать, я не ждал, что он сегодня появится. Они не часто летают в этом районе. Но… — Его лицо исказила гримаса. — Трудно предугадать его действия.
— Его?
Блэйк перестал жевать и нахмурился.
— Ты же знаешь, кто это был, не так ли?
Мысль о том, что после такой короткой встречи можно узнать противника, показалась Фрэнку довольно странной. Он шевелил губами, он не мог произнести ни слова.
— Это был Бруно Кайзерлинг, — сказал Блэйк. — Только у него аэроплан такого цвета.
— Я доберусь до него, — прошептал Фармен.
— Легко сказать, — ответил Блэйк. На его лице появилась кривая усмешка. — К тому же тебе не мешало бы потренироваться в стрельбе из пулемета.
— Я доберусь до него, — повторил Фармен, сжав кулаки так, что костяшки пальцев побелели.
На следующий день пошел дождь. Огромные темные облака висели низко над землей, обрушивая на нее потоки воды. Все полеты были отменены, и летчики сидели в домике за ангаром, попивая вино и слушая, как капли дождя барабанят по крыше. Проснувшись утром и услышав шум дождя, Фармен надел плащ и пошел проверить «Пика-Дон». Он стоял укрытый брезентом, и дождь не мог причинить ему вреда.
Кроме Деверо, Блэйк был единственным человеком, с которым Фармен мог разговаривать. Другие пилоты знали по-английски несколько слов. После скудного обеда вместо питейного заведения Блэйк отвел его в один из ангаров. Там в углу стояли деревянные ящики с патронами и пулеметными лентами. Блэйк научил Фармена, как заряжать ленты и осматривать патроны. Он вручил Фармену приспособление, в которое мог войти только хороший патрон без брака, и следующие несколько часов они только и занимались тем, что проверяли патроны и снаряжение пулеметных лент. Работа была скучной и монотонной. Все патроны были похожи друг на друга. Бракованные встречались очень редко.
— Ты всегда занимаешься этим сам? — спросил Фармен, осматривая свои черные от работы руки. Он не привык к такого рода работе.
— Если у меня есть такая возможность, — ответил Блэйк. — И так пулемет часто заедает. Когда Кайзерлинг выписывает над тобой круги, ты можешь рассчитывать на пулемет, мотор и крылья. И если что-нибудь из этого откажет — то ты пропал. А до земли далеко.
Фармен промолчал. Дождь стучал по крыше. В другом конце ангара работали механики.
— Как ты попал сюда? — наконец спросил он. — Зачем это тебе?
Блэйк отложил пулеметную ленту. Он посмотрел на Фармена.
— Повтори еще раз. Только помедленнее.
— Это французская эскадрилья. А ты американец. Что ты здесь делаешь?
Блэйк хмыкнул.
— Как что? Сражаюсь с немцами.
Фармен не мог понять, шутит ли Блэйк или же говорит серьезно.
— Это понятно. Но почему с французами?
Блэйк проверил патрон и заправил его в ленту. Потом взял другой.
— Я не захотел, чтобы меня перевели в американскую эскадрилью, когда они стали прибывать сюда. Им давали самолеты, на которых не хотели летать ни французы, ни англичане. А я привык уже к своему самолету. — Он засунул патрон в ленту.
— Я не это имел в виду, — сказал Фармен. — Ты приехал сюда еще до того, как Америка вступила в войну, так?
— Да, в шестнадцатом году.
— Это я и хотел сказать. Почему ты помогаешь Франции? — Фармен не понимал, зачем американцу понадобилось сражаться за королевство «великого Шарля». — Тебя ведь это не касается. Зачем ты здесь?
Блэйк продолжал проверять патроны.
— Мне кажется, что меня это касается. Как и всех остальных. Немцы развязали эту войну. Если мы покажем, что против войны выступает весь мир, то больше войн никогда не будет. Я этого хочу. Это будет последняя война в истории человечества.
Фармен снова принялся проверять патроны.
— Слишком не надейся. — Что он еще мог сказать Блэйку. Дождь продолжал барабанить по крыше, а казалось, что это играет военный марш.
Двумя днями позже три грузовика с шумом подъехали к ангарам. Они привезли горючее для эскадрильи и двадцать столитровых бочек с керосином, который сначала по ошибке выгрузили возле кухни.
Фармен сконструировал примитивный фильтр грубой очистки. В керосине было полно сора. Для этого он сложил в несколько раз кусок парашютного шелка и заставил механиков выскоблить до чистоты пустые бочки из-под бензина. Он испробовал свой фильтр, очистив ведро керосина. Процедура продолжалась мучительно долго, и отфильтрованный керосин ни по виду, ни по запаху не отличался от исходного продукта. Залив керосин в бак, он запустил двигатель, и тот заработал на малых оборотах. И снова, как он потом проверил, ни один инжектор не засорился.
Он принялся фильтровать керосин и занимался этим два дня. Ему помогал механик, но фармен не слишком доверял ему, потому что тот вряд ли мог понять, насколько качество топлива важно для работы двигателей. Да и откуда он мог это знать в то время. Один раз подошел Деверо, проверил исходный материал и отфильтрованный керосин и ушел, не сказав ни слова.
Между полетами приходил Блэйк. Фармен показал ему, сколько грязи осталось на фильтре. Блэйк хмыкнул.
— Все равно это керосин, — сказал он. — Ты не можешь летать на нем. Это все равно, что засыпать в баки зерно для птиц. Не знаю, для чего он тебе нужен, но я в жизни не поверю, что это необходимо для полета.
Фармен пожал плечами.
— Завтра я подниму «Пика-Дон» в воздух. Завтра и скажешь, что ты об этом думаешь. Справедливо?
— Возможно, — ответил Блэйк.
— Ты думаешь, что я «пшикальщик»?
— А кто это такой?
Блэйк не слышал эту шутку. Возможно, ее придумали гораздо позже. Фармен объяснил ему, что, когда один адмирал потребовал у своего подчиненного ответа, чем тот занимался по службе, тот сказал, что ему нужен целый корабль с новейшим техническим оборудованием. Ему дали этот корабль, и после сложнейшего перехода в Антарктиду подчиненный бросил на лед кусок раскаленного железа, которое сделало «пшик».
Блэйк отстал от него.
— Но я вот что тебе скажу. Если ты собираешься подшутить, то у тебя железные нервы.
С утра на небе появились облака. Но они были высоко и не могли помешать показательному полету. Фармен подождал, пока Блэйк не поднимется в воздух на своем аэроплане. Теперь он кружил над полем на высоте десяти тысяч футов.
— Я полагаю, что все готово, — сказал Деверо, приглаживая усы.
Фармен подошел к самолету.
— Лучше будет, если люди отойдут подальше, — сказал он. — Вой турбин ударит из по незащищенным ушам. — Он встал на деревянный ящик и, подтянувшись, залез в кабину «Пика-Дона». Посмотрев вниз, он заметил, что зрители отошли от самолета футов на двадцать. Посмотреть на полет пришло немало народу. Фармен усмехнулся. Когда он включит двигатели, они отбегут дальше.
Он опустил фонарь кабины. Он проверил замки — все в порядке. Он принялся за предполетные проверки, и самолет завибрировал. Приборы ожили. Двигатель номер один запустился нормально. Стрелка тахометра завертелась на циферблате. Второй и третий двигатели тоже работали нормально.
Все шло, как надо. Он не хотел зря тратить горючее и провел только самые необходимые проверки, установил ручку управления двигателем на максимальный режим для вертикального взлета. «Пика-Дон» поднялся в воздух. Зависнув над землей, самолет стрелой взметнулся в небо. Фюзеляж не позволял пилоту взглянуть на землю, но это не важно. Они все наблюдали за ним, закрыв уши. Он ухмыльнулся, гладя на приборную доску. Хорошо бы увидеть, как они стоят там с выпученными глазами и отвислыми челюстями. Ведь они никогда не видели таких самолетов в воздухе.
Он поднял «Пика-Дон» на высоту десяти тысяч футов. Прищурив глаза, он попытался отыскать отметку от «ньюпора» Блэйка на экране радара. Но там ничего не было. Сначала у Фармена мелькнула мысль, что с Бланком что-то случилось и он пошел на посадку. Затем он увидел, как «ньюпор» пролетел слева от него и попытался обойти спереди, на несколько футов выше. Он видел лицо Блэйка в летных очках.
Но и теперь на экране радара не было никакой отметки, Фармен выругался. Что-то случилось с оборудованием.
Но ему некогда было искать причину неисправности. «Пика-Дон» поглощал керосин с невероятной быстротой. Он положил самолет на бок, передвинул ручку управления тремя двигателями впереди. Его вжало в кресло. На какую-то секунду перед ним мелькнул аэроплан Блэйка, летевший прямо на него. Он же предупреждал его не заходить в переднюю полусферу. Но «Пика-Дон» начал резко терять высоту. На скорости в 0,5 числа М у него было скольжение, как у снежного кома, шара из кегельбана. Он пролетел в ста футах под «ньюпором». Стрелка высоты вращалась в обратную сторону. Да экране появился горизонт. Он взглянул на указатель скорости. Еще немного, и он преодолеет звуковой барьер. Фармен чувствовал, как мощно ревел двигатель. Он развернул нос «Пика-Дона» вверх и преодолел звуковой барьер под углом в сорок пять градусов. «Ньюпор» Блэйка пропал из его поля зрения.
На сорока тысячах он уменьшил тягу, выровнял самолет и начал снижаться. Ему пришлось потрудиться, прежде чем он обнаружил аэродром. Он представлял собой всего лишь зеленое поле в стране зеленых полей. На пяти тысячах он перешел на вертикальное снижение. Приборы показывали, что топлива осталось на тридцать секунд полета. Зависнув на высоте двухсот футов, он выбрал место для посадки.
Он спрыгнул из кабины на землю, не ожидая, когда ему подставят деревянный ящик. Фармен недоуменно оглянулся. Вокруг не было ни одного человека. Не видно было и самолетов. Наконец он заметил на высоте маленькие точки в небе. Ничего ее понимая, он направился к ангарам. Неужели на них так подействовал его полет? Он схватил за руку первого попавшегося человека, им оказался механик.
— Что случилось?
Механик заулыбался и зажестикулировал, что-то рассказывая пофранцузски. Встряхнув его, Фармен снова повторил вопрос на ломаном французском языке, показывая рукой в сторону линии фронта.
— Я знаю, что они туда улетели, — пробурчал Фармен и отпустил механика. Он прошел в домик за ангарами и попросил у Анри виски. Он выпил, и через пять минут попросил еще один бокал. Когда летчики вернулись, он уже допивал четвертый.
Они с шумом зашли в дверь, и Анри выставил на стойке шеренгу бокалов и принялся наливать их. Как только стакан наполнялся, за ним тут же протягивалась рука. Блэйк подошел к столику Фармена, держа в руках наполненный до краев бокал.