Глава 16

— Давайте избавимся от них. — Это были первые слова, сказанные после часового молчания. Кивнув в знак согласия, Майлс продолжал грести, пока Роджер переваливал за борт тела. Затем он снова взялся за весла.

— Нам надо достать другую одежду. Что-нибудь попроще, чтобы не вызывать подозрений.

— Подозрений в чем? — спросила Элизабет. — Вы думаете, матросы будут искать нас?

Роджер и Майлс обменялись многозначительными взглядами, и Элизабет почувствовала себя неуютно.

— Если дать кому-либо возможность догадаться, что мы из семей Монтгомери и Чатвортов, — терпеливо принялся объяснять Роджер, — нас схватят, чтобы получить выкуп. Раз уж мы путешествуем без охраны, то должны делать это инкогнито. — Может, как бродячие музыканты, — добавила Элизабет. — Нам бы сюда Аликс.

Упоминание имени новой невестки Майлса напомнило Роджеру о том времени, когда Аликс спасла ему жизнь. Его рассказ длился до рассвета, пока наконец они не добрались до берега.

— Завернись в плащ и не отходи от меня, — еле слышно приказал Майлс. — Скоро начнут разворачивать рынок, и тогда, может, сумеем найти себе что-нибудь из одежды.

Еще только светало, но на городской площади уже вовсю кипела жизнь. Рваная одежда и надменный вид

Роджера притягивал множество взглядов, как, впрочем, и Элизабет, с грязными спутанными волосами, но — в дорогом плаще. И все же именно Майлс притягивал к себе наибольшее количество любопытных взглядов, причем в основном женских.

Хорошенькая торговка, окруженная молодыми людьми, оторвалась от своих товаров и встретилась взглядом с темными глазами Майлса.

Элизабет, сжав кулаки, шагнула вперед. Хмыкнув, Майлс схватил ее за руку:

— Тебе бы не хотелось приобрести платье?

— Мне бы хотелось ее шкурой обить двери моего дома.

Майлс послал Элизабет такой пылающий взгляд, что ее сердце учащенно забилось.

— Веди себя прилично и слушайся меня, — сказал он, направляясь к женщине, посылавшей ему пылкие взгляды.

— Чем могу быть полезна? — почти пропела торговка на местном французском диалекте.

— Смогу ли я уговорить вас сбросить с себя эту одежду? — вполголоса проговорил Майлс на отличном, классическом французском, поглаживая большой кочан капусты.

Торговка не обращала на Элизабет ровно никакого внимания, словно та была частью дороги.

— Ага, думаю, можешь, — прошептала она, пожимая руку Майлса. — А что ты предложишь взамен?

Майлс отступил на шаг, его глаза зажглись, а на губах заиграла едва заметная улыбка, хорошо знакомая Элизабет.

— Мы обменяем отороченный мехом плащ на два мужских костюма и одно женское платье, плюс немного провианта.

Торговка внимательно осмотрела Элизабет снизу доверху. — Ее плащ? — презрительно фыркнула она.

В это время к ним подошли двое мужчин. Судя по их внешнему виду, братья торговки. Рассердившись на заигрывания Майлса, хотя и ради дела, Элизабет кокетливо взглянула на мужчин.

— С нами произошел весьма неприятный инцидент, — объяснила она также на французском языке, хотя и не очень правильном, в отличие от Майлса, но вполне понятном. — Мы бы хотели обменять этот плащ на какую-нибудь одежду, хотя, возможно, платье вашей сестры будет мне маловато. — Она словно бы ненароком распахнула плащ, открыв их взорам матросскую фуфайку в обтяжку и еще более облегающие панталоны. Майлс сердито запахнул на ней плащ, но оба молодца уже успели оценить Элизабет, издав возглас одобрения.

— Ну как, по рукам? — процедил сквозь зубы Майлс, не глядя на Элизабет.

Братья, с радостью согласились, отодвинув сестру на задний план.

Через несколько минут Элизабет переступила порог их дома и, прикрывшись плащом, переоделась. Новое платье, сшитое из простой домотканой материи было свободнее, удобнее и скрывало фигуру. Майлс и Роджер, переодевшись в простую одежду, плотно облегавшую их мускулистые тела, наполнили провиантом сумки, и все тронулись на юг.

Они находились далеко за пределами города, когда Майлс обратился к Элизабет:

— Этому трюку ты научилась в доме своего брата? Похоже, ты довольно быстро излечилась от своего страха перед мужчинами.

— А что мне оставалось делать? Стоять рядом и позволить какой-то шлюхе нагло заигрывать с тобой? Не сомневаюсь, ты трахнул бы ее там же у прилавка, запроси она именно это в качестве оплаты.

— Возможно, — только и произнес Майлс, вновь впадая в столь бесившее ее молчание.

— Почему именно ты обвиняешь меня в плохих поступках? Я не совершила ничего такого, чтобы заслужить твое недоверие. Я осталась с тобой в Шотландии и…

— Ты сбежала и чуть не убила Мак-Грегора. Ты уехала со своим братом… — равнодушно начал перечислять Майлс.

— Но я вынуждена была это сделать! — настаивала на своем Элизабет.

Роджер, молчаливо следовавший до сих пор рядом с Элизабет, вдруг вступил в разговор:

— Я бы убил тебя, Монтгомери, если бы она не пошла со мной. Я не поверил бы ни единому ее слову о том, что она хочет с тобой остаться.

— Зачем ты мне это говоришь? — после некоторого замешательства спросил Майлс.

— А затем, что уже длительное время Элизабет пытается убедить меня в том, что… я был неправ. Возможно, в ее словах есть доля истины.

Некоторое время они шли молча, думая каждый о своем.

Когда солнце поднялось еще выше, они остановились на привал, чтобы передохнуть, поесть и напиться из придорожного родника. Несколько раз Элизабет ловила взгляды Майлса, и ей захотелось узнать, о чем он думает.

В пути им встречалось много путешественников: богатые купцы с нагруженными золотом ослами; странствующие крестьяне, музыканты, кузнецы и даже один дворянин в сопровождении двадцати вооруженных рыцарей. После этой встречи Роджер и Майлс почти целый час не переставая критиковали экипировку рыцарей, от расцветки до устаревшего оружия. Когда солнце начало спускаться за горизонт, мужчины принялись за поиски места для ночлега. Рискуя быть арестованными за вторжение в чужие владения, Роджер и Майлс тем не менее решили расположиться в королевском лесу, вдали от путников, предпочитавших ночевать прямо у дороги. За ужином, беседуя о военной тактике, Майлс с Роджером обнаружили несколько общих знакомых и вообще вели себя как старые друзья. Элизабет удалилась от них в тень, но они даже не заметили ее отсутствия.

Прислонившись в одиночестве к дереву, прислушиваясь к ночным звукам, она уже была готова разрыдаться и, когда Майлс дотронулся до ее плеча, испуганно отпрянула.

— Тебе плохо? — удивился он.

— Да, плохо! — Подступившие слезы мешали ей говорить. — Разве может быть что-нибудь хорошо? Ты несколько месяцев держал меня в качестве пленницы, заставил полюбить тебя, а когда я пожертвовала всем ради спасения твоей никудышней жизни, возненавидел меня. Я родила тебе ребенка, пошла на сговор с твоими родственниками, сэром Гаем, чтобы отвоевать тебя. А что получаю взамен? Лишь твою холодность. Я целовала тебя, и ты отвечал на мои поцелуи, не предлагая ничего более. Что мне делать, как заставить тебя понять, что я не предавала тебя? Что я предпочла тебя, а не брата? Ты слышал, Роджер сказал, что убил бы тебя, если бы я не ушла с ним. — Элизабет не могла больше продолжать, слезы душили ее.

Майлс прислонился к дереву в нескольких футах от нее. Лунный свет отражался в его глазах, а волосы, казалось, отливали серебром.

— Я думал, что только в моих братьях живет демон гордыни. Я считал Рейна дураком, когда он отказался простить свою жену за визит к королю с мольбой о прощении. Я бы смог простить тебя, выбери ты короля, но ты предпочла кого-то вместо меня, чей-то дом вместо моего. А когда до меня дошли слухи о всех твоих любовниках, я понял, что мог бы убить тебя. — Элизабет начала было протестовать, но он поднял руку, останавливая девушку. — Вероятно, это случилось потому, что я встречался со многими неверными женами, с женщинами, которые прямо из моей постели шли под венец. Может, это испортило мое отношение к женщинам. И, наконец, хотя ты и была моей пленницей, но и ты слишком быстро отдалась мне.

— Я боролась с тобой! — оскорбившись, горячо выкрикнула Элизабет.

Майлс лишь улыбнулся.

— Рейн сказал, что я ревнив, и вся ирония заключается в том, что я ревновал к тому же мужчине, что и он. Рейн считал, что его жена Аликс была без ума от Роджера Чатворта.

— Уверена, Роджер об этом и не подозревал.

— Я так и понял, когда он поведал нам историю, как: Аликс спасла ему жизнь. Аликс пошла на это ради спасения Рейна, потому что мой брат очень вспыльчив и упрям и никогда не прислушивается к голосу разума.

— Рейн! — брызгая слюной, закричала Элизабет. — Разве это он в гневе рвал повязки со своих ран? Разве это его приходилось поить зельем, чтобы усыпить?

Майлс чуть заметно улыбнулся, блеснув зубами.

— Рейн носится с копьем, когда злится. Но мне это не свойственно. — Долгое время он молчал. — Как наш сын? — наконец тихо спросил он.

— У него высокие скулы, как у твоего брата Гевина. Семейная наследственность не вызывает сомнения.

— Я никогда и не сомневался, не так ли? Элизабет…

— Да, — прошептала она.

— Почему ты бросила меня? Почему не вернулась через неделю или позднее? Я ждал тебя каждый день, я молился о твоем возвращении. Кит засыпал в слезах. Его столько раз покидали!

По щекам Элизабет катились слезы.

— Я боялась Роджера. Он был вне себя. Брайан поклялся прикончить Роджера, и я боялась, что кроме меня никто не остановит его. Тогда Роджер объявил войну всем Монтгомери. Надеялась, что смогу заставить его посмотреть правде в глаза, я и сама желала выяснить правду о корнях ненависти между двумя семействами.

— А мужчины? — спросил Майлс. — Пагнелл всем рассказал, каким образом ты попала ко мне, и каждый, кто волочился за тобой, старался сделать так, чтобы до меня дошли мельчайшие подробности его ухаживаний.

Элизабет протестующе подняла руку:

— Ты был не только первым мужчиной в моей жизни, ты был также первым, кто заговорил со мной без вожделения в глазах. Первым, кто рассмешил, первым, кто был добр ко мне. Это ты первый сказал, что я ничегошеньки не знаю о мужчинах.

— Что ж, ты успела многому научиться, — с горечью вымолвил Майлс.

— В какой-то степени, да. Обдумав трезво свое положение, я пришла к выводу, что будет значительно лучше, если я полюблю другого, только не из рода Монтгомери. Если бы я вышла замуж за кого-нибудь другого, Роджер, возможно, простил бы мне ребенка Монтгомери, а может, и в какой-то степени перестал ненавидеть. Поэтому я решила проверить на мужчинах, действительно ли я любила тебя, или ты мне нравился, потому что был первым в моей жизни.

Майлс молча жег Элизабет взглядом.

— Некоторые из них были смешны, другие — добры; благодаря кому-то я чувствовала себя красивой, но никто из них не сочетал в себе всех этих качеств. Шли недели, но, вместо того чтобы угаснуть, воспоминания о тебе становились все ярче. Вспоминая каждый твой жест, я начала сравнивать достоинства мужчин с твоими.

— Даже размер…

— Пошел ты к дьяволу! — оборвала его Элизабет. — Ни с одним из этих мужчин я не спала, и, думаю, ты, зная об этом, все же ждешь подтверждения из моих уст.

— Почему ты не затащила их в постель? Кое-кто из них пользуется большим успехом у женщин.

— Таким же, как и ты? — раздраженно спросила она. — Ты стоишь передо мной, требуя супружеской верности, а как с этим у тебя? Теперь, когда я рассказала, что у меня не было других мужчин, позволишь мне лечь в твою незапятнанную постель? Сегодня утром мне пришлось оттаскивать тебя от той торговки. Как, по-твоему, я чувствовала себя, держа на руках нашего сына и зная, что в этот самый момент ты, возможно, забавляешься в постели с одной или двумя, а может, и с несколькими женщинами?

— Несколькими! — передразнил ее Майлс, а затем, понизив голос, обольстительно прошептал: — После тебя у меня не было ни одной женщины.

Не поверив своим ушам, Элизабет решила, что неправильно расслышала.

— Не было… — широко раскрыв от удивления глаза, начала она.

— Мы с братом Рейном переехали в одно из поместий и в порыве ярости выгнали всех женщин, даже прачек. Целыми днями мы фехтовали, а ночами пили и беспрестанно бранили женщин. Рейн первым пришел в себя, увидев посланную женой дочь. Малышка Кэтрин напомнила мне о собственных детях, по которым я начал скучать. На Рождество я вернулся в дом к Гевину и Джудит… — Майлс пригладил рукой волосы. — Раньше я считал, что Гевин слишком суров со своей очаровательной женой, но я никогда не попадался на ее острый язычок. Эта женщина ни на минуту не оставляла меня в покое. Она была безжалостна. Она постоянно напоминал о нашем с тобой сыне, вздыхая, что ее сын никогда не познакомится со своим кузеном. Она даже наняла художника, чтобы тот нарисовал на внутренней стороне моего щита ангела с длинными светлыми волосами, держащего на руках маленького мальчика. Обрати внимание: на внутренней стороне моего щита! Я сказал Гевину, что, если он не примет мер, я сверну его жене шею, но Гевин так долго и от души хохотал, что я больше никогда не заикался об этом. Получив от тебя письмо, в котором говорилось о твоем страстном желании простить меня, Джудит насела на меня с новой силой. — Вспоминая былое, Майлс на какой-то миг закрыл глаза. — Джудит привлекла на помощь еще и Аликс. Аликс разродилась дюжиной песен о двух влюбленных, разлучившихся из-за глупого, тщеславного мужчины, совершенно случайно точь-в-точь похожего на меня. Однажды вечером во время трапезы Аликс начала петь в сопровождении уже двадцати двух музыкантов, рассмешив всех до такой степени, что двое из присутствующих, упав со стульев, сломали себе ребра. Аликс была на высоте.

Рассказ Майлса глубоко потряс Элизабет, она заговорила, с трудом подбирая слова:

— И что же ты сделал? Майлс, вспомнив, поморщился:

— Соблюдая полное спокойствие, я перегнулся через стол и схватил Аликс за горло.

— Нет! — воскликнула в ужасе Элизабет. — Аликс такая крохотная, такая…

— Рейн с Гевином тут же приставили к моей шее обнаженные мечи. В таком положении, намереваясь убить эту хорошенькую маленькую певчую птичку, я вдруг осознал, что со мной не все в порядке. На следующий день Джудит устроила нам встречу. — В его глазах засверкали озорные огоньки. — Встречу, на которой ты просила сэра Гая доставить тебя в ковре.

Элизабет даже не посмотрела на Майлса. Она считала, что сэр Гай на ее стороне, а, оказывается, все это время он, насмехаясь, сообщал обо всем Майлсу. С каким удовольствием эти двое, должно быть, хлопали друг друга по спине, потешаясь над ее желанием соблазнить своего собственному мужа. Что стряслось с ней, женщиной, преисполненной гордости, когда-то на краю обрыва давшей клятву никогда не подчиняться ни одному из мужчин?

— Извини, — прошептала Элизабет, проходя мимо Майлса и направляясь к Роджеру.

Заключив девушку в объятия, Майлс крепко прижал ее к себе. Заметив, что он многозначительно улыбается, Элизабет со всего размаху ударила его локтем по ребрам, услышав, как в награду, вырвавшийся у Майлса стон боли.

— Я тебя ненавижу, Монтгомери! — заорала она ему прямо в лицо. — Ты заставил меня умолять и плакать, отнял у меня мою гордость. — Она попыталась ударить его еще раз, но Майлс прижал ее руки к телу, не давая пошевелиться.

— Нет, Монтгомери, — приближая к ней губы, вымолвил Майлс. — Ты любишь меня. Ты так сильно любишь, что готова ради меня просить милостыню. Я заставил тебя рыдать от страсти, я заставил тебя плакать от любви.

— Ты унизил меня.

— Так же, как и ты меня. — Майлс все еще держал Элизабет в объятиях, а она боролась, пытаясь вырваться. — Все женщины доставались мне с легкостью, и только ты заставила меня потрудиться. Только с тобой я узнал злость, ревность и чувство собственника. Тебя подарили мне, ты моя, Элизабет, и я никогда не позволю тебе забыть это.

— Я никогда… — начала Элизабет, но Майлс прервал ее поцелуем. Как только он коснулся ее губ, она сдалась. Элизабет была не в состоянии ни спорить с ним, ни убегать от него.

Майлс слегка ослабил объятия, дав ей возможность обвить его шею руками и еще крепче прижаться.

— Никогда, никогда впредь не забывай об этом, Монтгомери, — прошептал он ей на ухо. — Ты всегда будешь принадлежать мне — в этом столетии и в следующем. Вечно!

Едва разбирая его слова, Элизабет поднялась на цыпочки, подставляя губы для поцелуя. Она и не догадывалась, как сильно ей не хватало его плоти. Он был единственным мужчиной в мире, которому она могла довериться, единственным, с кем можно было не осторожничать. Долгие годы воздержания проявились теперь в страстном, полном дикой ярости желании. Запустив руку в волосы Майлса, Элизабет притянула его голову к себе.

Раздался низкий, гортанный смех Майлса.

— Что ты там говорила о дереве? Овладеть женщиной, прислонив ее к дереву? — переспросил он.

Майлс знал, чего она ждет от него: не нежного совокупления, а чего-то яростного и звериного, под стать ее настроению. Он принялся в неистовстве срывать с Элизабет одежду, обрывая одной рукой шнуровку ее льняного нижнего белья, а другой стаскивая с себя штаны.

Элизабет не переставала осыпать его поцелуями, долгими и страстными. Прижавшись спиной к дереву, она слегка вздрогнула и впилась зубами в шею Майлса. Майлс поднял Элизабет, вскинул ее ноги себе на пояс, юбка сбилась и путалась между ними, но никому из них не пришло в голову снять одежду до конца. Поддерживая Элизабет за ягодицы, Майлс приподнял ее и с безудержной силой, сравнимой с мощью падающего якоря, опустил прямо на себя.

Вскрикнув, Элизабет уткнулась лицом в шею Майлса, лишь успевая временами глотнуть немного воздуха, в то время как Майлс своими сильными руками ритмично поднимал и опускал ее тело. Голова девушки непроизвольно откинулась назад, и она почувствовала, что готова кричать от переполнявшей ее страсти. От напряжения пот катился по лицу Майлса, и соленые капли падали на Элизабет. Ее волосы стали влажными и, разметавшись, окутали их тела.

Неистовым движением, ввергнувшим Элизабет в экстаз, Майлс прижал ее к себе и, содрогаясь, опустошал снова и снова свою разгоряченную плоть. Тело Элизабет напряглось и потонуло в волнах наслаждения, она почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза. Медленно она спустилась с небес на землю, ощущая невероятную слабость в ногах от этого напряжения, с которым сжимала бедра Майлса.

Откинувшись немного назад, чтобы взглянуть на Элизабет, Майлс нежно погладил ее влажные волосы и поцеловал в висок.

— Я люблю тебя, — ласково произнес он, а затем хитро улыбнулся. — А кроме того, ты лучшая из…

— Понимаю. — Она засмеялась. — Ты вообще-то собираешься опустить меня на землю или хочешь лишить жизни прямо у этого дерева?