41

Серафим Смерти проник в небесное царство, прозванное Механус, именно там, где хотел, через ночное небо над Замком Неусыпного Надзора, цитаделью Хельма Бдительного. Эта крепость была сама по себе небесным царством, гораздо больше любого королевства в Фаэруне. Она состояла из пяти концентрических тюремных помещений пятиугольной формы. Каждые несколько минут из-под земли доносился тяжелый глухой удар, все царство вздрагивало и поворачивалось ровно на одну пятую круга.

В самой центральной тюрьме, занимавшей еще больше места, чем весь Город Великолепия, известный своей величиной, находилась Караульная Башня Хельма. Эта башня выходила на пять сторон и поднималась на пять этажей выше любой постройки в Замке Неусыпного Надзора. Верхний этаж был надстроен стенами из стекла и окаймлен железным балконом/Внутри такого стеклянного помещения и находилась тюрьма Мистры, а Великий Страж нес дежурство снаружи, на железном балконе.

Серафим Смерти подождал, чтобы Замок Неусыпного Надзора повернулся еще на одну пятую круга и унес с собой Хельма, затем спикировал вниз и завис в воздухе на расстоянии алебарды от балконных перил. Оттуда ему хорошо была видна сквозь стеклянную стену тюрьма Мистры, больше похожая на пустой куб, нежели на черный ящик, – той части комнаты, где находилась тюрьма, словно вообще не существовало, что, в общем-то, так и было.

Снизу донесся глухой удар, и Караульная Башня повернулась еще на одну пятую круга.

Авнер перекинул на живот заплечный мешок, который с виду казался пустым, а на самом деле был набит всякой всячиной, включая несколько вещиц, выпрошенных у Келемвара. Серафим вынул из мешка три серебряных крючка и развесил их в воздухе в одну линию. После этого он пошарил на дне и ухватил краешек идеального зеркала, позаимствованного из тронного зала Келемвара. Пока он вытягивал зеркало, горловина мешка все время расширялась; оно оказалось в два раза выше его роста, но Серафим без труда достал эту громадину.

Шестеренки заскрипели, и Караульная Башня снова повернулась.

Серафим Смерти залетел за зеркало и нашел золоченую нить, которую заранее там прикрепил. Зацепив эту нить за первый серебряный крючок, он отлетел назад, освободил оставшуюся поверхность зеркала от мешковины и пропустил нить еще через два крючка. Когда дело было сделано, зеркало прочно висело в воздухе.

Караульная Башня опять повернулась.

Авнер достал из мешка маленький квадратик заговоренного стекла и прилепил его к обратной стороне зеркала, чтобы видеть все, что творится снаружи. После этого он достал магический пергамент и, свернув его конусом, начал тихо помахивать крыльями, чтобы зависнуть на одном месте. Он заставил себя дышать помедленнее, упросил собственное сердце не стучать так громко и приготовился ждать.

В глубине души Авнер вовсе не хотел менять свой удел, но его желания не имели значения. Келемвар в последнее время очень изменился, его больше не заботили судьбы смертных душ. Если Авнеру не удастся освободить Мистру и оправдаться в глазах Маска, то Повелитель Смерти наверняка подвергнет его какому-нибудь суровому наказанию, как любую другую Неверную душу.

И снова Караульная Башня со скрипом повернулась, принеся с собой Хельма, который уставился в идеальное зеркало.

– Стой!

От удивления Хельм даже не понял, что смотрит на собственное отражение. Перед ним стоял усталый человек, лысеющий длиннолицый воин с плечами, поникшими от тяжелой вселенской печали.

– Кто идет? – спросил Хельм. Серафим поднес к губам пергаментный конус и заговорил:

– Сам знаешь кто. – Казалось, что слова доносятся из зеркала, потому что воин шевелил губами вместе с Авнером, а голос его был очень похож на голос Хельма. – Если ты не можешь меня узнать, значит, слишком давно не поднимал забрала.

– Что? – возмутился бог.

Хельм Бдительный перевесился через перила и повнимательнее вгляделся в фигуру. Доспехи были совсем как у него, только потертые от времени и с множеством вмятин от тысячи проведенных битв. На щите его собственный священный знак – перчатка с крагами, а рукоять меча, висевшего на боку у этого старика, была украшена таким же огромным рубином. Тем не менее, этот рыцарь не держался гордо и величественно, как Хельм, – плечи у него сутулились, спина горбилась, он не отрывал взгляда от земли и выглядел таким же одиноким и унылым, как любой пленник, когда-либо сидевший в Караульной Башне.

Шестеренки Механуса застонали, башня повернулась и унесла с собой Хельма. Бдительный бог вернулся на балкон в виде второй аватары и только тогда понял, что смотрит на собственное отражение. Он увидел балконные перила, на которые опирался руками, увидел железный пол под ногами и стеклянную стену за спиной. Лишь одного он не увидел. Ведь Келемвар создал свое зеркало, чтобы оно отражало все, как есть в действительности, а тюрьма Мистры была сделана из ничего.

– Не может быть!

Хельм Бдительный молниеносно обернулся и невольно попятился, увидев за стеклом все тот же черный ящик. Он долго на него смотрел, потом снова повернулся к зеркалу и еще дольше разглядывал отражение. Ящика в зеркале не было.

Все это время Авнер прятался за зеркалом, ломая голову, как поступить. Он знал, что любое божество может создать несколько аватар, но почему-то предполагал, что Хельм просто сделает несколько шагов по балкону и останется перед зеркалом. Однако бог поступил иначе; когда башня повернулась, он остался на месте с помощью новой аватары, так что теперь Серафиму пришлось иметь дело не с одним, а с двумя божествами.

Замок Неусыпного Надзора содрогнулся, механизмы заскрипели, и Караульная Башня снова повернулась. На балконе возникла третья аватара Хельма. Авнер подавил стон; теперь ему оставалось только ждать.

Хельм Бдительный опять оглянулся и посмотрел в зеркало. Отражение тюрьмы Мистры по-прежнему отсутствовало.

– Что это за волшебство? – недоумевал Хельм.

– Никакого волшебства… разве что Мистра убежала. – Авнер снова заговорил в пергаментный конус, хотя теперь ему труднее удавалось изображать уверенность. – Только волшебство Мистры могло бы тебя обмануть.

Когда Хельм не ответил, Авнер тоже выдержал паузу, давая возможность Бдительному поразмышлять над неприятным выбором: либо Мистра убежала и с помощью волшебства создала образ в зеркале, либо то, что Хельм видел в зеркале, и было правдой.

Несколько секунд Неспящий Глаз раздумывал, почему его собственное отражение так сильно отличается от него самого. Он пришел к выводу, что, возможно, в зеркале отражается его истинное лицо, ибо и смертные, и боги в равной степени имели на него зуб за то, что он подчинился приказу Эо, сажая под замок своих собратьев во Времена Бедствий.

Все же Бдительному никак не верилось, что он и есть та печальная фигура, что отражалась в зеркале. Как и все смертные, почитавшие его, он принимал на веру, что те, кто выполняет свой долг, всегда будут вознаграждены. Но если он сам не получил полагающейся ему награды, то как он мог требовать от своих последователей, чтобы они продолжали в это верить?

По этой причине Хельм решил, что отражение в зеркале врет. Это его немного успокоило – значит, он по-прежнему горделивый стражник, а Мистра не покидала его башни, – но потом он вдруг вспомнил, что может означать такой обман. С одной стороны, богиня Магии никак не могла оставаться в заточении, ведь только ей под силу обмануть бога Стражей, с другой стороны, как она могла находиться где-то в другом месте, если побег осуществить невозможно? И как раз сейчас она отрезана от магической материи тюремными стенами.

Шестеренки Механуса заставили содрогнуться весь замок. Караульная Башня вновь повернулась, унося Хельма от зеркала. Он прислал на балкон четвертую аватару. Пока она продолжала наблюдать за зеркалом, три остальные аватары прошли сквозь стеклянные стены и направились к Мистриной тюрьме.

Все трое в унисон воскликнули:

– Богиня Магии!

Мистра не ответила. Все это время она внимательно прислушивалась к тому, что происходило за стенами тюрьмы, и, полагая, что Келемвар пришел ее спасти, не желала помогать своему тюремщику.

Авнер достал из котомки маленькую тень, напоминающую по форме птицу, – это было воспоминание, которое он попросил у Келемвара. Он осторожно взял птицу в ладони и выдохнул на нее, отчего она расправила крылышки и потянулась.

– Мистра! – Голос Хельма зазвучал еще более настороженно. Поднаторев в искусстве охраны, он знал, что молчание пленника может означать что угодно – не только то, что пленник убежал. – Ответь мне, богиня Магии.

Авнер раскрыл ладони, маленькая тень вспорхнула и выкрикнула слова, услышанные когда-то Келемваром из уст богини. Тогда она адресовала их двум героям, разрушившим покойницкую при Церковном кладбище: «До свидания, и скатертью дорога!»

Хельм тут же вызвал пятую аватару, которая зависла у балкона, пытаясь определить, откуда доносится голос богини, но воспоминание сразу исчезло, как только выполнило свою задачу. Три аватары, окружавшие тюрьму Мистры, вытянули мечи и приготовились заглянуть внутрь.

Авнер молился про себя, чтобы они помедлили еще несколько секунд. Дело в том, что четвертая аватара по-прежнему пялилась в зеркало, а Серафим отлично знал, что в скорости с богом ему не тягаться.

Три аватары опустились на колени рядом с черным ящиком пустоты – каждая у своей стороны.

Заскрипели шестеренки Механуса, и Караульная Башня повернулась, унося прочь четвертую аватару. Авнер увидел, что три аватары вокруг тюрьмы уже наклонились, готовясь просунуть свои головы сквозь стены. В мгновение ока Серафим вылетел из своего укрытия и оказался за спиной одной из аватар. Он с размаху пролетел сквозь стеклянную стену, передвигаясь молниеносно, и закричал:

– Сюда, Мистра!

Не успел Авнер договорить, как с балкона ворвалась четвертая аватара, намереваясь перехватить Серафима. Тому было уже не важно. Серафим по-прежнему парил в воздухе, и когда перед ним вырос Бдительный, то он наклонил голову и врезался прямо в бога

Если бы Хельм твердо стоял на ногах, держа в руках меч, то Серафим, отскочив от груди стража, тут же погиб бы от божественного оружия. Но Бдительный все еще вытягивал меч из ножен, поворачиваясь, чтобы занять удобную позицию. Отчаянная атака Авнера лишила бога равновесия, и он врезался в другую аватару.

От этого столкновения ничего не подозревающая аватара проломила тюремную стену, и Мистра сразу поняла намерения таинственного незнакомца. Она бросилась под ноги падающему стражнику и вынырнула из тюрьмы через то же самое отверстие, через которое к ней залетел надзиратель. Богиня увидела четвертую аватару Хельма, летящую спиной прямо на нее от полученного удара, и подумала, что сейчас он ее затолкает обратно в куб пустоты.

В следующее мгновение аватара исчезла, а богиня оказалась лежащей на полу рядом с покалеченным Серафимом Смерти. Мистра сразу поняла, что спасена, ибо в то мгновение, когда аватара Хельма полностью оказалась в камере. Бдительный утратил всю свою божественную силу, и его аватары исчезли. Мистра вскочила, понимая, что Тир, увидев происшедшее, призовет Эо, чтобы тот освободил Бдительного. Авнер еще не успел застонать, а она уже отослала восемь своих аватар в Фаэрун ответить на призывы своих Преданных и ликвидировать ущерб, причиненный Талосом ее Церкви. Еще одну свою сущность она послала к Келемвару в Город Мертвых и только тогда опустилась на колени рядом со своим поверженным спасителем.

– Прими мою благодарность, Авнер. – Мистра увидела, что, когда Серафим врезался в Хельма, он сломал себе шею, порвал оба крыла и раздробил плечо. Продолжая говорить, богиня начала лечить все переломы. – Я расскажу твоему хозяину, какой ты смелый, Келемвар хорошо тебя вознаградит.

Авнер покачал головой:

– Нет… Келемвар больше не… мой хозяин. Меня прислал… Маск.

– Маск? – Богиня выпрямила шею Авнера, потом приложила к ней обе ладони и направила в Серафима свою исцеляющую магию. – Не может быть. У Маска больше причин, чем у кого-либо другого, держать меня в тюрьме.

– Возможно… но он не ожидал, что я справлюсь с задачей.

Теперь, когда шея была в порядке, Серафим убедился, что говорить стало гораздо легче. Пока богиня исцеляла остальные увечья, он рассказал ей о том, что Келемвар решил заново пересмотреть все свои приговоры, вынесенные в качестве бога Смерти, а еще Авнер объяснил, каким образом Маск предоставил ему шанс стать Серафимом Воров, поручив ему невозможную задачу освободить богиню. К тому времени, когда он закончил, Мистра успела вылечить все его раны.

Они поднялись, и богиня сказала:

– Авнер, тебе не следует служить такому низкому божеству, как Маск. Я замолвлю за тебя словечко перед Келемваром, и ты останешься Серафимом Смерти.

Авнер печально покачал головой:

– Не получится, богиня. Повелитель Смерти переменился. Прежнего Келемвара больше нет, и, боюсь, даже тебе будет не под силу вернуть его обратно.

42

Брат Дьюрин повел нас через расколотые куски старых Портовых Ворот, затем свернул к берегу скользкой реки из грязи, служившей главным проспектом восстановленного города. Наступила тьма, погрузившая предместье в тени. такие же багровые, как священные одеяния Единственного. Последние каменщики и разнорабочие покинули мост, остались только коренные жители города, удивленно смотревшие на нас сквозь бойницы своих домов-крепостей. Улица воняла тиной, рыбьими кишками и прочим мусором, который туда сваливали; его накопилось столько, что копыта Халы утопали в этой жиже, пока она несла нас со Сванхилдой вперед.

Мы проехали примерно треть пути по восстановленному городу, что составило шагов сто по главной улице, когда кто-то зашипел из тени, позвав Дьюрина. Он свернул на узкую улочку между двумя зданиями и пропал в темноте. Направив Халу вслед за ним, я вспомнил о двух охранниках, сложивших головы в закоулке, где мы сегодня прятались, и по моей спине пробежал холодок. Они погибли в черте «цивилизованного», обнесенного стеной города. Здесь же, на Руинах, вряд ли сам Единственный смог бы сказать, кто там притаился за следующим углом.

В этом закоулке соглядатаем оказался Армод, служитель храма, почти такой же тощий и грязный, как Дьюрин. Армод повел нас сквозь Лабиринт Закоулков, таких темных, что я едва мог разглядеть свою руку, поднесенную к лицу, и все время, пока мы ехали, невольно думал, какое здесь отличное место для засады. Все же ничего не произошло, если не считать того, что я все время чувствовал чьи-то взгляды откуда-то сверху, и один раз нас облаяла бродячая собака, забившаяся в грязную нишу. Нам со Сванхилдой пришлось спешиться и постоять в сторонке, пока Хала пыталась закусить собачкой, но с ее короткой шеей ей было не достать до задней стенки логова, и спустя несколько минут нам было позволено снова взобраться на спину кобылы.

Когда мы выехали из лабиринта, то увидели сестру Келду, поджидающую нас у развалин какой-то стены. Она заменила Армода в качестве проводника и повела нас дальше, а мрачные цитадели восстановленного города сменились темными грудами мусора. Хала больше не хлюпала копытами, а грохотала ими, и свет от полной луны освещал наш путь мерцающим серебром.

Зловоние порта исчезло, Сванхилда, сидевшая за моей спиной, задышала спокойнее. Она наклонилась вперед и зашептала мне на ухо:

– Зачем ты приехал в Зентильскую Твердыню? Ты ведь должен знать, что «Кайринишада» здесь нет. Мы целый год рассылали письма всем важным Истинным Верующим.

– Я ничего не получал, хотя знаю об одном таком письме, посланном моему калифу.

– Так зачем все-таки ты здесь?

Я прикусил язык, не желая выкладывать правду этой женщине. Физул мог пробыть в своей башне весь день, наблюдая и прикидывая, когда мы появимся, – или кто-то мог ему донести, что мы придем с наступлением темноты, и этим кем-то вполне могла оказаться Сванхилда, как и любой другой житель Зентильской Твердыни.

– Ну? – настаивала Сванхилда.

Я бросил через плечо;

– Ты задаешь слишком много вопросов, сестра.

Сванхилда дернулась, словно от удара, но ее руки по-прежнему крепко держали меня за пояс – наверное, на тот случай, если Физул приведет в действие одну из своих ловушек.

Я украдкой бросал взгляды направо и налево, пока, наконец, до меня не дошло, что засады бояться нечего. Находясь под защитой Тира, да еще на таком скакуне, как Хала, я мог бы легко удрать, без всякого вреда для себя и своего дела. Успокоившись таким образом, я поступил по-глупому: наклонился и похлопал верную лошадку по шее.

Хала обернулась, оскалила острые зубы, и я едва успел отдернуть ногу, прежде чем она защелкнула челюсти.

– Что это с ней? – поинтересовалась Сванхилда из-за моей спины.

– Она разозлилась из-за того, что собака удрала. – Заклинание Мистры заставило меня добавить: – Или из-за того, что я отобрал у нее кость.

– Кто же из вас хозяин? – презрительно фыркнула Сванхилда. – Ты или Хала?

– А сама как думаешь? Я ведь рассказывал, ее создал Кайрик.

Келда свернула в широкий каменистый проход, который когда-то был улицей. Шагов через пятьдесят тропа заканчивалась под высокой уцелевшей стеной. Там мы и нашли остальных служителей храма. Они ждали у начала узкой траншеи с крутыми стенками, проделанной кем-то или чем-то в горе строительного мусора.

Один из братьев указал на проход:

– Уничтожитель пошел туда. Тира все еще…

– Скорее! – донесся из траншеи приглушенный голос Тиры. – Он пытается удрать!

Келда и остальные тут же бросились в траншею, но я попридержал Халу и не ринулся за ними в темноту.

– Пошла! – скомандовала Сванхилда, пиная Халу в бока.

Из глотки кобылы раздался львиный рык, и она сделала робкий шажок вперед. Я натянул поводья и остановил ее, тогда кобыла взбрыкнула, чуть не сбросив сестру Сванхилду.

– Малик! Что ты делаешь? – Сванхилда уцепилась за мой пояс и не упала. – Мне казалось, ты хотел поймать Физула!

– Я уже говорил, ты задаешь слишком много вопросов. – Магия Мистры заставила меня пояснить: – Раз я проделал такой долгий путь, то не так уж глуп. Я сразу понял, что ты готовишь мне засаду.

– Засаду? – Воистину, она очень удивилась, и я понял, насколько она поднаторела во лжи.

Из узкого прохода донеслось эхо громкого всплеска, затем от крутых стен отскочила серебряная вспышка. Кто-то вскрикнул от мучительной боли.

– Убедилась? – воскликнул я, – Я не дурак!

Служители храма орали в один голос. Траншею сотрясал неистовый рев, а когда он утих, камни в глубине осветило оранжевое мерцание.

Сванхилда отняла одну руку от моего пояса, и сразу что-то острое уткнулось мне в спину.

– Ты хотел найти Уничтожителя, и мы разыскали его. Теперь поезжай!

– Глупая женщина! Неужели ты думаешь, что я боюсь твоего ножа? – Несмотря на эти слова, я пустил Халу в траншею, так как по-прежнему не отказался от намерения выследить Физула в его логове. – Ты сама видела, как стрелы отскакивали от моей спины, когда я въехал в Зентильскую Твердыню. Меня защищает сам Тир!

– Кто? – Сванхилда ткнула в меня кинжалом, но лезвие, запутавшись в моей робе, отклонилось в сторону и даже не поцарапало меня. Сванхилда плюнула мне в шею. – Предатель! Шпион! Прихвостень Тира!

– Я? Это ты предательница! – Я оставил без внимания ее попытку убить меня.

За это время мы успели проехать половину траншеи. Если бы я наклонился в ту или иную сторону, то мог бы дотянуться до камней, уходящих ввысь так далеко, что не видно было лунного сияния. Спотыкаясь в темноте, Хала поднимала ужасный шум, но это вряд ли имело значение, ибо из дальнего конца туннеля внезапно донесся мощный рев и ужасные крики.

Я посмотрел вперед и увидел в двадцати шагах от нас внушительного человека, прижавшегося к полуразрушенной стене. От кучки преследователей его отделял низкий огонь; большинство служителей Единственного катались по земле, сбивая пламя со своих одежд, и орали как резаные.

В горле у меня пересохло от подобного героизма, но удивляться не было времени. Сванхилда соскочила с крупа Халы и приземлилась на кучу мусора позади меня.

Она опустилась на колени и возвела руки к небу:

– О Кайрик, бог из богов. Единственный и Вездесущий, услышь молитву своей служанки Сванхилды из Зентильской Твердыни.

– Нет! – Я потянул поводья, пытаясь развернуть Халу, но проход был слишком узок, чтобы быстро повернуть вспять.

– Всемогущий, – продолжала Сванхилда. – ты доверился…

Я так сильно натянул поводья, что Хала встала на дыбы и повернулась, задев передними копытами стену, отчего камни с грохотом посыпались вниз.

– …предателю! – закричала Сванхилда.

– Лживая шлюха! – Я выхватил кинжал и соскочил со спины Халы.

Не успел я коснуться земли, как с края траншеи с шипением полетела серебряная молния и ударила Сванхилду прямо в лоб. Ее голова исчезла в брызгах ослепительного огня, а я свалился на обезглавленный труп и увлек его за собой на дно траншеи. Несколько секунд я лежал поверх обезображенного тела, оглушенный настолько, что не мог шевельнуться, а лишь отчаянно мигалл, стараясь вернуть себе зрение, и задыхался от едких паров, поднимающихся из того места, где когда-то была голова Сванхилды.

– Полагаю, номер два. – Слова были произнесены таким низким и зычным голосом, что я сначала по ошибке подумал, будто их произнес Единственный, но потом до меня дошло, что этот человек говорил одним голосом, а не тысячью. – Мы не можем допустить, чтобы она призвала Безумного бога, так ведь?

Я скатился с тела Сванхилды и поднял взгляд. Говоривший стоял на вершине траншеи, очень высоко, его силуэт выделялся на фоне ночного неба. Длинные развевающиеся волосы и накидка с высоким воротником на широких плечах делали его пугающе похожим на загнанного в ловушку человека в конце туннеля.

Человек внимательно взглянул в траншею и поднял обе руки над головой:

– Вставайте! – Я думал, он обращается ко мне, но тут он добавил: – Просыпайтесь, дети мои!