Берендей

      – Да? Интересный поворот. А кто же тогда живет у тебя в душе? Откуда ты почерпнул этот образ бога? Может, это совсем другой бог, не тот, о котором пишет библия?
      – Да ну вас с вашим богом, – вставила Наташка, – давайте лучше про любовь.
      Все многозначительно посмотрели на нее и проигнорировали ее предложение.
      – Вот Булгаков как раз и нарисовал тот образ бога, который живет у меня в душе, – с торжеством поставил точку Андрей.
      – Егор, а ты как считаешь? – неожиданно спросил Виталик.
      – Что конкретно ты имеешь ввиду? – Берендей повернул голову. Он не хотел принимать участия в споре. Еще не хватало поссориться с Виталиком.
      – Булгаков бросает вызов вере или укрепляет ее?
      – Да что ты его спрашиваешь, откуда ему это знать? – едко бросил Андрей.
      Берендей пропустил его слова мимо ушей.
      – Мне трудно об этом судить. Я не верю в бога. Во всяком случае, в моей душе он не живет…
      – Как? И ты не боишься вот так прямо говорить об этом? – чуть не подпрыгнул Андрей.
      – А что, об этом уже нельзя говорить «совершенно свободно»? – поинтересовался Берендей.
      – По-моему, этим неприлично кичиться, – скривился Андрей.
      – Ты опять лезешь в бутылку, – вздохнул Берендей, – я не вижу в этом ничего неприличного, и вовсе не кичусь этим.
      – Православие – это вера наших предков, – осторожно заметил Виталик.
      – Возможно, – Берендей пожал плечами, – но я согласен с Юлькой. Православие – это церковь, а не вера.
      Юлька даже не обрадовалась тому, что он ее поддержал. Опять скуксилась и опустила голову. А как, оказывается, здорово произносить вслух ее имя…
      – Неужели тебя не трогает образ бога, нарисованный Булгаковым? – удивился Виталик.
      – Да о чем ты с ним говоришь! – фыркнул Андрей, – как он может судить о Булгакове?
      «Интересно, почему это я не могу судить о Булгакове?» – подумал Берендей. Но снова проглотил
      – А у Булгакова нет образа бога. Он рисует образ человека, – ответил он Виталику.
      – Да откуда ты знаешь, что хотел изобразить Булгаков? – не унимался Андрей.
      – Я высказываю свою точку зрения, не более, – Берендей напрягся. Опять начинается? И закончится так же как в прошлый раз – оба окажутся в дураках, и обоим будет стыдно.
      – По фильму нельзя судить о замысле автора книги, – сказал Андрей.
      – А я не смотрел фильма, – пожал плечами Берендей. Похоже, ему здесь отказывают в праве уметь читать. Это задело гораздо сильней, чем все предыдущие выпады Андрея. А главное, он совершенно не собирался доказывать обратное. Это представлялось Берендею унизительным.
      – Уж не хочешь ли ты сказать, что читал «Мастера»? – Андрей скроил презрение на лице.
      Берендей глянул на Юльку. Она молчала, но ему показалось, что она прислушивается к разговору. Он не мог проглотить это в ее присутствии.
      – Ты нарываешься, – Берендей сузил глаза.
      – Да? И что же я такого сказал? Я только спросил, читал ли ты книгу, – усмехнулся Андрей.
      – Нет, ты сказал совсем не это. Тебе объяснить, что ты сказал? – Берендей приподнялся, ему было неудобно говорить, сидя на полу, – Или ты и сам отлично понимаешь?
      – Андрюха, ты опять неправ! – констатировала Людмила. Она откровенно скучала до тех пор, пока речь шла о Булгакове, но едва начал прорисовываться конфликт, сразу навострила уши. Да и Наташа напряглась. А Юлькина мама просто старалась не мешать, только качала головой.
      – Я сказал то, что сказал, – гордо ответил Андрей, – и не понимаю, почему не могу говорить того, что думаю.
      – Лучше бы ты думал, что говоришь, – рыкнул Берендей.
      Ну почему Юлька так старательно прячет глаза? Неужели ей безразлично? Неужели он совершенно ее не интересует? Когда ему показалось, что между ними протянулась ниточка взаимной симпатии, он испугался. Но стоило этой ниточке разорваться, и он пришел в отчаянье. За столом сидят ее старые друзья, и Андрей – тоже ее старый друг. Почему она должна вставать на сторону случайного знакомого? Он всего лишь – случайный знакомый. Не более. Как жаль…
      – Ты просто ничего не можешь противопоставить моим словам, поэтому тебя это злит, – Андрей поднял голову.
      – Повтори, пожалуйста, слова, которым я должен что-то противопоставить. А то я не разобрался, – Берендей хмыкнул, – умею ли я читать? Да, умею. Что-нибудь еще?
      – Уметь читать – это очень мало, – Андрей сделал умное лицо.
      – Мне этого достаточно, – Берендей кивнул, отвернулся и сел обратно на пол, давая понять, что вопрос исчерпан.
      – Каждому – свое, – усмехнулся Андрей многозначительно, – кто-то умеет читать, кто-то писать. А кто-то и то и другое вместе.
      Ему явно хотелось продолжения. Берендей решил проигнорировать. И тут в разговор вступила Юлька:
      – Что ты лезешь к нему? Ты что, не понимаешь, что обижаешь человека? Держи при себе свой идиотский снобизм!
      В ее голосе было столько отчаянья, что Берендей на секунду поверил в то, что не является для нее случайным знакомым. Но все равно было противно, что ЕЙ приходится его защищать. И если Андрей сейчас что-нибудь Юльке ответит, Берендей точно выйдет из себя.
      – А тебе-то что? – мирно пожал плечами Андрей, – мы просто разговариваем.
      Юлька покраснела, отвернулась к стене и стиснула кулаки.
      – Мне – ничего, – тихо ответила она, как будто испугалась своих предыдущих слов.
      Зачем ей ссориться с друзьями из-за случайного знакомого? Берендей снова отвернулся к огню.
      Юлькина мама присела рядом с ним на низкую скамеечку.
      – Не доверяете? – усмехнулся Берендей.
      – Продолжай-продолжай, – усмехнулась она в ответ. И он почувствовал себя медвежонком, – не сердись на него, он просто глупый мальчишка, и не хочет видеть того, что бросается в глаза.
      – А что должно броситься ему в глаза?
      – Я люблю огонь, – вздохнула она и проигнорировала его вопрос, – конечно, котел не печка, но тоже ничего. Жарко горит. Я однажды сковородку положила прокаливаться, так она у меня вытекла оттуда.
      – Алюминиевая? – спросил Берендей.
      Она кивнула и тихонько засмеялась. Берендей подумал, что она очень похожа на Юльку. Или Юлька на нее. Они обе легко смеялись над собой. А умение смеяться над собой он приписывал только сильным и уверенным в себе людям. Наверное, потому что сам над собой смеяться не умел. Вот его отец легко над собой смеялся.
      – Ты не знаешь, что с Юлькой сегодня такое? Какая-то колючая и несчастная.
      Берендей пожал плечами. Он и сам хотел знать, что с ней такое сегодня.
      – Это хорошо, что ты был с ними в Новый год.
      Он удивленно поднял брови.
      – Они же дети совсем. А ты уже взрослый парень. Не представляю, чтобы они тут могли без тебя натворить.
      – Да нет, все было нормально. Я только котел топил. Ну, насос еще поправил, там смазка застыла.
      – Юлька сильно напилась?
      Он не смог сдержаться усмешки, вспоминая пьяную Юльку. Она была смешной и трогательной.
      – Значит, сильно. Я так и знала.
      – Знаете, она очень умная, – захотел он ее успокоить, – пока трезвая – притворяется глупышкой. А на самом деле она очень умная.
      Лицо Юлькиной мамы просветлело:
      – Это она в отца.
      На веранде громко хлопнула входная дверь. Под шумный разговор студентов никто не услышал, как к дому подъехала машина. Берендей напрягся, но не пошевелился. А вот Антонина Алексеевна поднялась, и ему тоже пришлось встать, чтобы она оказалась между ним и дверью. Мало ли чего можно ожидать от бандита-депутата.
      Дверь кухни распахнулась на всю ширину и ударилась об лестницу на веранде. Их было трое. Первым зашел человек, в котором сразу угадывался «большой босс». Он был очень высоким и толстым, поэтому спина его горделиво перегибалась назад, и получалось, что он смотрит на окружающих сверху вниз. На толстой шее сидела маленькая голова с плотно прижатыми ушами, как это бывает у боксеров. Нос был свернут на сторону и расплющен, презрительно изогнутые влажные губы гармонировали с обвисшими щеками. Только глаза – большие и яркие, под черными бровями – делали его безобразное лицо необычным и по-своему притягательным.
      Следом за ним вошел и остановился у порога седой усатый тип, полная противоположность своему «большому боссу». Он был ростом с Берендея, легок, подтянут, несмотря на далеко не юный возраст – около пятидесяти, а может, и больше. У него были маленькие и проницательные глаза. И взгляд из-под прищура резал пространство, как нож масло. Берендею показалось, что этот взгляд царапнул его лицо. Только на «большого босса» эти царапающие глаза смотрели ласково и снисходительно. Как мать смотрит на расшалившееся дитя.
      Позади маячила фигура с бочкообразной грудью и крутыми кулаками, предусмотрительно сжатыми и готовыми к бою.
      «Большой босс» зашел гордо, как к себе домой, и не поздоровался.
      – Кто здесь Людмила? – спросил он, подошел к столу и оглядел присутствующих. Прозвучало это так, как будто он добавил: «Дайте мне ее, я порву ее на куски».
      Людмила изрядно перетрусила и тихо сказала:
      – Это я.
      – Где Иван?
      – Иван уехал еще в Новый год, – промямлила она.
      – Куда он уехал? Почему он уехал?
      – Я не знаю, куда он уехал, – Людмила, наконец, взяла себя в руки, развернула плечи и гордо подняла голову, – ему здесь не понравилось.
      – Сюда он приехал с тобой? – продолжал допрашивать «большой босс».
      – Да, это я его пригласила, – теперь она говорила с достоинством королевы.
      – Как? – вдруг воскликнула Юлька и приподнялась с места, – разве…
      И тут же покраснела и закрыла лицо ладошками. И даже Берендей не понял, какая буря сейчас бушует под этими розовыми пальчиками. Только почувствовал ее смятение и испугался за нее. Потому что не знал, что происходит.
      – Если он приехал с тобой, почему ты отпустила его отсюда одного? – отчаянно выкрикнул «босс», и лицо его налилось кровью.
      – Он что, ребенок малый, что ли? – фыркнула Людмила.
      Судя по тому, как сжались кулаки «большого босса», он готов был немедленно пустить их в ход. Берендей подумал, что сейчас самое время вмешаться. Как-то нехорошо получалось – этот тип был совершенно неадекватен, одержим какой-то непонятной мыслью. Он что, думает, что его сына тут на чердаке прячут? Кто его знает, что бы он мог сделать дальше? Его спутники стояли, опустив глаза, как будто были смущены поведением хозяина.
      – Уважаемый, – Берендей слегка тронул его за плечо, – вам не кажется, что вы ведете себя несколько невежливо?
      «Большой босс» резко обернулся и впился в Берендея ненавидящим взглядом красных, воспаленных глаз. Да, пожалуй, слово «уважаемый» было чересчур ироничным для этой ситуации. Тем более, сказанное с таким презрением. Усатый полоснул пространство своим режущим взглядом, на миг задержав его на лице Берендея – ему не понравилось, что с его хозяином говорят неподобающим тоном.
      – Я буду вести себя, как захочу, понятно? – «большой босс» обнажил клыки, приподняв вверх мокрую, безвольную губу.
      – Не сомневаюсь, – Берендей качнул головой и поднял брови, – не могли бы вы захотеть вести себя в рамках приличия?
      Этот человек его раздражал. Именно раздражал. Дело не в том, что он говорил, и как себя вел, но ему хотелось грубить, может быть даже нарываться.
      – Да мне плевать на приличия! – загрохотал «босс» и сделал шаг в сторону Берендея.
      – А мне – нет, – Берендей растянул губы в улыбке.
      – Кто это такой? – «большой босс» повернулся к Людмиле и уперся пальцем Берендею в грудь. Он не стал опускаться до того, что бы спросить об этом самого Берендея. Предполагалось, что надо сделать шаг назад. Или предпринять ответное действие.
      – Это Егор, – пожав плечами, ответила Людмила.
      Взгляд «большого босса» потемнел, рука опустилась, и Берендей так и не успел придумать, что делать с его пальцем. От этого раздражение сменилось злостью.
      – И откуда здесь взялся Егор? – «большой босс» обвел присутствующих тяжелым взглядом, как бык на корриде.
      «Ну вот, – обреченно подумал Берендей, – все и выяснилось». Он почувствовал невыносимую неловкость. Он старался никогда никого не обманывать, и ничего не скрывать. Именно потому что ситуация с раскрытием обмана была бы очень болезненной для его самолюбия.
      Все промолчали.
      – Ну, Людмила, кто позвал Егора?
      – Ну, уж не я, во всяком случае! – фыркнула та.
      Юлька еще сильней прижала ладошки к лицу и опустила голову на стол. Андрей вопросительно оглядел товарищей, и смерил взглядом Берендея, с головы до ног. Остальные переглянулись, но без особого любопытства. Только Антонина Алексеевна сохранила на лице полуулыбку.
      «Большой босс» опять повернулся к Берендею, снова с отвращением приподнял верхнюю губу и спросил, брызнув слюной:
      – Ну?
      Это властное и презрительное «Ну» зацепило гораздо сильней, чем вся безвыходность сложившегося положения.
      – Не могли бы вы выражать свои мысли ясней? – Берендей тоже умел показывать зубы, и ничуть не хуже «большого босса». На этот раз его издевательская улыбка была больше похожа на оскал.
      – Я хочу знать, кто ты такой и как здесь оказался! – взревел «большой босс».
      – Вот видите, можете же, когда хотите, – усмехнулся Берендей.
      На эти его слова усатый вскинул голову и покачал головой. Недобро так. А учитывая, что перед этим он смотрел на своего хозяина, как мать на ребенка, Берендей почти не сомневался, что скоро усатый прикроет своей спиной рычащего «большого босса», и тогда начнется совсем другой разговор.
      Юлькина мама, до этого с любопытством наблюдавшая за происходящим, наверняка заметила, что добром их разговор не кончится, и поспешила Егору на выручку:
      – По какому праву вы устроили допрос моим гостям? Вы ведете себя…
      «Босс» не дал ей договорить и выплюнул ей в лицо:
      – Не лезьте не в свое дело.
      Антонина Алексеевна испугалась. Она именно испугалась, отшатнувшись от «большого босса» и прикрыв рот тыльной стороной ладони, как будто хотела защититься.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.