Любовь не ржавеет

      Предложение меня оскорбило. Я молчала, прикидывая, как пообиднее его послать, но он не дал мне рта открыть:
      - Вы ни чем не рискуете. Будете совершенно свободны в своих поступках и расскажете только то, что сами захотите.
      Баринов обезоруживающе улыбнулся:
      - Видите, Вы оказываетесь в более выгодном положении. Я уже сейчас выкладываю факты, а у Вас остается свобода выбора. Не захотите-не скажете!
      - Меня вербуют в осведомители. - мысленно усмехнулась я, однако возмущаться не спешила.
      Его предложение немедленно поделиться информацией показалось мне очень привлекательным, тем более, что сама я в дальнейшем собиралась нарушить наши договоренности без малейших угрызний совести.
      - Узнаю что, вредящее Кольке, промолчу. - решила я и согласно кивнула.
      - Значит, по рукам. - обрадовался мой предполагаемый партнер.
      Я снова кивнула.
      - Щапов работал оперуполномоченным 2-го отделения милиции. Не секрет, что некоторые опера, работающие "на земле", не брезгуют возможностью подработать. Они получают деньги с "мамок", пасущих своих проституток, облагают данью мелких торговцев в ларьках, контролируют местый рынок и держат под неусыпным надзором наркоманов. Эти опера знают все "точки" в городе и регулярно снимают с них дань. К сожалению, работа такая, что трудно провести грань между оперативной разработкой какого-нибудь барыги или наркомана и вульгарным взяточничеством. Короче, возможность поживиться для нечистоплотных сотрудников всегда имеется. Щапов был именно таким: жадным, амбициозным, нечистым на руку. Известно, что у него было несколько "дойных точек" с которых он регулярно получал деньги, а в ответ закрывал глаза на нарушения закона. Не знаю в курсе ли Вы, но у нас не только распространение наркотиков, но и их употребление является преступлением. Наркоман очень зависим и находится в постоянном конфликте с законом. Если даже он только потребляет запрещенное зелье и не совершает других преступлений, его очень легко арестовать. За одну пыль от героина на дне кармана можно загреметь в тюрьму на десять лет. Представляете, какое раздолье для нечестных сотрудников правопорядка? Достаточно обнаружить следы наркотика и наркоман у опера в руках. Только от последнего зависит, уйдет задержаный своей дорогой или отправится в тюрьму. Схема отработана и крайне проста. Оперативники отлавливают торчка, предъявляют удостоверение, ставят к стенке и обыскивают. После этого объявляют, что найден наркотик и предлагают пройти в отделение. Можете быть уверены, зелье будет найдено обязательно, потому что, если в карманах чисто, его незаметно подложит оперативник. Опытные потребители знают, что существует такса и откупаться следует прямо на улице, в момент задержания. Если арестованного доставят в отделение, проведут экспертизу, откроют дело и присвоят ему номер, то останется только один путь-на нары. Почти все задержанные это отлично понимают и в результате опера всегда возвращаются из рейда с прибытком.
      - Вы все это знаете и ничего не делаете? - возмутилась я.
      Баринов тяжело вздохнул:
      - Ваши обвинения несправедливы. Мы не сидим сложа руки и пытаемся бороться с распространением наркотиков. К сожалению, крупные дилеры, "двигающие" серьезные партии, тоже не дремлют. У них такие доходы, что они могут купить большого чиновника, который с пеной у рта будет защищать их интересы.
      - Гадость какая! - не сдержалась я
      - Согласен. Что касается нечистоплотных работников, то уличить их практически невозможно. Взять с поличным не представляется возможным, а обобранный наркоман никогда не напишет заявление, что его остановили на улице и заставили дать взятку. Иногда, не скажу, что часто, нам все же удается доказать факт вымогательства, но тут моментально возникает масса нюансов. Это и честь мундира, и корпоративные связи и элементарный преступный сговор между начальством и подчиненными. Ведь опер, получая дань, не всю её кладет в собственный карман. Он делится с начальством, а то его прикрывает. Но иногда и на нашей улице бывает праздник, когда мы, накопив достаточно компромата, все же увольняем сотрудника. Должен сказать, если бы Щапов не ушел сам, его бы уволили.
      - Но он ушел и его не тронули. - заключила я.
      Константин согласно наклонил голову:
      - Решили не выносить сор из избы. Милиции и так достается . Во всех газетах нас полощут. Решили сделать вид, что все утряслось. Паршивая овца, которая портила стадо, ушла и мы облегченно вздохнули. Но, когда он вдруг превратился в компаньона такого известного и порядочного человека, как Сипягин, я был в шоке.
      - Как такое могло случится?
      Баринов недоуменно пожал плечами:
      - Сам над этим голову ломал, но ничего придумать не смог. Денег больших у него не было, связи все мелкие, авторитета никакого. Может компромат у него имелся на Николая Яковлевича? Но тот по нашей информации абсолютно чист. Сам ни в чем не замешан. Детей у него нет. Знаете, очень часто людей ловят на проступках их непутевых отроков. Здесь не тот случай. Правда, у него есть братья... В общем, я в недоумении. Может Вам удастся узнать?
      Я неопределенно пожала плечами. Если даже я что и узнаю, докладывать в милицию не побегу.
      - Не могу сказать, что Вы выложили мне какие-то больше секреты. Все это известно из газет. А о проделках Щапова я при желании могла узнать и сама. - сухо заметила я.
      Он тихо засмеялся:
      - Не сомневаюсь, но пришлось бы потратить много времени и массу усилий. Я же поднес все на тарелочке с голубой каемочкой.
      Глава 13
      Здание городского управления внутренних дел я покинула неудовлетворенной. Из беседы с Бариновым узнала много чего интересного о Степане Щапове, вот только как из опера он превратился в совладельца крупной фирмы осталось неясным.
      Весь путь до дома я размышляла над загадкой неожиданного возвышения Щапова и причиной его гибели. Тех фактов, что сообщил Константин, было явно недостаточно для ответа на эти вопросы. Единственное, что я вынесла из разговора, было представление о характере покойного. Если верить Баринову, Степан был не сахар. Я ему поверила безоговорочно, ведь и сама успела это заметить за время нашей единственной и недолгой встречи. Честно говоря, меня совершенно не удивило, что существовали люди, питавшие к убитому глубокую неприязнь. Мне он показался крайне неприятным типом, а если к этому приплюсовать темные Степины делишки, то количество врагов моментально сильно возрастало.
      В голове мелькнула и тут же исчезла неясная мысль. Даже не мысль, а скорее туманный намек. Я попыталась ухватить его и вытащить на свет, но он не давался. Вертелся где-то в подкорке, беспокоил, но форму четкой мысли приобретать никак не хотел.
      Я, как самнабула, вышагивала по улице и глухо бормотала:
      - Делишки... делишки...темные, как ночь делишки..
      Семенившая навстречу сухонькая старушка, опасливо шарахнулась в сторону и мелко перекрестилась, а я вдруг остановилась и громко сказала:
      - Ну конечно, причина в темных делишках!
      Совершенно неожиданно все стало на свои места. До того момента, находясь под влиянием друга, я смотрела на присходящее его глазами. Николай, измотанный сыплющимися со всех сторон неприятностями, воспринял смерть компаньона как грозное предупреждение себе и запаниковал. А я, завороженная его рассуждениями, пошла у него на поводу и посчитала убийство Щапова звеном общей интриги. А все было значительно проще! Степана убили на почве личной вражды и из сугубо частных мотивов. Никакого отношения к фирме и самому Николаю эта смерть не имела. Проблему следовало разделить на две части и тогда происшедшее выглядело абсолютно иначе.
      С одной стороны имелись Колькины конкуренты по бизнесу, которым не нравилась его нахрапистость, и они решили немного осадить удачливого выскочку. В ход пошли всяческие пакости, направленные на подрыв стабильности фирмы, а потом, дабы припугнуть черезчур шустрого коллегу, в него пальнули из кустов. Брать грех на душу и убивать никто не собирался, потому стреляли один раз и не очень метко, чтоб, не дай Бог, ненароком не попасть.
      С другой стороны был некто, люто ненавидевший Щапова и воспользовавшийся удобным случаем, чтоб свести с ним счеты.
      Плохо было то, что для этой цели был выбран офис Николая. Как отлично было бы, окажись Щапов убитым в другом месте. Подозрение пало бы тех, кого он в свое время определил на нары или обобрал под угрозой ареста и мне не пришлось бы ломать голову над вопросом, кто из служащих Сипягина является убийцей. К сожалению, стреляли изнутри здания, а это не оставляло места для сомнений. Преступником был один из приглашенных на празднование дня рождения. Факт сам по себе ужасный, но беда заключалась ещё и в том, что никто из них не выглядел настоящим преступником. Все они казались обычными гражданами, пусть не с непростыми характерами и своими маленькими слабостями, но вполне добропорядочными. В их отношениях друг с другом существовали трения, время от времени между ними вспыхивали незначительные конфликты, но это ни о чем не говорило. Подобные недоразумения неизбежны, если люди давно знакомыми и тесно общаются. Короче, явных причин для убийства не наблюдалось, а тайные, которые, конечно же, имелись, раз Степана все-таки убили, оставались для меня за семью печатями. Можно до безконечности ломать себе голову, но без знания подноготной участников этой драмы, додуматься до чего-то стоящего все равно невозможно.
      На некоторое время мысли улетели в сторону и бродили далеко и от жертвы и от её убийцы, но потом опять вернулись к исходной точке. Такой уж въедливой я уродилась, если меня что занимало, выкинуть это из головы я уже не могла. Сколько раз укоряла меня мама, когда я начинала изводить себя вопросами:
      - Ну, что ты за человек? Зачем тебе это? Что ты мозги себе забиваешь проблемами, которые не имеют к тебе ровно никакого отношения? Забудь и не мучь себя.
      Я полностью соглашалась с мамой, но поделать себя не могла, поэтому снова и снова возвращалась к тому, что меня взволновало. Теперь мамы не было в живых, некому было возвратить меня из мира фантазий на грешную землю и я без помех ушла с головой в подбор подходящей кандидатуры на роль убийцы Щапова.
      Публика, собравшаяся на празднование дня рождения, была вполне добропорядочной, такая таскать в кармане оружие и без раздумий пускать его в ход привычки не имеет. Значит, если один из них все же решился на убийство, у него должны были быть для этого очень веские причины. Возможно, Степан представлял для него такую угрозу, ликвидировать которую можно было только путем физического устранения.
      Кроме того, убийца, по моиму мнению должен был иметь характер импульсивный и даже бесшабашный. Будь он человеком рассудительным и осторожным, выбрал бы другое место для покушения, рассчитав все таким образом, чтоб на него не пало ни малейшего подозрения.
      Но нужно же было с кого-то начинать! Из всех присутствующих на празднике наиболее подходящей личностью на кандидатуру убийцы мне казался Михаил. Тут сыграл свою роль и рассказ Марины Ивановны о непростом жизненном пути младшего Колькиного брата, и кража денег из кабинета и его угроза убить Щапова, которую я слышала собственными ушами. Я совсем не исключала, что где-то в прошлом их со Щаповым дорожки пересекались и у того был припасен на Мишку компромат.
      2
      Я уже подошла к свой калитке и взялась за щеколду, как сзади раздался обиженный голос:
      - Настя, что это ты идешь мимо и не здороваешься?
      Оглянувшись, увидела укоризнено глядящую на меня поверх забора Колькину мать.
      - Тетя Сима! - обрадовалась я. - А Николай сказал, Вы в деревне!
      - Правильно сказал! Месяц в деревне гостевала, а сегодня вернулась. Внуки по матери соскучились, да и самой домой захотелось.
      - Как я рада Вас видеть!
      - Ну, коль рада, так пойдем ко мне. Посидим, чаю попьем, посудачим. Расскажешь, как ты там в своей столице поживаешь.
      На веранде за большим обеденным столом рядком сидели, как когда-то мы с Колькой, двое рябятишек. Мальчику было лет шесть и выглядел он таким же крепеньким и белобрысым, как старшие Сипягины. Девочка была немного поменьше. Темненькая, хрупкая, с огромными глазами, она очень походила на Михаила. Перед каждым лежал альбом и коробка с цветными фламастерами. Загородившись локтем от сестры и высунув от чрезмерной старательности кончик языка, мальчик усердно рисовал в своем альбоме. Девочка стояла коленями на соседнем стуле, норовила заглянуть в рисунок брата и ныла на высокой ноте:
      - Ну, покажи... Ну, что ты такая вредина... покажи...
      Не успели мы ступить на веранду, как она кинулась к бабушке с жалобой:
      - Ба, он опять не хочет со мной играть! Все прячет и дразниться!
      - Господи, как я от вас устала! Ну, почему вам мирно не живется! - в сердцах воскликнула тетя Сима, легонько шлепнула по тощей попе и приказала: Марш на место! Мне с тетей поговорить надо.
      Внучка, как всякий балованный ребенок, на бабушкины слова не обратила ровно никакого внимания, уткнулась лицом ей в колени и, из-под тишка кося темным глазом в мою сторону, спросила:
      - А она кто?
      - Соседка наша. Я Настю знала ещё в те времена, когда она была такой же, как ты.
      Девочка недоверчиво хихикнула, поглубже зарылась носом в широкую бабкину юбку и, конечно, не поверила, что эта здоровая тетка была когда-то маленькой.
      - Иди, иди, не вертись под ногами. Вон, возьми альбом и карандаши, что дядя Коля тебе подарил, и порисуй. Дай спокойно поговорить с человеком. проворчала тетя Сима, но по тому, как нежно при этом гладила внучку по голове, видно было, что она её обожает.
      Девочка подбежала к столу, схватила свой альбом и сунула его мне:
      - Порисуй.
      - Что нарисовать? - расплылась я в улыбке, умиляясь детской непосредственности.
      - Кролика нарисуй. - приказала она, устраиваясь поудобнее у меня на коленях.
      В следующую минуту я осторожно прижимала к себе худенькое детское тельце и с большим вдохновением рисовала кролика. Он, к сожалению, выходил не очень красивым и чрезмерно упитанным, но зато держал в лапах огромную морковку. Юную заказчицу недостаток моего умения ни капли не смущал, она помогала советами и одобрительно подбадривала, когда я пыталась воплотить их в жизнь. Я охотно починялась её приказам, пририсовывая кролику то бант на шее, то шляпу и получала от этого не меньше удовольствия, чем ребенок.
      Это занятие не мешало, однако, вести неторопливую беседу с тетей Симой, которая примостилась напротив и с умилением глядела на нашу парочку.
      - Я смотрю, тетя Сима, у Вас все отлично. Сыновья в люди вышли, работают. - заметила я мимоходом, увлеченная прилаживанием несчастному кролику огромных сапог.
      - Твоя правда, грех жаловаться. И дети на ноги стали, и внуки появились. - охотно поддакнула соседка.
      - Трудно с молодыми жить?
      Колькина мать улыбнулась.
      - Нет! Мне с невесткой так повезло, что сама себе временами завидую. Таня у нас душевная, работящая. Как я не сопротивлялась, она все по дому на себя взяла. Говорит, Вы свое отработали, теперь моя очередь. Мне только и остается, что детьми заниматься. Правда, не легко ей приходится, она ж ещё и работает. Иной раз не утерплю, махну рукой на все запреты да и сделаю кой-чего. Уж как она тогда обижается, рассказать невозможно. - делилась тетя Сима, а глаза так и сияли от счастья.
      - Михаил помогает?
      - Когда ему? - тут же вскинулась соседка. - Он ведь до недавнего времени на двух работах трудился. У него семья, двое деток. Их прокормить надо.
      - Да? - несказанно удивилась я, ведь по моим сведениям Михаил себя работой особо не утруждал.
      Тетю Симу мое недоверие немного обидело и она принялась горячо доказывать:
      - Сама посуди! С утра и до глубокой ночи в гараже механиком трудился, а по ночам сторожем на частной автостоянке подрабатывал. Они там вместе с Таней числились, но работал он один. Жалел он Танюшу, не хотел, чтоб она ночами мучалась. Знаешь, я за младшего рада. И работящий, и жену выбрал славную, и живут душа в душу. А как Николай его к себе забрал, так и деньги появились.
      - Довольны?
      - Не знаю. - с сомнение покачала головой тетя Сима. - По деньгам, конечно, лучше и то, что каждую ночь он теперь дома, тоже хорошо. Только сдается мне, Михаил там не на месте.
      - Я тоже заметила, что с ним не все в порядке. Очень он нервный. Сама слышала, как ругался со Щаповым и даже грозился его убить. Понимаю, конечно, что кричал в запале...
      Тетя Сима меня перебила:
      - Точно, нервный. Из-за всякого пустяка вспыхивает, как порох, но оно и понятно. Михаил - механик от бога. Любую старую машину может разобрать, снова собрать и она у него будет как новенькая. Он ведь, пока в гараже работал, никогда вовремя домой не приходил, вечно задерживался. Любит с железками возиться, а его за это уважали и хозяин и клиенты. А у Кольки он чувствует себя не в своей тарелке, мается. Николай его сорвал с места, уговорил к себе перейти, а не подумал, чем брат заниматься будет. Скучно Мишке в конторе сидеть, не для него это занятие, вот и злится. Думаю, охотно вернулся бы в гараж, да старшего брата обидеть боится. Уж очень он его любит.
      - Надо же! А я слышала, у него неприятности были. Вроде ни на одной работе удержаться не мог, переходил с места на место. И все из-за своей вспыльчивости, да пристрастия к выпивке.
      - Да что ты такое говоришь, Настасья! - всполошилась соседка. - Он как вернулся из армии, устроился в гараж, так все время там и работал. Когда к Кольке собрался уходить, его не отпускали! А чтоб пил, так у нас в семье пьяниц отродясь не водилось! Будто сама не знаешь!
      - Странно все это, тетя Сима. Вы одно говорите, а я совсем другое слышала.
      - Это ей Марина, бухгалтерша наша, наплела. - раздался негромкий голос у меня за спиной.
      Я оглянулась и увидела в дверях Татьяну. Надо же, а я и не слышала, как она вошла.
      - Марина?! Нашла кого слушать, Настасья! - так и вскинулась тетя Сима. - Опять этой дряни неймется! Привязалась к нашей семье, точно репей, и льет грязь то на Гришу, то на Михаила. Только и слышу от людей, то одно она наплела, то другое придумала. Я уж и ей говорила, чтоб язык придержала, и Кольку просила её приструнить. Только он всерьез мои слова не принимает, отмахивается. Удивляюсь я ему!
      - А ты не удивляйся. Николай своими делами занят, ему до наших дрязг дела нет и, потом, про него самого она ж ничего плохого не говорит. Не потеряла еще, старая лиса, надежду свою ненаглядную доченьку за него отдать.
      - Да, что ты говоришь! Неужели, эта заполошная, о таком всерьез думать может? - замахала руками свекровь.
      - Марина не заполошная, она очень даже себе на уме. Дочку любит без памяти и мечтает к богатому пристроить. Даром, что ли, на работу в Колину фирму её притащила? Прикинула, там два богатых молодых мужика обретаются и решила, что не одного, так другого, но они с Инночкой подцепят. Поначалу Инна к Николаю клеилась, а когда ничего не получилось, со Щаповым сошлась. Только тот сам был не промах, быстро сообразил, куда ветер дует, и Инну тут же отшил. - сурово отрезала невестка.
      Разобравшись со свекровью, развернулась в мою сторону и, пронзительно глядя мне в глаза, отчеканила:
      - А Вы Марину побольше слушайте, она Вам наплетет!
      Я смущенно потупилась, а Татьяна с торжествующе продолжала:
      - Слушайте, слушайте, только Вы от неё правды не дождетесь. Она ведь и словом не обмолвилась, что её доченька в полюбовницах у Щапова ходила! И про то, что он её словно старый тапок отшвырнул, тоже не сказала! А я сама слышала, как они со Степаном у него в кабинете ссорились! И Инна ему угрожала! Кричала, что убъет, если он её бросит. А что? С неё станется! Она ведь с придурью, это каждому известно! Спросите Марину, где её ненаглядная Инночка была в момент убийства. Не скажет! А всему, что Марина про Мишу болтает, не верьте. Врет она все! Мой муж человек тихий, домашний, его кроме семьи ничего не интересует. И никаких неприятностей у него никогда не было! И Степана он не трогал! Ясно? А вот Вы перестаньте ходить по домам да всякую грязь собирать. Думаете, никто не понимает, чего добиваетесь? Сидела столько лет в Москве и ни о ком не вспоминала, а тут вдруг сорвалась и приехала. Вот она я! Жить теперь здесь буду! Тьфу! Смотреть противно!
      Татьяна возмущенно фыркнула, быстрым шагом пересекла веранду и скрылась в комнате, не забыв с возмущением громко хлопнуть дверью. Дети, притихшие на время разговора, соскочили со стульев и опрометью бросились следом за матерью. Я сидела сжавшись в комок, щеки пылали ярким цветом и чувствовала себя очень неловко.
      С Колькиной матерью я разговаривала почти как с родственницей; знала, она поймет меня правильно. С Татьяной все обстояло иначе. Мы с ней почти не были знакомы, симпатии ко мне она не питала и потому должна была подумать невесть что.
      - Как нехорошо получилось. - смущено пробормотала я.
      - Не обращай внимания. Татьяна тебя плохо знает и потому решила, что ты на Мишку нападаешь. Вот и обиделась за него! Но ты особо не переживай, она одходчивая. Завтра все забудет. А я с ней сегодня поговорю, объясню что к чему. - попыталась успокоить меня соседка.
      - Вы теперь все время дома будете? - поинтересовалась я, стоя уже в дверях.
      - Нет, опять уеду. Надо же этих огольцов на парное молоко да на свежий воздух вывезти.
      3
      Я лежала в темноте, накрывшись с головой простыней, и плакала. Слезы атились из зажмуреных глаз, ручейками стекали по щекам и шее и тонули в подушке.
      - Ну, почему у меня все получается не так, как надо?
      Между прочим, рыдала я не оттого, что меня отчитала Татьяна. Дело было в другом: я остро, до спазм в горле, завидовала. Понимала, что жизнь у Татьяны далеко не легкая и простая, а все равно завидовала. Знала, что бесконечные хлопоты, дети, муж, работа отнимают много сил и по вечерам она, наверняка, валилась с ног от усталости. Все это я отлично знала и все равно завидовала. У неё был дом, где её ценили и ждали, были дети, которые каждый день её умиляли и радовали, был муж, который её любил и была, наконец, свекровь, которая её жалела. У меня же, не знаю почему, все это отсутствовало. Ощущение одиночества стало настолько острым, что захотелось завыть. Не желая распускаться и потакать собственным слабостям, сердито одернула себя:
      - Прекрати, все не так плохо. Кое-что есть и у тебя! И ты не должна об этом забывать.
      Окрик подействовал отрезвляюще и хотя плакать я продолжала, но уже без прежнего надрыва. А вот над мыслями была не властна и они помимо моей воли потекли назад, к нашей с Романом совместной жизни.
      После свадьбы мы, по настоятельному требованию Аделаиды, поселились у них. Недолгий опыт общения с будущей свекровью подсказывал, что ничего хорошего из этого не выйдет и я пыталась объяснить это мужу. С пеной у рта доказывала, что мы взрослые люди и должны жить отдельно, но он и слышать ничего не хотел. Твердил, что не может обидеть мать. И вообще, пока он заканчивает училище, я пишу диссертацию и денег у нас нет, проще переносить тяготы быта под крылом родителей.
      Весь год я с нетерпением ждала окончания мужем училища. А весной, незадолго до выпуска, свекровь завела вдруг разговор о том, что нужно срочно звонить Ивану Ивановичу и Никодиму Никифоровичу по поводу академии. Дело происходило за завтраком, в мою сторону она демонстративно не глядела и обращалась исключительно к мужу. Однако, высказав ему все, что думала по этому вопросу, повернулась ко мне и, чеканя слова, добавила, что теперь её сыну потребуется особое внимание и усиленное питание. У меня испортилось настроение. Все это означало, что ещё три года мне предстоит жить рядом с ней и терпеть неусыпный надзор и мелочные придирки.
      Все сложилось так, как хотела Аделаида. Благодаря стараниям папы-генерала, Роман, в отличии от большинства своих товарищей по оружию, после училища не поехал в гарнизон, а вопреки всем правилам в тот же год поступил в академию. Учеба в ней далась ему, нужно прямо сказать, легко. Зубрежкой супруг себя не обременял, на экзаменах вылазил исключительно на шпаргалках, но это не помешало ему по окончании остался в Москве.
      Когда Роман поступил в академию, мы с ним проговорили всю ночь. Муж искренне не понимал, почему я не рада и что именно меня не устраивает, а на все попытки объяснить беззаботно отвечал: "Мелочи жизни. Плюнь и забудь." Под утро, когда спорить уже не было сил, я согласилась ещё немного потерпеть, а Рома клятвенно пообещал, что потом мы начнем жить самостоятельно.
      И я, дуреха, поверила пустым обещаниям. Хотя нет, не поверила, просто не нашла в себе сил расстаться с мужем. Понимала, что он человек слабый и мне не опора, но продолжала любить.
      Глава 14
      Утром я встала с постели с опухшим лицом и головной болью. Шлепая голыми ногами по полу, вяло подумала, что жара в это лето стоит необычайная. Действительно, было раннее утро, а на небе не наблюдалось ни облачка и солнце палило так, будто нечаянно спутало нашу среднюю полосу с Африкой. После бессонной ночи в душной комнате чувствовала себя раздраженной и усталой. Идти на работу настроения совершенно не было, хотелось улечься на раскладушке в тени деревьев, лениво наблюдать за игрой солнечных бликов на листьях и не думать ни о чем серьезном...особенно об убийствах и преступлениях. К сожалению, теперь я была одинокой дамой, выбравшей независимость и потому обязанной полагаться только на себя. А если принять во внимание, что впереди маячила зима, когда трат станет больше, то манкировать службой и валяться в саду было для меня непозволительной роскошью.
      Бросив последний критический взгляд в зеркало, пришла к выводу, что выгляжу отвратительно и тут же сердито нахмурилась.
      - В настоящий момент данный факт не имеет ровно никакого значения и не это должно тебя заботить. - сурово напомнила я собственному отображению и для пущей убедительности строго свела брови к переносице.
      В результет стала похожа на учительницу начальных классов, прошедшую суровую школу жизни и готовую бесстрашно войти в класс с сорока разбушевавшимися сорванцами. Чтобы закрепить этот образ убрала со лба челку и повязала голову белым с голубым узором шарфом. Еще раз посмотрела на свое отражение и пришла к выводу, что сделала это совершенно зря. Теперь стала походить на бледного худосочного подростка с огромными глазами в поллица.
      - Ну и пусть, зато голову не напечет. - разраженно пробормотала я и, чтоб больше не мучаться, быстренько выскочила на улицу.
      Вертясь перед зеркалом, сама не заметила, как потратила потратила массу времени, поэтому на работу явилась запыхавшаяся и позже обычного. Прихватив у охранника газеты, вихрем ворвалась в приемную и только тут вспомнила, что Николая не будет весь день. Он ещё накануне предупреждал, что поедет на объекты и на работе не появится. Я с облегчением опустилась на стул и выпустила воздух через плотно стиснутые зубы. Не то чтобы боялась получить нахлобучку за опоздание. Чего бояться, если своего начальника иначе, как друга детства, не воспринимала? Тут дело было в другом. С ранних лет я отличалась дисциплинированностью, а годы педагогической деятельности развили во мне эту черту ещё больше, можно сказать, довели её почти до абсурда. Пунктуальность стала особенностью моего характера. Я терпеть не могу опаздывать, от этого у меня на весь день портится настроение, причем никакого значения не имеет, опоздала ли я на работу или просто на встречу с подругой.
      Я успела напечатать несколько писем, позвонить в редакцию местной газеты и договориться о размещении нашей рекламы на продажу квартир в новом доме, когда в здании началась суета и хождение. До этого я никогда не работала в подобных конторах и представления не имела о царящих в них порядках. Меня удивляло с какой скоростью сотрудники узнавали о том, что начальство отсутствует. Стоило Николаю уехать, как весть об этом моментально разносилась по кабинетам и тихие до того коридоры вдруг наполнялись людьми. Мужчины толпились на крыльце и курили, женщины суетливо сновали из комнаты в комнату и ни один человек не работал. Вот и теперь в приемную заглянула разбитного вида девица, которую я уже мельком встречала на втором этаже, и бойко поинтересовалась, не найдется ли у меня сигареты. Получив отрицательный ответ, скрылась так же внезапно, как и появилась.
      Закончив подшивать бумаги в папку "Входящие", я поставила её в шкаф, с шумом захлопнула дверцы и вышла в коридор. Дневной охранник сидел на своем месте у входа и явно скучал. Газета, которую он держал перед собой, судя по всему его не особо интересовала и читал он её только оттого, что больше заняться было нечем.
      - Если не ошибаюсь, именно Вы дежурили в день убийства. - сказала я, останавливаясь против него.
      Охранник опустил газету на колени и в полных сонной лени глазах промелькнула искра интереса.
      - Точно. В тот день моя очередь была. - охотно откликнулся он.
      - А вечер, когда все произошло, хорошо помните?
      - Еще бы! Никогда такого не ожидал. Солидная фирма, приличные люди и вдруг-убийство!
      - Не скажете, где Вы находились, когда все гости Николая Яковлевича собрались в столовой?
      Он пожал плечами:
      - Здесь и был. Татьяна вынесла мне поесть, я сидел и ужинал.
      - Значит, видели, как из зала выбежала Инна?
      - В как же? Конечно! Еще удивился, что это могло её так расстроить. Вообще-то, она девушка впечатлительная и часто ходит грустная. Бывали у неё и глаза заплаканные.... но это давно, весной еще. Но такой никогда её не видел. Вылетела, слезами захлебывается, заскочила в туалет и там закрылась.
      - Марина Ивановна тоже туда пошла?
      - Нет, бухгалтерша вышла на крыльцо, постояла немного и вернулась в зал. Она не видела, куда дочка делась, а я говорить не стал. Чего лезть, когда не спрашивают? Тем более, Марина женщина резкая, можно ненароком и на грубость нарваться.
      - Когда Инна покинула туалет, куда пошла?
      Он пожал плечами:
      - Вот этого не знаю. Я уже поел и вышел на улицу покурить. Оказалось, у меня сигареты кончились, прошел до углового магазина, купил пачку. А когда вернулся, поднялась суматоха с убийством, тут я вообщее про Инну забыл.
      - Ясно. Спасибо за информацию. - кивнула я, а он вдруг спохватился: