"Он заядлый курильщик и, значит, лишняя трубка ему не помешает. А кроме того, он их коллекционирует. У него в кабинете целая выставка этих трубок." - горячо убеждала она меня.
      Я спорить не стала. Во - первых, здорово устала от этих дебатов, во-вторых, считала, что она, как близкая родственница, лучше меня знает, что именно нужно её деду.
      Мы с подружкой в трубках ровным счетом ничего не понимали, поэтому Лариска отправилась в магазин "Подарки", который считался самым дорогим в городе и где имелся специальный отдел, торгующий принадлежностями для курящих мужчин. После долгих и изнурительных консультаций, в результате которых продавец приобрел несколько дополнительных седых волос, подружка в конце концов остановила свой выбор на трубке из вишневого дерева.
      И вот теперь именно эту трубку, упакованную в красивый футляр, она и презентовала дорогому имениннику. Наш подарок был принят очень благосклонно. Генрих Иванович расцвел в довольной улыбке, нежно поцеловал Лариске щечку, мне галантно облобызал ручку и широким жестом пригласил всех гостей в столовую.
      Когда все расселись, оказалось, что мы с Лариской сидим друг против друга. Подружка весело подмигнула мне через стол и принялась бодро загружать свою тарелку всеми находящимися в досягаемой близости деликатесами. По её довольному виду было понятно, что наличие большого количества еды, да ещё такой вкусной, подружку здорово радует. А дело было в том, что хоть обед я и приготовила, но ел его один Сева. Коварная же Лариска решила воспользоваться беззащитностью своего жующего возлюбленного и высказать ему все, что она думает о его поведении. Лариска все рассчитала правильно. Голодный Сева налегал на еду, рот его был занят и потому дать достойный ответ он не смог. В результате оказалось, что во всем виноват именно Сева, ему пришлось извиниться и они с Лариской помирились. Что касается меня, я просто решила не перебивать себе аппетит и поэтому от обеда отказалась.
      И вот теперь изголодавшаяся Лариска, которая всегда была не прочь покушать, с упоением отдавалась любимому занятию. Остальные гости от неё не отставали, тем более, что первый тост за здоровье имениника уже выпили и аппетит от этого только прибавился. Все склонились над тарелками и дружно занялись закусками. За первым тостом последовал второй, а потом незамедлительно и третий. Виновник торжества лучился радостью, гости осоловело улыбались и вели неторопливый разговор. Мы с Лариской тоже немного сомлели от обильной еды и нескольких выпитых рюмок и потому потеряли бдительность. Только этим можно объяснить, почему на традиционный вопрос Генриха Ивановича:
      "Ну, как там твоя диссертация движется?"
      Внучка вдруг откровенно ляпнула:
      "Никак не движется! Чтоб она в преисподнюю провалилась!"
      После такого смелого заявления Генрих Иванович несколько опешил, гости перестали разговаривать и разом повернулись к Лариске, а я вжалась в спинку стула и мысленно молила Ларку больше не открывать рта. Она моей мольбы не услышала и продолжала откровенничать:
      "У меня эта диссертация уже в печенках сидит! Как подумаю, сколько с ней ещё возиться, так и хочется бросить!"
      После легкого замешательства Генриху Ивановичу все - таки удалось взять себя в руки и он с надеждой спросил:
      - Ты себя плохо чувствуешь?
      Лариска подсказкой не воспользовалась и решительно отмахнулась:
      "Нормально я себя чувствую! А если бы не эта диссертация, так и вообщее бы прекрасно!"
      Такого Генрих Иванович вынести не смог и потому осуждающе покачал головой:
      "Ты, Лариса, переутомилась! Последнее время ты слишком много работаешь! Мы купим тебе путевку! Съездишь, отдохнешь! А о сроках защиты не беспокойся! Я договорюсь, ваш ученый секретарь-мой хороший знакомый."
      Лариске упрямства было не занимать, что она немедленно и доказала:
      "Не поеду я никуда! Я тебе уже сто раз говорила!"
      Тут уж вмешалась Танюшка, которая с тревогой прислушивалась к разговору с той самой минуты, как услыхала, что внучка переутомилась:
      "Ларочка, почему ты не хочешь послушаться Генриха Ивановича? Он дело говорит!"
      Но Лариска в тот день точно была не в себе, иначе она не сболтнула бы такое:
      "Да не могу я, бабуля, уехать и Ирку одну в беде бросить!"
      "Ну, все, приехали!" - сокрушенно подумала я. - "Дорогой дедуля не пропустит такое заявление мимо своих бдительных ушей!"
      И точно! Генрих Иванович среагировал моментально:
      "О какой беде ты говоришь? Что там ещё у Иры приключилось?"
      Тут Лариска, наконец, опомнилась, сообразила, что несет что-то не то и попыталась неловко вывернуться:
      "Да, ничего у неё не случилось! Это я неправильно выразилась. Я хотела сказать, что у неё нет такого щедрого дедушки, как ты, и поэтому она не сможет поехать отдыхать. Разве это не беда?"
      Генрих Иванович на Ларискину грубую лесть не купился. Глаза его превратились в две маленькие холодные льдинки. Он послал мне мимолетный, полный неприязни взгляд и, чеканя каждое слово, сказал:
      "Прекрасно, что ты так заботишься об Ирине! Друзья-это хорошо, но в первую очередь тебе следует подумать о себе."
      Тут с другого конца стола раздался удивленный голос Ларкиной бабушки:
      "Илья, что ты такое говоришь?"
      Генрих Иванович перевел взгляд на Танюшку и раздраженно ответил:
      "Я все правильно говорю! Она слишком увлеклась чужими делами. Ее вечно нет на месте, она где-то носится вместо того, что б сидеть и писать диссертацию. В результате, работа не сделана и она сама не своя!"
      Неизвестно, чем бы закончился этот спор, но тут в кабинете зазвенел телефон. Генрих Иванович встал и молча вышел из комнаты. За столом повисло неловкое молчание.
      Чтобы разрядить обстановку, Танюшка предложила перейти в гостиную и пить чай там. Все с энтузиазмом согласились, дружно поднялись из-за стола и толпой двинулись в соседнюю комнату. Там, на низком кофейном столе уже был выставлен огромный именинный торт в окружении блюд со всевозможными пирожными. Торт резать в отсутствии виновника торжества не стали, а вот на пирожные гости набросились так, будто с утра крошки съестного во рту не держали. Через пятнадцать минут на блюдах ни осталось ни одного, самого завалящего пирожного. Пришлось нам с Лариской отправиться на кухню и принести новую порцию. С ней расправились так же быстро, как и с первыми, и теперь все взгляды были прикованы к праздничному торту. Мы с Лариской не были исключением, уж нам - то хорошо было известно, какими вкусными тортами потчуют в этом доме своих гостей. Правда, никто из присутствующих, боясь показаться невежливым, не решился предложить его разрезать не дожидаясь виновника торжества. Смирившись с тем, что придется немного повременить с получением вожделенного куска, все мы уютно устроились в мягких креслах с чашками в руках и принялись тихонько болтать в ожидании хозяина. Постепенно неприятный осадок от разговора в столовой сошел на нет, вот только Танюшка была не в своей тарелке и время от времени тревожно поглядывала на дверь кабинета. Наконец, она не выдержала и тихонько попросила меня:
      "Сходи заГенрихом Ивановичем. Что-то он долго не идет, в конце концов это становится неприличным. Его гости ждут!"
      Я согласно кивнула и пошла к двери, за которой скрылся юбиляр. Как оказалось, она вела не в кабинет, а в небольшой коридорчик, в конце которого находилась ещё одна дверь. Она была слегка приоткрыта и из-за неё доносился голос хозяина. Не желая мешать ему, я сначала замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась у порога, пережидая, когда он закончит разговор.
      Сквозь неплотно притворенную дверь мне была видна часть комнаты и хозяин, стоящий у письменного стола спиной ко мне. Одной рукой он держал телефонную трубку, другой нетерпеливо постукивал поспинке кресла. Кабинет был полон света, свободно падающего через два высоких окна. Предзакатные лучи солнца щедро заливали комнату, веселыми зайчиками играли на гранях письменного прибора, отражались в стеклах шкафов с книгами. В этой светлой комнате массивная, плотно сбитая фигура хозяина в парадном черном костюме выглядела инородным телом.
      Генрих Иванович говорил так громко и раздраженно, что я, стоя за дверью, невольно слышала каждое слово:
      "Не пори горячки! Ты и так своими необдуманными действиями создала нам массу неприятностей! Если бы не ты, у нас было бы намного меньше проблем!"
      Похоже, собеседница на том конце провода с ним согласна не была и в ответ разразилась пространной тирадой. Сначала он её терпеливо слушал, потом не выдержал и перебил:
      "Я сказал тебе, что все будет нормально! А ты прекрасно знаешь, что я всегда держу свое слово. Перестань психовать! Я контролирую ситуацию!"
      Упрямая собеседница заверениям Генриха Ивановича не поверила и начала доказывать что-то свое. Ее слова вызвали у хозяина приступ яростного раздражения, он не выдержал и сорвался на крик:
      "Да получишь ты свои деньги! Получишь! Кстати, ты их и так уже получила не мало. И впредь будешь получать, если прекратишь заниматься самодеятельностью! И, пожалуйста, не спорь со мной! Ты знаешь, я этого не терплю! Делай, что приказано!"
      Тут собеседница сказала что-то такое, от чего он задохнулся, затрясся от гнева и, перейдя на хриплый шепот, просипел:
      "А вот это ты зря! Угрожать мне не советую! Можешь крепко пожалеть! Я ведь о тебе достаточно знаю! Одна история с мужем чего стоит!"
      Тут он, не иначе как спиной, почувствовал присутствие постороннего и резко развернулся в мою сторону. Рука его попрежнему крепко сжимала телефонную трубку из которой неслись звуки пронзительного женского голоса. Мы были знакомы с ним несколько лет. Не могу сказать, что знала его очень хорошо, но ни разу за все это время я не видела у него такого лица. Куда-то исчезло обычное для Генриха Ивановича выражение мягкости и добродушной иронии, лицевые мускулы затвердели, отчего черты лица заострились и в них проступило что-то злобное. Целую минуту он смотрел на меня, пытаясь понять, откуда это я взялась. Потом пролаял в трубку:
      "Все! Пока! Мне надо идти!" - бросил её на рычаг и раздраженно поинтересовался:
      "Что Вы тут делаете, Ира?"
      Я была так изумлена и растеряна, что вразумительный ответ смогла дать только со второй попытки:
      "Танюшка... Танюшка послала меня за Вами... Гости заждались... пора резать торт."
      Генрих Иванович обладал железной волей. Пока я, спотыкаясь на каждом слове, пыталась объяснить причину моего появления в его святая святых, он сумел взять себя в руки. Лицо приобрело привычное расслабленно-ироничное выражение, а в голосе опять зазвучали бархатные нотки:
      "Ах да, конечно! Как это я забыл!"
      С неожиданной для своей массивной комплекции живостью он в несколько шагов преодолел расстояние от стола до двери, подхватил меня под руку и повлек по коридору прочь от кабинета. При этом он не замолкал ни на минуту, будто старался словесным потоком стереть в моей памяти давишний разговор:
      "Не хорошо, конечно, заставлять ждать себя, но все дела, Ирочка, дела! Сами видите, даже в праздник покоя нет! Вот клиентка позвонила! У неё неприятности, она беспокоится, а я вынужден оставить гостей и утешать её."
      Тут он прервал свой монолог и неожиданно поинтересовался:
      "И долго Вы там стояли?"
      Я глянула в его глаза под припухшими веками и невольно поежилась, уж очень испытающе и крайне недоверчиво глядели они на меня. Сознаваться, что я невольно подслушала частный разговор, не предназначавшийся для моих ушей, было крайне неудобно и я яростно замотала головой:
      "Нет, я только подошла!"
      Генрих Иванович приобнял меня за плечи, мягко улыбнулся и проворковал:
      "Ну, что ж пойдемте! Пойдемте! Порадуем гостей!"
      Но глаза его при этом не улыбались и смотрели на меня с большой задумчивостью.
      Когда мы появились в гостиной, измаявшиеся в ожидании фирменного угощения гости, приветствовали нас радостными возгласами. Всеобщее внимание тут же переключилось на Танюшку, которая с появлением мужа незамедлительно принялась резать торт на куски, поэтому никто не заметил моего смятения. Только глазастая Лариска уловила что-то неладное и бочком протиснулась в мою сторону. Пристроившись за моим плечом, он жарко задышала мне в ухо:
      "Ты в порядке?"
      Я кивнула и шепотом ответила:
      "Давай быстро сматываться отсюда!"
      На Ларискином лице появилось выражение, которое мне и объяснять не нужно было: подружка с места не сдвинется, пока не съест свой законный кусок. Я обреченно вздохнула и прошипела:
      "Ешь быстро свой торт и поехали."
      Лариска поспешила за вожделенным угощением, а я уселась в углу дивана и попыталась разобраться в собственных мыслях.
      В освещенной ярким светом, полной смеющихся людей комнате мой испуг вдруг показался мне нелепым. В голову пришла мысль, что в сущности ничего ужасного в кабинете не произошло. Действительно, хозяин несколько раздраженно говорил по телефону, но если это была навязчивая и бестолковая клиентка, то понять его было можно. А те несколько фраз в разговоре, которые показались мне подозрительными, наверное имели вполне невинный смысл. Просто я не слыхала, что говорилось на другом конце провода, вот эти обрывки разговора и показались мне странными. А злобное выражение его лица, которое в сущности и испугало меня, легко объяснялось моим живым воображением и обостренной мнительностью. В последнее время я здорово устала от подозрительных типов, которые в большом количестве встречались на моем пути, мне от них, можно сказать, проходу не было и поэтому ужасно не хотелось к уже имеющимся в наличие подозреваемым добавлять новую личность. В результате, к тому моменту, когда Лариска, наконец, вернулась ко мне, мне удалось полностью успокоить себя. Я решила, что Генрих Иванович, конечно, не самый приятный человек, но в подозреваемые все же я записывать его не буду.
      Конечно, одним куском торта Ларка не ограничилась. За ним последовал второй кусок и чашка чая. Чай помог проглоченному торту благополучно разместиться в Ларкином желудке и это навело подружку на мысль, что она может вполне успешно одолеть и третий кусок. Если даже эта мысли и показалась Ларке вздорной, она, тем ни менее не стала упрямиться и покорно пошла за добавкой. Потом ей захотелось выпить ещё одну чашку чая, что после трех приторных кусков теста было не удивительно. Чай подействовал на подружку благотворно и она, полная благодушия, примостилась рядом со мной на диване. К этому моменту с тортом было покончено и гости дружно засобирались домой. Мы все шумной толпой вывалили на улицу, тепло распрощались с хозяевами, загрузились в машины и отбыли. Не успели мы выехать за ворота, как Лариска свернулась калачиком на заднем сидении и мирно задремала. Мне это было только на руку, так как давало возможность спокойно обдумать мероприятие, которым я твердо намеревалась заняться этой ночью.
      Глава 24
      Я ехала по ночной улице и вглядывалась в номера домов. Дом Светкиного любовника оказался именно таким, как его описала Лариска: богатым, двухэтажным, с черепичной крышей. Памятуя о любопытном старичке в доме напротив, я не стала притормаживать, а медленно проехала дальше и свернула за угол, решив объехать квартал и осмотреть подходы к дому с тыла. Мне казалось, что с заднего двора будет легче пробраться к дому и оказалась права. Весь участок позади дома занимал сад, от улицы его отделял лишь невысокий забор, перелезть через который труда не составляло.
      Я легко перемахнула через него и направилась к дому, подсвечивая на ходу фонарем. Опасений столкнуться с кем-то у меня не было: Светка говорила, что Михаил Петрович жил один.
      С окнами первого этажа мне не повезло, они были плотно закрыты, лезть на второй этаж я не решилась (навыков не хватало, да и смысла не видела.), поэтому я занялась исследованием цокольного этажа. Тут мне улыбнулась удача: со стороны сада подвал имел два окна. Правда, они оказались закрыты, но я была готова к такому повороту событий и прихватила кое-что из дома. Натянув тонкие кожаные перчатки, я достала моток широкого скотча, наклеила его крест на крест на окно, хорошенько примерилась и саданула со всего размаха кулаком: стекло с тихим звоном раскололось на куски. Я осторожно извлекла острые осколки, нащупала защелку и створки распахнулись. Сунув голову внутрь, я сделала попытку разглядеть помещение, в которое так бесцеремонно вломилась, но подвал был огромным, тонул в темноте и в слабом свете фонарика мне удалось увидеть только кусок цементного пола. Расстояние до него казалось не очень большим, другого пути проникнуть в дом у меня не было и я решила рискнуть. Фонарь я спрятала в нагрудный карман, сама легла на живот и стала осторожно сползать через оконный проем вниз, а так как спускалась я ногами вперед, то в какой-то момент мне пришлось ухватиться за край оконной рамы и повиснуть на руках. Нужно прямо сказать, что ощущение было не из приятных, мерещилось, что в подвале кто-то есть и вот сейчас он схватит меня за ноги, а я, подобно связке сосисок беспомощно болтающаяся на стене, не смогу оказать ему никакого сопротивления. В какой - то момент мне вдруг захотелось плюнуть на все, выскочить наружу и дать деру. Но, к сожалению, осуществить эту задумку я уже не могла по той простой причине, что подтянуть свое тело на руках и протиснуть его в узкое окно было выше моих физических способностей. Поэтому, потосковав немного и здраво оценив свои шансы на немедленное возвращение, я, наконец, решилась, разжала пальцы и упала вниз.
      Хотя до пола было не так уж и далеко, ударилась я здорово, аж дух захватило. Первые несколько минут мне было худо, но потом, посидев немного, я пришла в себя и решила осмотреться. Луч фонаря выхватывал из темноты полки, заставленные банками с соленьями, какие-то коробки, велосипед в чехле. Ясно было, что я свалилась в кладовку, искать там смысла не было, поэтому я покинула помещение и по винтовой лестнице поднялась на первый этаж. В результате, я оказалась в длинном коридоре с несколькими дверями, которые вели в кухню, столовую и гостиную. Я не была грабителем и материальные ценности меня не привлекали, а того, что меня действительно интересовало, там не было, и я отправилась на второй этаж. Он имел ту же планировку, что и первый, и за ближайшей дверью, куда я заглянула, находилась спальня с огромным гардеробом, плотно забитым одеждой. Все вещи были тщательно упакованы в целлофановые пакеты, обувь выстроилась ровными рядами, дисциплинированно повернувшись носами в одну сторону, а свитера, шарфы и перчатки аккуратно размещались на полках. Бегло осмотрев комнату и подивившись педантизму владельца дома, я двинулась дальше и скоро нашла именно то, что искала: кабинет хозяина.
      Задернув плотные шторы на окнах, я включила настольную лампу и внимательно огляделась вокруг. Кабинет был небольшим, в нем поместилась только тахта, два книжных шкафа и письменный стол, к которому я прямиком и направилась. По личному опыту знаю, что все важные документы люди хранят в ящиках письменного стола, если таковой имеется.
      Михаил Петрович был аккуратистом, он не выбрасывал ни одной бумажки. Ящики были забиты старыми квитанциями, пачками писем, оплаченными телефонными счетами. Весь этот хлам был разложен на стопочки и перетянут резиночками. Самое интересное лежало в нижнем ящике стола: абонентные книжки по коммунальным платежам, документы на покупку дома и диплом, который был выдан Малафееву Михаилу Петровичу Московским институтом народного хозяйства им. Г. В. Плеханова в 1974 году, когда он успешно закончил его и получил специальность бухгалтера. Господи, ещё один бухгалтер! Хотя, чему тут удивляться, у нас в стране каждый второй, если не менеджер, значит бухгалтер. Дом был куплен недавно и, хотя сумма в купчей была проставлена скромная, я была уверена, что покойный за него отвалил немало, причем, в зеленых. Больше ничего интересного в столе не было и я двинулась к шкафам. Там стояли книги по бухучету и какие-то инструкции, но на них я не обратила внимания. Меня заинтересовали ряды папок, выстроившиеся на полках. Пролистала парочку и стало ясно, что это копии балансовых отчетов предприятий, на которых трудился господин Малафеев последнее время. Как видно, он отличался необыкновенным трудолюбием, так как работал бухгалтером одновременно в нескольких фирмах, причем одной из этих фирм был "Партнер, чьи квартальные и годовые балансы, подписанные директором Володарским В. В. и главным бухгалтером Малафеевым М. П. были собраны в отдельных папках. Я покопалась ещё немного, больше ничего интересного не нашла и, решив, что могу покинуть кабинет, вернула папки с отчетами на место, погасила настольную лампу и вышла из комнаты.
      Возвращаться я собиралась прежним путем, то есть через подвал, прикинув, что если подставить под окно ящики, которые валялись в подвале и стать на них, то можно будет легко дотянуться до окна и выбраться наружу. Из осторожности фонарь решила не включать и потому остановилась на пороге кабинета, ожидая, когда глаза привыкнут к темноте. Через несколько минут я обрела способность различать очертания коридора и осторожно двинулась вдоль стены. Благополучно достигнув винтовой лестницы, я стала медленно спускаться вниз, стараясь не оступиться в темноте и не сломать себе нечаянно ногу на крутых ступенях, Я уже почти достигла первого этажа, как вдруг заметила свет в дальнем конце коридора. Похоже, там кто-то ходил, осторожно подсвечивая себе фонариком и то, что человек на том конце не включил верхнее освещение, подсказало мне, что он находится в доме на таких же птичьих правах, что и я. Я сообразила, что встреча с ним мне ничего хорошего не сулит и приготовилась бежать вверх по лестнице, при первых же признаках опасности. Конечно, можно было бы попробовать незаметно спуститься в подвал, а там через окно выбраться в сад и удрать. Однако, для этого пришлось бы притащить и подставить под окно ящики, а без шума это сделать было невозможно. Шум же обязательно привлек бы внимание незнакомца, он мог спуститься вниз и проверить в чем там дело и, в результате, я оказалась бы в ловушке: из подвала мне было не убежать. Кроме того, существовала опасность столкновения в подвале с напарником того, кто в данный момент бродил по коридору. Я ведь не знала, сколько человек и каким путем пробралось в дом, может их было двое и лезли они в дом, как и я, через подвальное окно. Взвесив все доводы за отступление этим путем, я отбросила их, как неконструктивные, и решила в случае опасности бежать на второй этаж. О том, что я буду делать на этом втором этаже, я пока старалась не думать, что б полностью не деморализовывать себя ненужными страхами.
      Я затаилась на лестнице и принялась внимательно следить за перемещениями яркого лучика в конце коридора. Что касается меня самой, то я не боялась, быть замеченной. При задернутых шторах и той темноте, что царила в коридоре, различить меня в моей темной одежде было практически невозможно. Между тем, луч света на том конце коридора вильнул в сторону и внезапно исчез, а я сообразила, что незнакомец зашел в одну из комнат. Пробыл он там не долго и это навело меня на мысль, что он не грабитель, иначе задержался бы в гостиной подольше и занялся упаковкой ценных вещей. Светлое пятно появилось вновь и медленно поползло в мою сторону. Когда оно придвинулось достаточно близко, я решила, что оставаться внизу становится опасно и осторожно заскользила вверх. Добравшись до верхней ступени, я замерла, настороженно вглядываясь вниз и высматривая, когда свет появится у основания лестницы, чтобы вовремя кинуться прочь. Однако на первом этаже все было спокойно, видимо, неизвестный решил проверить ещё и кухню и потому немного подзадержался. Наконец, луч достиг основания лесницы и я, не ожидая, когда он начнет подниматься по ступеням, огромными шагами, стараясь ступать на носочки и не шуметь, кинулась в глубь коридора. Легкой тенью я пронеслась мимо двери в спальню, миновала дверь в кабинет и, наконец, достигла массивного шкафа, стоящего у стены рядом с кабинетом. Я его заметила ещё в прошлый раз, но не думала, что он может мне пригодиться, теперь же, быстро заскочив за шкаф, вжалась спиной в стену и замерла, чутко прислушиваясь к звукам в коридоре. Положение у меня было аховое! Если ночной визитер ограничится только осмотром кабинета, то меня он не заметит, но если ему придет в голову мысль пройти дальше по коридору, то это укрытие меня не спасет. Я опять прислушалась, но, как ни страннно, не различила звука приближающихся шагов. Нет, абсолютной тишины тоже не было, кое-какие звуки раздавались и неслись они со стороны лестницы, но ко мне не приближались и понять их происхождение я не могла. Неизвестность меня страшно угнетала, потомившись немного, я набралась храбрости и осторожно выглянула из-за своего шкафа.
      Темноту прорезала узкая полоса света и падала она из неплотно прикрытой двери, располагавшейся прямо возле лестницы. Я заглядывала в нее, когда осматривала дом в прошлый раз, но ничего интересного там не углядела: маленькая комнатенка, в которой хозяин хранил метлы, швабры, пылесос и старую одежду. Но, оказывается, неизвестный все-таки нашел там что-то интересное, раз так усердно копошился в ней. Я подождала немного, надеясь, что он быстренько все осмотрит и выйдет, но он возился подозрительно долго и выходить не собирался. Конечно, именно в этот момент, когда неизвестный был занят осмотром чулана, я вполне могла бы попытаться сбежать. Но такая мысль даже не пришла мне в голову, меня разбирало жуткое любопытство, очень хотелось узнать, что за визитер просетил дом, хотя что-то мне подсказывало, что это скорее всего один из охотников за документами.
      Человек продолжал копаться в комнате, покидать её не торопился и мое терпение лопнуло. Я сказала себе, что стоять тут можно до посинения и толку от этого не будет, значит надо пойти и проверить, что там делается. Выйдя из своего укрытия, я на цыпочках прокралась вдоль стены, подобралась к приоткрытой двери и осторожно заглянула в щель.
      Щель была узкая и мне была видна была только часть стены, но и этого было вполне достаточно, ведь прямо перед собой я увидела дверцу сейфа. Перед ней, спиной ко мне, стоял человек и, хотя лица его видно не было, по фигуре было ясно, что это молодой, физически крепкий парень. На полу у его ног были свалены в кучу старые куртки, плащи, потертая дубленка. Я мысленно выругала себя последними словами за невнимательность и верхоглядство. Ведь я заглядывала сюда в прошлый раз, но мне и в голову не пришло, что под этими аккуратно развешенными на гвоздиках вещами может что-то скрываться.
      Ночной же гость мимо не прошел, обнаружил сейф и теперь пытался открыть его. Ежеминутно сверяясь с зажатой в левой руке бумажкой, он осторожно крутил круглую ручку, отсчитывая вслух количество щелчков:
      ".. два вправо, четыре влево, шесть вправо."
      Неожиданно раздался более громкий щелчок, дверца распахнулась и моим глазам предстала внутренность бронированной коробки, разделенной пополам полкой и забитой до отказа деньгами. Незнакомец издал нервный вздох, запустил руку внутрь и стал быстро выгребать пачки. Рассовав их по карманам куртки и брюк, он провел рукой по полке, как будто надеялся найти что-то еще, но там, к его сожалению, больше ничего не было. Тогда он вытащил из кармана мобильный телефон и стал торопливо набирать номер, ответили ему сразу, будто ждали звонка. Парень кашлянул и солидно сказал:
      "Шеф, я на месте! Мастер не обманул, ящик действительно в чулане под одеждой. И шифр он назвал правильный, вот только здесь ничего нет. Да, совсем пусто!"
      Я не сдержалась и укоризненно покачала головой:
      - Ну, что за люди! Последнюю совесть потеряли! Патрон ему доверяет, посылает на ответственное задание, а он его так нагло врет! Ничего святого за душой нет у людей!"
      Между тем парень уже заканчивал разговор:
      "Да, хорошо! Конечно, проверю и спальню и кабинет. Только я уверен, что и там ничего нет."
      Я испугалась, что через минуту он выйдет из чулана и наткнется прямо на меня. Надо быстро срочно уносить ноги, поэтому я развернулась и гигантскими скачками понеслась в дальний конец коридора к своему, пусть не очень надежному, но все же укрытию. Но, видно, я так торопилась и так старалась не шуметь, что в темноте не рассчитала расстояние и с разбега задела плечом шкаф. Стеклянные дверцы распахнулись и все фарфроровые безделушки, стоящие на полках, посыпались на пол. В мертвой тишине дома звон бьющегося о пол фарфора был подобен раскату грома. От неожиданности я сначала замерла на месте, а потом испуганным зайцем кинулась в дальний конец коридора. Я не знала, что меня там ожидает, но это был единственный путь к отступлению и мне следовало здорово поторапливаться, потому что сзади уже раздалась громкая брань и тяжелый топот ботинок.
      На мое счастье в этом конце коридора хозяин устроил парадную лестницу и в отличие от той, что вела из подвала, она не была винтовой. Напротив, она была широкой, прямой и её покрывал толстый ковер. Судорожно хватаясь за поручни и перескакивая через две ступени, я скатилась вниз, на приличной скорости пересекла холл и почти ткнулась лбом во входную дверь. Я и не надеялась, что она будет открыта, но от страха и от отчаяния я со всего размаха толкнула её руками, а она вдруг, совершенно неожиданно, взяла и распахнулась. Меня обдало холодным ночным воздухом и от такого невероятного везения закружилась голова, а на глазах выступили слезы.
      Выскочив наружу, я со всех ног кинулась к калитке и через мгновение уже была на улице. Именно в этот момент я краем глаза заметила припаркованную у обочины легковую машину. Внимательно разглядывать её у меня не было ни времени, ни желания, ведь из дома в любую минуту мог выскочить мой преследователь. Единственное, что я отметила, так это то, что свет в салоне не горел, но присматриваться, сидит в ней кто-нибудь или нет, я не стала, а шустро рванула через дорогу и сломя голову понеслась в ближайший проулок. Фонари здесь, в отличие от улицы, не горели и это радовало. Правда, в небе сияла полная луна, но сетовать на это было бы верхом глупости, ведь Господь Бог не начальник коммунального хозяйства и, в отличие от последнего, за надлежащим освещением подотчетной ему территории следит строго. В любом случае, следовало пошевеливаться и быстрее уносить ноги, пока мои преследователи не заметили меня. А то, что за мной была погоня, я слышала отчетливо, ведь в ночной тишине звуки разносились далеко. Сначала хлопнула дверь в доме и молодой мужской голос нервно прокричал: