– Кто это? – спросил Георгий строго, несмотря на то, что был гол и прикован.
      Начинается, тоскливо подумала Тина, опять ревность проклятая, что ж она преследует ее! Чередой промелькнули Бернс, Павлов, и даже Давид с Иваном…
      Настроение пропало, угасло, словно небо заволокло тучами, а на деле-то денек солнечный, яркий, морозный, вот бы на лыжах!
      – Георгий, а ты на лыжах катаешься? – неожиданно спросила она, глядя в окно.
      Солнце ярко бликовало на оконном стекле, ослепляло, пригревало.
      – На лыжах? Что за вопрос? Ну, в школе катался, когда здесь еще учился, а в Лондоне… какие лыжи? Я в регби играл, причем хорошо. Зачем спрашивала про лыжи?
      – Да так, вспомнилось… – вздохнула девушка, ей действительно вспомнилось детство, маленькие Тинкины валенки рядом с отцовскими сушатся на батарее.
      – Иди сюда, вместе будем вспоминать, – он нетерпеливо барабанил пальцами по одеялу, ожидая девушку.
      – Кофе сварю, – ей не хотелось в постель, сердце сжала необъяснимая тревога, может прав Ванечка, и надо бежать… а куда? Газовая горелка полыхнула синим пламенем, джезва стояла на конфорке кособоко и Тине пришлось придерживать ее кухонной варежкой. Спокойно, спокойно, вот приедет Давид и выправит ситуацию, а у нее сил нет думать, и надо еще Георгия ублажать. По правде сказать, Тине нравилось заниматься с ним любовью, он был нежен, горяч и еще… ее заводило то, что он был прикован наручником. "Извращенка", – оборвала мысли Тина, кофе был готов, и она вернулась к своему любовнику.
      – Тиночек, а чем ты занимаешься?
      – В смысле? – она чуть не захлебнулась горячим кофе, откашлялась.
      – Работаешь? Учишься?
      – Хм… работаю.
      – Где, кем?
      – У Бернса, – Тина не смогла соврать, ведь кроме продюсерского центра, она толком ничего и не знала, – помощником, как и Давид.
      Упоминание о "бывшем женихе" раздосадовало Георгия, он помрачнел, сдвинул брови и, наконец, сказал:
      – Ну и каково оно в порноиндустрии?
      – Нормально, как и везде. Бизнес есть бизнес, – сейчас она повторяла слова Давида, и верила им.
      Георгий поставил чашку на поднос и произнес почти грубо:
      – Уволишься.
      – С какой стати? – развеселилась, рассмеялась, высоко вскинув голову, так что стала видна тонкая венка на шее.
      – С Давидом работать не будешь! – разгневанно воскликнул принц, и ударил кулаком по постели. Поднос подпрыгнул, чашки зазвенели, но удержались на плоскости не без помощи Тины. Она убрала поднос, сбросила тапочки и забралась под одеяло. Там было тепло, там был обнаженный мужчина, и Тина прижалась к нему, стараясь успокоить.
      – Что это было сейчас? – игриво спросила она.
      – Я никогда не позволю своей женщине работать… в таком…в такой клоаке!
      Прогресс! Она уже его женщина! Еще бы пара денечков, размечталась Тина, но сердце чувствовало, что нет у нее и суток.
      Не успел Дряблов доехать до города, а Давид уже стучал в дверь маленького домика дачного поселка. Тинка сначала не поняла, то ли Иван обманул ее, то ли Давид узнал о ее местонахождении раньше. Деваться некуда, открыла… и тут же получила пощечину! Давид и сам не ожидал, что удар будет таким сильным, Тина ударилась головой о стену, сползла на пол, подогнув колени. От неожиданности брызнули слезы, она заплакала, прикрывая голову руками от следующего удара.
      Из комнаты донесся металлический лязг, Георгий пытался освободиться от оков, и громко кричал, обращаясь к невидимому противнику:
      – Оставь ее, слышишь! Пусть только волосок упадет с ее головы, тебе не жить!
      Убирайся!
      Давид не обращая внимания на гневные выкрики, склонился к Тине, обнял и поцеловал в волосы.
      – Тина, прости меня, – попросил он – ты сама виновата.
      Он поднял ее с пола, вид у нее был жалкий, заревана, растрепана, почти не одета.
      Когда она понуро вернулась в комнату, пленник дернулся на кровати, так, что жалобно скрипнула панцирная сетка.
      – Давид! – выпалил Георгий.
      – Что не ждали? – усмехнулся референт, оглядев убогую обстановку дачного домика и остановив брезгливый взгляд на измятых простынях – Вижу, помешал…
      – Да уж… Незваных гостей здесь, как клопов в бомжатнике, – Георгий зло сверкнул глазами, и снова перевел взгляд на Тинку, щека у той становилась бордовой, припухла, надо бы льда.
      – Ты я вижу знаток, но тут не лондонская ночлежка, – прозвучало грубо, затем велел Тине – Дай ключи от наручников.
      Она открыла шифоньер и вытащила ключи, спрятанные под стопкой постельного белья.
      Георгий, презрительно протянул закованную руку, но подошедший вплотную Давид с размаху ударил его в челюсть, отчего голова пленника нелепо дернулась, и носом внезапно хлынула кровь. Тинка вскрикнула, подскочила к Давиду, но тот спокойно разомкнул наручник, бросил на кровать мятые фрачные брюки Георгия, и приказал девушке:
      – Собирай вещи, мы уезжаем.
      Освободившийся пленник придерживал у лица окровавленную простынь, и ругался по-английски.
      Тина торопливо застегнула рубашку, накинула джемпер. Вот так дела…
      – А он? – осторожно спросила, поглаживая вспухшую щеку ладонью.
      – Он меня не интересует.
      – А как же… Что с ним будет? Это Бернс?
      – Не угадала, лапушка, Бернс будет позже.
      Одетый Георгий подошел к ним – простынь сменилась носовым платком, найденным в кармане пиджака – спросил:
      – Где мои ботинки?
      Тинка вздрогнула, поискала глазами, злосчастные ботинки словно прятались от нее, а она отчаянно боялась, что пока заглядывает под шкафы и кровать, мужчины схватятся друг с другом. Она боялась, что начнется драка, что пострадает Давид… и… Георгий.
      – Вот они, вот… – радостно вскрикнула она, указывая на франтовские штиблеты, стоящие в углу, за письменным столом.
      Георгий обулся. Приобретая прежний, хоть и помятый вид, он возвратил себе и прежнюю уверенность и надменность. Принц, куда уж…
      Давид взял вздохнувшую с облегчением Тину за руку и крепко сжав ее, насмешливо бросил Георгию:
      – Давайте прощаться.
      Бывший узник резко схватил другую ее руку, и, потянув на себя, заявил:
      – Прощай, Давид, спасибо за освобождение, девчонка поедет со мной!
      Давид оторопел, затем хмыкнул, рассмеялся и, глядя в глаза соперника, произнес:
      – Она, знаешь ли, моя невеста. А ты кто такой? Трахнул ее? Будет о чем вспомнить.
      Чего беспокоишься? А, верно, башку я ей оторву, как лягуху порву, что захочу, то с ней и сделаю, моя это баба.
      Сердце Тинкино похолодело, услышав такие слова, как хорошо, что она ничейная невеста, а то…
      – Я тебя, Давид, понимаю, – произнес принц, крепче сжимая Тинкину руку, – нелегко пережить измену, простить и того труднее, но как у вас говорят, не парься, теперь она моя.
      Неужели?! Так просто? Нужен был Давид, в качестве катализатора, и задумка принимает реальные очертания! О, не сорвись, не сорвись тонкая игра, столько сил положено!
      – Ха, – отозвался Давид на пламенную речь Георгия, не отпуская девичьей руки, – ты не знаешь Тинку, не поведется она на твои посулы. Меня она знает, во мне уверена, а ты… только с дачи съедешь, и тут же забудешь, что обещал! Да?
      Тиночка, что стоишь как немая, ответь, не молчи.
      Тина стояла между ними и смятенно думала, что же сказать, кому отдать предпочтение, чтобы не ошибиться.
      – Вот видишь, – победоносно заявил Георгий, – не хочет она с тобой.
      Давид насупился и больно дернул Тинку к себе.
      – Рано празднуешь, тебе она тоже ничего не ответила, да и папаша твой не одобрит, так зачем злить родителя неподобающими связями. И так уж за твое приключение на даче по головке не погладит, сразу в Лондон и отправит, от греха. Так что, Тинка, выбирай, или свадьба со мной или так и останешься "айвазяновой подстилкой".
      "А мне все равно, – хотелось крикнуть ей, – всю свою жизнь я пробыла чьей-то подстилкой!" Но эмоции, на миг захлестнувшие ее, откатились, словно волны, разбившиеся о скалы. Ее молчания первым не выдержал Георгий.
      – Тиночек, не верь ему, я независим от отца, женюсь, если захочу.
      Тина нервно повела плечами, на что оба героя еще сильнее сжали ее ладони.
      – Но он еще не хочет, – рассмеялся Давид, – я б на твоем месте крепко подумал, Тина.
      Георгий по-мальчишески скорчил гримасу. На что Давид покачал головой и заметил:
      – Да, да, если женится, обрати внимание на "если".
      Давида несло. Он отговаривал Тину от опрометчивого брака, словно это было ее заветным желанием.
      – Слушай, ты! – вскипел Георгий. – Тебя здесь вообще никто не спрашивает, мы разберемся сами!
      – А чего разбираться-то, и паспорт имеется и даже фрак, если женишься сейчас, так и быть, уступлю тебе Тинку, – еще посмеиваясь, предложил Давид. – А давай на спор, что не женишься? А? Тин, ты как думаешь, женится он или нет?
      Тина резко выдохнула и решительно сказала:
      – Люблю я его, Давид… но если он жениться не собирается, то я согласна за тебя.
      Давид улыбнулся и насмешливо посмотрел на Георгия.
      – Что и требовалось доказать.
      Георгий отпустил Тинкину руку, и вплотную подошел к сопернику.
      – А ты чего радуешься? Она меня любит. Ты слышал.
      Тине надоела эта бесконечная перебранка и собственная нерешимость, и она заявила:
      – Все, баста! Я в ЗАГС. Кто со мной?
      – Тиночек, а свадьба, платье, гости? – спросил Георгий с надеждой на отсрочку. – Мне для тебя никаких денег не жалко!
      – Папашиных… – ввернул Давид, заработав еще один гневный взгляд принца.
      – Не хочу я ничего, – буркнула Тина, – платье белое мне еще осталось напялить!
      – Ну, раз ты не хочешь… – произнес бывший пленник. – Поедем так.
      – Правда? – она не сразу поверила. – Ты не передумаешь?
      – Нет, не передумаю, – твердо заявил Георгий.
      – О, Гоги, как я люблю тебя! – Тинка обхватила его шею, звонко чмокнув в щеку.
      Давид посмотрел на эту умилительную картину, о чем-то сосредоточенно задумался.
      – Я еду с вами, – решительно заявил он новоявленным жениху и невесте, – буду свидетелем, заодно присмотрю за ходом бракосочетания, денег у женишка с собой нет, так и быть я заплачу, лишь бы пристроить свою бывшую.
      Георгий рванулся к Давиду, но висящая на его шее Тина помешала, крикнув:
      – Георгий не надо, он просто ревнует!
      – Да, ревную, – согласился Давид, – и беспокоюсь за Тину.
      – Ты и в брачную ночь будешь у нас со свечкой стоять? – вопросительно вскинул брови принц.
      – Не… Мне достаточно увидеть твою подпись в книге регистрации, и убедиться, что в случае развода, ты ее не обидишь. Я же юрист.
      – Оно и видно, – заявил знакомый со множеством лондонских адвокатов Георгий.
      – Ладно, не будем расстраивать невесту, – примирительно сказал референт. – Тина ты готова?
      – Готова. Документы у меня.
      – Ну, что ж с Богом! Побуду еще и вашим извозчиком, не забудьте меня в ваших молитвах.
      – Я тебя точно не забуду, – пообещал новобрачный.
 

 
      Сидя в одиночестве в темной спальне, она думала, где совершила ошибку? В дачном домике Дряблова, когда выбрала вместо прохладной кисти Давида жаркую ладонь Георгия… В ЗАГСе, когда подписывала документ и наблюдала, как Давид платил администратору за составленное впопыхах брачное свидетельство? Или же когда Георгий силой усадил ее в первое попавшееся такси, заявив, что они едут к нему и никаких доводов откладывать знакомство с его отцом, он не принимает? В такси он потребовал у нее номер телефона ее матери, назвав ее, непривычным для Тинкиного уха, словом "теща".
      Да… подарочек для ее новоиспеченного свекра они приготовили отличный. С разбитыми лицами, он в помятом фраке, она – в затрапезных джинсах, молодожены совсем не были похожи на таковых. Айвазян-старший принимал их в гостиной, на втором этаже, в той самой, где принц тискал свою Золушку, и откуда они сбежали, потеряв не туфельку, а собственную свободу.
      Старик был похож на горного орла, восседающего на араратском склоне, оглядывающего долину, принадлежащую только ему. Бархатный, стального цвета домашний пиджак, сигара, благородная седина, только выражение его лица портило всю картину. Гневно-брезгливое, но больше все-таки брезгливое.
      – Зачем ты привел ее с собой?
      – Отец, выслушай меня… – начал Георгий.
      – Гоги, ты мой сын, тебе многое прощается, – оборвал его Айвазян-старший, – но я не буду слушать до тех пор, пока ты не выставишь эту шлюху из нашего дома.
      – Ты не понял…
      – Понял, если ты не посмеешь, то смогу я. Арслан!
      – Как ты можешь так говорить о моей жене?! – обиженно выпалил молодожен, не зная как преподнести отцу убийственную новость.
      – Жене?! – Айвазян-старший схватился за сердце, Георгий бросился к нему.
      – Я пытался сказать тебе, но ты и слушать не желаешь! – принц не ожидал такого приема от родного отца.
      – И когда же свершилось это замечательное событие? – все еще держа руку на стальном бархате, спросил старик.
      – Да только что… Мы прямо из ЗАГСа.
      – Есть причина такой торопливости? – и пронизывающий взгляд из-под седых бровей.
      – Э… нет, – стушевался сын.
      – Как я понимаю, три прошедших ночи повлияли на такое скоропалительное решение, – устало сказал хозяин особняка. – Не знал, что ты так легко поддаешься влиянию.
      Может и к лучшему, что узнал сейчас, до того, как оставил на тебя все свои дела.
      – Отец…
      – Вот что, мальчик, – старик встал из кресла и затушил драгоценную сигару в серебряной пепельнице, – спровадь свою драгоценную женушку, да на дверь хороший замок повесь, а мы с тобой кино посмотрим, развлечемся.
      – Я не понимаю, отец.
      – Потом поймешь. Арслан!
      Могучего телосложения охранник внимательно выслушал приказания хозяина.
      – Проводи даму, да присмотри за ней, сдается мне, побрезгует она нашим гостеприимством, вон как за окно поглядывает. Разговоров с ней не вести, обо всем докладывать мне.
      – Понял, – Арслан приблизился к Тине, давая понять своим видом – если она не подчинится, то он выполнит приказ силой.
      Тина встала, взглянула на мужа, тот опустил глаза, не зная как поступить, вступиться за нее или выслушать доводы отца. Последнее превозобладало, и он сказал охраннику:
      – Арслан, отведи ее в мою спальню. Относись уважительно. Ключ принесешь мне.
      Вот так Тинка оказалась здесь, прошло много часов, но муж не появлялся. Девушка пробовала уснуть, но не давали мысли, они кружили в странном танце, бередя душу, и молодая жена, заточенная в шикарной спальне, металась по комнате не обращая внимания на экзотический интерьер. Прав был старый Айвазян, пути отступления она все же поискала, но ничего стоящего не нашла. Спальня находится на втором этаже, окна выходят в заснеженный парк, дверь заперта на ключ, за нею изредка покашливает Арслан. Иногда ему звонят, и он громко говорит по-армянски. И тогда Тинка замирает вслушиваясь в чужую гортанную речь, пытаясь уловить знакомое словечко. Похоже на доклад, думает она, и речь скорее всего идет о женщине за запертой дверью. Сколько часов провела она здесь? Никого не побеспокоила просьбой, ванная комната в спальне имеется, а есть она не хочет, кусок в горло не полезет, хотя… чаю или кофе Тинка бы выпила. Стемнело, но свет она не включила, так и сидела на огромной кровати, глядя на полоски света от парковых фонарей, проникающих в незашторенное окно. Она сама не заметила, как уснула, забралась под одеяло, пригрелась и уснула. Из тревожного сна ее вырвала чья-то властная рука, от мужчины сильно пахнуло алкоголем, он сбросил на пол мягкое покрывало, встряхнул Тинку и начал срывать с нее одежду.
      – Георгий! – завопила она.
      – Молчи, шлюха!
      Тинка узнала голос мужа.
      – Не сходи с ума… – попросила она, несмотря на то, что он был безумно пьян и вряд ли понимал, что делает. В ответ Георгий больно ударил ее в живот.
      – Идиот! – прохрипела она, согнувшись пополам. – А вдруг я беременна?
      – Я вышибу из тебя ублюдка! Чей он? Дядюшки или племянника? А? Или актеришко какой тебя обрюхатил? Чего молчишь, проститутка?
      – Давид никогда не был моим любовником! – ответила она на обидные слова, а чего собственно ждала…
      – Хватит строить из себя целку, скажи еще, что Бернсом никогда не спала!
      – Спала.
      – Сволочь, знал бы я, и близко к тебе не подошел! Побрезговал бы с такой дешевкой и рядом стоять. Знаешь каково мне было смотреть на то, как ты с голой задницей на экране… Отец рядом сидел… А ты минет… Убить тебя мало…
      – Убей тогда сразу!
      – Не дождешься! Молить будешь о смерти! На коленях будешь молить!
      Он схватил ее за волосы и потянул на пол. Тинка молчала, опустив голову.
      – Сука… – сказал он. – Раздевайся!
      Тина сняла порванную блузку, взглянула на мужа.
      – Не утруждаешь себя ношением белья… вижу. Ну, что застыла?! Джинсы снимай.
      Тина начала расстегивать пуговки, приспустила джинсы до колен. Георгий расстегнул ремень на своих брюках… Она думала, что он хочет повторить виденную в кинофильме сцену, но муж вытянул ремень из петель и с размаху опустил его на Тинкину спину. Девушка взвизгнула от боли, чем раззадорила истязателя, и он продолжал сечь нежную девичью кожу. Тинка, стреноженная джинсами, извивалась под хлесткими ударами, кричала, плакала, хваталась руками за мужнины брюки, но он продолжал экзекуцию и ей, казалось, не будет конца. Он запорет меня до смерти, мелькнуло в голове у Тинки, за миг до спасительного беспамятства.
      – Вставай! – он пнул бесчувственное тело жены. – На сегодня хватит. Девушка не пошевелилась. Он присел над ней, приподнял ее голову – глаза закрыты, дыхание еле улавливается, черт, не смог справиться со злостью, не рассчитал силы. А вдруг убил? Чувство страха перелилось через край и затопило в миг протрезвевшего Георгия.
      – Тиночек, любимая! – он прижал к себе израненное тело, поцеловал чуть теплые губы. – Детка, ну, пожалуйста… не умирай.
      Он положил Тину на кровать и лихорадочно стал нажимать кнопки на телефонном аппарате.
      – Врача, срочно! Найдите где угодно!
      Тинка глухо застонала, не открывая глаз, Георгий бросил трубку, взял ее за руку.
      – Тиночек, потерпи, сейчас доктор придет!
      Он осторожно стянул с нее сползшие джинсы, прикрыл обнаженное тело одеялом и сел переживать самые страшные минуты своей жизни.
      Сначала в спальне появился отец, хмуро посмотрел на потерянного Георгия и укоризненно покачал головой.
      – Что ты за мужик? Да и черт с ней со шлюхой этой. Похороним, вдовцом будешь, все лучше, чем быть женатым на курве! Она осквернила мой дом!
      – Это наша первая брачная ночь, а я почти убил ее…
      – Я тебе таких десяток вызову, подумаешь – первая брачная ночь! На твоем месте отдал бы ее ребятам на разрыв, пусть потешатся.
      – Не нужен мне никто, ее хочу.
      – Ну и дурак ты, сынок!
      Прибыл доктор, Айвазян-старший ушел к себе отказываясь смотреть на очередное унижение сына. Аркадий Николаевич был семейным доктором Айвазянов и знал Георгия с детства, поэтому без обиняков спросил, кто эта девушка и где она получила эти травмы. Георгий рассказал, что он поссорился с женой и таким образом они выясняли отношения. Тина пришла в себя, открыла глаза, увидев Георгия и постороннего мужчину, склонившегося над ней, сделала попытку прикрыться, но лишь застонала.
      – Тина, успокойся, это доктор, – Георгий взял ее за руку, и в глазах ее увидел только страх и боль.
      – Я думаю, нужна сиделка, – сказал Аркадий Николаевич, – необходим постельный режим, женщина пережила стресс, поэтому советую исключить моменты, которые могут взволновать ее.
      – Доктор, надеюсь, вы будете у нас завтра?
      – Непременно, Георгий Арташезович, я и сиделку вам порекомендую.
      – Спасибо, будем ждать!
      И снова они остались одни. Избитая молчащая женщина и растерянный мужчина, молодожены. Вот тебе и первая брачная ночь.
      Давида устал, несколько раз он пробежался по лестницам продюсерского центра, разыскивая неуловимого Бернса, прячась от своего старого дружка дядя отключил мобильный телефон. Наконец он нашел человека, который показал ему, где находится продюсер. Комнатка была похожа на бункер, Давид никогда не бывал здесь. Эге, никак осталась она с прежних мутных времен, когда огромная страна зашаталась, как колосс на глиняных ногах и многих похоронило под ее обломками, но тот, кто выжил, считая себя хозяевами жизни, оставили себе предметы прошлого времени, как напоминание или как средство вновь пережить бурю. Бернс выглядел лучше, сказалось двухдневное пребывание в бункере, сидя за столом, он что-то писал в обыкновенной школьной тетради.
      – А, Давид… ну как дела?
      – Плохо, дядя, – Давид готовился выложить шокирующую новость, но еще не знал, как это сделать.
      – Что так, ты же обещал мне, что эта дрянь найдется! – вскинулся Роман Израилевич.
      – Она нашлась дядя. Но…
      – Неужели создатель услышал мои молитвы? Где она, эта дуреха Тина Гранд, будь она неладна! – как обычно принялся причитать Бернс.
      – У нее теперь другая фамилия, – сказал Давид и подумал, что сейчас взорвется бомба.
      – И без тебя знаю, что Гранд – псевдоним, – не понял Бернс.
      – Тина Андреевна вышла замуж, и по мужу она Айвазян!
      – Чтоооооо?!
      – Они расписались сегодня, – осторожно добавил Давид, видя ошарашенный вид дядюшки.
      – Ну все, мне конец… Теперь я умру в этом бункере! – застонал Бернс от безысходности. – Меня уже разыскивают?
      – Нет, – утешил его Давид.
      – Давид, я не хочу умирать!
      – Успокойтесь дядя, я все беру на себя, – успокаивающе пообещал юноша, в душе жалея родственника.
      – Давид, послушай меня, – быстро проговорил вдруг опомнившийся Бернс, – пока мы не найдем новую звезду, надо сделать повторный выпуск Тинкиных фильмов, иначе мы прогорим! Ничего не должно останавливаться! Центр должен работать! Егорову! Тьфу, Егорова, конечно не блеск, но как временная замена пойдет! И кастинг, кастинг!
      Нужна яркая звезда… Тина… Дура.
      – Роман Израилевич, еще ничего не потеряно, и как правильно заметила Тина Андреевна – незаменимых нет. Мы с герром Миллером проводили кастинг, уверяю вас, не о чем волноваться, нужна кропотливая работа, ведь и Тина Андреевна не сразу заблистала.
      – В Тинке есть шарм, этакая чертовщинка при невинном образе, где сейчас такую сыщешь – в пятнадцать лет уже такие оторвы, пробы ставить негде! – затосковал Бернс.
      – Безусловно, Тина Андреевна редкая женщина, но, снявши голову по волосам не плачут.
      – Давид, ты настоящий приемник, чувствую – устал, тяготы активной продюсерской жизни мне сейчас не по плечу, да и Тина… не для кого горы воротить… Отдохну за границей. Пересижу, – наказывал Бернс, но вовремя опомнился. – Ты ежедневно докладывай мне, все ж главный продюсер я.
      – Дядя, я всего лишь ваш помощник, я это помню и понимаю.
      Давид покинул убежище Бернса с четкой целью – закончить расследование, принять власть, и главное, найти возможность связаться с Тиной.
      Горячие руки гладили ее тело, ей было все равно, она не сопротивлялась, не выражала недовольства, и только нежность, с какой он прикасался к ней, отзывалась в истерзанном теле сладкой истомой. Удивительное чувство – желание его ласк – возвращалось к ней, несмотря на недавнюю память о страшной жестокости.
      Сама виновата, говорила она себе, знала, что так и будет, так что его винить…
      Где-то в глубине души, она понимала, как ему было тяжело пережить ее предательство. Да, да… она должна быть одна, у нее не может быть мужа, потому что ни один мужчина не перенесет такого позора! Вот и Павлов… так он хотя бы знал, кто она, и все равно любил. А что было бы дальше? Вечные ссоры, упреки…
      Теперь и Георгий. Месть? Айвазяну-старшему, ударив его любимого сына? Да, в момент, когда она задумала эту мерзость, явно плохо соображала! Куда как приятней кувыркаться с красавцем-сыночком, чем ублажать старика-разбойника.
      Вывод – думала о себе, а не о мести! Слабая, никчемная, никому ненужная продажная девка. Вот кто она. Слезы потекли из под прикрытых век, и остывающими каплями скатывались по щекам.
      – Ты что, Тиночек? Тебе неприятно?