– Ой, не надо, похоже на консилиум! Я и впрямь пойду. Нет, правда, пойду. Вот кофе выпью и пойду.
– Проваливай без кофе. А то еще передумаешь, с тебя станется, артистка.
Он снова мучил себя. Смотрел на нее, ненавидел, смертельно желал, ненавидел себя за свою слабость, выдернул телевизионный шнур из розетки, побросал вещи в сумку, снова заказал фильм. Купил бутылку водки, пил без закуски, и смотрел на нее, бесстыжую. Посреди кинооргии раздался стук в дверь. Виктор сделал тише звук и крикнул, думая, что это горничная:
– Убираться не надо!
Стук раздался снова, он был настойчив, Павлову стало ясно, что кто бы то ни был по ту сторону двери, он не уйдет. Виктор чертыхнулся и пошел открывать. На пороге стояла Тина. Она растерянно посмотрела на полураздетого, в футболке и трусах, мужчину, уловила запах алкоголя и строго спросила:
– Войти можно?
Павлов тоже растерялся, потом обрадовался, что догадался выключить телевизор, пригласительно кивнул, и, не торопясь, пошел надевать брюки. Она взглянула на беспорядок в номере, собранную сумку и недопитую бутылку.
– Чем занимался?
– Лучше тебе не знать.
– Настолько отвратительно?
– Эт, ты правильно сказала, – согласился Виктор.
– Пьянство в одно горло, да еще и без закуски…
– Нет, дорогая, не угадала. Отвратительно то, что я сейчас смотрел по гостиничной развлекательной программе…
– А-а, и как это отвратительно называлось?
– Что-то на мотив "Барышни-крестьянки"…
– "Барышни-лесбиянки", не бог весть что… Больше нечего было посмотреть?
Новости, к примеру.
Павлов смотрел на нее из-под хмурых бровей, злился, но не мог допустить, чтобы она развернулась и ушла. Удержать любой ценой.
– Водки хочешь? – спросил он, разглядывая гостиничный стакан, стенки которого сохранили отпечатки пальцев предыдущего постояльца.
– Белоснежкой прикидываться не буду. Водка, так водка, – ответила Тина, ради того чтобы перевести разговор в другое русло можно пожертвовать и вкусовыми предпочтениями. Ну не нравилась Тине водка, и все тут.
Павлов все же вымыл стакан, вытер полотенцем, налил водки.
– Без парика и очков. Что так?
– Так белый день. Даже если и зашла к знакомому, что… напрягает?
– Да так, главное чтобы гости не пожаловали, – усмехнулся Виктор.
– Не пожалуют. За что выпьем? – спросила Тина, устраиваясь на диванчике.
– За то, чтобы мне никогда больше не довелось увидеть фильма с твоим участием.
Вот за это я хочу выпить.
– Не понимаю, тебя силком заставляли смотреть? – временами он бесил ее, трудно было сдержаться.
– Молчи.
Тина замолчала, не ослушалась, залпом выпила водку.
Павлов впился в ее губы, пахнущие почему-то клубникой, долго с нежностью целовал их.
– Ох, Павлов, что ты делаешь со мной… – пролепетала разомлевшая от поцелуев Тина.
– Назови меня по имени, – попросил неожиданно Павлов.
– Витя… Витенька…
– Вот так-то лучше, малышка, – улыбнулся Павлов, сдирая с Тины модные джинсы, – вот так-то лучше.
"Были сборы недолги, от Урала до Волги…" вот, дьявол, застряла в мозгу революционная песенка, и где только она подцепила такую древность! Виолетта тащила к Павловскому "Лэнд Роверу" наполовину опустевшие сумки, было принято разумное решение не таскать с собой шубки и всякую мелочь, казавшуюся нужной тогда, в той еще жизни в Москве. Тина обещала позаботиться об их тряпочках…
Тина, кстати. Что-то происходит между ней и этим Павловым. Виолетта на ее месте не слишком бы доверялась такому типу. Он нарочито груб с Тинкой, хотя еще вчера утром Виолетта могла поклясться, что он без ума от ее прелестей, а потом между ними словно кошка пробежала! И случилось это, скорее всего тогда, когда Тинка, как угорелая прибежала за Давидом, и за ними тут же потянулся Павлов, оставив одних недоумевающую Ладу и рассерженную Виолетту. Неплохая машина у Павлова, видимо, хорошо зарабатывал у итальянцев. Помощник Браско! Маурицио рассказывал Виолетте, что Браско не тот, кем кажется с первого взгляда, этакий старичок-добрячок, напротив, в его руках сосредоточены все связи Москвы с Апеннинским полуостровом.
Если Павлов и впрямь является помощником Браско, то он совсем не тот качок-добрячок, каким представляется Тинке, да и Ладке тоже. Эта, доставшаяся ей случайно, информация не давала возможности безоговорочно доверять Павлову.
Виолетта сбросила сумки у колес "Лэнд Ровера" и, опершись на его капот, вновь предалась своим мыслям. Маурицио! Интересно, как поживает ее любовничек?
Вспоминает ли о ней? Каким образом он оказался замешан в эту интригу? Неужели его могли арестовать? В ней проснулась жалость к невинно обвиненному, затем стали вспоминаться моменты их близости, его неторопливые ласки, желание доставить ей удовольствие и неожиданно привкус своего сока на припавших к ее губам губах Маурицио. Дьявол! Негативные впечатления Виолетта сознательно отгоняла, да и были ли они негативными? Не относилась ли она предвзято к своему любовнику только потому, что не любила? Не любила, что есть, то есть. Свидятся ли они? Раз ее приглашают, как подругу не только Лады, но и Маурицио, то, скорее всего, они скоро скажут друг другу "Здравствуй!".
Из подъезда шумно вывалилась компания молодых людей, праздновавших какое-то торжество. Они прогрохотали ботинками по невысокой подъездной лестнице и, остановившись около Виолетты, стали громко принуждать неизвестного "Василия", не отрываться от коллектива и пьяно спрашивали его "ты че, Вась, не русский, что ли?".
Виолетта взглянула на окна Давидовой квартиры: "что так долго?", и ее взгляд заметил юношу, из вышеописанной компании, с интересом рассматривавшего Виолетту.
– Красивая… – протянул молодой человек, будто удивляясь, как в такой глуши оказалась эта жар-птица.
Привыкшая к поклонению, Виолетта решила воспользоваться моментом, и как можно ласковее улыбнулась к почитателю женской красоты.
– Слушай, у тебя есть минутка?
Юношу взяла оторопь, он и представить себе не мог, что такая красавица сама обратится к нему!
– Э…
– Как зовут тебя, парень?
– Аркадий.
– Аркадий, очень красиво. Аркадий, не могли бы вы сделать мне одолжение? Я тут, видите ли, сумки караулю, – сказала Виолетта и для наглядности пнула одну из них.
– Не посторожите минуточку, я сбегаю своих товарищей подгоню?
– Посторожу, – только и смог промямлить юноша, переживая самый большой, в своей еще не длинной жизни, облом.
– Я, честно, на минуточку! Спасибо большое! – крикнула Виолетта, вбегая в подъезд.
Парень внимательно проследил за ее исчезновением и сделал знак своим собутыльникам. Выпившая компания расположилась у "Лэнд Ровера" и загородила обзор охранникам, курящим около своей будки. Они не сразу обратили внимание на то, что компания переместилась к дорогой машине, но через минуту все же окликнули их.
– Эй, студенты, кончай гулять. Пора по домам, и нечего тереться около чужой машины, если что, то не расплатитесь!
– А мы и не тремся, нас хозяйка сумки просила посторожить, – ответил юноша.
– Сумки мы сами посторожим, а вы идите, как бы жильцы жаловаться не начали, шумные вы больно.
– Сторожите, раз вам охота, – согласился юноша и, махнув рукой своим товарищам, неожиданно трезвым голосом скомандовал. – Уходим.
Компания покинула охраняемую территорию и двинулась дальше, к пустырю. Охранники проводили их глазами и прошли в будку. Одинокий "Лэнд Ровер", с брошенными сумками, остался сиротливо стоять во дворе.
Глава шестнадцатая
Услышав о взрыве в утренних новостях, он сделал звук на полную громкость, разглядел искореженный "Лэнд Ровер" вытащенный на обочину и какие-то вещи, разбросанные на дорожном полотне. Голос диктора сообщил, что один из пассажиров взорванного автомобиля остался жив. Он покачал головой – что поделать стечение обстоятельств! Он позволил им насладиться шестичасовой прогулкой, он щедр, не его вина, что судьба подкорректировала его план.
Давид открыл газету трясущимися руками, он до сих пор не мог поверить в то, что случилось. В новостях по телевизору не говорят ничего толком! Кто из пассажиров остался жив? Подробности обещали в центральной ангельской газете. В домашних тапочках и рубашке, которая служила Ладе халатиком, он сбегал к киоску печати.
Киоскерша покосилась на его небрежный вид и хмуро подала газету. Обратную дорогу он проделал в два раза быстрее. В лифте не удержался и развернул газету, но впопыхах не смог найти материал об аварии на автотрассе. Вошел в квартиру бросил ключи на консоль, и прошел в кухню. Он пробегал глазами газетные строчки, наконец! На второй странице нашел небольшую заметку:
Взрыв на трассе Москва – Ангельск!
Взрыв мощностью 100 грамм в тротиловом эквиваленте прогремел вчера на 506 км федеральной трассы Москва-Архангельск. В направлении Москвы двигался автомобиль марки "Лэнд Ровер Дискавери", как выяснилось позднее, из источников МВД, к днищу автомобиля была прикреплена пластиковая бомба с таймером взрывного устройства.
Кроме водителя в автомобиле находились два пассажира-женщины. Одна из них находится в реанимации Ельской городской больницы с травмой головы и переломами ног, ее выбросило ударной волной через лобовое стекло автомобиля. Сам водитель и одна из пассажирок скончались от травм на месте происшествия. Дорожное полотно отрезка 506 км федеральной трассы имеет значительные повреждения и частично закрыто для движения.
Состояние федеральной трассы Москва – Ангельск находится в критическом состоянии.
Об этом заявил заместитель главы администрации Ангельской области по вопросам экономического развития и финансам Егор Крапивин. По его словам, 494 км из 569 федеральной трассы "Москва – Ангельск" не соответствует стандартам прочности. На трассе не хватает 1000 дорожных знаков и 7 км барьерных ограждений. Кроме того, подавляющее большинство дорожных аварий области происходит именно на этой трассе, и не в последнюю очередь из-за плохого содержания дорожного полотна.
Потемнело в глазах, из памяти вплыла картинка: улыбающаяся Лада на заднем сиденье шикарного Павловского "Лэнд Ровера". Если пассажирка вылетела через лобовое стекло, то она сидела на переднем сиденье, значит, жива Виолетта, не Лада. Давид бестолково уставился на расплывшиеся от набежавших слез строчки.
Может, он пропустил что-то важное и от этого важного изменится смысл газетной заметки? Но, увы! Ничего не менялось, как можно изменить смерть? Теперь Давид горько пожалел, что остался в Ангельске и не поехал вместе с Ладой, лучше бы он лежал на холодном металлическом столе городского морга. Испугался Бернса, который не одобрит внезапное исчезновение референта. Да и Тина Андреевна согласилась, что отпроситься у босса надо. Тина! Знает ли она? Господи, надо срочно позвонить ей! Немного отпустило, рука судьбы разжала пальцы на Давидовом сердце, они с Тиной друзья по несчастью, есть кому излить свое горе, поплакаться в жилетку. Тина Андреевна любила своих подруг, да и Павлов, судя по всему, был ей не безразличен. Давид набрал номер Тины. Ее мобильный долго не отвечал.
– Она же на съемках! – хлопнул себя по лбу Давид, быстро собрался и, схватив ключи от машины, выбежал из квартиры.
Садиться за руль в таком состоянии было полным сумасшествием, он был опасен на дороге и вполне мог присоединиться к своей возлюбленной, но сейчас перед Давидом стояла цель – как можно быстрей переговорить с Тиной. В первые минуты от боли он ничего не ощущал кроме своей утраты, но теперь, он был полон решимости выяснить, какого черта и кому понадобилось взрывать автомобиль с мирными гражданами? Давид взял себя в руки, нельзя показать Бернсу, в каком он состоянии, ведь любовные приключения Давида ему не известны, как неизвестна и его помощь подругам Тины Андреевны и ее интрижка с Павловым. Пусть и останется неизвестным. Они с Тиной поговорят с глазу на глаз. Интересно где сейчас Бернс? На съемочной площадке или в офисе?
Тина заканчивала съемки сцены, когда Давид появился на съемочной площадке. Федор Клюкин, не отрываясь от монитора, приветственно поднял руку. Директор картины испуганно закивал, решил видно, что Давида прислал Бернс распекать их за какую-нибудь ерунду, в виде превышения нормы отпущенного целлулоидного материала гением отечественного порно. Давид притаился за спинками кресел у монитора, сжимая в руке утреннюю газету, и не подавал признаков жизни. О нем тут же забыли. Наконец Федерико остановил съемки. Ассистентка накидывала на Тину халат, когда, путаясь в кабелях и наталкиваясь на декорации, к ней поспешил Давид.
– Ну и видок у тебя! – воскликнула Тина и тут же спросила. – Случилось что-нибудь?
Давид взглянул на себя. Не брит, растрепан, рубашка пахнет духами Лады…
– Давид, ты в домашних тапочках! – трясла его за плечи Тина. – Что стряслось?
Говори!!!
– Где Бернс? – озираясь, проговорил Давид, ослепленный софитами.
– Его здесь нет. Да что случилось-то?!
– Ты когда заканчиваешь съемки? – спросил опрокинутый ее напором Давид.
– Давид, говори! – крикнула Тина.
– Тина, в этой газете на второй странице, – он протянул ей смятую газету, – пожалуйста, прочти, но только после съемок!
– Дай сюда! – Тина попыталась схватить газету, но Давид, одумавшись, быстро спрятал ее за спину.
– Нет, это было ошибкой, я подожду тебя, а потом мы вместе…
Давид отступал от взбешенной и напирающей на него Тины.
– Идиот, неужели ты думаешь, что теперь я смогу сниматься? Дай сюда!
Директор картины подошел к Тине, и заискивающе улыбаясь, но потом все более удивленно, видно рассмотрел Давидовы тапочки, произнес:
– Тина Андреевна, мы начинаем.
Давид рванул в темноту, за перегородку, крикнув Тине:
– Я подожду вас!
Злая и встревоженная Тина окинула площадку и директора картины ненавидящим взглядом и крикнула в темноту:
– Федор, ты слышишь меня? На сегодня съемки закончены!
Директор картины подпрыгнул на месте.
– Как закончены, Тина Андреевна?! – заверещал он.
– А вот так! – топнула ногой Тина.
– Федор Иванович, да что ж это такое! Да нас Бернс живьем съест! – кипятился директор картины, перелетая как бабочки МММ из света софит, где стояла Тина, в тень, где за перегородкой восседал режиссер.
– Тина, а что собственно произошло? – спросил Федерико, которому не нравилось работать в воскресенье, и он был рад отложить съемки.
– У меня возникли непредвиденные обстоятельства, – неожиданно спокойно объяснила Тина.
– Вы нас без ножа режете, Тина Андреевна, – чуть не плача взывал к ней директор.
– Роман Израилевич будет недоволен, ведь оплачено, а два часа съемок пропадут!
Деньги киностудия не вернет, Бернс меня снимет, ведь вы же знаете его присказку: если вы не умеете снимать кино, то я сниму вас.
– За два часа снимете сцены без моего участия, – Тина вскинула брови, будто говоря "какие мелочи".
– Так актеров еще надо вызвонить, да пока приедут, все два часа и пройдут! – жалобно ныл директор. Тине надоело препираться, ее ждал Давид.
– Все, не обсуждается! – твердо сказала она и удалилась в свою гримерную.
Давид согбенно сидел на небольшом пуфике в гримерной Тины Андреевны. Газета торчала в его намертво сцепленных ладонях. Она вошла вместе с ассистенткой, скинула халат и обнаженная прошла в душ, крикнув ему на ходу:
– Пять минут!
Давид вскинул голову, и услышал захлопнувшуюся дверь ванной комнаты.
– А…да…
Ассистентка отнесла Тине махровое полотенце и удалилась.
– Соберись, ты на себя не похож, – строго сказала появившаяся спустя несколько минут Тина.
Давид вздрогнул.
– Да, конечно. Прости. Там на второй странице. Прочитай. Нам надо срочно ехать.
Нам надо…
Тина села, развернула газету и увидела заголовок. Взрыв… Боже мой! Девчонки!
Павлов! Газетный листок выпал из рук, она подобрала его с рыжего ламината гримерной, прочитала снова. Так они и сидели. Некоторое время молча, не зная, что сказать друг другу. Первой очнулась Тина.
– Брось раскачиваться, как вдова на поминках! Их кто-то убил, и мы с тобой обязаны узнать кто! Одна лишь эта мысль выводит меня из ступора. Мы найдем этого человека или эту организацию или… Мы найдем, не можем не найти, кому могут помешать две девчонки? А может это из-за Павлова? Все равно, и за Павлова отомстим!
– Тина, опомнись! Первым делом надо подумать о похоронах! О живой Виолетте!
– Да, да, ты прав, Ветку надо допросить, может быть, она сможет пролить свет на это дело.
– Месть блюдо холодное. Сейчас мы не в силах правильно соображать. Сначала отдадим долги мертвым. Я позвоню в прокуратуру, попробую связаться с теми, кто в Москве вел дело, в которое замешана Лада, я не хочу, что бы в газетах трепали ее доброе имя. Дело надо закрыть.
– Давид, я так благодарна тебе, ты поступаешь, как мужчина. Ладушка смотрит на нас с небес…
– Не надо, Тина, иначе я не справлюсь с собой. Звони ее родителям, скажи, что мы готовы на любую помощь. Финансовую часть я возьму на себя.
Давид произнес слова Бернса, и интонацией и выражением лица сейчас он напоминал своего дядю, как будто был не его племянником, а сыном. Тина вздрогнула. На какое-то мгновение она подумала, так ли она права, что безоговорочно доверяет Давиду? Кровь не водица. Одернула себя, сумасшедшая, это Давид, мальчик, испытывающий такое же горе, а родство… бог с ним, с родством! Но напомнить о вездесущем и всесильном Бернсе решилась:
– Как мы объясним свою заинтересованность Роману Израилевичу? – осторожно спросила она.
– Погибла твоя подруга, – с трудом произнес Давид, но Тина видела, какие перемены в нем происходят, он становится жестче, решительней, безжалостней. – Мое участие – твоя просьба. Если будет чинить препятствия, попробуем другие меры.
Одевайся. Мы уходим.
Тина послушно ушла за ширму.
В это время в столице узнали новость о случившемся на трассе Москва-Ангельск.
Ожидали приезда Павлова и вот тебе раз! Следствие заходит в тупик. Кто может ответить на вопросы? Придется привлекать косвенных свидетелей, хоть и так ясно, что на их показаниях версии не выстроишь, а что делать? Амбросимов и Наумов после новостей из Ангельска и Ельской городской больницы сделали несколько запросов и, наконец, получили разрешение вызвать на допрос гражданина итальянской республики Маурицио Камилиери.
– Слышь, Леха, не все так плохо, – пропел Амбросимов, – только что разговаривал с Ангельском! Кренникова наняла адвоката, к тому же успела ввести его в курс дела. Само собой ни видео, ни аудио записей он не делал, но все равно, лучше, чем ничего!
– Сам знаешь, что это за публика – адвокаты.
– Выбирать не приходиться. Давид Коткин прибудет к нам после похорон Кренниковой.
– Что Коткин, что Шлиссельбаум, что Роземблюм, что Резник. Иного не ждали. Когда похороны?
– В четверг, четвертого сентября, – наморщив лоб, ответил Амбросимов.
– Подождем.
– А пока, мой друг, вернемся к нашим… итальянцам. Маурицио Камилиери.
– Что за имя? – хмыкнул Наумов. – Как будто карамельку во рту гоняешь! Ка-ми-ли-ери.
Маурицио. Ну и имечко у мужика, прямо Маруся Карамелькина какая-то.
– Ладно, ладно не будем усложнять российско-итальянские отношения.
– Слышь, а не итальяшки ли Павлова бомбанули? – выдвинул предположение Наумов. – А ведь было за что, много знал майор, десять лет работал на Браско. Мафия!
– Версия имеет право на жизнь, – подтвердил Амбросимов. – Но стоит учесть, что в машине Павлова находились женщины, бывшие в недавнем прошлом любовницами итальянцев, к тому же, одна из них, ныне покойная, замешана в убийстве их соотечественника. Помнишь Санта-Барбару?
– Так и знал, что без баб не обойдемся.
– В Ельской больнице та, что была любовницей Камилиери, так что есть возможность поторговаться.
– Если она его еще интересует, – хмыкнул Алексей. – Девок в Москве много.
– Согласен. Но к Браско он приходил искать свою, а не снимать другую.
– Идеализируешь.
– Ладно, завтра кое-что проясниться, – Николай протянул для прощания руку.
– Тогда, до завтра, – пожал руку Наумов.
Глава семнадцатая
Последнее время неприятности преследовали Маурицио Камилиери. Его наиприятнейшее пребывание в Москве было прервано исчезновением Виолетты (пробовал итальянец завести новую интрижку, но в сравнении с ней любая девушка проигрывала), смертью Браско, а теперь еще и известием о его скором возвращении в Милан. Конечно не завтра, а через три месяца. И вот вчера получил вызов в полицию. Неприятно, да и сослуживцы косятся, что натворил добропорядочный с виду Камилиери? Все это связано с убийством Ризио. Знал, конечно, знал Маурицио, что Джованни балует с наркотиками, но как можно было ожидать от Браско, что труп Джованни найдется в его холодильнике? Теперь объясняйся с русскими!
Так думал Маурицио Камилиери сидя за рулем своего автомобиля по дороге на улицу Малую Лубянку. Припарковаться рядом со зданием не получилось – стоянки только для служебного транспорта. Пришлось сделать круг по Лубянской площади, вокруг клумбы разбитой на месте памятника Дзержинскому. Наконец-то припарковавшись, Маурицио вошел в парадное одного из зданий Федеральной службы безопасности. На входе предъявил повестку, сердитому неизвестно на кого, молодому человеку в погонах. Офицер посмотрел на бланк и вписанный от руки текст, потребовал удостоверение личности. Маурицио протянул ему свой паспорт. Повертев его немного в руках, офицер вернул документ, козырнул и указал Маурицио на лифт.
– Четвертый этаж.
Маурицио вошел в лифт. Он бывал по делам в различных московских учреждениях, и всегда удивлялся, зачем в советской России делали такие похожие на гробы, лифты.
Искомый кабинет нашелся быстро, возле него находилась площадка для курения, где было многолюдно, и дым, на манер утреннего тумана, окутывал головы курящих, оставляя видными только разных фасонов брюки.
– Входите, – откликнулись на деликатный стук в дверь.
Высокий мужчина встал из-за стола навстречу входящему.
– А, господин Камилиери! Добро пожаловать! Меня зовут Николай Амбросимов.
Маурицио, на секунду засомневался, будет ли удобно рукопожатие, но рука по привычке протянулась на встречу. Амбросимов пожал руку итальянца.
– Прошу садиться, вот сюда, пожалуйста, – гостеприимно начал он, предлагая Камилиери удобное кресло, и объявил. – Беседа наша будет происходить в присутствии вашего адвоката и переводчика, во избежание недоразумений и расхождения толкований. Или вы считаете, что справитесь сами?
– Нет, – ответил Маурицио. – Я плехо говорю по-рюсски. Адвокат будет.
– Ну, и ладненько. Хотите кофе, чаю?
– Нет, спасибо.
– Ну и ладненько.
– Ляд-не-ко. Это что?
– Это значит хорошо.
– Корошо. Я знаю корошо.
– Ну и хорошо, – открылась дверь, и в комнату вошли трое мужчин, Амбросимов представил и их. – Алексей Наумов, и наш переводчик Михаил Громов, прошу любить и жаловать.
– Флавио Клементи – адвокат.
Мужчины обменялись рукопожатиями и заняли свои места. Амбросимов за столом, Наумов у окна, опершись на подоконник, переводчик и адвокат рядом с креслом Маурицио.
– Итак, начнем, – Амбросимов кивнул переводчику и тот приглушенным голосом стал переводить фразы итальянцу. – Вы, я думаю, догадываетесь, с какой целью мы пригласили вас сюда?
– В повестке указано, что по делу об убийстве Джованни Ризио, – через переводчика ответил Маурицио.
– Вот и расскажите следствию, в каких отношениях вы состояли с убитым, – вступил Наумов. Адвокат сделал знак Маурицио, что он может неотвечать, но Камилиери выбрал другую тактику.
– Мы мало знакомы, но здесь в Москве нас связывали дружеские отношения.
– Вы бывали у него дома, то есть в квартире, которую он занимал? – снова Амбросимов.
– Нет. И Джованни не был у меня в гостинице, – просто отвечал Маурицио. – Я приехал недавно, а Джованни работал в Москве почти год, он хорошо говорил по-русски, знал город, иногда мы вместе ужинали.
– Это вы познакомили Джованни с Ладой Кренниковой? – спросил Наумов, с равнодушным видом рассматривал шикарные туфли итальянца.
Камилиери явно игнорировал советы своего адвоката.
– Моя подруга. Они из одного города, дружили с детства, так мне рассказывала Виолетта.
– А с Виолеттой Архиповой вы, где познакомились? В Италии?
– Нет. Мы летели в Москву одним рейсом, и познакомились случайно, уже в Шереметьево. Обменялись визитками.
– И, как я понимаю, продолжили знакомство? – двусмысленно улыбаясь, то ли спросил, то ли констатировал факт Наумов.
Адвокат рассерженно отчитывал Маурицио по-итальянски.
– Да, я позвонил ей и пригласил на ужин, – подтвердил Маурицио, как само собой разумеющееся.
– У вас были близкие отношения? – взял допрос в свои руки Амбросимов.
– Да. Были.
Адвокат закатил глаза и закрыл свой портфель.
– Когда вы познакомились с Ладой Кренниковой?
– Даты я не помню, но приблизительно около месяца после моего приезда в Москву.
Виолетта сказала, что ее подруга нуждается в отдыхе, и спросила, не смогу ли я устроить свидание на четверых.
– Вам не показалось, что она это сделала специально, что бы познакомить Кренникову с Джованни Ризио?
Наумов было дернулся спросить, но Амбросимов осадил его взглядом.
– Нет, Виолетта не знала, кого я приведу на свидание.
– Считаете, это была случайность?
– Считаю.
– Хорошо. Вы еще устраивали свидания на четверых?
Адвокат многозначительно кашлянул.
– Нет, Джованни считал, что Виолетта девушка строгих правил, и приглашал Ладу на свидания сам. Они любили посещать клубы, ну и конечно, "Джоконду".
– А вы часто бывали в "Джоконде"?
– Да. Мне и Виолетте нравилось ужинать там. Прекрасная атмосфера, замечательная кухня, да и Браско относился ко мне очень дружелюбно.
– Какого рода отношения связывали вас с Браско?
– Я очень уважал Джеронимо. Он всегда помогал мне дельным советом, у него были хорошие связи, он предлагал мне свою помощь. Кстати, он не одобрял моей дружбы с Джованни.
– У него были натянутые отношения с Ризио?
Адвокат вытаращил глаза, умоляя Маурицио помалкивать и быть осторожным.
– Браско предупредил меня, что Джованни приторговывает наркотиками.
– Вы сами были свидетелем, как Ризио приобретал, продавал или употреблял наркотики?
– Нет, никогда.
– Вы поверили Браско? – снова бросил реплику Наумов.
– Как можно не поверить Браско? – удивился Маурицио. – Джеронимо знал все про всех, кто чего стоит.
– И вы ограничили свой контакт с Ризио? – Амбросимов посчитал, что лучше вести допрос одному и знаком попросил Наумова не вмешиваться.
– Мы и так встречались не часто, с тех пор, как он познакомился с Ладой.
– Чем закончились ваши взаимоотношения с Архиповой?
– С кем? – переспросил Маурицио.
– С Виолеттой Архиповой?
– Извините, я не привык к ее фамилии. Это неприятно для меня,…как мужчины, – сбился Маурицио, но продолжил, – но я скажу, она бросила меня.
– Бросила? – уточнил Амбросимов.
– Ну, если женщина не отзывается на звонки, не открывает дверь, значит, она бросила меня.
– Вы звонили ей? Приезжали на ее квартиру?
– Да. Я даже ходил к Браско, спросить, не знает ли он причин ее отсутствия.
– Поясните, – попросил Амбросимов.
– Вечер четырнадцатого августа я и Виолетта провели вместе, – начал рассказывать Маурицио. – Из моего отеля мы вышли около одиннадцати часов вечера. Я проводил Виолетту до квартиры, и даже зашел на чашку кофе. Насколько мне известно от сеньора Браско, Джованни и Лада в тот вечер ужинали в "Джоконде". Поздно ночью, нет, простите, уже ранним утром ко мне в номер позвонил незнакомец и от лица Браско просил у меня номер телефона квартиры, где проживали Лада и Виолетта.
Поскольку незнакомец не раз упомянул имя сеньора Браско, номер я дал. С тех пор никаких вестей от моей девушки я не получал. Если она меня не бросила, то хоть позвонила бы.
– И вы ходили к Браско узнать, кто звонил вам ранним утром?
– И это тоже, – сказал Маурицио. – Но меня интересовала Виолетта. Я сразу подумал, что исчезновение Джованни, Лады и Виолетты, как-то связано между собой.
– Мне интересно, что вы подумали, когда узнали, что труп Джованни Ризио хранился в морозильной установке господина Браско? – спросил Амбросимов с интересом наблюдая за реакцией итальянца.
Адвокат больше не пытался остановить Маурицио, и делал вид, что ему все равно то, что он скажет.
– Я был в шоке, – честно ответил Камилиери.
– Что ж, спасибо вам, синьор Камилиери, – Амбросимов встал из-за стола и попрощался с итальянцем, остальные мужчины последовали его примеру, – наше сотрудничество было плодотворным, но разрешите нам еще раз побеспокоить вас, если в этом деле возникнут какие-нибудь вопросы.
– Да, пожалуйста, – не возразил Маурицио, открывая дверь кабинета.
– Камилиери! – окликнул его Наумов.
– Да? – откликнулся тот.
– Вас еще интересует Виолетта Архипова?
– В каком смысле? – удивленно вскинул глаза итальянец.
– Вы хотели бы знать, где она находится сейчас? – спросил Наумов.
– Где она? – Маурицио рванул навстречу Наумову, и чуть ли не схватил того за грудки. Адвокат вцепился в рукав итальянца пытаясь оградить от решительных действий.
– Да, тише ты, – осадил его Алексей. – Город Ельск, ангельской области, городская больница.
– Что с ней?! – в глазах итальянца застыла тревога и боязнь услышать плохую весть.
– Взрывное устройство в автомобиле, – ответил Николай, дружески похлопывая по плечу помертвевшего итальянца. – Ее выбросило взрывной волной. Через лобовое стекло.
Маурицио покивал, давая понять Амбросимову, что с ним все в порядке, и вышел из кабинета, даже не закрыв за собой дверь. Наумов выглянул вслед, посмотреть, как Маурицио идет по коридору к лифтам и, закрывая дверь, сказал:
