Яразговаривал с отцом несколько ночей подряд и наконец начал все понимать. Нет, не потому, что отец разъяснил мне (он говорит как-то странно и путано). Нет, это пришло само собой, словно озарение, как яркая вспышка света в кромешной тьме ночи. В одну секунду я вдруг понял все! Понял, какова моя роль, в чем состоит мое истинное предназначение. Понял, что за люди меня окружают, как жестоко я ошибался, доверяясь им прежде. Я понял все. Все, что происходит в этом мире, во Вселенной, в Духе.
      Скрижали найдены. Миссия выполнена. Но мы четверо не знаем, как нам быть с этими сакральными знаниями. У нас есть ключ, но нет замка. Но если есть ключ, значит, где-то должен быть и замок. И теперь настало время его найти. Но как, если мои «друзья» привыкли рассуждать в философии — «черное-белое»? Они нашли Скрижали — «белое» и теперь ищут Печати — «черное». Что случится, когда они найдут их все?.. Ничего. Нет никаких Печатей. Просто им нужны препятствия… Они не верят в чудо и не видят его.
      Поначалу мне было странно говорить с отцом через браслет. Но неловкость прошла быстро. Да и в том, что я говорю именно с отцом, у меня уже не было никаких сомнений. Он рассказывал мне о вещах, которые могли знать только мы двое — он и я. Но главное — он говорил именно то, что я хотел услышать. Поразительно редкое, щемящее чувство — тебя понимают. Не просто разделяют твою точку зрения, не просто находят ее правильной, а имеют твою точку зрения. Я чувствовал прилив счастья! Я был окрылен.
      «Мир — это сосредоточие силы, — говорил отец. — Да. Она может быть использована во зло, но может быть использована и во благо. Да. Но у тебя есть ключ. Ты знаешь великую священную тайну. Да. Ты сможешь найти дорогу к Свету для всего мира, для каждого человека. Да. Я подготовил тебе дорогу. Да. Теперь ты должен найти меня, и ты увидишь свой путь. Принеси свою тайну, Избранник! Ты мой сын, Анхель. Да. Я люблю тебя. Да. Ты сможешь. Я знаю. Ты придешь ко мне. Да. Ты сделаешь то, что должен».
      Я продолжаю дело своего отца. Он хотел изменить мир. Он часто говорил мне об этом. Счастье возможно, если только все счастливы. Невозможно быть счастливым, если знаешь, что другие люди страдают, где-то от голода умирают дети, царит насилие и несправедливость, господствуют ложные ценности, которые застилают людям глаза и манят их миражами ложного счастья. Мир полон страданий. А несчастные люди лишены силы, и, как бы ни хотели, они не могут ничего изменить.
 
       Когда мы только начинали наши поиски Скрижалей, я отчетливо понимал смысл того, что мы делаем: мы должны были найти тот путь, по которому человечество сможет вернуться к Источнику Света. Мы готовили мистическое таинство, чудо! Но постепенно это понимание как-то потускнело, ушло на второй план. На пути к цели мы ее потеряли. Судьбы конкретных людей отвлекли нас от главного. Мы проявили слабость и поддались общему настрою — разобщаться, и целое распалось на части. И это сделали мы сами…
      «Люди разобщены, — говорил мне голос отца. — И объединить их может только чудо. Да. Но люди ждут чуда от Бога. Люди ждут чуда свыше. А истинное чудо может исходить только от человека. Да. Что странного в том, что Бог творит чудеса?.. Истина рождается там, где чудо совершает человек. Да. И ты, Анхель, тот человек, который должен совершить чудо. Да. Оставь тех, кто вводит тебя в заблуждение. Поверь в себя. Да. У тебя есть знание, а я подготовил тебе дорогу. Я жду тебя, Анхель! Я жду. Да».
      В сущности, кто такой Данила? Разве он Избранник? Нет, он просто канал, через который снисходит Откровение. Теперь, когда Откровение снизошло, необходимо действовать. Но Данила не может, не способен действовать. Потому что для этого нужна решимость. Чудо начинается с веры в чудо. А в Даниле этой веры нет. Он надеется на людей, на потаенное в них желание Света. Но разве можно на это рассчитывать? Если бы одного этого желания было достаточно, Скрижали были бы не нужны!
      И когда я понял это, все встало на свои места. Я не случайно приезжал в Россию. Здесь я получил те знания, которые нужны мне на моей родине. И теперь я возвращаюсь в Мексику, я возвращаюсь к своему отцу. Он хотел, чтобы в мире царствовала справедливость, чтобы люди объединились и были счастливы. И я сделаю это. Он нашел замок, я нашел ключ. Чудо возможно! Можно изменить мир, потому что мир — это сосредоточие силы. Остается лишь самая малость — направить эту силу в нужно русло.
      «Ты, Анхель, тот человек, который должен совершить чудо, — звучал во мне голос отца. — Да. Оставь тех, кто вводит тебя в заблуждение. Поверь в себя. Да. У тебя есть знание, а я подготовил тебе дорогу. Я жду тебя, Анхель! Я жду. Да».
      Я оставил тех, кто служил мне на моем пути. Они сделали свое дело. Я благодарен им. Но дальше наши дороги расходятся. Они остаются в стране вечных снегов, я возвращаюсь в страну Вечного Солнца!
 
 
До дома я добирался на старом, мятом,
проржавевшем насквозь автобусе.
За окном пробегали малоэтажные
постройки бедного Мехико,
тянувшегося на многие километры,
а потом мы выехали на трассу.
Странное ощущение.
Два десятка людей, сидевших
в автобусе, активно общались между собой.
Было необычно и даже как-то неловко
слышать родную речь.
Настолько я отвык…
 
 
      —  Не знаю, мне только жир змеи помогает, — говорила своей попутчице старая женщина на переднем сиденье. — Может, сушат их неправильно? Но жир точно боль снимает. Если б не он, не знаю, как бы я со своими коленями…
      — …И тогда я ей говорю, — раздавался зычный мужской голос откуда-то сзади. — «Красавица, а зачем ты мне такие деньги предлагаешь? За такой товар, как у меня, втридорога платить надо! Обидеть меня хочешь?.. Вот вы, женщины, все такие, нет бы приятное сделать мужчине, он бы и посмотрел на тебя по-другому!»
      Шумная мужская компания, слушавшая этот рассказ, громко рассмеялась.
      Я смотрел в окно, на знакомые, родные сердцу пейзажи — бескрайнее пространство, обожженное солнцем. Уничтожить все лишнее, все наносное — не имеющее права на жизнь, и оставить лишь главное — то, в чем есть сила и истинное желание служить Свету.
      Но о чем говорят все эти люди? О чем они думают? О здоровье, о деньгах, об утехах… Они словно не видят, что мир, в котором они живут, изменился. Он выгорает изнутри, а не идет к Свету. И это разрушает мир, эта внутренняя пассивность людей!
      Почему же никто не видит, что мир стоит на пороге своей смерти?!
      Я инстинктивно сжал свой браслет. Мне показалось, что он раскалился и обжег руку.
      — Нет, мама, я должна вернуться… — послышалось сзади.
      Прямо за мной сидели две женщины — молодая и уже в возрасте. При одном взгляде на них стало понятно, что они мать и дочь.
      — Да куда же вернуться?! — шепотом запричитала мать. — Вбила себе в голову! Твой святой отец Набор — проходимец и слуга Дьявола, дочка! Ну как может быть, чтобы Святая Дева явилась этой потаскухе — Габине Ромеро!
      — Мама, не говори так! Мария Магдалина тоже была грешницей…
      — То Мария Магдалина, дочь, а это — Габина Ромеро! Думай сама, о чем говоришь!
      Я посильнее вжался в кресло, чтобы лучше слышать, что происходит у меня за спиной.
      Судя по всему, мои случайные спутницы говорили о «Новом Иерусалиме» — это поселение последователей отца Набора на юго-западе Мексики. Там лет двадцать тому назад, как рассказывают, произошло чудо. Святая Дева Росарио явилась какой-то женщине и сказала ей, чтобы она обратилась к отцу Набору и поведала ему о скором Конце Света.
      Отец Набор воспринял случившееся как дар свыше и на большом холме, где пророчице явилась Святая Дева, основал целое поселение. В городке на несколько тысяч человек установлены строгие порядки, существует определенная форма одежды, введен своеобразный комендантский час, территория строго охраняется. Чужаков там не любят, журналистов не пускают вовсе.
      Целыми днями паства Набора проводит в молитвах, отмаливая свои грехи перед грядущим Концом Света. На вершине холма воздвигнут храм, где в окнах по четырем сторонам света выставлены фигуры святых, которые в день Страшного Суда должны будут закрыть город чудесным занавесом.
      — Он уже дважды предрекал Конец Света — и в девяностом говорил, что будет, и в двухтысячном… Но ведь нет же! Не случилось! — раздраженно шептала мать.
      — Время близится, мама. Близится… — сканала дочь, и по ее голосу я понял, что она плачет. — В этом году, в две тысячи пятом. Зачем ты меня увезла, мама?.. Зачем?! Мы теперь все погибнем! Погибнем!
      Мать тихо заплакала, как могут плакать родители, понимающие, что их ребенок лишился рассудка и теперь уже никогда он не будет тем счастливым человечком, каким оставался для родителей все предыдущие годы.
      — Нет, дочка, это ты там погибаешь… — тихо причитала мать. — Ты погибаешь… Все врет твой Набор. Врет! Как же ты забеременела от него, если так он благочестив, как ты рассказываешь? Как?!
      — Мама ты просто не знаешь… И не понимаешь… Это священный ритуал, — строго сказала дочь. — Ритуал. А что я забеременела, это плохо. Отец Набор говорит, что дети не должны рождаться сейчас, потому что они не успеют понять своего греха и раскаяться пред Господом…
      — Да в чем же грудные младенцы виноваты-то перед Господом?! — опешила мать.
      — Все виноваты, — еще строже ответила дочь. — Грех лежит на природе человека. На самой природе…
      — Да кто ж видел природу-то эту, чтобы говорить?! — слабо протестовала мать, уже, кажется, и не рассчитывая переубедить свою дочь.
      — Бог видит, — ответила она. — Бог и говорит.
      Я почувствовал, как браслет жжет мне руки.
      Еще один знак. Сначала я встретил в самолете маленького мальчика по имени Анхель, который хотел быть со мной, но который меня испугался. Теперь вот последовательница отца Набора, который предвещает скорый Конец Света.
      Мне вдруг отчаянно захотелось встретиться с этим божьим человеком. Возможно, он знает что-то, что важно для достижения моей цели. «Грех лежит на природе человека» — как это правильно! Об этом говорил и Источник Света!
      Я повернулся и посмотрел на говоривших позади меня женщин.
      — Сатана! — услышал я, но чей это был голос, я не понял.
      — Это вы мне?..
      Женщины смотрели на меня со страхом и недоумением. Их губы не шелохнулись, но я cнова отчетливо услышал то же самое слово: Сатана!» и вмиг покрылся холодной испариной. Кто это говорит?! В ужасе я повернулся обратно и вжался в сиденье.
      — Бог видит, — раздался голос дочери. — Бог и говорит.
      Нет-нет! Не может быть, она уже произносила эти слова!
      — Да кто ж слышал Его? Кто?! — взмолилась мать.
      — Я и слышала, — каким-то мертвецким голосом ответила дочь. — Когда впервые вошла в Новый Иерусалим, когда увидела на стенах храма огромный глаз и надпись под ним: «Бог видит тебя, Бог слышит тебя, Бог знает, что ты делаешь» — тогда и услышала.
      У меня заложило уши. Всю оставшуюся часть дороги я просидел, вцепившись в подлокотники сиденья и всеми силами пытаясь унять страшную дрожь во всем теле. Мне было холодно. Ужасно холодно… Как в могиле. Хотя стояла почти сорокоградусная жара! Всем жарко. Невыносимо жарко! И только я… Только я.
 
       Явышел из автобуса и замер. Это мой город. Небольшой поселок. Я знаю здесь каждый камень, каждую улочку, каждый дом. Но странное, неприятное чувство. Кажется, что он не настоящий — мой родной город. Словно бы это и не он вовсе, а его макет. Большая, искусно выполненная декорация из раскрашенного картона… Нет, ничего. Ничего страшного. Просто мне кажется. Это от напряжения. Сейчас я дойду до своего дома, встречу мать, деда. Потом найду отца, освобожу его, и все будет в порядке. Нельзя поддаваться панике. В последнее время я многое понял, принял непростое для себя решение. Конечно, мне может что-то чудиться. Конечно…
      Мой дом всего в нескольких шагах от автобусной остановки. Я пройду тихо и незаметно. Меня никто не увидит и не узнает. Я доберусь до своего дома, и мне станет легче. И сон! Сон, конечно, ко мне вернется. Ведь я дома. Все будет хорошо. Все правильно. Я делаю то, что должен, я со всем справлюсь. Скоро Скрижали обретут силу.
 
       Быстрым шагом, почти бегом я преодолел две улицы и, завернув за угол, в ощущении все возрастающего ужаса остановился перед своим домом. Его двери и окна были наглухо заколочены. Металлические жестяные ставни закрывали окна. На дверях висел огромный, наверное, килограммовый замок, я никогда его не видел.
      — Анхель?.. — раздалось откуда-то сзади. Я, словно зомби, лишенный чувств и эмоций, машинально обернулся. На той стороне узкой улочки стоял и удивленно улыбался Риго — мой сосед и приятель с самого раннего детства.
      — Они умерли?.. — почему-то спросил я, показывая рукой на дом.
      — Умерли? — непонимающе переспросил Риго. — Ты это о чем, Анхель?
      — Они умерли?! — повторил я осипшим голосом.
      Это единственная мысль, которая приходила мне в голову, — все мои родные умерли. Я лишился сна, со мной говорит покойный отец, я приезжаю в родной дом, он закрыт, на двери огромный амбарный замок. Все умерли…
      Мне хочется плакать, но сердце как будто стало каменным — не бьется, не стучит, а лишь тянет вниз с невыразимой силой. Слезы застыли в уголках глаз. В груди сдавленный крик. И только тихая-тихая улочка… и опустевший дом.
      — Да что ты, Анхель! Бог с тобой! — замахал руками Риго. — Они уехали. Неделю как уехали. Просто уехали. Живы… Живы…
      Риго перешел улочку, приблизился ко мне и обнял:
      — Все хорошо, Анхель… Все хорошо. Они живы… Живы.
      Я задыхался в приступе рыданий. Меня выворачивало наизнанку. Я не знал, что со мной происходит. Что-то страшное… Я рыдал как дикий раненый зверь, угодивший всеми четырьмя лапами в охотничий капкан. Я хотел умереть в эту минуту. Умереть, чтобы все закончилось.
      Я запутался. Запутался… Совершенно запутался. Куда я поехал и зачем?.. Нет, что-то пошло не так. Что-то пошло не так. Но что?! Почему их здесь нет — моей матери и моего деда? Куда они уехали?.. Почему?! Я вернулся. Вернулся! А их — нет! Что случилось?! Что происходит?..
      — Ну ладно, ладно… — успокаивал меня Риго. — Не волнуйся… Что с тобой?.. Все нормально. Испугался?.. Думал, они умерли? Нет, не умерли. Все хорошо. Успокойся… Да, так… Молодец. Ну ничего. Ничего. Пойдем ко мне. Пойдем. Помнишь, как раньше?.. Помнишь?
 
       Риго привел меня в свои дом. Тут многое изменилось с тех пор, когда я был здесь в последний раз. Мебель расставлена по-другому, вместо занавесок — жалюзи, комната родителей Риго была превращена в молельню. Там тускло горели свечи, едва заметно поблескивали покрытые лаком иконы и металлические лампадки.
      — А твои родители умерли? — спросил я.
      — Да. А разве ты не помнишь? — удивился Риго. — Это случилось, еще когда ты первый раз уезжал в Россию, на обучение. Неужели забыл?
      Действительно, родители Риго — Мигель и Алонса — умерли почти десять лет назад! Они были очень добры ко мне. Как я мог забыть об этом?
      — Ах да… Прости…
      — Да нет. Ничего, — ответил Риго и внимательно пригляделся ко мне: — Ты наверное, голоден? Покормить тебя?
      — Нет, не нужно, — ответил я.
      — У меня есть пирог с курицей, — сказал Риго. — Ты любил его раньше. Острый, с томатилос и перцем чили. Отличная запеканка! Небось давно не едал такого…
      — Да, не едал… — машинально повторил я.
      — Ну так садись к столу. Давай!
      Я машинально сел за обеденный стол.
      Как странно! Я сижу в доме своего друга, с которым меня связывает только наше детство, а разделяет почти тридцать лет. Пропасть.
      — Надолго к нам? — спросил Риго, суетясь у плиты. — Я был бы рад, если надолго.
      Но я ничего не ответил. Но не потому, что не знал, что сказать. Я просто не понял вопроса. Не смог задуматься над ним, сконцентрироваться. Мои мысли были далеко. Или нет — их вообще не было. Какое-то странное ощущение прострации, внутренней опустошенности, болезненной нереальности происходящего.
      — А я работаю слесарем на станции техобслуживания, чиню машины… — продолжал Риго, лишь изредка поглядывая на меня краем глаза. — А ты-то как? Чем живешь? Чем занимаешься?
      Выпытывает?.. Хочет знать мои планы? Засланный?!
      А что, если действительно этот город не настоящий? Да, очень может быть! Не случайно же он показался мне сделанным из картона… И запертый дом. Как такое может быть?.. Куда они могли податься? Деду девяносто лет! И этот странный разговор женщин в автобусе… Горящий браслет. «Сатана»…
      — У тебя теперь молельня в спальне родителей? — спросил я.
      — Да, — сказал Риго, поставил передо мной тарелку с мексиканской запеканкой из курицы. — Ты заметил?
      — Дверь была открыта, прости…
      — Да ничего, — Риго пожал плечами, взял две кружки с кофе, поставил их на стол и сел напротив меня. — Ты давно спал-то?
      — Спал? — я вздрогнул.
      Откуда он знает, что у меня бессонница? Он знает!
      — Синяки под глазами… — Риго помахал в воздухе рукой, показывая на мое лицо.
      — А-а-а… — протянул я. — Кому молишься?
      — Кому молюсь? — Риго сделал вид, что удивился. — Святой Деве Гваделупской. Кому еще?
      Святой Деве Гваделупской молится большая часть католической Мексики, именно она считается небесной заступницей мексиканцев. Но как-то это все странно… Может быть, Риго как-то связан с теми женщинами из автобуса?
      — Гваделупской? Или все-таки Святой Деве Росарио?
      — Ты в своем уме?! — рассмеялся Риго очень натурально. — Смеешься надо мной? Ты на этих сектантов намекаешь, что ли?
      — «Бог видит тебя, Бог слышит тебя, Бог знает, что ты делаешь», — я процитировал надпись на церкви в Новом Иерусалиме отца Набора, но Риго сделал вид, что никогда не слышал этой фразы, — смотрит на меня и как-то странно, невинно улыбается.
      — Их лидер, какой-то Набор, если я правильно помню, объявил папу Иоанна Павла II — посланником Сатаны! — продолжал улыбаться Риго, делая вид, что мое предположение — чистой воды безумие. — Как можно относиться к этому серьезно?! Это же бред! Сущий бред!
      — Но ведь Иоанн Павел II умер… — я слегка склонил голову набок, приглядываясь к Риго.
      — Это большая утрата, — сочувственно сказал он. — Большая утрата для всех католиков.
      Точно меня дурит! Если Иоанн Павел II умер, какое значение теперь имеет это высказывание отца Набора?! С таким серьезным видом…
      Я взялся за нож и вилку, отрезал кусок запеканки. И внезапно почувствовал…
      Она может быть отравлена! Да, как я не догадался сразу?! Это же очевидно! Зачем Риго привел меня в свой дом? Зачем потчует этим дурацким пирогом с курицей?! Курица! Да, курица! Ее же используют в шаманских ритуалах! Черт!!!
      Я вскочил и резко подался назад. Раздался грохот упавшего стула.
      — Ну ладно. Пожалуй, я пойду, — прошептал я, инстинктивно мотая головой из стороны в сторону. — Спасибо. Не провожай.
      — Да что с тобой такое?! — Риго смотрел на меня с явным недоумением. — Даже не притронулся к еде…
      Как ему удается так играть?! Дьявольщина! Дьявольщина!
      — Все нормально. Не провожай, — я развернулся и бросился к двери.
      По дороге натолкнулся и сшиб напольную вазу с цветами. Она качнулась, с резким неприятным скрипом чиркнула глиняным дном по каменному полу и рухнула, разлетевшись на части.
      — Извини, — пробормотал я и не оглядываясь выбежал из дома.
      Едва оказавшись на улице, тут же помчался прочь от этого страшного места.
      — Анхель! — крикнул Риго.
      Я оглянулся, не останавливаясь. Он стоял на пороге своего дома — удивленный, обескураженный, разводя руками в стороны.
      Как им всем удается так натурально играть?! Кто это мог подстроить?..
      — Твои поехали в Куаутемок, — снова раздался окрик Риго. — Не знаю, поможет ли тебе это…
      — В Куаутемок?! — я остановился, не понимая, как такое может быть, и сделал несколько шагов назад. — Зачем?!
      Куаутемок — это небольшой город, расположенный в горах, на самом севере горного хребта Сьерра-Мадре, разделяющего Мексику на западную и восточную части. Что там могло понадобиться моей матери и деду? Вообще-то от Куаутемока не так далеко до Нью-Мексико — американского штата, где проживает большая часть индейцев-навахо.
      А еще Куаутемок — это имя одного из национальных героев Мексики, последнего вождя ацтеков, который в XVI веке вступил в сражение с испанскими завоевателями, был взят в плен и жестоко казнен. Да, точно! За Куаутемоком далеко в горах располагается нечто наподобие тайного, чудом сохранившегося монастыря ацтеков…
      Мысли судорожно крутились у меня в голове…
      — Лихо сказала так. Не знаю, — грустно ответил Риго, развернулся и пошел в дом.
      А я так и остался стоять посреди улицы, не понимая, что со мной произошло, где я нахожусь и что мне теперь делать.
 
       Зачем они поехали в Куаутемок?! Дед всегда с пренебрежением говорил об ацтеках. Он называл их варварами. Сетовал, что развитие цивилизации — это еще не свидетельство духовного развития. И когда людям вырывают сердца, а лестницы огромных пирамид заливают человеческой кровью — это не ритуал, а чудовищное убийство.
      Потомки ацтеков до сих пор живут в Мексике, но их культура официально считается исчезнувшей. Конечно, это далеко не так. Большинство ацтеков действительно погибло от рук испанцев, но некоторые выжили. Частично они были порабощены и приняли христианство, а другие — скрылись в горах, сохраняя верность своим богам.
      Но боги ацтеков… Это же самые кровожадные божества планеты! Бог войны — Уицило-почтли, его сподвижник — Тецкатлипока, бог огня — Ауетсотль, бог солнца — Тонатиу, богиня луны — Койольхауки, бог дождя — Тлалок и еще десятки других богов. Каждому из них были принесены в жертву тысячи жизней! Каждый день — чья-нибудь новая смерть!
      Ацтеки постоянно воевали, пополняя «человеческие ресурсы» для своих ритуальных жертвоприношений. Впрочем, на священных алтарях умирали не только пленники… Ацтек, решивший принести себя в жертву богам, выпивал грибную настойку, после чего жрец вырезал ему сердце, которое затем сжигалось на жертвеннике.
      Правда, насколько я знаю, теперь ацтеки редко прибегают к человеческим жертвам, но продолжают кормить своих богов человеческой кровью.
      Дед много рассказывал мне об этом. Ацтеки так и не смогли научиться контролю над сновидениями, но нашли более простой способ соприкасаться с реальностью, расположенной по ту сторону бодрствующего мира. Галлюциногенные грибы… Искусственные сны и искаженная ими реальность — вот вся духовная жизнь ацтеков!
      Зачем Хенаро понадобилось ехать в Куаутемок?!
      У меня появилось неприятное, тягостное, даже пугающее предчувствие… А что, если они прячутся от меня? Не хотят со мной встречаться? Что-то скрывают? Но если — да, то — что?! Это как-то связано с отцом… Разумеется! Другого объяснения просто нет. Но что они знают такого, о чем не знаю я?! Это какая-то тайна, в которую меня не посвящали?
      Я стоял на автобусной остановке и раздумывал, следует ли мне ехать в Куаутемок искать мать и деда.
 
       Браслет на руке горел, словно его только что достали из доменной печи.
      «Не мешкай, сын! — раздался голос отца. — Не мешкай! Время уходит… Да. Ты должен узнать тайну. Ты должен найти меня. Да. Я удерживаю силы Земли. Я жду, что ты принесешь свои знания. Да. Не мешкай! Ты сможешь. Да».
      — Отец, я иду к тебе. Иду! — прошептал я. — Я найду… Я узнаю… Я смогу…
      «Торопись».
      — Папа, а меня хотели сейчас убить, да? Мне не почудилось? Риго…
      «Хотели и хотят. Да, — ответил отец. — Твоя жизнь висит на волоске. Да. Силы Земли сопротивляются. Я удерживаю их, но время против нас. Да. Если ты не поспеешь к сроку, они уйдут. Ты ничего не сможешь сделать. Да. Твои знания погибнут. Да. Мир погибнет. Да».
      Мир погибнет?.. Конец Света?! Да, точно! Ацтеки ждут прихода Конца Света каждые пятьдесят два года по своему календарю, где год равен двумстам шестидесяти дням. Может быть, с этим связан отъезд деда и матери? Может быть, пришел очередной Год Великой Смерти? Так вот зачем Скрижали!
      — Отец, но почему мама и дед уехали из дома? Зачем они отправились в Куаутемок?!
      «У тебя есть цель, сын. Это важно. Да. Это имеет ценность. Все остальное не имеет значения. Ты должен изменить этот мир. Ты — Избранник. Да. Забудь обо всем. Думай только о своей цели. Да. Думай о цели. Иди к ней. Да. Она ждет тех, кто думает о ней. Иди. Да».
      — Ни о чем не думать… Ни о чем не думать… — шептал я, суетливо переминаясь с ноги на ногу. — У меня есть цель. Есть цель… Я смогу.
      — Куда едешь, сынок? — раздалось откуда-то сбоку.
      Я вздрогнул и повернул голову в ту сторону, откуда прозвучал вопрос. На остановке какая-то странная, страшного вида старуха и внимательно меня изучала. Лицо испещрено морщинами, седые волосы убраны в толстую косу, на плечах — прохудившееся пончо, в руках — какой-то глупый узелок. Она казалась городской сумасшедшей…
      — По делам, — сухо ответил я. — Я еду по делам.
      — Убить кого-нибудь задумал? — спросила она вдруг, а у меня мурашки побежали по коже.
      — С чего вы взяли? — заикаясь, прошептал я и отступил назад.
      — Значит, задумал… — пожала плечами старуха и пошла прочь, приговаривая: — Я так и думала. Сразу видно. Если задумал кого-то убить, то сразу видно. Сразу…
      Господи, но что же это такое! Сначала маленький Анхель, потом две женщины в автобусе, говорящие о Конце Света, потом отъезд моих родных в страну кровожадных ацтеков, наконец, Риго… И теперь — эта старуха!
      Я задумал кого-нибудь убить? Какая глупость! Какая глупость! Нет! Я не хочу никого убивать… Не хочу!
 
      —  Постойте! — закричал я. — Постойте!
      Старуха не остановилась и даже не сбавила шаг. Еще секунду я стоял на месте, а потом рванул за ней.
      — Вы меня знаете?! — я забежал вперед и преградил ей дорогу. — Знаете?!
      — Зачем мне тебя знать, ты еще не мертвый, — загадочно ответила старуха.
      — А вы… Вы знаетесь только с мертвыми?
      — В этом мире полно мертвецов, — безразлично ответила старуха и пошла в другую сторону.
      — Постойте же! — закричал я и снова последовал за ней. — Что вы имеете в виду? О чем вы говорите?! Я не понимаю! Что значит — «в этом мире полно мертвецов»?
      — То и значит, — ответила старуха. — Мертвец — он кто? Он — тот, кто лишился собственной воли. Так ведь?
      Старуха остановилась и уставилась на меня своими когда-то карими глазами.
      — Что — «так»? — оторопел я.
      Она говорила, что мертвец — это не тот, кто умер, а тот, кто лишен воли. Но что значит — «лишен воли»? И зачем ей общаться с такими людьми?
      — Ты своим умом думаешь? — Старуха уперлась руками в бока и грозно посмотрела на меня как на нашкодившего мальчишку. — Своим?
      — Я… Я… — я не знал, что ответить, потому что не понимал, что она имеет в виду.
      — А много ли таких, кто своим умом думает? — сощурилась старуха.
      — Я думаю, много…
      — Много?! — Она расхохоталась, показывая мне свой страшный беззубый рот. — Вот ты скажешь, конечно! Да ты еще и дурак!
      Старуха снова куда-то направилась. Кажется, без всякой цели. Только бы избавиться от меня — как от приставшего к одежде репейника! Мы кружили с ней по небольшой площадке рядом с автобусной остановкой как два баскетболиста, дерущиеся за мяч на импровизированной тренировке.
      — Господи, умоляю вас, скажите мне! Скажите! — Я готов был упасть перед этой старухой на колени, только бы она мне все объяснила.
      Я так устал, так запутался. И эта женщина… Ведь это не случайно, что я ее встретил. У нее есть какое-то послание для меня. Она что-то знает! Почему она не скажет?!
      — Никто не хочет думать своим умом, — старуха продолжала идти прочь, сетовала и недовольно качала головой из стороны в сторону. — Говорю ему, что он убийство затеял. А он мне — «скажите мне, скажите»! Ну не дурак?.. Дурак.
      — Но что значит — думать своим умом? — я вцепился в нее как смертельно оголодавший клещ. — Что вы имеете в виду? Это ведь непонятно. Вы можете разъяснить…
      Старуха снова остановилась и уставилась на меня как на форменного придурка, который встал ей уже поперек горла.
      — Люди в Бога верят? — спросила она, глядя мне прямо в глаза.
      — Верят, — ответил я.
      — А откуда они знают, что Бог есть?
      — Они чувствуют, — я непонимающе развел руками.
      — Они что, по-твоему, Богачувствуют? Ты в своем уме?! — она произнесла это слово — «Бог» — с каким-то особенным пренебрежением в голосе, словно бы речь шла не о Боге, а о какой-то дешевой кукле, поделке из кусочков ткани. — Им понарассказали всякой всячины, съели их ум своими идеями. И теперь они ходят, «чувствуют Бога»! Надо же! Своим умом они думают! Посмотрите на них! С ума сойти!
      — Так что же, нет Бога, по-вашему?..
      — По-вашему, по-нашему, по-твоему, по-моему… — заворчала старуха. — Вот все так!
      — Но вы же сами говорите — «своим умом», — я совершенно растерялся, — вот и получается — по-вашему, по-нашему, по-твоему, по-моему…
      — Тьфу! — старуха плюнула наземь рядом со мной и повернулась. — Дурак какой!
      — Нет, постойте! — закричал я, забегая вперед. — Зачем вы уходите? Почему вы не хотите мне все объяснить? Вы же сами ко мне подошли!
      — Ну подошла я, что с того? — Старуха снова остановилась и презрительно на меня уставилась. — Что, теперь я, значит, виновата, что ты — дурак? «Объясните мне», «расскажите мне», «разъясните мне»… Слов-то каких набрался! А ум твой — где?! Где, я тебя спрашиваю?!
      Чертовщина какая-то. Я смотрел на старуху непонимающими глазами, совершенно лишенный какой-либо способности думать и отдавать себе отчет в том, что происходит. «Где мой ум?» — спрашивает она. Да, где мой ум? Не знаю. Я растерялся. Я запутался. Я ничего не понимаю! Мне кажется, этот мир вокруг меня ненастоящий… Куда уж дальше?!
      — Так ничему нельзя верить? — прошептал я.
      — Нельзя, — сурово ответила старуха.