Разумеется, мы хорошо понимали, что на этом дело не кончится. Только вопросом времени оставалось, когда наши враги снова набросятся на нас.

Поезд, то есть рельсы, привезли нас в необычную область Микрокосмоса. Необычную в том смысле, что мы до сих пор никогда ничего такого не видели. Это главным образом была плоская травянистая равнина, которая кое-где была испещрена трещинами, вроде тех, которые встречаются на асфальте, если его плохо укладывали. Видимость не была ничем ограничена, и главный портал казался крупным серым пятном на горизонте.

– Ну ладно, хоть то хорошо, что мы увидим их за километр, если им вздумается за нами гнаться, – сказал Сэм.

– За много миль, точно, – сказал я.

Сэм искоса посмотрел на меня.

– Ты сколько времени провел в 1964 году?

– Месяца полтора, может, даже меньше.

– Заразная там манера говорить. «Мили», надо же!

Беседа была не блестящей, но она заполняла скучную поездку. Мы нервничали и старались не показать этого друг другу. До глубины души пробирает, когда знаешь, что где-то там существует всемогущее божество, которое просто мечтает аннулировать твое право на жизнь. Мы говорили об этом. В своем роде это была попытка облегчить психологический дискомфорт.

– Но если она такая всемогущая, – спорил со мной Сэм, – почему она не может просто так в любой момент обрушиться на нас и смолотить нас на котлеты?

Я сказал:

– Тебе надо было бы стать теологом. Джон, это больше по твоей части, а?

Джон сказал:

– Я сильно подозреваю, что Прим каким-то образом сдерживает Богиню от того, чтобы сделать коварный ход и уничтожить нас. Мне кажется, именно поэтому она была вынуждена действовать через людей вроде Мура.

– В этом есть смысл, – ответил я, – пока не начинаешь думать над тем, почему Богиня вообще взъелась на нас. И что она хочет, если можно спросить? Стереть нас в порошок или просто не дать нам уехать? Или и то и другое?

– Хороший вопрос, – ответил на это Сэм. – Ты говорил, что она сперва просила у тебя черный кубик?

– Ну да. Но теперь он у нее есть. По крайней мере, один из них.

– Может, это не тот кубик?

– Есть только один кубик, Сэм. Ты должен понять этот простой и основополагающий факт.

– О, этот «основополагающий факт» я понял. Просто очень не хочется иметь с ним дело.

Я нажал кнопку интеркома.

– Кларк, старина! Как у тебя там, в трейлере, дела?

– Пожалуйста, не спрашивай, у меня морская болезнь.

– Ну-ну, постой-ка! Объясни, каким это образом у робота может быть склонность к укачиванию. Ты не робот на самом деле, а? Я все время это подозревал.

– Разумеется, я робот. А почему это робота не может укачать?

Я презрительно фыркнул.

– В этом просто нет смысла.

– Глупости. Я чувствую боль, неудобство, все, что чувствуете вы. Хотя в весьма смягченной форме. Не спрашивай меня, почему.

– Господи, но почему же? Зачем твоим создателям было снабжать тебя микросхемами боли и дискомфорта?

– Именно по той же причине, почему ты ими снабжен. Замечательная уловка, чтобы как следует защитить организм. Автоматически. Ты инстинктивно избегаешь боли, следовательно, ты станешь избегать и всего, что может тебе повредить. Что и требовалось доказать. Разбуди меня, когда будем на месте.

Именно Кларк настоял на том, чтобы поехать с нами. Он уверял, что отвечает за нас и будет чувствовать себя так, словно его обязанности не были выполнены до конца, если он не проводит нас и сам не увидит, как мы проехали нужный портал. Кроме того, временно-пространственный корабль может нам пригодиться, если к тому времени вылечится от своих болячек.

Нам оставалось примерно два часа до портала. Я не спешил, просто поддерживал ровную скорость. Не было никакого смысла торопиться. Наши противники были где-то на планете и могли появиться в любое время, когда им заблагорассудится. На это можно было рассчитывать. Пока что наша задача состояла в том, чтобы следить за дорогой и смотреть в оба, особенно на сканеры кругового обзора, думая про себя, не превратится ли внезапно какая-нибудь безобидная расплывчатая серая точка на горизонте во что-нибудь очень четкое, определенное и грозное. А потом как налетит, да как ударит… Невозможно сказать, что это будет – бронированная машина, или сверкающий кубик, или, может быть, что-то, что вообще невозможно будет понять, что-то чудовищное, противоречащее здравому смыслу. Это не имело значения. Мы в таком случае все равно моментально оказались бы покойниками. У меня было такое чувство, что мы исчерпали до дна наши возможности, что у нас больше не осталось трюков и уверток. Мы слишком много раз ускользали из-под пуль. Мне от этого было очень не по себе.

Меня беспокоило и кое-что еще.

Мы уже обнаружили портал, ведущий обратно в земной лабиринт, и проложили к нему по карте дорогу, которая вела сквозь джунгли прочих порталов на этом запутанном участке Космострады. Но судя по тому, что нам сказал Кларк, и по тому, что мы успели понять из этой карты, портал не отправит нас обратно во времени. И тогда мы не сможем в соответствии с Парадоксом попасть в земной лабиринт до того, как мы уехали. То есть, это совсем не было «путешествие обратно во времени», как это утверждали многие романтики на Космостраде.

– Эта система построена совсем не так, – говорил нам Кларк. – Она была рассчитана как раз на то, чтобы избежать возможность Парадокса.

– Как же это было сделано? – спросил я.

– Лапочка моя, я же не могу рассказывать тебе всю сложную технологию, но можно вкратце и упрощенно представить себе вопрос таким образом. Существует нечто вроде стандартного, объективного времени, которое соблюдается по всей протяженности Космострады. Оно работает так, что «настоящее» всегда как бы движется вместе с путешественником. Ты никогда не можешь попасть перед ним или отстать от него. Когда ты возвращаешься в то место, откуда уезжал, промежуток времени, который ты провел в другом месте, равен тому времени, которое прошло там, откуда ты уехал. Не спрашивай меня, как это делается. Собственно говоря, если тебя интересует техническая сторона дела, потоки времени не везде одинаковы. По каким-то совершенно загадочным причинам кое-где происходят сдвиги, но они равны примерно наносекундам. Наверное, это в силу портальных переходов.

После всех этих событий, после всех легенд, всех слухов про меня факт оставался фактом – дорога назад еще не была понятна. Когда я первый раз ее встретил, Дарла вела себя так, словно мы уже встречались, а я-то хорошо знал, что этой встречи никогда не было. С тех самых пор она так и держалась за свою версию событий. Мне пришлось ей поверить, и эта вера не имела ничего общего с моей крепнущей любовью к ней. Меня убедили прочие факты, прочие наблюдения. Но теперь сомнения стали снова точить мою душу.

Ну нет. Как же такое могло быть? Неужели Парадокс был только безумней выдумкой женщины? Я не мог принять такого решения.

Замечательно. Следовательно, что же именно я говорил самому себе? Неужели мы мчались навстречу реальности, навстречу такой вселенной, где не произошло никакой временной петли, я не совершал кувырка во времени, где Дарла и я никогда не встречались… в то место, где ничего такого просто не происходило?

Или нам вообще не суждено было вернуться? Я заскрипел зубами. Нет, черт побери. Я не дам загнать себя в лужу. Выбор был за мной. Где-то там, впереди, одна из этих дорог вела назад во времени. Я приехал сюда по Космостраде Красного Предела, и теперь мне надо было найти возможность срезать дорогу, найти более короткий путь, маленький боковой проулочек, который прямиком вел туда, откуда я начинал этот путь. Мне надо будет найти Переулок Парадокса.

Желтые предупреждающие огни безмолвно взывали ко мне с панели управления.

– Похоже, что у нас высокие потери в радиации плазмы, – сказал Сэм.

– Индекс Бремштралюнга резко возрос, а температура падает.

– Нестабильность процесса? – спросил я.

– Похоже, что там что-то более сложное. Я, конечно, просто гадаю на кофейной гуще, но, может статься, у нас где-то сбой в программном обеспечении.

Что означало следующее: мотор мог быть в полном и абсолютном порядке, но где-то в мегабайтах программ, которые управляли мотором, могла случиться неприятность. Сложности в программах могут возникнуть по целому ряду причин, хотя бы от неправильного кодирования в одной из подпрограмм. Однако, поскольку мы только что прочистили всю нашу систему и снова загрузили туда программы, я был склонен думать, что неприятности могли возникнуть не только в этой области.

Я съехал на обочину, а мотор постанывал и покряхтывал, жалуясь на жизнь. В тот момент, когда мы остановились, мы совершенно потеряли управление реакцией.

– Жаль, укрыться негде, – сказал Сэм, озираясь. – Ну да что там говорить, это, наверное, все равно роли не играет. Они и так узнают, где мы.

Я сказал:

– Как ты относишься к тому, чтобы включить вспомогательный мотор, поехать по той вот боковой дорожке и спрятаться вон в тех пирамидах?

– Каких пирамидах? А-а-а, этих. До них примерно километров пять, – Сэм внимательно стал их рассматривать. – Бог ты мои, до чего знакомый у них вид…

– Я собирался сказать, что они очень похожи на египетские пирамиды, те, что в Гизе.

– Ну да, а прямо рядом с ними… это что, сфинкс? Довольно далеко и трудно судить.

– Дарла и я видели тут несколько раз и другие земные строения, так что может оказаться, что это подлинники.

Нет, не подлинники. Оказалось, что это довольно верные копии, но у них не было иероглифов. У этих пирамид был в основании четырехугольник, и они возвышались к небесам под правильным углом, но они были сделаны из какого-то совершенно белого бесшовного материала, а не из каменных блоков. Сфинкс был, как и положено, загадочным: он совсем не был привычным земным сфинксом. Однако ближайший некропольский храм дал нам приют. Там было столько места, что можно было бы спрятать колонну тяжеловозов.

– Дай-ка я покопаюсь вот в этом, – сказал Сэм, садясь за клавиатуру компьютерного терминала.

– Мне даже невозможно представить себе, что кто-то может лучше справиться с этим делом, чем ты, – сказал я. – Если вспомнить, что ты был компьютером…

Сэм поднял голову и посмотрел на меня.

– А ты все еще компьютер или уже нет? – спросил я.

Сэм озадаченно смотрел на меня.

– Не знаю. Я совсем не чувствую себя компьютером. А что, я похож на компьютер?

– Ты на него совсем не похож. А ты можешь проделать десять миллионов арифметических действий в секунду, как раньше?

Он прищурился и посмотрел куда-то в пространство, словно прислушивался к себе. Потом, с облегчением, он сказал:

– Нет, ясное дело, нет. Я больше не волшебник в математике. И не могу тебе передать, как я этому рад. Я никогда не любил компьютерное бытие.

– Ну, я-то всегда считал, что ты просто живешь в компьютере, а не так, чтобы ты сам вдруг стал компьютером, – ответил я.

– Но ведь на самом деле, сынок, ты хотел задать мне вопрос: по-прежнему ли я – тот самый человек, который был твоим отцом во плоти?

– Конечно, тот же самый, Сэм.

– Так ли? Ведь во мне нет ни единой клеточки того тела.

– Не понимаю, какое это может иметь значение.

– Не понимаешь? На самом ли деле я Сэм Макгроу, или я только программа искусственного интеллекта, которая здорово валяет Ваньку, притворяясь твоим отцом?

– И да и нет.

Сэм задумчиво потер челюсть.

– Интересная мысль.

– Я вот как понимаю все это, – сказал я. – Если докопаться до сути, то человеческое существо – это не физическая единица. Человек – это программа. Клетки тела ежесекундно умирают и заменяются новыми. По прошествии определенного времени происходит полное изменение, правильно?

– А клетки мозга тоже меняются?

– Не знаю. Это неважно, потому что твоя суть, суть твоей личности, на самом деле – информация. Тело умирает клетка за клеткой и заменяется точно так же. Но информация остается, и эту информацию можно сохранить любым способом и в любых сосудах или средствах.

– Может, ты тут создал целую весьма остроумную теорию, – ответил Сэм. – И все же я время от времени думаю: может так случиться, что я просто умер и отправился на небеса, а сам об этом не знаю?

– Может быть, тебе повезло. Может, ты вовсе не отправился на небеса.

– Ах ты, маловерный. Ладно, нечего попусту терять время.

Прошел час. К этому времени Сэм был уже страшно раздражен, ругаясь про себя и тыча в терминал своими длинными пальцами.

– Почему они считают, что все надо страшно усложнять? – бормотал он. – Кто только кодировал всю эту чушь? Даже чертов египтолог не смог бы этого расшифровать.

Я же за это время проверил мотор и ничего не нашел. Обычно так оно и бывает. Я вытащил тестеры, которые у нас были, присоединил их крокодильчиками ко всем необходимым точкам. Однако тестеры мне ничего не сказали. Сэм был прав. Наверняка где-то в программе сбой – глитч. Плохи дела. Искать такую штуку можно до судного дня.

Я потерял терпение и отправился назад в трейлер. Там я открыл заднюю дверь, сбросил лесенку и спустился по ней на пол храма, чтобы немножко размяться и посмотреть на архитектуру храма. Однако мне не удалось уйти далеко: я вспомнил о грозящей нам опасности. Поэтому старался держаться так, чтобы в случае чего я смог бы мигом броситься к тяжеловозу. В храме было полно теней, и от этого мне тоже становилось не по себе. Я почти собирался вернуться, когда услышал за спиной какие-то звуки – звук ботинка, ступающего по камню, вздох. Я замер.

– Джейк?

Я резко повернулся и присел.

– Это я, Роланд.

Он вышел ко мне из-за колонны. Он выглядел точно так же, одет был в свой полувоенный костюм, потрепанный и старый, и поношенные высокие сапоги.

Вид у него был спокойный, почти отчужденный.

– Роланд! – выдохнул я. – Откуда ты, черт побери…

Я покачал головой и крикнул:

– Не надо себя так вести!

– Извини, но я никак не мог придумать, как появиться тут перед вами и никого не напугать, так что… Как дела? Я никак не мог вырваться, чтобы попрощаться.

– Дела идут прекрасно. Просто отлично. А как ты?

– Замечательно! Да ты и сам знаешь…

Я поставил пистолет на предохранитель и убрал его в кобуру.

– Знать-то знаю, – сказал я. – Но трудно вспомнить, как все происходило, и что при этом чувствуешь.

– Ты совсем забыл, на самом-то деле. Ты просто не смог бы продолжать жить по-прежнему, если бы тебе пришлось жить дальше с этой памятью.

– Значит, в Кульминации такая сила, – я скорее ответил, нежели задал вопрос.

– Ну, конечно.

– Однако какие-то воспоминания у меня сохранились… какие-то, то есть, я сам не вытеснял ничего из памяти. Помню горы… то, чем пахло в воздухе… разные пейзажи. Высоту гор.

– Ты помнишь только внешние формы, а не суть самого переживания, не события.

– Наверное, – я вздохнул, – так что же дальше?

Роланд скрестил на груди руки и стал расхаживать взад-вперед по мозаичному полу храма.

– Мы много размышляли над этим. Мы обязаны тебе помочь. Другого хода нет.

– Спасибо. От помощи не откажемся. Можешь починить мотор?

– Это как раз не та область, которая может быть в нашей компетенции.

– А что же ты имел в виду?

– Трудно объяснить подробно – нет времени. Но тебе придется самому выполнить большую часть работы, Джейк. То есть, сколько получаешь – столько же и отдаешь. Но тебе понадобится просто начальный толчок, может быть, даже теплое слово – и все.

– Не хочу прозвучать, как неблагодарная свинья, но я предпочел бы разогретый мотор, – ответил я.

Роланд перестал расхаживать и одарил меня лукавой улыбкой.

– Добрый старый Джейк… С тобой так приятно перекинуться словечком. Ты всегда за словом в карман не полезешь. – Он хохотнул. – Ты во всех отношениях примечательный человек. Тебе это когда-нибудь говорили?

– Ты никогда никому и ничего не говорил, Роланд.

Он кивнул.

– Ты прав. Я довольно нелюдимая и замкнутая личность. Но… – он отмахнулся рукой от своих мыслей. – У нас нет времени обсуждать Роланда Йи.

То, что он сказал о себе в третьем лице, не должно было бы создавать у меня впечатления, что он говорит о ком-то другом, но именно так и получилось.

– Джейк, я действительно не могу терять времени на подробности, но мы тебе поможем. Собственно говоря, мы поедем вместе с тобой. Если ты не возражаешь.

– Ты едешь обратно с нами? Бросаешь Кульминацию?

– Да нет же, совсем нет.

Я пожал плечами.

– Мы всегда рады тебя видеть, Роланд.

– Ты, наверное, немного сбит с толку.

– Немного есть, – я шлепнул его по спине.

На ощупь он казался вполне осязаемым.

– Пошли, Дарла рада будет тебя видеть.

Мы пошли к трейлеру и снова взобрались по лесенке. Я остановился и опять поглядел на шевроле. Мы избавились от останков Даррелла. Сделали мы это несколько бесцеремонно, но он лучшего и не заслуживал.

Оставались все-таки тайны, касающиеся магической машины Карла. В нашем прицепе был один из множества его двойников. Этот вариант вроде бы на первый взгляд был тем же самым, что и машина, в которой Карл впервые прибыл на Микрокосмос, та, которая была украдена из тяжеловоза. Прим забрал ее, наверное, потому, что она его интересовала, из обыкновенного любопытства. Потом он вернул ее обратно. Ради спасения собственного здравого ума и твердой памяти, я решил принять это объяснение как самое правильное, объяснение тому, что машина Карла оказалась у нас в прицепе. По той же причине я всячески избегал думать, что это могла быть все время одна и та же машина. И что, если бы я забрал ее обратно в земной лабиринт? А мне и об этом думать не хотелось.

Карл, со своим дизайнерским гением, несколько переборщил с противоугонными средствами. Я все думал – как мы сможем когда-нибудь убрать машину из трейлера? Взорвать ее при неосторожном использовании крана или монтировки, пытаясь скатить ее? Хотя эти приспособления вроде бы достаточно надежны и не реагируют на простое прикосновение…

Даррелл весьма долго копался в замке, прежде чем навлек на себя смертную казнь.

Я аккуратно положил руку на дверную ручку.

Дверь открылась. И я услышал голос Карла.

– Джейк, ты услышишь это, если попытаешься сесть в машину, если только дверь будет заперта, поэтому слушай…

Я сел в машину и слушал дальше.

– …все это довольно странно, – продолжал говорить голос Карла. – Я записываю это, пока ты спишь, как убитый, на полу зала Замысла и Разработки. Я много думал над тем, как мне сделать так, чтобы ты мог пользоваться машиной, но при этом не ослабить действие и мощность противоугонных средств. Начальник отдела говорит, что все это очень просто. Если кто-нибудь другой, а не ты, попытается копаться в замках машины или даже просто примериться к ним, то ему немедленно будет карачун. Прямиком к праотцам. Это – если они попытаются проникнуть внутрь. Если же они как-нибудь все-таки окажутся внутри и попытаются завести машину или замкнуть зажигание без ключа, то далеко они не уедут. Тут устройство не смертельное. Мне совсем не улыбается обнаружить кучу падали на переднем сиденье. Но зато это устройство заставит любого непрошеного гостя моментально убраться вон.

Я это отлично знал. Как-то я испытал действие этой штуки на себе.

– Поэтому, слушай. Ты здесь, поэтому мы можем прямо сейчас заложить твои параметры в систему. Теперь машина будет тебя узнавать, Джейк. Она пустит тебя внутрь, заведется и поедет. И все это без ключа, потому что ключа я никому не дам, Собственно говоря, если кто-нибудь, кроме меня, попытается завести машину ключом, это немедленно включит механизм эвакуации непрошеного гостя. Я так понимаю: если у кого-то, кроме меня, оказался ключ – значит, этот кто-то убил меня, чтобы его заполучить. Ну ладно, я надеюсь, что я все тщательно продумал.

Мне показалось, что несколько вариантов возможных событий он упустил. Наверное, именно это объясняет, почему я смог украсть его машину с заведенным мотором, но был с позором изгнан электрической чесоткой, когда попытался завести ее ключом. Почему же тогда «шевроле» отказался меня признать? Видимо, потому, что Карл сделал пользование ключом запретным для всех, не только для врагов, решив, что это лучшая мера предосторожности.

– …но если я… если чего-то я не продумал… а, черт, всего не предусмотришь. Я не уверен, что понимаю, какая чертовщина развернулась вокруг. Все эти временные петли, все сумасшедшие причинно-следственные связи… Но я знаю, что в какой-то момент в Парадоксе ты должен украсть мою машину. И, может быть, она тебе понадобится, если со мной что-нибудь случится. Но со мной ничего не случится, поэтому тебе никогда не услышать этих слов, – он рассмеялся. – Вот сумасшедшая история. Я и сам стал с ней чокнутым. По крайней мере, я отчетливо чувствую, что крыша у меня едет. Ладно, пусть будет так, как есть. Надеюсь, что ты этого никогда не услышишь, но если услышишь… а, черт, надо бы вообще стереть всю эту запись и сказать тебе на словах. Не знаю даже, как быть. Если подумать, я, наверное, никому не доверяю. Даже тебе, Джейк. Я многому научился в этом вонючем мире. В этой вонючей вселенной. Да, вся вселенная – очень ненадежная штука, если вдуматься. Ладно, я решу попозже, сказать тебе или нет. Увидимся.

Запись кончилась.

Роланд, который сидел возле меня, хохотнул. Я даже не заметил, когда он сел со мной рядом.

Он сказал:

– Я помню, как мы сидели с тобой вот так же и гадали, как же работает эта сумасшедшая штуковина. Как же мало мы знали! Разве мы могли подумать, что затравленный, страдающий манией преследования подросток из далекого прошлого, который получил возможность воспользоваться помощью невероятно развитой технологии, рассчитал ее и спроектировал.

– Забавно, как иногда складываются обстоятельства, – сказал я.

– Кстати – в том, что я посоветовал тебе нажать на кнопку замка в двери, была своя причина.

Я посмотрел на него. В моем представлении он не сказал ни слова.

Ключ запищал у меня в кармане. Я достал его.

– Джейк, что-то несется сюда. Мне кажется, это тот самый огненный вихрь, похожий на пылевой смерч, который недавно за нами гонялся.

Роланд смотрел на меня с улыбкой, словно ему только что удался замечательный розыгрыш.

– Я понял, что ты имел в виду, – сказал я.