Эта милая Людмила

Однако он начал уже скучать, но вдруг слух уловил звуки автомобильных моторов, а затем Герка услышал негромкие, но явно требовательные, с достоинством, гудки и – бегом через двор на улицу.

Возле дома остановилось две автомашины – серенькая «Волга» и синенький «Запорожец».

Из «Волги» вылез длинный, тощий дяденька в большой плоской кепке, которого Герка сразу мысленно назвал Гвоздем, а из «Запорожца» – как он только там уместился! – толстенный дяденька в красном берете с хвостиком на макушке, которого Герка сразу прозвал Арбузом. Затем из «Волги» выпрыгнула маленькая тётенька, ростом чуть побольше девочки-второклашки, её Герка окрестил Микробой.

– Мальчик, здравствуй. Подойди сюда, – позвал Гвоздь, и когда Герка приблизился, сунул ему в руку плиточку шоколада. – Мы ищем девочку по имени Людмила и мальчика… Фантя… Кантя… Мантя… Какое-то странное имя!.. Дантя?

– Пантя! Пантя! Пантя! – возбуждённо ответил Герка, предчувствуя, что назревают приятные для него события. – Есть! Есть тут у нас такой злостный хулиган!

– А Людмилу ты знаешь? – спросил Арбуз и сунул ему в руку плитку шоколада. – Где она? Где он?

– Где их можно найти? Где? – торопливо спросила Микроба и сунула в руку Герке плиточку шоколада.

– Где, где Людмила? – настойчиво спрашивал Гвоздь. – Где этот Квантя, Фантя, Дантя, Мантя?

– Пан-тя, – с большим достоинством ответил Герка, великолепно сознавая, что сейчас представляет из себя здесь главную персону. – Знаю, знаю, всё про них знаю.

– Где? – в один голос закричали и радостно, и с тревогой Гвоздь, Арбуз и Микроба.

Мне придётся напомнить вам, уважаемые читатели, что одной из отличительнейших черт избалованных людей является их нежелание, неумение, а может быть, даже и неспособность серьёзно думать. Они, избалованные, настолько привыкли поступать по-своему, ни с кем и ни с чем не считаясь, что совершают поступки без раздумий, нисколечко не беспокоясь, к чему эти поступки могут привести. Вот почему избалованные люди иногда опаснее особо опасных преступников!

Так вел себя и Герка. Не поинтересовавшись, кто такие Гвоздь, Арбуз и Микроба, зачем им нужны эта милая Людмила и Пантя, он охотно и беззаботно сообщил:

– Все они в многодневный поход недавно ушли на Дикое озеро. С ними ещё дед мой. Роста небольшого, но борода почти до пояса. И ещё девчонка – длинная, тощая, волосы голубые.

– Где озеро? – хором спросили Гвоздь, Арбуз и Микроба, и едва Герка показал дорогу, как они, крикнув «Сейчас мы их привезём!», быстренько расселись по машинам и укатили.

Укатили машины, Герка остался один с тремя плитками шоколада в руках. Стоял он, ничего не понимая, лишь как бы мимоходом думая о том, а зачем он незнакомым людям сообщил, куда они ушли? Зачем Гвоздю, Арбузу и Микробе понадобились эта милая Людмила и Пантя? Зачем он ещё рассказал им о деде и Голгофе?

«Ничего, ничего, ничего, – начал он машинально утешать себя, когда почувствовал на душе смутное и неприятное подозрение. – Сейчас их привезут сюда! А я их шоколадом угощу! Красота…»

Но, увы, на душе становилось всё тревожнее и неприятнее, потом к тревоге прибавился стыд, словно Герка сотворил что-то нехорошее… Он вдруг вспомнил, что приезжие незнакомцы вели себя суетливо, вопросы задавали торопливо, с опаской… Кто же они такие? И за что ему дали шоколад? И почему он взял плитки? Ведь шоколадки ему подарили за что-то… За что?

Он увидел большие чёрные печальные глаза этой милой Людмилы, тревога в его душе возросла, а стыд очень обострился.

Герка, как потерянный, слонялся по двору, по огороду, будто искал чего-то, машинально съел шоколадку, расстроился немного, тогда съел и вторую, словно для того, чтобы не думать, за что же он их получил…

Тут он впервые пожалел, что не пошёл в поход. Уж перемучился бы как-нибудь… Главное, устал ходить-то, а присесть даже ненадолго не мог: только присядет – и сразу вскочит от неясного нервного нетерпения, тревоги и стыда… Измучился весь… Теперь, конечно, эта милая Людмила с ним и разговаривать не будет. Вот чего он больше всего боится, оказывается. И если они сегодня не вернутся, остается один только выход: заболеть. Да, да, купить на три рубля мороженого и быстро-быстро-быстро сглотать его! Ангина обеспечена. Вернутся они из своего похода, а он… в боль-ни-це! Тут-то они и попрыгают! Ха-ха-ха! Вместе с котом попрыгают, раз кот им дороже хорошего человека!

Попробовал Герка очень насмешливо похохотать – не получилось. Решил он очень радостно попрыгать – ноги будто к земле приросли.

«Не везёт! Не везёт мне! И их не везут! – чуть не крикнул Герка. – Просто-напросто зверски не везёт мне! Сидел, страдал от их несправедливого отношения, и вдруг откуда ни возьмись Гвоздь, Арбуз и Микроба! Набросились на меня, как шпионы! Где Людмила и Пантя? Где? Где? Куда? Куда? И шоколадки прямо в руки сунули! А я и уши развесил, разболтался… обещали, правда, их привезти… Только не верится что-то…»

Вдруг Герка застыл на месте: «А если мне рвануть к ним?! А? Сил вот только совсем нету, но ведь можно и поднатужиться! Недалеко ведь они ещё ушли!.. Можно-то можно, конечно…. А если Гвоздь, Арбуз и Микроба их уже сюда везут?.. Их-то везут, а мне-то не везёт… И даже если я пойду их догонять, мне не повезёт…»

Значит, остался единственный выход из положения: на три рубля сглотать мороженого, ангина, больница, красота… Будете знать, как опасно издеваться над хорошим человеком!

Более или менее решительным шагом Герка вышел на улицу в тот самый момент, когда к дому подкатили серенькая «Волга» и синенький «Запорожец».

Из кабины выскочил Гвоздь, быстро открыл багажник, поставил на землю корзину, большущий рюкзак, сердито сказал:

– Мы по ошибке увезли их вещи! Забери!

Гвоздь с громом захлопнул багажник, быстро залез в кабину, и машины умчались.

Из корзины раздался негромкий хриплый сип, или, трудно было разобрать, сиплый хрип Кошмара. Ведь бедный кот, как потом догадался Герка, едва не задохнулся в багажнике!

Пока мальчишка, простите, пялил глаза на оставленные Гвоздем вещи, кот отдышался, пришёл в себя, стал рваться наружу, опрокинул корзину и оттуда мяргал во всю глотку. Герка отвязал марлю, и кот стрелой метнулся к домику своей благодетельницы.

Очень и очень огорченно повздыхав, Герка взял корзину, тяжеленный рюкзак, еле-еле-еле донёс их до крыльца, присел и призадумался. Он знал, что в этот рюкзак дед сложил все продукты, даже соль…

С наижалобнейшими мяуканьями – мяук, мяук, мяук – вернулся Кошмар, сел рядом, четыре раза требовательно мяргнул и в изнеможении растянулся на крыльце, громко и обиженно пыхтя.

– Вот умел бы ты разговаривать, – с горечью сказал Герка, – всё бы мне объяснил. Чего они сейчас собираются делать без продуктов-то? Или вернутся, или Пантю пришлют?

Но, увы, человек может при желании мяукнуть, а кот даже при огромнейшем желании слова сказать не способен!

У Герки голова разболелась от безрезультатных размышлений… Зачем Гвоздь привёз кота и рюкзак?! Сказал, что по ошибке… А куда они смотрели? Чего они даже без соли делать будут?

Сами понимаете, уважаемые читатели, что поход срывался предельно неожиданным образом. Что же там произошло?

Во время очередного привала дед Игнатий Савельевич восторженно и многословно рассказывал, какую вку-у-ус-ную уху он приготовит из рыбы, которую в большом количестве они наловят с уважаемой соседушкой.

Все немного приустали, и хотя до озера было ещё очень далеко, но зато как приятно было представить эту самую вку-у-уснятину!

И тут вдруг, резко свернув с дороги, прямо к ним устремились две автомашины – серенькая «Волга» и синенький «Запорожец».

Для удобства, уважаемые читатели, я буду называть приезжих так, как мысленно называл их Герка.

Первым из кабины вылез Гвоздь, подошёл к нашей компании, очень вежливо, с поклоном, приветствовал её, внимательно оглядел каждого и, когда подошли Арбуз и Микроба, радостно сказал:

– Они!

– Конечно, конечно, они! – ещё радостнее подтвердили Арбуз и Микроба, ещё вежливее, с поклонами, поздоровались и очень удовлетворённо рассмеялись, потирая руки.

– В чём дело? – настороженно, с некоторой опаской спросила эта милая Людмила. – Кто вы такие?

– Бедные, несчастные, полуубитые горем родители, дорогая Людмила! – чуть ли не рыдая, ответила Микроба и тут же громко зарыдала, и из глаз её выскочили фонтанчики слез.

– Только ты, Людмила, можешь спасти нас! – грозно сказал Арбуз. – И ты, Фантя… Мантя… Дантя… Как там тебя?

Эта милая Людмила поднялась, заложила руки за спину, гордо вскинула голову и ответила:

– Его зовут Пантелей. Так в чем же дело? Откуда вы нас знаете и что вам от нас надо?

– Сущие пустяки! – весело сказал Гвоздь и проворно всунул всем в руки шоколадки. – Даже не пустяки, а пустячки! Вы можете спасти наших детей от несправедливости!

– Вы обязаны спасти наших детей! – угрожающе произнёс Арбуз. – Бедным мальчикам грозит серьёзное, но незаслуженное наказание!

– Поехали! Поехали! Поехали! – крикнул Гвоздь, открыл багажник, быстренько уложил туда большущий рюкзак, поставил корзину. – Мы отблагодарим вас всех! – Он захлопнул багажник. – Остальные вещи с собой в кабины! Поехали! Мы вам всем сделаем ценные подарки!

– Мы купим вам всего, чего вы только пожелаете! – умильным голосом пообещала Микроба. – Только спасите наших детей!

– Каких в конце-то концов детей? – возмутился дед Игнатий Савельевич.

– А я знаю! А я догадалась! – Голгофа рассмеялась и даже захлопала в ладоши. – Это родители дылд! Ну, тех самых хулиганов, которые нас ограбили, а Пантелея бросили в яму!

– Нет, нет, никакие они не хулиганы! – снова выпустив из глаз фонтанчики слез, навзрыд запротестовала Микроба. – Просто они ужасные шутники! И очень шаловливые!

– Тем более, что моего Эдика кто-то из вас искусал! – зло воскликнул Арбуз. – Мы вас прощаем, и вы обязаны простить наших детей!

– Быстро едем в милицию, – вкрадчивым голосом проговорил Гвоздь, – вы отказываетесь от своих показаний, заявляете, что не имеете к нашим мальчикам никаких претензий.

– А мы вам сделаем до-ро-ги-е подарки, – мрачно добавил Арбуз. – Вот Пантелею я отдам хороший спортивный костюм.

– Господи, зачем мы тратим столько времени зря?! – воскликнула Микроба, сморщила лицо, чтобы, видимо, снова выдавить фонтанчики слез, но запас их, наверно, иссяк, и по её щекам неохотно скатилось всего по две слезинки из каждого глаза. – Мальчики просто неудачно пошутили, а вы их не поняли! Глупые мальчики! Но неужели вы серьёзно думаете, что им была нужна ваша сумка?

– Давайте сюда шоколадки, – строжайшим тоном приказала эта милая Людмила, собрала их и заставила Гвоздя взять шоколадки обратно. – Ваши мальчики – отвратительные люди. Они у вас уже преступники. Они у вас уже воры. Они, ваши мальчики, не шалили, не шутили, а совершали безобразия. Презренные дылды, они втроём напали на девочку и мальчика значительно младше себя. Девочку толкнули на дорогу, сбив с ног, а мальчика бросили в яму с водой. Вам надо стыдиться за них, а не защищать их!

Арбуз побагровел и закричал:

– Мы не желаем выслушивать какую-то вздорную девчонку! Мы будем разговаривать только со взрослыми людьми!

– Мы, взрослые, не желаем разговаривать с вами, – спокойно сказала тётя Ариадна Аркадьевна, – потому что презираем, глубоко презираем вас.

– Презирайте! Презирайте! Презирайте! – радостно призвала Микроба. – Сколько угодно презирайте! Глубоко! Широко! Высоко! Вполне возможно, что мы достойны презрения! Вполне вероятно, что мы ужасные родители!

– Мы несколько избаловали своих детей, – охотно поддержал её Гвоздь. – Но речь не о нас. Пожалейте наших детей! Они-то не обязаны отвечать за неправильное воспитание. Они-то ни в чем не виноваты!

– Мы очень жалеем их, – печально сказала Голгофа. – До вашего приезда я их ненавидела. Сейчас я их пожалела.

– Спасибо тебе, дорогая деточка! – Микроба упала перед ней на колени. – У тебя чуткое сердце! Ты поняла нас, бедных, нас, несчастных родителей!

– Как раз вас-то понять и невозможно, – брезгливо возразила Голгофа. – А дылд ваших стало жалко. Вы не дадите им возможности вырасти настоящими людьми. И встаньте, пожалуйста.

– Что здесь происходит?! – побагровев, возмутился Арбуз. – Почему мы обязаны выслушивать детскую болтовню?!

– Во-первых, не болтовню! – гневно возвысил голос дед Игнатий Савельевич. – Во-вторых, нам пора в дорогу! Будьте настолько любезны, оставьте нас в покое! Ваших, извините, балдов… то есть дылдов… дылдей… надо наказать ваших деточек по всем строгостям за-ко-на!

– Ваши мальчики намекали нам, – сказала эта милая Людмила, – что не боятся наказания за свои преступления. Ваши дылды всегда были убеждены, что вы избавите их от наказания, какую бы гадость они ни сотворили. На сей раз они будут наказаны, не беспокойтесь! Мой возраст не позволяет мне сказать вам всё, что я о вас думаю!

Гвоздь, Арбуз и Микроба, переглянувшись друг с другом, разом тяжело вздохнули, лица их исказились неприкрытой злобой.

– Ненормальные! – крикнул Гвоздь и бросился к серенькой «Волге».

– Вы ещё пожалеете о своей глупости! – прогремел Арбуз и влез с Микробой в синенький «Запорожец».

Машины быстро скрылись за поворотом.

– Шоколадки надо было съесть, – со вздохом сказал Пантя, – их у них много, а я есть захотел.

– Кошмар… – в ужасе прошептала тётя Ариадна Аркадьевна, закрыв лицо руками. – Ведь они увезли Кошмара… Какой кошмар!

– Они ещё… они ещё рюкзак увезли… – почти в ужасе прошептал дед Игнатий Савельевич. – Продукты увезли… все… даже соль… Командир, как могло так… стрястись?

– Кошмар… Кошмар… Кошмар… – бормотала тётя Ариадна Аркадьевна. – Что с ним будет? Куда они его увезут? Ну как… ну… как вы могли… проглядеть?

– Просто умопомрачение какое-то! – недоуменно произнесла Голгофа. – Я всё время думала о корзине и рюкзаке. Все собиралась… собиралась… и вдруг забыла! Они, дылдины родители, так расстроили меня, что… А что делать будем?

– Конечно, виновата я, – хмуро призналась эта милая Людмила. – И нет мне оправдания. Сейчас будем соображать…

– Соображать… Чего – соображать? – совершенно растерянно пролепетала тётя Ариадна Аркадьевна. – О чём соображать?.. Кошмар… бедный Кошмарчик… Я всегда предчувствовала, что он кончит трагически…

– А почему они обратились к нам? – Голгофа сама поразилась своему вопросу. – Откуда они знают нас? И как узнали, куда именно мы ушли? Кто им сообщил о нас?

– Герка, конечно! – Пантя хмыкнул. – Они из милиции к нему, а он всё им и разбрякал.

– А почему они обратились к нему? – возмутился дед Игнатий Савельевич.

– Всё понятно, всё понятно, – удовлетворённо сказала эта милая Людмила. – Дылды рассказали родителям, с кем они шутили. Родители стали искать нас, а нашли только Германа. Он, ничего не подозревая…

– Тогда! Тогда… – радостно перебила Голгофа. – Тогда они вернут Кошмара и рюкзак Герману! Вполне логично!

– А вдруг… – Тётя Ариадна Аркадьевна, словно задыхаясь, схватилась руками за горло. – Вдруг они поставят машину в гараж… он… задохнется…

– Уважаемая соседушка! – почти крикнул дед Игнатий Савельевич. – Хватит про кота! Решается судьба многодневного похода, а вы всё про кота, про кота, про кота, про кота! Мы остались не только без кота, но и без продуктов! Даже без соли! Командир, давай голосовать, чего делать?

Ни на кого не глядя, эта милая Людмила твёрдо произнесла:

– Никаких голосований. Мы для того и выбрали командира, чтобы избежать излишних разговоров. А в поход мы пошли, чтобы выдержать все трудности. Всё. И мы обязаны не отступать при любых обстоятельствах. Вперёд!

Однако никто не двинулся с места.

– Извините меня, – смущенно попросила Голгофа, – я согласна с командиром. Надо идти вперёд во что бы то ни стало. Лишь тогда в нашем походе будет смысл. Ведь мы вышли побеждать, а не сдаваться!

– Тётечка… – извиняющимся голосом позвала эта милая Людмила.

– Я тебе сейчас не тётечка, – услышала она в ответ, – я участник многодневного похода, хотя он и складывается в высшей степени неудачно. Буду надеяться, что с Кошмарчиком всё обойдется благополучно, и буду идти вперёд.

Голгофа воскликнула:

– Чем больше трудностей, тем сильнее мы станем!

– Главное, ребята, сердцем не стареть! – довольно бодро пропел дед Игнатий Савельевич. – Поход не прогулочка, а серьёзное испытание.

– Шоколадки надо было съесть, – мечтательно проговорил Пантя, который нисколечко не сожалел о разлуке с Кошмаром.

Наши путешественники двинулись вперёд, но, честно говоря, уважаемые читатели, не так уж и радостно. Чтобы отвлечь спутников от невесёлых мыслей, Голгофа по возможности весело заговорила:

– Значит, дылдам здорово попадёт! Иначе бы их родители не пытались задобрить нас дорогими подарками. Ужасные люди! – И вдруг она завизжала так пронзительно, что все вздрогнули. – Гриб! Смотрите, смотрите, настоящий гриб! Чудо какое! Мой первый гриб! Даже срывать жалко! Красавец какой!

– Не останавливаться! – приказала эта милая Людмила. – Шире шаг! Надо торопиться! У нас же масса дел. Надо приготовить ночлег, рыбы наловить, грибов и ягод набрать.

– Наловить-то, насобирать-то можно, – пробурчал дед Игнатий Савельевич, – да как без соли-то есть?

– Соль я достану, – уверенно заверил Пантя, – там рыбаков всегда много… Да вон скоро и озеро!

Резвее зашагали наши путешественники. А когда Голгофа вспомнила, что у неё в сумке есть немного соли, то они чуть ли не бегом припустили, благо что дорога пошла под уклон.

Только тётя Ариадна Аркадьевна оставалась недовольной, ворчала:

– И тем не менее мы эгоисты. Бросили на произвол судьбы двух живых существ. Рассуждаем о воспитании, других осуждаем, сами же поступаем буквально бесчеловечно.

Дед Игнатий Савельевич отвечал довольно мирно:

– Может быть, уважаемая соседушка, мы к вашему коту отнеслись, хе-хе, бесчеловечно. К внуку же моему мы отнеслись абсолютно правильно. Избалованность детей – зло нашего века. Пора, пора всерьёз заняться им!.. Озеро!

Миновав поворот, наши путешественники неожиданно оказались на берегу озера.

Если бы вы только могли себе представить, уважаемые читатели, какая их здесь ждала красота! Подобно зеркалу, озеро отражало в себе прибрежные деревья и облака – получалось как бы два неба… Тишина стояла необыкновенная…

Покой…

– Очаровательный пейзаж, – виновато прошептала тётя Ариадна Аркадьевна, – столько лет прожила рядом и ни разу здесь не бывала…

– Эх, Герка, Герка… – вздохнул дед Игнатий Савельевич, – дурачок ты, дурачок. Ведь за уши тебя к такой красоте не вытащишь.

– Слушать мою команду! – весело сказала эта милая Людмила. – Выбираем место для ночлега. Распределяем обязанности.

Всем нашлось дело, и дело у каждого важное, ответственное, и неудивительно, что пока им было не до Герки и Кошмара.

А Герка сидел с Кошмаром на крыльце, сидел, сидел… Думал Герка, думал, соображал Герка, соображал, прикидывал Герка, прикидывал… И всё он стерпел бы, если бы не вспоминались ему большие чёрные глаза этой милой Людмилы, смотревшие на него с печалью и укором…

Страшеннейшая, просто очень ужасающая мысль пришла Герке в голову: надо ему идти к Дикому озеру и нести туда тяжеленный рюкзак с продуктами. Надо… надо… надо… Вот и посмотрим, кто тут настоящий-то герой…

Он вошёл в дом, Кошмар, конечно, за ним. Герка достал из холодильника колбасу, наломал хлеба, и они с котом довольно плотно и сытно поели. Герка ещё много воды с сахаром выпил, и захотелось ему не в дорогу отправляться, а на диване вдоволь поваляться. Кошмар уже разлегся на полу, подремывая себе с прихрапыванием. Хорошо ему…

Прямо скажу вам, уважаемые читатели: о возможности совершения героического поступка Герка задумался лишь потому, что понятия не имел о расстоянии до Дикого озера и ни разу в жизни не шагал с тяжеленным рюкзаком за плечами. Да, да, уважаемые читатели, Герка и не подозревал, на какое серьёзное испытание он решился. Но это обстоятельство не имеет никакого принципиального значения. Даже если Герка и не дойдёт до цели, замечательно само по себе уже то, что он попытается это сделать. Для такого баловня любая попытка одержать победу над собой достойна всяческой похвалы. Недаром народная мудрость утверждает: лиха беда – начало.

И Герка самоотверженно, почти мужественно, хотя и еле-еле-еле переставляя ноги по дороге, изредка покачиваясь из стороны в сторону, прилагая немало усилий, чтобы удержаться на ногах, которые оказались такими слабыми, шёл… На самом же деле он ещё просто не приноровился к тяжести рюкзака за спиной…

Но он шёл и шёл… Глаза застилал едкий пот, Герка слизывал его с губ – соленый-соленый походный пот, не чувствуя, что он смешался со слезами бессилия…

Сто двадцать восемь раз Герка мог бы уже рухнуть в тень на землю, но сто двадцать восемь раз, громко всхлипнув, продолжал еле-еле-еле-еле переставлять ноги, которые, казалось ему, давно должны были сломаться в коленках…

Ещё больше, ещё сильнее хотелось Герке грохнуться прямо на дорогу, прямо в пыль, да так грохнуться, чтобы нос расквасить, но зато не идти, а ле-е-е-е-е-ежа-а-а-а-ать…

И он грохнулся бы, и лежал бы, если бы не предчувствовал, что, грохнувшись, он уже не встанет для того, чтобы идти вперёд.

А вокруг Герки бегал Кошмар. Он то плёлся сзади, то обгонял Герку, то попрыгивал справа, то слева от него, издавая разнообразные радостные и громкие звуки.

Не только раздражающе-беззаботное поведение кота, но и само его присутствие здесь казалось Герке издевательством над ним, человеком. Скачет тут, ехидно задрав хвост, лодырь, бездельник, хулиган, разбойник, обжора, подлиза, а человек из последних сил выбивается… А сил-то, между прочим, становилось всё меньше и меньше, и уже не сосчитать, сколько раз Герка пожалел, что решил отправиться к озеру.

Ведь НЕ дойти!

НЕ дойти ведь!

Ведь не… не дойти… не дойти… НЕ ДОЙТИ… Казалось, тяжеленный рюкзак тяжелел с каждым шагом, будто кто-то подкладывал и подкладывал в него кирпичи сначала маленькие, а потом всё увесистее и увесистее… И вот в рюкзак опустился такой тяжелющий кирпич, что Герка остановился и… по… по… пя… пя… тил… тил… ся…

И пятиться было легко!

А вот ос… ост… остан… остано… вить… вить… ся… До боли вытянув вперёд шею (чуть кожа на ней не лопнула!), выставив вперёд плечи (чуть кости не хрустнули!), упершись на правую ногу (колено чуть не сломалось!), Герка ос… та… новил… ся.

Он постоял немного, пытаясь унять дрожь в коленках, шагнул с дороги на траву и сел, вернее, упал попой на землю и лёг, вытянув ноги и раскинув руки.

Все… Долго ему теперь не подняться. И не потому, что не хочет, а потому, что совершенно не может даже пошевелиться. Он в наиполнейшем изнеможении закрыл глаза и увидел большие чёрные глаза этой милой Людмилы, смотревшей на него радостно и ободряюще… Ничего, ничего, может, ещё и вернутся силенки… Вряд ли, конечно, но вдруг… сил, конечно, не будет, но хоть бы немножечко силенок… Дело-то ведь тут и не в силе, а в том, чтобы было куда и к кому идти…

Кошмар ловил бабочку.

– Скажи спасибо, что двигаться не могу, – еле слышно, но яростно прошептал Герка, – я бы тебе… я бы тебя… тунеядец, бездельник, лодырь, дурак…

В горле у него так пересохло, что больше ни слова не вышло из него наружу… Попить бы…

Эх, не подозревал Герка, сколько ещё гадостей и радостей преподнесёт ему кот за дорогу к озеру!

Вдруг мальчишка услышал, что Кошмар, громко прищелкивая языком, лакает воду… С трудом освободившись от рюкзака, преодолевая тупую боль в плечах, Герка на четвереньках двинулся в сторону заманчивых звуков и оказался около узкой продолговатой лужицы, дно которой было травяное, а вода прозрачная, и начал лежа пить. Лужица была в тени, и Герка глотал вкусную прохладную воду до тех пор, пока на язык не стали попадать песчинки… Потом он умылся, смочил голову, опрокинулся на спину и прошептал благодарно:

– Спасибо, Кошмарик…

Теперь ему стало всё равно. С каким-то почти весёлым равнодушием Герка подумал, что и от посёлка он далеко утопал, а сколько ещё топать до озера, неизвестно… Заснул Герка, крепко и сладко заснул…

На берегу же озера, где расположились они, кипел, можно сказать, трудовой энтузиазм. Девочки насобирали много грибов и ягод, вдоволь накупались, позагорали. Дед Игнатий Савельевич обнаружил два шалаша и теперь с девочками приводил их в порядок. Пантя убежал искать смородину для заварки чая. Тётя Ариадна Аркадьевна проверяла рыболовные снасти.

Увы, соли в спичечном коробке у Голгофы оказалось на одно только варево, но немудреный обед из грибов был обеспечен, а дальше, как правильно и оптимистично рассуждали все, будет видно. Пантя заверил, что к вечеру здесь обязательно появятся рыбаки, народ они добрый, и уж соли-то не пожалеют. Так что наши путешественники трудились радостно и споро.

– Эх, Герка, Герка! – вдруг горестно вырвалось у деда Игнатия Савельевича, сколько, видно, он ни пытался сдержаться. – Ведь как бы тебе здесь расчудесно было… – Он с большим трудом подавил очень тяжелый вздох. – Чего он там без меня делает? А?

– Мы поступили абсолютно правильно, – авторитетно и весело заверила эта милая Людмила, принеся к шалашу охапку травы. – Другого выхода не бьшо.

– Но какой же это абсолютно правильный выход, если… – Тётя Ариадна Аркадьевна поморщилась. – Мы здесь почти наслаждаемся, а мальчик… Я уже молчу о несчастном Кошмарчике! Он-то вообще ни в чем не виновен!

– А я почему-то уверена, что всё закончится благополучно, – задумчиво сказала Голгофа. – Кота и рюкзак дылдины родители всё равно привезут обратно Герману. А Герман… придёт. Вот увидите. И я даже знаю, почему он обязательно придёт сюда. Но промолчу, почему.

Над костром булькало варево в котелке, вкусно пахло грибами.

– Ого-го! – раздался голос Панти, и все увидели, что он подплывает к берегу на небольшом плотике, стоя на коленях и орудуя узкой длинной доской. – Пароход я вам достал! С него нырять можно!

Он отдал деду Игнатию Савельевичу смородиновые листья. Девочки решили перед обедом ещё раз искупаться и на плотике поплыли к середине озера.

– Хоть за девочек порадуемся, – совсем нерадостно проговорила тётя Ариадна Аркадьевна. – Рыбы здесь, видимо, много, но я впервые порыбачу без особого удовольствия.

– Пантелей! – позвал дед Игнатий Савельевич. – Запасай дров для костра на ночь! – И когда тот убежал, сказал сумрачно: – Не к лицу вам, уважаемая соседушка, пессимизм. Нельзя детям его демонстрировать. Герка несёт заслуженное наказание. Пусть хоть раз призадумается над своим безобразным поведением. А кот не пропадет. Он у вас закалённый, в жизни опытный.

Девочки на середине озера визжали от восторга, кричали, Пантя в лесу гоготал.

А у Герки дела обстояли несколько иначе. Заснул-то он в тени, а проснулся на самом солнцепеке, весь потный, с тяжелой, раскалённой головой и в отвратительнейшем настроении, да ещё с невероятной жаждой. Руки, ноги, шея и вообще всё тело онемели. Больно было даже пальцами шевелить.

Невероятнейшая жажда, высушившая гортань до того, что и слюны не было, заставила Герку опять на четвереньках добраться до лужицы и напиться. Сейчас вода была теплой, невкусной и почти не принесла облегчения.

Отдышавшись, он поднялся на ноги, постоял, словно для того, чтобы убедиться, что они ещё способны выполнять своё назначение, то есть двигаться, и сделал несколько шагов… Ничего, ничего, не смертельно… Знать бы только, сколько ещё мук осталось до озера!

Увидев блаженно растянувшегося на траве Кошмара, всем своим мерзким видом показывавшего, до чего же он доволен жизнью, Герка еле удержался от желания выместить на нём отвратительнейшее настроение.

Рюкзак показался ещё тяжеленнее, чем был, когда Герка недавно от него освобождался.

Первые шаги получились вялыми, неуверенными, какими-то ненужными, и не столько от бессилия, сколько от того, что Герка не решил пока, куда всё-таки идти, чтобы не погибнуть, – вперёд или обратно. Чего они, интересно, там сейчас делают? Купаются, конечно. Воды пьют сколько только пожелают, да вокруг Панти ахи-охи… Перевоспитывают!.. Перевоспитаешь его… А дед вреднющий… он ещё пожалеет, что единственного внука бросил, на чужого хулигана променял…

А между тем Герка шёл! И – вперёд!

Как ни странно, раздражение прибавило ему сил, и чем злее ругал он их, тем вроде бы легче шагалось. Жалко, что запас злости и раздражения быстро иссяк, зато на смену постепенно пришла торжествующая радость: посмотрим на их физиономии, когда он придёт к ним и так небрежно скажет:

– Что-то устал я немножко.

А этой милой Людмиле он скажет:

– Ну, будете меня ещё ана… лиризровать, комментировать?.. Пойду-ка я лучше поплаваю.

Но и торжествующей радости хватило ненадолго, а вот тяжеленнейшая ноша за плечами стала вроде бы чуть-чуть привычной. Герка словно впервые сообразил, что ведь он несёт им пищу! Вот почему он до сих пор идёт! Спасать их от голода!

И сердце его наполнилось и тут же переполнилось гордостью. Герка если не зашагал чуть-чуть быстрее, то испытал такое желание. Гордости, однако, тоже хватило ненадолго, как до этого злости, раздражения и торжествующей радости. Рюкзак снова потяжелел, но теперь груз ощущался как нечто необходимое.