К последней полуночи (повесть о настоящем Деде Морозе)

      А! Вы бы согласились заплатить тридцатник, чтобы ваш подъезд обернулся кусочком сказки?
      Я знаю, вы бы заплатили и больше за то, чтобы кусочком волшебного мира стал чей-нибудь другой подъезд. Вы говорите, что в открытые подъезды любят заходить посторонние со зловредными намерениями, забывая, что злоумышленники давно прознали все явки и пароли, став для Металлических Прелестниц желанными любовниками. Или прикидываются неприметными ходоками, пропуская вас вперёд, чтобы ударить в спину, когда вонзающийся в скважину штырь заявляет право на проход. Вы не хотите думать об этом. Вы предпочитаете надёжную реальность эфемерным сказкам.
      Закрывая за собой железные двери, вы больше не ждёте в гости Деда Мороза.
      7.
      Отоварив чупа-чупсы, можно было отправляться на разнос запланированных подарков. Теперь надлежало выполнять снегурочкины планы, иначе моя победа грозила обернуться скоротечной или, того хуже, пирровой.
      Мы под елочкой плясать
      Можем целых три часа,
      И нисколько не устанем
      Вот такие чудеса!
      Я люблю разносить подарки по квартирам. К близким родственникам и дальним знакомым. Всматриваться в восторженные глаза ребёнка, не верившего, но надеявшегося. Чувствовать этот волнующий миг вместе с ним, когда сказка вступает в реальную жизнь. В мою жизнь. В его жизнь.
      Если, конечно, кто-то не предпочитал отсиживаться под столом, с испугом наблюдая, как сапоги Деда Мороза важно ступают по ковру. А где-то неподалёку, тот самый огромный и ужасный мешок, в который обещали посадить, если манная каша не будет съедена до последней ложки.
      Наконец, подарок вручен (или положен возле стола), и взрослые уводят Деда Мороза на кухню, где начинается совсем другая жизнь. Приоткрывается дверца недовольно урчащего холодильника, откуда извлекается запотевшая бутылка "Смирновки" или "Гжелочки". Просяще булькнув, сосуд с тихим журчащим плачем покидает кристально-прозрачная жидкость. Умелые руки ловко наполняют стопки до краёв. Водка вздыбливается едва заметным бугорком и дрожит, обещая перелиться через край, но не решаясь претворить обещания в жизнь. Может, не сейчас, может, всего через секунду...
      Поздно! Сверкающей ракетой стопка возносится к страждущим губам и опрокидывает обжигающую жидкость в глотку. Не медля, со второй космической скоростью туда же отправляются неожиданные друзья: ломтик варёной колбасы с кружочком круто засоленного огурца. И глаза начинают блестеть, словно у ребёнка, сумевшего дождаться своего Деда Мороза.
      Стопку муки за каплю, капельку, капелюшечку праздника.
      Но праздника хочется много, поэтому сосуд снова жалобно булькает, значительно теряя в весе. Дед Мороз, осторожно расправляя ватные усы, закусывает, а зоркие глаза следят за Снегуркой, чтобы та не поддавалась заразительности дурных примеров.
      Включается магнитофон, и хор весёлых голосов трезвонит на всю комнату:
      Новый Год к нам мчится,
      Скоро всё случится,
      Сбудется, что снится...
      - Что опять нас обманут, ничего не дадут, - тут же вставляет каверзный голосок сквозь хрип динамиков.
      - Злая песня, - говорю я Снегурочке.
      - Зато прикольная, - спорит она.
      Приходится кивать. Что прикольная, это точно. И до ужаса жизненная.
      - Странно, - говорю я. - Если подарки положены всем, то почему кого-то постоянно обманывают?
      - Потому что мешок у Деда Мороза слишком маленький, - отвечает Снегурка. - На всех не хватит.
      Мы рисуем мысленные картинки, где Дед Мороз нагружает свой мешок. Мешок этот куда вместительнее, чем наш, но всё-таки далеко не безразмерный. Тогда мы ещё могли прикалываться, потому что не знали настоящих ответов ни про песню, ни про мешок Деда Мороза, которого изображают на открытках.
      Народ обменивается ничего не значащими фразами, которые ускользают через секунды. Фразочки смазывают время, заставляя его сокращаться от стопки к стопке. Смазка действует отменно. Праздник раскручивает обороты.
      ...Чтоб на Вашей ёлке,
      Вместо праздничных зверьков,
      Красовалось с полдесятка
      Пол-литровых пузырьков.
      Когда тарелка с колбасой наполовину пустеет, Дед Мороз оглядывает задумчиво подобревшие лица и направляется к двери. Дверь отсекает скоротечный праздник, но Дед Мороз не в обиде. Капелька восторга ворочается в нём и красит мир радугой.
      Ведь радугу хочется видеть даже зимой. Особенно зимой. Особенно, когда мир укутан сумерками. Сумеречные радуги самые мягкие в мире. Самые завлекательные. С ними так не хочется расставаться. Ведь знаешь, что не настоящие они. Но знаешь и то, что про это можно не думать.
      8.
      В новогодье верится: счастье будет в нём.
      Намети ж, метелица, счастья полный дом!..
      Десятку мы нашли невдалеке от стеклянного павильончика, чьи стены плотно укрывали морозные узоры. Поэтому свет, пробивавшийся сквозь миллионы снежинок, казался чем-то волшебным.
      - Осталось забежать к Машутке и можно идти домой, - сказала Снегурочка, загибая пальцы правой руки.
      Мы обошли всех, кроме Лиды, не оказавшейся дома. Я кивнул, и в этот момент углядел возле мусорной урны бумажку волнительного цвета. Быстрый взгляд по сторонам, стремительный наклон, молниеносный подхват, и вот десятка уже отогревается в кармане. Пальцы осторожно поглаживают её, стряхивая налипший снег, а душа начинает привыкать к тому, что денежка вроде как тут и лежала.
      - Что можно купить на десятку? - спросил я, так как прикарманить небесную премию не решился.
      - Четыре шоколадки, - ответила Снегурка. - Знаешь, маленькие такие.
      Я знал. С девочкой в клетчатом платке и надписью "Алёнка". Я не знал только одного: зачем нам четыре маленьких шоколадки.
      - Так хочется поздравить кого-то ещё, - вздохнула Снегурка, не желая расставаться с главной ролью Новогоднего праздника.
      - Кого, - спросил я.
      - Кого-нибудь, - пожала плечами моя красавица. - Кто первым попадётся.
      И мне тоже захотелось кого-нибудь поздравить. Просто поздравить. Не выменивая еду для завтрашнего стола. Снегурочка стащила перчатки и зябко начала сжимать и разжимать пальцы. Я нагнулся и подышал на розовые ручки. Но это помогло мало. Пальцы словно отлили изо льда. Я вытянул десятку и отдал её спутнице, кивнув на киоск:
      - Иди за шоколадками. Да и погрейся там чуток.
      Снегурочку не надо было упрашивать. Она мигом вспорхнула на крыльцо и скрылась за дверью, выплюнувшей изрядную порцию пара. В киоске было тепло.
      Покрутилась звездочка
      В воздухе немножко,
      Села и растаяла
      На моей ладошке.
      Я мужественно вздохнул и отвернулся. Дед Мороз от мороза не раскиснет. Мой нос, однако, не посчитал себя особой, приближённой к столь гордому званию. Он отчаянно протекал. Пришлось вытащить платок и объяснить носу политику партии и правительства.
      Спрятав платок, я огляделся. Хм, первому встречному. Где же ты, первый встречный? Когда ты появишься? И кем окажешься?
      Первый встречный не замедлил объявиться. Но вот ему-то подарки не требовались. Он сам раздавал подарки. Навстречу мне шёл Дед Мороз. Шёл странной заплетающейся походкой. Он держался за шубу, словно был одержим печёночными коликами или приступом язвенной болезни. Что ж, Дед Мороз тоже человек, ему поболеть не грех. Я сдвинулся за сугроб. Дедок, обведя меня ошалелым взглядом, тоже свернул с тропинки. Мы поравнялись. И я почувствовал, что надо что-то спросить. Вот только спросить уже не успел.
      Потенциальный конкурент хрипло вздохнул и завалился на бок. Я подошёл поближе. Голова деда запрокинулась, борода смешно съехала набок, из-под белой ваты жалко торчали пшеничные усы.
      - Помочь? - предложил я по привычке.
      В ответ лишь невнятный хрип.
      Рукавица с серебряной снежинкой оторвалась от снега и махнула мне за спину. Теперь дед хрипел не переставая. На краешках губ противно запузырилась пена.
      - Третья стадия, - с холодным презрением сказал кто-то сзади.
      Я повернулся. Темнота скрывала лицо подошедшего. Ничего примечательного в его облике не обнаружилось. Потрёпанная норковая шапка и дублёнка покроя "Канзас". На центральном проспекте я насчитал бы за пять минут не менее трёх дюжин подобных субъектов. Но до центра было далековато. И улица пустовала. Только призывно лучились сиреневым светом витрины киоска, куда зашла Снегурочка и выходить не торопилась.
      "Пусть погреется", - подумал я, а прохожему сказал совершенно другое. Третья стадия чего? Опьянения?
      Прохожий пододвинулся. Теперь свет уличных фонарей высветил волевой подбородок, бесстрастную линию рта и кончик массивного носа. Верхняя часть лица продолжала прятаться в тени шапки.
      - Ни в коем случае, - дрогнули губы прохожего, и по лицу прошли складки, как это бывает у человека, обиженного судьбой много-много раз. - К алкоголю данный процесс отношения не имеет.
      Бесполезные разговоры напрягают. Я ещё раз посмотрел на киоск. Снегурочки как не бывало. Субъект продолжал топтаться возле меня и постепенно утрачивал гордое звание прохожего, меняя его на титул навязчивого идиота.
      - У алкоголиков четыре стадии, - вспомнил я карикатуры журнала "Здоровье". Павлинья, обезьянья, львиная и свинюшная.
      - Я же сказал, - недовольно поморщился субъект. - Об алкоголе речь не идёт. Здесь всего три стадии. Только три. Чтобы запомнил. Чтобы надолго запомнил. И чтобы никогда больше не смог.
      - Чего не смог? - не въезжал я в ситуацию.
      - Скажем так, дарить подарки, которые не ждут, - усмехнулся субъект.
      В правой его руке обнаружилась трость, кончиком которой незнакомец начертил на ближайшем сугробе закорючку, напоминающую значок скорости в учебниках физики. Потом он быстро сложил трость, словно подзорную трубу, засунул её за отворот дублёнки, сухо кивнул и летящей походкой прошёл мимо поверженного старика в красной шубе.
      Я нагнулся над Дедом Морозом. В одном прохожий уж точно не ошибся. Спиртом не пахло. Хрип деда почти утих. Глаза туманились. В глазах плавала боль и отчаяние. Я протянул руку, чтобы схватить запястье собрата по профессии, но застыл. Под массивной фигурой расплывалась алая лужа. Снег жадно впитывал тёплую влагу и таял от жадности, но втягивал всё новые и новые порции. Я аж подпрыгнул. Взгляд затравлено заметался по сторонам. Позвать! Некого... Позвонить! Неоткуда... Автоматами округа не располагала. Местный монополист телефонных линий призывал граждан пользоваться услугами сотовой связи. Но я всегда был равнодушен к ярким рекламам. Не о том! Ну не о том же!... Думай о деде, которого срочно надо доставить хотя бы в тёплое место. Но первым делом требовалось остановить кровь.
      Я снова склонился над телом. Кровь остановилась сама. Глаза застекленели. Дед Мороз, кем бы он ни был в реальной жизни, в моих услугах теперь не нуждался.
      Повеяло теплом. Отчего-то вспомнилось тёплое течение Гольфстрим. Красная шуба начала опадать, сдуваться, словно проколотый мяч. Таять. Остолбенело я смотрел, как тает одежда. Как скукожился до размера теннисного меча мешок с подарками. Как распались мохнатыми клочьями валенки. Не прошло и трёх секунд, а о странном происшествии напоминала только тёмная лужа.
      Звякнул колокольчик. Я резко обернулся.
      На крыльце киоска стояла Снегурочка. Улыбавшаяся. Отогревшаяся. Пребывающая в тихом очаровании новогоднего праздника.
      Расскажи, Снегурочка, где была? Расскажи-ка, милая, как дела? Только не ходи сюда. Не ходи!!! Молю тебя всеми святыми. Суматошно замахав руками, я бросился навстречу, стараясь, чтобы высокий сугроб отгородил Снегурку от страшного пятна. Мой праздник закончился. Но праздник Снегурочки продолжался, как продолжались миллионы чьих-то других праздников. И я не мог оборвать её праздник. Праздник, который она заслужила.
      Честь нам и хвала, если мы умеем не обрывать чужие праздники, даже если знаем абсолютно точно, что самим праздновать уже не придётся. Быть может, уже никогда. Это не мысли того вечера. Это пришло позже, уже после второй стадии. Просто, при взгляде на Снегурочку слово "никогда" не казалось чем-то грозным, близким и ужасающе неизбежным.
      9.
      Мы шли по аллее, освещённой сиреневым светом фонарей. Мы весело скрипели снегом. Мы скатывали снежки и кидали их в дальние сугробы. Нам было хорошо, словно удалось ухватить за хвост птицу счастья.
      Ветви белой краской разукрашу,
      Брошу серебро на крышу вашу,
      Теплые весной придут ветра
      И меня прогонят со двора...
      Девочка, катившая санки с малышом, похожим на меховой шар, остановилась, глядя на нас, и восторженно раскрыла рот.
      - Ты - Дед Мороз? - спросила она.
      - А то! - лихо ответил я.
      - Настоящий? - в голосе засквозило подозрение.
      - А как отличить настоящего от ненастоящего? - в свою очередь задал вопрос я.
      - Настоящий - он добрый, - ответила девочка.
      - А я какой? - сорвалось с губ.
      Девочка пристально смотрела на меня чуть ли не минуту.
      - Ты - добрый! - наконец, сказала она.
      Я протянул ей шоколадку, одновременно поворачиваясь к Снегурочке. Смотри, милая, что про меня люди говорят. Дети малые, они врать не станут.
      Девочка зубами оторвала уголок обёртки и понюхала тёмную плитку.
      - Настоящий, - сказала она то ли про меня, то ли про шоколад.
      - Пополам, - запротестовал укутанный седок, ранее не подававший признаков жизни.
      - На, - девочка разломила плитку на почти ровные половинки и большую отдала малышу. Послышалось чмоканье. Девочка улыбнулась и поволокла санки дальше.
      - Вот так и становятся настоящими Дедами Морозами, - хвастливо улыбнулся я Снегурочке. - Не жалеешь, что купили шоколадки?
      Снегурочка счастливо замотала головой. Я чувствовал, что могу перевернуть Землю без всякого рычага.
      Дорогу преградила тёмная фигура. Ещё улыбаясь, я двинулся навстречу. Но улыбка мигом сползла, потому что я опознал "Канзас" и норковую шапку. Я ещё надеялся, но надежды разбила изящная трость, черкающая по сугробам загогулины, издали похожие на математические формулы.
      - Подарочек хотите от Деда Мороза?
      Зачем я это сказал, не знаю. Но, с другой стороны, а что я ещё мог сказать? Что?!
      - Не надо, - качнулась в сторону норковая шапка. - Так уж получилось, что Дедам Морозам выдаю я.
      Реактивным истребителем трость метнулась к небу и ожгла мне лицо. Сквозь боль, я сообразил, что впечатался в сугроб. Мир перед глазами поплыл. Свет фонарей дрожал, застилаемый слезами обиды.
      - Запомни Зимнего Снайпера, - склонилась надо мной громада тьмы.
      И пропала. Рядом стояла оторопевшая Снегурочка.
      Я поднялся. Никуда он не делся. Просто отошёл. Глаза по-прежнему скрывала тень. Но губы кривились злорадной ухмылкой победителя.
      Я задрожал. Я пригнулся. Я изготовился, чтобы врезать в ответ.
      - Щщёл бы ты домой, - прошепелявил мой обидчик. - Знаешь ведь, Новый Год завтра. Двигай давай, а то праздновать некому будет.
      Плотная фигура повернулась ко мне спиной. Трость чиркнула по стене и отковырнула почтовый ящик. Мелькнула молнией и перерубила его одним ударом. Ящик жалко завалился в сугроб. Из растерзанного брюха водопадом посыпались открытки. Назвавшийся снайпером проткнул несколько из них тростью, поднял, рассмотрел брезгливо и отшвырнул, словно дохлую лягушку. Порыв ветра разметал яркие картинки. Почему-то они мне напомнили растоптанные иконы.
      Я поостыл. От противника исходила аура силы. И несокрушимая уверенность. Рука играла тростью. Эти зигзаги бликов в морозном воздухе тоже не обещали лёгкой победы.
      Так что же? Взять и спустить обиду? На виду у Снегурочки! Нет, дядя, не выйдет. Не тот у нас сегодня расклад, что бы над Дедом Морозом можно было вот так запросто изгаляться.
      А если не получится? Тогда меня просто затопчут сапожищами. И Снегурочка будет наблюдать, как рушатся идеалы в непобедимость того, кому она доверила быть своим Дедом Морозом.
      А пускай. Кривая усмешка преобразила моё лицо. На долгую драку я не рассчитывал. Габариты не те. Но если попробовать и вложиться в один единственный удар.
      Я взглянул на ухмыляющуюся морду. И приготовился. И наметил, куда ударю. Не в лицо, нет. За него. Сквозь него. В тёмное ядро. Вдарить так, чтобы пробить все рубежи обороны. Я перестал ощущать мир. Я позабыл о Снегурочке. Я наливался яростью. Превращался в беспощадного зверя, который если уж вцепится, то в глотку. И намертво.
      - Не торопись, - раскрылась тёмная яма рта. - Тот, кто хоть раз превращался в зверя, теряет право быть Дедом Морозом.
      Он повернулся и неторопливо пошёл к трамвайной остановке, не дожидаясь моего выбора. Он не оглядывался, словно в его планы входил любой из вариантов.
      Я решил, что в зверя мне превращаться ещё рано. Если уж стать зверем, то после того, как отработаю смену Дедом Морозом. Чтобы потом было, что рассказать внучкам. Даже в случае, если внучками будут злоглазые волчата.
      10.
      - Испугался? - спросила Снегурочка.
      - Ещё чего, - вырвалось у меня.
      Снегурочка скептически покачала головой. Не поверила. И правильно, что не поверила.
      Конечно, я испугался. Ещё как испугался. Дрожал, словно через меня пропустили высоковольтную линию. Но соврал. Почему мы врём? Врём на автомате. Врём даже в естественных и безобидных ситуациях. Хотим, наверное, чтобы оценили, как крутого. А нас оценивают, как вруна. Всегда так получается, пытаясь угадать правильный ответ, выдаёшь чушь, которая всё портит.
      В небе над лесной опушкой
      Свечи яркие зажглись.
      Месяц ёлочной игрушкой
      В синем воздухе повис.
      Снегурочка заботливо отряхнула снег с моей спины.
      - Тогда идём, - сказала она.
      Я кивнул. Я был ей благодарен уже за отсутствие недовольного взгляда, за небурчание по поводу, как надо было поступить, и как от кого-то никогда не дождёшься... Мы любим перебирать косточки поступкам, которые не изменишь, любим колоться ошибками, которые не исправишь. Мы любим... И губим любовь вот этим самым "любим", потому что любить должны были совсем другое.
      Хотя "должны" не то слово. Словно тропинка ведущая к спорам о том, что никому и никогда мы ничего не должны. "Никому!" Вот вам! "Ничего!" Ну нисколечко! "Никогда!" Не дождётесь!
      Чтобы никогда больше не смог...
      Рваное предложение снова перечеркнуло мысли.
      Ведь первую стадию я уже прошёл. Осталось две.
      Я остановился.
      Снегурочка понимающе кивнула.
      - Значит, домой? - ласково спросила она. Не с подколом. Не заковыристо. Шанс прямо падал в ладони. Шанс сойти с опасного приключения.
      - Ещё чего, - вырвались те же слова.
      Почему? Что мешает сказать правду? Что мешает сбежать?
      Ведь это так просто отказаться от сущности. Перестать быть Дедом Морозом и снова превратиться в рядового среднестатистического россиянина.
      Почему я не смог отказаться?
      - Вон ещё сколько подарков, - выдал я, содрогаясь от ужаса, что сейчас из-за угла снова покажется знакомая дублёнка "Канзас", холодные блики фонарей прокатятся по трости с сюрпризом, и бездыханной грудой я упаду под ноги Снегурочке.
      Ведь это может случится очень быстро!
      Но если я скажу "домой", Снегурочка разочаруется во мне в ту же секунду. Вот так. Мы готовы отказаться от часов и лет грядущего за призрачную блёстку мига настоящего. Все эти годы и даже века не нужны, если в мимолётной секунде, которая СЕЙЧАС, погаснет праздник. Или то, что мы за него считаем. Быть может, это всего лишь мираж. Но мы его уже любим, готовы продать за него душу, верим ему безоговорочно. Это живёт в нас, и заставляет поступать наперекор разуму. Чувства мы всегда ценим выше. Наверное, это пришло из детских сказок, где главный приз достаётся тому, кто по мнению окружающих и рядом с разумом не валялся.
      Я смотрел на Снегурочку. Снегурочка смотрела на меня. Оба мы хотели сказать что-то важное. И оба запутались в мыслях. Счастливы те, чьи слова способны плавно течь в такт мыслям. Плавноречивые Деды Морозы и Снегурочки выступают в красивых дворцах и тёплых домах культуры. Остальные стоят во тьме, глотая промёрзший воздух, и смотрят в глаза друг другу, надеясь ухватить блеснувшее там отражение праздника.
      Или того, что мы считаем за праздник.
      В Новый Год случится
      Сказочное что-то,
      Тихо постучится
      В наши двери кто-то...
      - Двигаем, - сказал я. - Ноги уже замёрзли.
      Отговорки, отговорочки. Никому не нужные словечки. Вроде бы даже оправдания. Странная цепочка, вытягивающая странные поступки. Говорили одно, а желали совершенно иное.
      Снег весело скрипел под нашими подошвами. Сверкали, переливались миллиарды блёсток. Навстречу выплывали всё новые улыбки. И мы жадно искали тех, кто улыбнётся лично нам.
      11.
      - Ой, - раздался за спиной возглас, когда мы повернули с людной площади на улицу, освещённую редкими фонарями. - Поздравьте, пожалуйста, моего сына с Новым Годом.
      Мы обернулись. К нам бежала женщина. Добралась. Остановилась. Нетвёрдо. Шатаясь. Мир покачивался для неё. Мир мерцал весёлыми огоньками. Женщина была навеселе с целым миром. И в этом мире Дед Мороз не проходил мимо.
      - Поздравьте, пожжалста, - повторила она, глотая буквы. Желая и не веря, в исполнение желаний.
      Что растет на елке?
      Шишки да иголки.
      Разноцветные шары
      Не растут на елке...
      Сын стоял поодаль. Лет четырнадцать. Взрослый уже, опытный, пропитавшийся знанием, что бесплатных подарков не бывает.
      "Обломись, мальчик, - с весёлой злобой подумал я. - Бывают бесплатные подарки. БЫ-ЫВВАЮТ!"
      Вслух я, разумеется, это не сказал. Просто кивнул Снегурочке. На счастье, она понимала меня без слов и с готовностью распахнула сумку, где скрывались шоколадки, которые в мешок мы так и не переложили. Снегурочка без промедления достала плитку, я тут же конфисковал сокровище, обёрнутое шелестящей фольгой. Подарки вручает сам Дед Мороз. Такова уж его почётная миссия. Сам. Собственноручно. Ничего, старый, не надломишься. Я улыбнулся.
      - С Новым Годом! - и протянул шоколадку парню.
      Не берёт. Не верит. Шоколадка стоит денег. А нормальные люди деньгами не бросаются. Но кто ж Деда Мороза называет нормальным людем?
      - Держи, держи, - плитка всовывается в руки.
      Рот парня открывается. Оттуда вырывается белое облако тёплого пара. И ни слова. Хочется сказать, а нет их, подходящих слов. А и не надо. Счастье Деда Мороза не в словах благодарности, а в праве дарить подарки. И в возможности реализовать это право.
      Подходит мамаша.
      - И Вас с Новым Годом, - киваю я. Снегурочка благодарно дышит в спину, но шоколадку не достаёт. Шоколад - детям!
      - Эльфийскими стихами, анекдотами про хоббитов и гномов не интересуетесь? на всякий случай спрашиваю я, шелестя в кармане красиво оформленными распечатками, уцелевшими с последней ролевушки.
      Не интересуется. Впрочем, думает ещё, что-то хочет сказать. Пауза затягивается. Пора рвать когти. Нельзя подменять миг праздника напрягом ожидания невесть чего.
      - Удачи, - киваем мы со Снегурочкой на прощанье и быстрым шагом сваливаем в темноту.
      Народа на улицах полным полнёшенько. Но мы ищем тех, кому нужны. Пробегающие мимо пусть пробегают. Колючевзглядые пусть пялятся в телевизоры. Для кривоухмыльчатых наши уши закрыты. Мы их не слышим или останавливаем на полуслове.
      - Здравствуй, дедушка Мороз, борода из ваты... - орут нам из встречной компании.
      - Дальше не надо, - киваю я. - Дальше сам знаю.
      Орущий народ - не наши клиенты. Мне нужны те, кто дальше не знает и узнает ещё очень даже не скоро.
      - Смотри, Петя, Дедушка Мороз идёт!
      Взрослые смотрят насмешливо. Взрослые знают, что если есть маскарадный костюм, то надо смеяться. Потому что так принято. Положено так потому что. Словно на вечере юмора, где шутки не веселят, но всё равно смеёшься. Потому что смеются все вокруг. Или потому что деньги уже заплачены.
      Петя смотрит восторженно. Он ещё маленький, и не знает, что бывают не настоящие Деды Морозы. Он поймёт потом, а пока только удивится, если Дед Мороз пройдёт мимо. Но этот Дед Мороз мимо не проходит. Он наклоняется, и сквозь белые усы улыбается по-настоящему:
      - Хочешь шоколадку?
      - Не-а, - мотает головой Петя, шоколадку ему уже купили, но он-то знает, что у Дедушки Мороза есть всё. - А орески есть?
      - Есть ведь у нас орешки? - спросил я Снегурочку, снимая мешок.
      Я боялся детского: "Дареное не дарят!"
      Я боялся взрослого: "Но ведь мы договорились, что это на завтрашний стол!"
      Я боялся зря!
      Снегурочка ободряюще улыбнулась.
      - Ну что, поздравим гражданина России, - подмигнул я и вложил орешки в распахнутую пятерню.
      - Расскажи стихотворение дедушке Морозу, - предложила счастливая мама. Мама любит, чтобы всё было, как положено. А Деду Морозу на утренниках положено рассказывать стихотворение.
      Петя смущается. Он не помнит стихотворение. Ведь сейчас вечер, сейчас улица, сейчас все гуляют. А стихотворение осталось в детском саду.
      - Не надо, - говорю я. - Не надо стихотворения. Дед Мороз, который дарит подарки за стихотворение - ненастоящий Дед Мороз. Настоящий Дед Мороз дарит подарки просто так.
      Петя доволен. Мама тоже довольна. И Дед Мороз отправляется дальше.
      Снится елке вечер, месячный и звездный,
      Снежная поляна, грустный плач волков
      И соседи-сосны, в мантии морозной,
      Все в алмазном блеске, в пухе из снегов.
      Старинное здание послевоенной постройки. Эвон куда нас занесло, почти на самый край города. Элитные дома остались далеко позади. Здесь живут люди победнее, но позадористее.
      - О! Дедушка Мороз!
      Встречный сам дедушка. Но тёплый. Не подогретый, а именно тёплый. Где прячется теплота? Может, в глазах. Но разве разглядишь их в такой темноте. Вот странно, глаз не видно, а теплота чувствуется. Кто сказал? Да никто! Просто знаю я об этом. Знаю и всё!
      А может, она в голосе. Голосок у старичка не поучительный и не убитый жизнью. Но ведь не радостный, нет. Встречный дедушка изрядно потрёпан жизнью. Овчинная телогрейка. Помятая шапка из кролика. Не раз подшитые валенки. Дедушка пожил. Дедушка жил и боролся. Боролся и верил. А потом жизнь повернулась другой стороной, и дедушке объяснили, что бороться и верить он был должен в совершенно другое. А вот ему не должны. Вернее, должны, но не выдадут. Вернее, выдадут, но неизвестно когда. А вот ждать и надеяться дедушка имеет полное право.
      Конечно, мы остановились. Я улыбнулся дедушке, он улыбнулся мне. Снегурочка улыбалась нам обоим. Праздник сверкал вокруг. Праздник высоких домов, светлых улиц, машин, фырчащих тёплым паром. Праздник, оплаченный ценой поколения. Поколения, работавшего на будущее. Поколения, которому объяснили, что жить надо настоящим. И списали долги.
      Но дедушка всё равно ждёт праздника. Поэтому и гуляет по улице. Поэтому и подзадоривает невесть куда несущегося Деда Мороза. Потому что Дед Мороз - это не прошлая жизнь и не будущая. И уж тем более не настоящая. Потому что в настоящей жизни Дедов Морозов не бывает. А хочется. И много чего хотелось. И много о чём думалось.
      Нет в настоящей жизни Деда Мороза. Поэтому и хочется его остановить, расспросить, дотронуться. Он - словно кусочек другой жизни. Жизни, в которой всё, как положено.
      Я вытянул шоколадную медаль и вручил её герою прошлых лет.
      Он принял её с достоинством. Он понял, что это - не подачка. Что награда заслужена. Что этот подарок лично ему. Что праздник всё-таки добрался, догнал, дотянулся. Что праздники бывают не только в той жизни, которая должна быть, но и в той, которая сейчас.
      Тёмная аллея. За окнами бывшего кинотеатра переливаются дискотечные огни ночного клуба. Тоже праздник. И тоже не пройти незамеченным.
      - Эй, дедушка, а нам подарочек?
      Симпатичные девчушки. Правда, изрядно принявшие. Что ж, нам же легче. Это ж так просто, подмигнуть, пошутить, пристроиться, завлечь, околдовать на одну ночь и исчезнуть, оставив впечатление то ли мимолётного видения, то ли скоротечного кошмара. На секунду захотелось превратиться в обычного парня, забыть про шубу и про подарки. Поддаться капризу, уйти с девушками. Выпить. Прижаться. Запустить руку. Погрузиться в тепло. Наконец-то прогреться как следует. Но не растаять. Нырнуть в жизнь, называемую нормальной теми, кто в своей нормальности не сомневается.
      Это легко - стать ненастоящим Дедом Морозом.
      Но рядом стояла Снегурочка. Настоящая. Реальная. Живая. И все слова, которые я мог сказать, были не для её ушей. Я вздохнул. И отказался от нормальной жизни. Show Must Go On, Baby! Продолжим играть, раз уж такая она, дедморозовская судьба.
      - Держите, девушки! - парочка распечаток перекочёвывает из кармана в протянутые руки.
      - А чо это? - голосок напитывается удивлением.
      - Анекдоты, - подмигиваю я. - Но если хотите стихи...
      - Не, нам анекдоты лучше, - улыбаются девушки и пробуют заглянуть сквозь бороду.
      Я машу рукой и паровозом пролетаю мимо. Вагончиком за мной следует Снегурочка. Девушки машут вслед. Не верят, что Дед Мороз вот так просто может от них уйти. А я не верю, что могу остаться. Не хочу верить. Потому что знаю, что одна ночь меня не согреет.
      - Дед Мороз?
      А что, кто-то сомневается? Я поворачиваюсь на голос. Зовут из автофургона. Зовушника скрывает мгла. Подходить или нет? Ситуация непонятная. Впрочем, по морде я уже получил, а снаряд обычно в одну и ту же воронку дважды не падает. Смелости придавало и то, что голос ничуть не напоминал вкрадчиво-презрительную речь Зимнего Снайпера. Люблю странные ситуации, стремлюсь к ним. И если уж заметил, то мимо не пройду.
      Подходим к фургону. Красиво разукрашенное авто. По синему фону рассыпаны серебристые снежинки. Словно прибыл он сюда со съёмок новогодней комедии. В кузове суетится низенький человечек в синем халате.