Шилов открыл глаза. Руки болели, ног он вообще не чувствовал. Сначала перед глазами все расплывалось, потом Шилов сообразил, что сидит на стуле за сценой, за закрытым занавесом, а на самой сцене выступает оратор, говорящий что-то о желтобреях. Сцена была забита старыми декорациями и перевернутой мебелью. Все это было покрыто толстым слоем пушистой пыли, с потолка свисала паутина. Занавес был под стать – старый, заштопанный толстыми нитками в нескольких местах. Под потолком висели прожектора с выбитыми стеклами. Шилов оглядел себя: его крепко привязали к стулу, а в рот воткнуть кляп не потрудились. Впрочем, если кто его и услышит здесь, так это желтобреи.

– Во что ж ты втравился сам и втравил меня, Рыков… – пробормотал Шилов, вглядываясь в сумрак. Заметил низкого мужчину, который прятался в тени.

– Эй… – позвал он.

Мужчина не отреагировал.

– Эй! Может, ослабите немного веревки?

Мужчина дернулся, обернулся и засеменил на свет. Остановился, с сомнением поглядывая на пленника. Это был Шушша, хозяин клуба. Он покружил вокруг Шилова, ткнул пальцем ему в плечо, отскочил, задумчиво ковыряя в ухе.

– Больно, – сказал Шилов. – И кровообращение может нарушиться. Как насчет Рыкаффа? Может, позовете его? Я хочу знать, почему мой старый знакомец ведет себя так странно.

– Мы сбрили желтизну с его глаз, – глухо сказал Шушша и опять пробежался перед Шиловым. Шилов попытался встать вместе со стулом, но ноги у него подогнулись, и он сел обратно.

– Что за нелепость? Как можно «сбрить» радужку?

– Можно, – уверил Шушша. Он перестал бегать, остановился, закурил. Шилов впервые поглядел на его ботинки и убедился, что на нем, в самом деле, замшевые туфли, причем изрядно потертые.

– Позовите Рыкаффа.

– А что мне за это будет? – ехидно спросил Шушша.

– Тебе ничего не будет, если позовешь. Но будет многое, если не позовешь. Мне кажется, Рыкафф попросту не узнал меня, принял как и ты за шпика, а между тем – я его старый знакомый и принес важные известия.

– Да узнал он тебя, узнал! – Шушша помахал зажженной сигаретой у Шилова перед носом. – Почему, думаешь, он тебя не убил, а только обездвижил? Потому что узнал!

– Но…

– Вы погодите, погодите, господин Шилафф. Послушайте лучше нашего оратора…

Шилов прислушался.

– …но люди обладают не только слепыми глазами, но и слепыми душами, и многие из них не хотят видеть правду даже тогда, когда спадет желтизна с глаз. Они плачут и умоляют нас вернуть им тот мир, который они видели до этого – мир, свободный от демонов, мир, где можно на собраниях превозносить правительство, а в клубах и на кухнях украдкой травить политические анекдоты. Вот, чего хотят эти люди. Но они хотя бы пытаются! А есть иные, которые даже не хотят пытаться, настолько они увязли в своем дохлом мещанском мирке. Мы говорим ему: встань и подойди, вот тебе настоящее зрение. Но он не подходит, он бежит от нас, спотыкаясь и падая, раздирая в кровь руки и ноги, лишь бы не видеть правды. Один из таких людей предстанет перед вами, друзья желтобреи. Мы лишим его желтизны, а потом посмотрим, что он скажет…

Занавес со скрипом уехал вверх, поднялась пыль. В глаза Шилову ударил яркий свет, он зажмурился, с трудом различая тень посреди сцены и шевелящееся болото – зрителей. Увидев Шилова, они подались вперед, зашептались. С двух сторон к нему подбежали дюжие молодцы, подхватили вместе со стулом и вытащили на середину сцены. Здесь он вновь обрел зрение. Увидел молодых людей, которые пялились на него. Сплошь и рядом – радикалы. В первых рядах Шилов увидел Рыкова, который улыбнулся и помахал ему рукой. «Вот зараза…» – подумал Шилов и крикнул:

– Эй, Рыков! Прекращай балаган! Я пришел к тебе по делу, мне нужен пакет. Ты знаешь какой.

Рыков не ответил, только пожал плечами.

Оратор подошел к Шилову слева, положил руку ему на плечо и хорошо поставленным голосом сказал:

– Вот он, этот легавый, который сегодня пытался проникнуть в клуб, используя неожиданную аварию автобуса.

– С-сволочь п-правительственная! – закричал тонколицый субъект с пятого ряда. – Ш-шпик! – Он жутко заикался. – В-в этом автобусе м-моя с-сестра б-была! Он-н п-п… п-п… п-пользовал м-мою с-сестру!

– Сядьте, Ффанторин, – возмутился оратор. – Мы все очень переживаем вашу утрату, но, объясните, как он мог пользовать ее? Он использовал гибель автобуса, но откуда он знал, кто в нем едет? Кстати, Ффанторин, вы сами виноваты. Почему не убедили сестру прийти к нам? Зачем оставили ее наедине с этим миром, где всем заправляют волки? Немедленно сядьте, Ффанторин, пока братья вас самого не вызвали на справедливый суд!

Обескураженный Ффанторин сел на место и закрыл лицо ладонями. Отовсюду раздались смешки, которые, впрочем, быстро растворились в душном воздухе. Оратор поднял руку, требуя тишины.

– Мы проведем операцию сейчас же и посмотрим, что скажет этот человек, когда узнает правду. Принесите инструменты!

Шилов, начиная нервничать, закрутил головой. Двое рабочих затаскивали на сцену некое устройство на колесиках, передвижной шкаф, который был забит всяческими инструментами и стрелочными приборами. Шкаф подкатили к самому Шилову. Оратор, похожий на хищную птицу в своем черном двубортном костюме, плотно облегающем усохшее тело, вытащил из шкафа аэрозоль и попрыскал пленнику прямо в глаза. Шилов попытался моргнуть, но ничего у него не получилось, веки будто приклеились к надбровьям. Оратор, тем временем, схватил устройство, очень напоминавшее дрель.

– Что вы делаете? – закричал в исступлении Шилов, прыгая вместе со стулом к краю сцены. – Освободите меня! Я важный человек, меня будут искать! – Он почти уже свалился в зрительный зал, но два молодца схватили его, подняли над полом и водрузили на место. Шилов судорожно дергался, плевался, ругался, а потом заорал, потому что сверло вонзилось ему в глазное яблоко, а анестезии не было никакой и боль он чувствовал адскую. Потом что-то красное залило ему глаза. Оратор все говорил и говорил, боль чуть утихла, но полностью не прошла, ему еще что-то делали с глазами, что-то выковыривали с помощью пинцета и длинной иглы, что-то мерили, прицепив присоски к вискам. Перед остатками его глаз мелькали цвета: желтые, синие, красные, ничего кроме цветов, а потом и они исчезли, уступив место воспоминаниям.

Он очнулся спустя полчаса, а может быть, час. Вокруг было темно. Глаза ныли, Шилов попробовал открыть их, но не вышло. А потом он понял, что они и так открыты, просто он ослеп. «Не впадай в панику, – сказал себе Шилов. – Новые глаза тебе установят на Земле за два часа. Главное, вернуться на Землю… и доложить о чудовищном предательстве Рыкова. Что он себе возомнил? Якшается с радикалами, вступил в какую-то масонскую организацию, лишающую людей зрения…»

Шилов прислушался: вокруг было тихо, откуда-то издалека слышались голоса. Пахло пылью, Шилов чихнул. Наверное, его опять спрятали за занавес, а сами разошлись. Куда? И долго будут его держать здесь? Шилов вдруг ощутил, что очень сильно хочет есть и пить. Он позвал:

– Есть тут кто-нибудь?

Тьма ожила, расплескалась голосами.

– Очнулся, глянь-ка… – Шушша.

– Сам не могу понять, что случилось, впервые неудача… – Виноватый голос оратора. – Тысячу операций провел, никогда такого не было. Какой теперь из меня желтобрей?

– Успокойтесь, Бифф. – Рыков. – Я же говорю вам, он чужак. Немного иное строение глаз – и мельчайшая ошибка стоила ему зрения.

– Согласен, какие-то аномалии есть, но… чужак? Не смешите меня, Рыкафф. Откуда он, по-вашему? С зеленой луны? Или с фиолетовой? Кстати, я читал исследования на эту тему профессора Зимкиффса, который утверждает, что, существуй на других планетах разумные формы жизни, они никак не могут быть похожи на нас и…

– Поверьте мне, Бифф. Он чужак.

– Но почему вы так уверены, Рыкафф?

– Ты же знаешь, Бифф, – хрипло проговорил Шушша, – наш Рыкафф демона может разглядеть за километр. У него острый взгляд, у нашего Рыкаффа, все различает!

– Ну что за нелепости! – Бифф злился. Раздались шаги, Бифф схватил Шилова за волосы и потянул на себя. Шилову было очень больно, но он не подал виду.

– Отвечай, собака, ты чужак?

Шилов набрал в рот слюны и плюнул. Кажется, попал, потому что Бифф с воплем отскочил.

– Я работаю на правительство, – прорычал Шилов, – и, если вы меня не отпустите, вашу контору накроют!

– Его следует убить, – сказал Рыкафф. – Шушша, твой пистолет с тобой?

– Он всегда со мной, – произнес Шушша, щелкая затвором. Шилов напрягся, попробовал разорвать веревки, но они были слишком крепкие. Он застонал, чувствуя собственное бессилие. Что же это получается, придется погибнуть вот так бесславно, на дурацком задании, да еще и во время отпуска?

– Погодите! – оратор. – Ну а если он действительно чужак… надо выяснить побольше, откуда он здесь взялся, правильно?

– Бифф!

– Опустите пистолет, Шушша. Убив его, мы ничего не добьемся. Сначала необходимо выяснить, кто он.

Минута молчания и голос Шушши:

– А ведь он прав, Рыкафф. Не дело это, сразу кончать придурка.

Шилов услышал, как Рыкафф скрипит зубами.

– Ну ладно, – сказал, наконец, он. – Но надо увезти его отсюда, пока легавые не догадались устроить облаву.

– Пойдемте, Рыкафф, возьмем этого… – Бифф не договорил. Раздались шаги. Они приближались к Шилову с двух сторон. Шилов знал, что надо действовать, но руки и ноги, сдавленные веревками, не слушались его. А замедленного времени здесь нет, это не поезд, тут нельзя действовать наскоком, следует все спокойно обдумать, невзирая на опасность. Поезд расслабил тебя, сказал себе Шилов. И теперь ты попал. Он был слеп, но прекрасно слышал шаги Рыкова и Биффа, чуял кисловатый запашок, который шел от давно нестиранных носков Биффа, чуял запах шампуня, которым мылся сегодня Рыков; он просто так, для смеха, попробовал почувствовать поток времени и неожиданно для самого себя ощутил его, ушел в slo-mo, и, кажется, это влило в его мышцы новые силы. Шилов едва заметным движением рук разорвал путы.

И поднялся на ноги.

Рыков тяжело дышал. Ему хорошо досталось, но Шилов подозревал, что Рыков больше притворяется, чтобы выиграть время. Он привязал курьера к стулу, на ощупь обнаружил графин с водой (вода пахла скверно – давно, наверное, здесь стояла), плеснул Рыкову в лицо. Тот вроде очнулся, зафыркал.

– Ну, привет, мистер Рыков, – поздоровался Шилов, двумя пальцами приподнимая курьеру подбородок. – Ты мне должен был передать пакет, а теперь ты мне должен еще и глаза. Урод, мать твою! – Он вдруг разъярился и ударил Рыкова по лицу, отчего его голова смешно дернулась. Шилов сразу успокоился. Не дело это, спускаться до уровня Рыкова и зря калечить его.

– Давай, бей… – промычал курьер. Голос у него стал шепелявым, кажется, Шилов выбил ему несколько зубов во время быстротечной драки. – Бей, скотина… Вы там на Земле только и можете, что следить за слаборазвитыми расами, а помочь, суки, не хотите, давите любую свободу в зародыше…

– Заткнись, Рыков, – попросил Шилов устало. – Ты сам прекрасно знаешь, что когда можно и когда имеются силы – мы помогаем, и уже многим планетам помогли. Раз мы не вмешиваемся в судьбу Цапли, значит, на то есть особые причины. Мне, собственно, на них плевать сейчас. Где пакет, который ты должен был отдать мне?

– Пошел ты со своим пакетом! Ты хоть понимаешь, что здесь происходит? Вторжение! Я не знаю, что за твари губят людей в этом мире, настоящие то демоны или чужаки, обладающие неведомой силой, но они убивают людей! Люди боятся, здесь все пропитано страхом! Почему вы, сволочи, не можете помочь? Или вы страшитесь демонов?

Шилов скривился:

– Повторяю: заткнись. Оставь пафосные речи для этого вашего Биффа. Когда он очнется. Мне очень жаль видеть, что здесь происходит, но я ничем не могу помочь.

– Я тоже не мог! Я – обычный курьер! Но я решил иначе, пробился здесь сам, связался с желтобреями, которые единственные помогают жителям планеты, меняя цвет радужки с желтого на оранжево-красный…

– Зачем?

– Потому что желтый скрывает демонов!

– Чепуха. Рыков, не испытывай мое терпение, если хочешь добраться до орбитальной станции здоровым и невредимым. Я зол, Рыков. Я редко злюсь, но, лишившись зрения, несколько вышел из себя. Хватит рассказывать мне сказки. Отвечай четко и ясно: где пакет?

– Я не отдам, – тихо ответил Рыков.

– Почему это?

– В пакете образцы, похищенные в лаборатории некротканей Питкаффа.

– И что?

– Это ключ к разгадке тайны пропадающих автобусов. Шилов, я не могу, не должен тебе их отдавать! Желтобреи близки к разгадке, им нужны эти образцы. Я… прости, я не хотел тебя убивать… но я боюсь, меня не должны забирать отсюда, я не должен отдавать образцы… пойми, я хочу помочь этой планете! Пойми же ты, черт возьми!

– Рыков, я тебя прекрасно понимаю. Я тоже когда-то, совсем недавно, был молод и горяч. Иногда и у меня мелькали мысли, а не бросить ли все к чертям ряди спасения какой-то захудалой планеты, жители которой безуспешно борются с чумой или постоянно воюют? И пару раз случалось, что я почти бросил. Если бы за мной прилетели, я бы убил их – так я думал. Да, я бы, мать твою, выколол глаза этим поганцам с Земли, которые, не понюхав пороху, пришли бы забрать меня. Понимаешь, Рыков? Я мог так поступить, но я знал, что лучше от этого не станет. Раз Земле нужны эти образцы, она их получит. А ты, маленький сукин сын, которому удалось меня вывести из себя, мне их отдашь.

– Шилов… а-а-а-а! Ты что делаешь?

Шилов схватил курьера за волосы и приподнял его над полом вместе со стулом. У Рыкова слезы брызнули из глаз, он дергался, как выброшенная на берег рыба, и что-то кричал, проклиная мучителя. Шилов знал, что его опять захватывает и несет куда-то не туда, но не мог остановиться, выбивал лживое благородство из головы этого ублюдка, выдирал его вместе с волосами.

– Хорошо, – сказал Рыков минут через десять совсем слабым голосом. – Пакет в явочной квартире, на окраине Питкаффа… Но там все время кто-то из наших, они вооружены… ты не сможешь забрать образцы…

– Поехали, – Шилов развязал курьера и толкнул ему в бок стволом пистолета, который забрал у лежавшего без сознания Шушши. – У тебя есть машина?

– Нет…

– Тогда поедем на автобусе. Когда выйдем из театра, я спрячу пистолет, но не вздумай ничего учудить, Рыков. Ты видел, как быстро я могу двигаться.

Они вышли из здания в полной темноте. Они шагали по снегу, а Шилову, который ослеп, не оставалось больше ничего, и он просто разговаривал со своим спутником. Он рассказал ему о госпоже Ики, которая ждет его там, в гостинице, перечислил Рыкову все те законы, уставы, положения, которые тот нарушил, когда предал Землю и решил помочь жителям обуянной демонами планеты. Рыков молча внимал. Они ехали в автобусе, и Шилов, сжимая локоть Рыкова, прислушивался к малейшему шороху, стараясь определить, не прячется ли здесь демон местных, но тот себя никак не проявил. Только шелестели переворачиваемые одновременно страницы. Только водитель объявлял остановки, а за ним шепотом повторяли названия остановок пассажиры.

Они вышли из автобуса и по обглоданной миллионом башмаков лестнице поднялись на третий этаж пахнущего мылом и карболкой дома. Рыков постучал в дверь и дверь распахнулась, и тут он все-таки закричал, вернее пытался закричать: «Бере…», но Шилов толкнул его вперед и ворвался в квартиру как смерч. Закричала женщина, загремела посуда на кухне – оттуда шел слабый запах яичницы и горячего кофе – разлетелся на куски стул, кто-то выстрелил, но пуля ушла в потолок, потому что Шилов схватил этого кого-то за руку и сломал ее. Кричала женщина, кто-то матерился, глухо, растерянно. Кто-то кинулся на Шилова с ножом, и лезвие ножа почему-то пахло растительным маслом, и весь мир стал для Шилова не более чем игрой, медленной и растянувшейся, пахнущей кровью и маслом, и прежде чем лезвие приблизилось к нему на миллиметр, он успел оценить обстановку, удивиться, почему нож пахнет так странно, и выхватить его из рук нападавшего.

И метнуть.

Хруст. Хрип. Нападавший падает с ножом в груди, и Шилов понимает, что это был посыльный Рыков, глупый неудачник, решивший спасти чужую планету.

Визжит женщина. В соседней комнате по полу ползает мужчина и бормочет что-то. У него сломан нос, вырван кусок мяса из предплечья и сломаны ребра. Два или три ребра, Шилов не уверен. Ему уже все равно. Он идет в соседнюю комнату. Он чует, что пакет, его задание, где-то рядом. Он оказывается в кабинете, заваленном бумагами; они шуршат под ногами. Он нащупывает сейф, торчащий из стены, подобно бородавке, хватается за ручку и вырывает дверцу сейфа с мясом.

Он протягивает руку и нащупывает пакет; замирает, потому что чувствует, что на пороге комнаты стоит женщина с пистолетом в руках и целится в него. Она всхлипывает, рука ее дрожит, но с такого расстояния не попасть сложно.

– Почему ты медлишь? – спрашивает Шилов устало. Для него происходящее – игра. Перед ним ненастоящий мир, подделка. В настоящем мире нельзя замедлять время и десятками убивать людей. Его зачем-то засунули в игру. Ему зачем-то подсовывают виртуальную женщину с пистолетом в тонких, пахнущих ромашками руках.

– Зачем ты это сделал? – спрашивает сквозь слезы и сопли она. – Мы хотели как лучше, мы стараемся… помочь… остановить демонов, сбрить желтизну с глаз… неужели ты не патриот?… неужели ты, вы все, не понимаете?

– Я просто выполняю долг, – говорит он и спрашивает: – Хочешь выпить?

– Что?

– Давай выпьем. В соседней комнате, я чую, стоит ящик с вином. Вино расслабляет. Держи меня на прицеле. Я возьму бутылку, налью тебе. Ты выпьешь, успокоишься, мы поговорим.

– Что ты такое говоришь?! – кричит она. – Ты… ты только что убил моих друзей!

– Я говорю то, что подсмотрел в одном фильме, – честно признается он. – Хочу тебя успокоить, чтобы…

…она стреляет. Он ныряет под оплывающий волнами воздух, под смятую в гармошку пулю. Он хватает женщину за руки, фиксирует и кидает в окно.

Крик, удар, осколки.

Он стоит посреди развороченной комнаты и держит в руках пакет, сжимает и комкает свое задание. Ему вдруг становится безумно страшно и грустно, силы покидают его. Он чувствует запах крови, который тянется из разбитого окна, слышит крики несчастных детей, под ноги которым упало тело женщины с пистолетом. Он, разбитый, прислоняется к дверному косяку, вздыхает. Он говорит себе: это игра, идиотская игра, которую устроили для него шеф и Сейко. Он никого не убивал, он, вернее всего, даже не спускался на планету. В соседней комнате по полу ползает и хрипло дышит цифровая копия человека.

Он слышит вой полицейской сирены и понимает, что настало время убираться. Ему становится смешно от этой мысли. Уходя, он проговаривает про себя «пора… отсюда…» и фыркает, смеется после каждого слова, прижимая ко рту кулак, будто услышал самую веселую шутку в своей жизни.

Пора-пора в поезд, говорит себе Шилов. Пора узнать, как там брат.