Регенство (№2) - Леди-интриганка

– Саймон, составьте ответы на письма и предложите инвесторам сегодня же, в пять часов, встретиться со мной.

– Вы полагаете, есть смысл все это им показывать?

– Думаю, да. Если мы сами не пригласим их, они все равно сюда явятся, а это может плохо сказаться на наших отношениях. Они должны точно представлять, что именно произошло и какие шаги мы предпринимаем к ликвидации последствий и предотвращению подобных вещей в будущем. Они не должны думать, будто мы что-то от них скрываем. Инвесторы, полагающие, что им не говорят правду, могут занервничать. Я не хочу, чтобы ко всем нашим проблемам добавилась еще и эта.

– Я пошлю письма прямо сейчас, мистер Стэнтон. – Саймон развернулся и направился в крошечную контору, примостившуюся в дальнем углу помещения.

Эндрю тяжко вздохнул, снял сюртук и закатал рукава. Предстояло много работы. Видит Бог, он хотел завершить хоть какую-то ее часть, прежде чем написать Филиппу.

Кэтрин ходила из угла в угол по уютной гостиной Женевьевы. Каждый раз, когда она поворачивала в обратную сторону, муслиновое персиковое платье водоворотом кружилось вокруг ее щиколоток.

– Я рада, что он уехал, – заявила Кэтрин, довольная, что в ее голосе звучит твердая нота.

– Ты уже это говорила, – промурлыкала Женевьева. – Три раза за последний час.

– Только для того, чтобы подчеркнуть свою позицию.

– И к чему она конкретно сводится?

– К тому, что я рада его отъезду.

– Да, это, скажем, и так... очевидно. Однако ты отлично знаешь, что мистер Стэнтон завтра же вернется в Литл-Лонгстоун.

Кэтрин отмахнулась от этой реплики.

– Да, но к тому времени я успею привести свои мысли в порядок. Уверена, наш разговор уничтожит мое... смятение. Он будет здесь всего несколько дней, а потом... – Кэтрин щелкнула пальцами. – Назад в Лондон, и все.

– Тебя радует такая перспектива?

– Очень радует, – подтвердила Кэтрин. – Тогда мы со Спенсером сможем вернуться к обычной жизни. Без всяких неожиданностей.

Женевьева не отвечала. Кэтрин бросила быстрый взгляд в сторону тахты. Выражение абсолютного недоверия на лице подруги заставило ее замедлить шаг и совсем остановиться.

– В чем дело?

– Кэтрин, а тебе не приходило в голову, что «неожиданности», которые мистер Стэнтон внес в твою жизнь, довольно приятного свойства? – Кэтрин не успела ответить, как Женевьева продолжила: – Из того, что ты рассказала, можно сделать вывод, что он чудесный человек. Конечно, иногда он тебя раздражает. Это естественно. Я уже говорила: таковы все мужчины! Однако далеко не все похожи на мистера Стэнтона. Не все они красивы, сильны, романтичны, предупредительны. И уж совсем немногие опытные и щедрые любовники.

У Кэтрин запылали щеки. Женевьева рассмеялась.

– Да-да, дорогая. Я обо всем догадалась, несмотря на то что ты не пожелала поделиться со мной подробностями.

У тебя вид женщины, которая провела счастливую ночь любви.

– Я и не отрицаю, что у него есть все эти качества, – согласилась Кэтрин. – Но...

– Он сумел завязать со Спенсером дружбу, которая явно помогает мальчику обрести большую уверенность в себе. Тебя это должно радовать.

– С одной стороны, да. Но тут возникает другая проблема. Я боюсь, что Спенсер будет глубоко несчастен, когда Эндрю уедет в Лондон навсегда.

– А ты, Кэтрин? – мягко спросила Женевьева. В ее голубых глазах отразилось беспокойство за подругу. – Ты тоже будешь глубоко несчастна?

– Разумеется, нет, – уверенно заявила Кэтрин, но при этих словах колени у нее странно подогнулись. Она села в кресло напротив Женевьевы и продолжила: – Современная женщина не бывает глубоко несчастна, когда заканчивается роман.

– Моя дорогая, любая женщина будет глубоко несчастна, если у нее закончится роман с мужчиной, которого она искренне любит. Уж поверь, я-то знаю, насколько невыносима такая боль. И никому этого не пожелаю.

– Но я бы не стала говорить о себе, что искренне люблю Эндрю.

– Вот как?

Кэтрин беззаботно рассмеялась.

– Не буду утверждать, что он мне вообще безразличен, но я ведь едва его знаю. Готова признать, что желаю его, однако такие серьезные чувства, которые делают человека глубоко несчастным, могут возникнуть только в течение длительного времени. Чаще всего они возникают между людьми с общими интересами и образом жизни.

Женевьева кивнула:

– Естественно, женщина с такими родственными связями, как у тебя, имеет мало общего с человеком такого происхождения, как мистер Стэнтон. Как же, ведь он простолюдин. Даже хуже, простолюдин из колоний.

– Вот именно, – подтвердила Кэтрин, хотя абсолютно справедливые слова Женевьевы причинили ей странную боль.

– Это просто счастье, что твоя привязанность к мистеру Стэнтону – это всего лишь физическое влечение, поэтому, вероятно, его отъезд в Лондон в конце недели никак на тебя не повлияет.

– Пожалуй, да.

– Кэтрин, послушай меня внимательно. Я говорю это только из любви и дружбы к тебе. – Подавшись вперед, она буквально впилась в Кэтрин взглядом. – Никогда за всю свою жизнь мне не приходилось выслушивать такого бессмысленного и смешного вздора. Я просто в изумлении, что слышу подобные глупости. И от кого? От тебя! Не говоря уж о лжи.

Кэтрин, обиженная и до крайности удивленная, недовольно воскликнула:

– Я бы не стала тебе лгать, Женевьева!

– Ты лжешь не мне, а себе, моя дорогая. Можешь сколько угодно повторять, что ты рада его отъезду, что у вас лишь временная связь. Повторяй эти слова хоть миллион раз, они не станут правдой. Разумеется, меня ты не убедила. Если бы ты поглубже заглянула в свое сердце, то поняла бы, что себя ты не убедила тоже. Как бы мы ни хотели изгнать из сердца наши искренние желания, мы не в состоянии этого сделать. Мы можем не считаться с ними в своих действиях, но по-настоящему желать от них избавиться мы не можем.

Кэтрин открыла было рот, готовая возразить, но не успела произнести и слова, как Женевьева затараторила:

– Даже если на один безумный миг допустить, что твое чувство к мистеру Стэнтону – всего лишь легкое увлечение, необходимо задуматься над тем, каковы же его чувства к тебе. Уверяю, они могут быть чем угодно, только не легким увлечением.

Слова Женевьевы могли разбудить в Кэтрин чувства, над которыми она не желала задумываться.

– Я понимаю, что нравлюсь ему, но он согласился со мной, что наша связь через неделю должна закончиться.

Во взгляде Женевьевы явственно сквозила смесь раздражения и беспокойства.

– Дорогая, ты не просто ему нравишься. Я это заметила еще на суаре у герцога. Как он смотрел на тебя! Все было и так понятно. – Она протяжно вздохнула и передернула плечами. – Господи Боже мой! В его взгляде явно читались страсть, желание, чувство! Когда я смотрела, как вы с ним кружитесь в вальсе, мне казалось, что я вторглась в интимный тет-а-тет. Ты глубоко заблуждаешься, если действительно веришь, что этот мужчина через неделю просто исчезнет из твоей жизни.

– Я не собираюсь предоставлять ему выбор. Он прекрасно осведомлен, так же как и ты, что у меня нет намерения вторично вступать в брак. И даже если бы я вдруг решилась приковать себя к другому мужчине, не стала бы женой человека, чья жизнь связана с Лондоном. Я не собираюсь лишать Спенсера того убежища, каким является для него наш дом, разрушать жизнь, которую мы создали для себя в Литл-Лонгстоуне, да и уезжать от целебных горячих источников не намерена. А если мне предстоит жить отдельно от мужа, то в чем тогда смысл брака? Мы со Спенсером уже столкнулись с подобными семейными отношениями. Одного раза для нас достаточно.

Женевьева откинулась в кресле и удивленно приподняла брови.

– Неужели мистер Стэнтон уже сделал тебе предложение?

– Нет, но...

– Намекнул, что собирается сделать? Кэтрин нахмурилась.

– Нет...

– Тогда, возможно, ты зря беспокоишься. Может быть, он стремится к длительным отношениям.

– Что будет очень некстати. Сама-то я рассчитываю лишь на кратковременную связь.

Женевьева медленно кивнула в знак согласия:

– Да, возможно, так будет лучше всего. В конце концов, долгий роман вынуждает людей проводить вместе больше времени. Могут возникнуть чувства, которые делают человека глубоко несчастным, когда отношения заканчиваются.

– Вот именно.

– Лучше положить всему конец раньше, чем возникнет глубокая привязанность.

– Я с тобой полностью согласна.

– В конце концов, ты ведь практически не знаешь мистера Стэнтона.

– Ты абсолютно права.

– Что тебе известно о его происхождении? О семье? Как он воспитан? Чем он занимался в Америке?

– Я ничего о нем не знаю, – ответила Кэтрин, немного расслабившись. Разговор приобрел-таки нужное ей направление.

Женевьева нахмурилась.

– Хотя... ты была прекрасно знакома с лордом Бикли до того, как он попросил твоей руки, ведь так?

В голове у Кэтрин прозвонил предупреждающий колокольчик.

– Да, наши семьи были очень хорошо знакомы, – признала она.

– В самом деле. Я припоминаю, ты ведь говорила, что знала его практически всю жизнь, не так ли?

– Да.

– И считала его приличным, добрым и любящим человеком?

Кэтрин нахмурилась.

– Действительно, когда я выходила замуж за Бертранда, я думала, что мы прекрасно подходим друг другу. Я не питала к нему глубокого чувства, но считала добрым и порядочным. Во мне были уважение и привязанность к нему. Я наивно полагала, что они должны расцвести и превратиться в любовь до гроба. Я была ему хорошей женой. Посмотри, во что превратилось мое замужество? Если я сумела так ошибиться в человеке, которого знала столько лет, как я могу надеяться составить верное суждение о мужчине, с которым едва знакома?

Пытаясь поймать взгляд Кэтрин, Женевьева сказала:

– Кэтрин, я дам честный ответ на твой вопрос. Лорд Бикли всю свою привилегированную жизнь был баловнем судьбы. Он привык, чтобы с ним носились. Рискну заявить, что, если бы Спенсер родился совершенно здоровым, ты и твой виконт сохранили бы формальный дружеский союз. Конечно, ни в одном из вас не расцвела бы «любовь до гроба»; просто когда на твоего мужа обрушилось несчастье, он проявил свою истинную натуру.

– Целиком и полностью с тобой согласна. Мой отец всегда говорил, что человек раскрывается в трудностях.

– А теперь посмотри, как вел себя мистер Стэнтон с момента приезда в Лондон. Он продемонстрировал преданность твоему брату и их совместному проекту, сохранил самообладание и хладнокровие, защищая и оказывая тебе помощь после ранения. Он отложил все дела и отправился в Литл-Лонгстоун, чтобы только обеспечить твою безопасность. Потратил время и силы, чтобы установить добрые отношения с твоим сыном. Стэнтон не надутый аристократ, а человек, который сам себя сделал. За то короткое время, что вы знакомы, у тебя с ним сложились более интимные отношения, чем за десять лет жизни с мужем. Вот почему ты должна знать, что он за человек.

Кэтрин прикрыла глаза и взялась пальцами за виски.

– Почему ты все это говоришь? Я пришла сюда в надежде, что ты поможешь взглянуть на все это более трезвыми глазами.

– Именно это я и пытаюсь сейчас сделать. Но похоже, я говорю совсем не те слова, которые ты хочешь услышать. Кэтрин опустила руки на колени и улыбнулась.

– Не те, – согласилась она.

– Потому что я твой друг и не хочу, чтобы ты допустила ошибку, о которой будешь сожалеть всю жизнь. Ты причиняешь боль себе, не желаешь смотреть правде в глаза и слушать голос своего сердца, а это пострашнее любой другой боли. Ты боишься заглянуть в свое сердце. Учитывая твое прошлое, это абсолютно понятно. Окажись я на твоем месте, думаю, тоже бы боялась. Но ты должна попробовать отбросить свои страхи. Дорогая, ты так долго была лишена счастья! Не отказывайся от него сейчас.

– Но как ты не понимаешь? Я же ничего себя не лишаю! Я получила то, чего хотела. Мне не нужен муж, думаю, у меня его и не будет. Существуют четыре причины, по которым женщине следует выходить замуж. – И она принялась загибать пальцы. – Увеличить свое состояние, улучшить положение в обществе, завести ребенка и, если есть такая потребность, обрести человека, который станет о ней заботиться. С финансовой точки зрения я вполне обеспечена. Я достаточно высокого происхождения, ребенок у меня уже есть, в заботе я не нуждаюсь, а потому у меня нет ни причин, ни желания выходить замуж.

– Дорогая, существует еще и пятая причина, по которой женщины выходят замуж.

– Какая же?

– Любовь. Но раз ты явно не влюблена...

– Я не влюблена.

– В этом все дело.

– Именно в этом. Женевьева, я счастлива.

Что касается изучения своего сердца, Кэтрин, конечно, сделала уже достаточно много и заглянула так глубоко, как собиралась.

Несколько секунд Женевьева молчала, глядя на Кэтрин непроницаемым взглядом, потом улыбнулась.

– Я рада, что ты счастлива, дорогая, и очень довольна, что ты не будешь страдать от разбитого сердца. И разумеется, ты сама знаешь, что для тебя лучше. И для Спенсера.

– Благодарю тебя. Ты права, я действительно знаю. – Но уже произнося эти слова, Кэтрин почувствовала, что, пожалуй, соглашаться не следует.

– А теперь, дорогая, скажи мне вот что. Как ты думаешь, кто будет твоим следующим любовником?

Кэтрин захлопала глазами.

– Прости, не поняла...

– Твой следующий любовник. Ты предпочтешь человека постарше, более опытного или горячего юношу, который во всем тебе подчинится?

Кэтрин передернула плечами при мысли, что к ней прикоснется другой мужчина, но не успела она ответить, как Женевьева задумчиво продолжила:

– А кстати! Интересно, какая женщина согреет после тебя постель мистера Стэнтона? Уверена, он недолго останется в одиночестве. Господи, да ты сама видела, как пожирали его глазами племянницы герцога! Кроме того, Лондон просто набит искушенными женщинами, которые только и ждут возможности развеять повседневную скуку, а мистер Стэнтон вполне на это способен.

Кэтрин обдало жаром. Она почувствовала дурноту при одной мысли, что другая женщина будет прикасаться к Эндрю. Сузившимися глазами она посмотрела на Женевьеву, которая наблюдала за ней с ангельски невинным видом.

– Женевьева, я понимаю, чего ты добиваешься. Подруга улыбнулась.

– И как? Действует?

«Да!» – хотела выкрикнуть Кэтрин, но все-таки выдавила из себя:

–Нет.

–Кэтрин вскочила, охваченная противоречивыми чувствами. Смущением. Недовольством. Болью. Страхом. Ревностью. И гневом. Сцепив пальцы, она пыталась понять, на кого больше сердится. На Женевьеву за ее понукания? На Эндрю, который привнес в ее жизнь все эти тревожные чувства? Или на себя, что допустила такое развитие событий?

– Мне безразлично, кто будет его следующей любовницей, – выпалила она, в гневе считая, что говорит правду. – И я не знаю, кто окажется следующим у меня, но уверена – кто-нибудь найдется. Почему я должна быть одна?

– Действительно, почему?

Спокойствие Женевьевы лишь распаляло гнев в сердце Кэтрин.

– Вот именно! Я не должна быть одна и не буду! – Протянув руку к креслу, она схватила свой ридикюль. – Благодарю тебя, Женевьева, за эту беседу. Она оказалась очень... поучительной.

– Всегда рада тебе помочь, дорогая.

– А теперь извини. Мне срочно надо еще кое-кого навестить.

В глазах Женевьевы мелькнуло беспокойство, но тут же сменилось ее обычной безмятежностью.

– Ну разумеется. Тебя проводить?

– Нет, спасибо, я найду дорогу.

«И я точно знаю, куда иду».

Эндрю стоял в отдалении от мистера Кармайкла, лорда Бортрашера, лорда Кингсли и миссис Уорренфилд, давая им возможность оценить нанесенный музею ущерб. Наконец все присутствующие с мрачными лицами обернулись к Стэнтону.

– Это просто ужасно, – пробормотала миссис Уорренфилд глубоким, но слегка дребезжащим голосом. Густая вуаль частично заглушала ее речь.

– Чудовищный хаос, – согласился лорд Бортрашер, тонкие губы которого изогнулись в брезгливой гримасе. Он обвел помещение холодным взглядом.

И без того крошечные глазки лорда Кингсли совсем сузились. Он сложил руки на животе.

– Никогда не видел ничего подобного.

– На мой взгляд, чтобы привести все это в должный вид, потребуется больше двух месяцев, – проговорил мистер Кармайкл, поглаживая подбородок. Эндрю обратил внимание на его палец, на котором красовалось необычное золотое кольцо с бриллиантом в виде квадрата, вставленным в оникс. Кармайкл сцепил руки за спиной, посмотрел на Эндрю и спросил: – Вам больше нечего добавить, мистер Стэн-тон?

Эндрю обвел взглядом всех присутствующих.

– Уверен, что два месяца – вполне достаточный срок. Я уже поговорил со стекольщиком относительно новых окон, наняты дополнительные рабочие для повторной настилки полов. Если исключить какие-либо непредвиденные обстоятельства, то можно надеяться, что через два месяца все будет готово.

– Вы исключаете, что нечто подобное может повториться? – спросил лорд Кингсли. – Найдены ли мерзавцы, совершившие это злодеяние?

– Пока нет.

– Вполне вероятно, что и не будут найдены, – с ухмылкой добавил мистер Кармайкл. – Я прибыл в Лондон всего несколько недель назад и был поражен разгулом преступности. Даже в лучших кварталах города орудуют карманники и грабители. Да ведь всего несколько дней назад стреляли в леди Кэтрин, и где? Казалось бы, в абсолютно безопасном Мейфэре!

– Человек, который это совершил, арестован во многом благодаря вашим усилиям, мистер Кармайкл, – напомнил ему Эндрю. – К несчастью, в Англии действительно есть преступность, но где ее нет? Возьмем хотя бы Америку.

– Уверяю вас, я прекрасно осведомлен об этом факте, – ледяным тоном отозвался мистер Кармайкл.

– Кругом разбойники, никому нельзя доверять, – вмешался лорд Кингсли.

– Абсолютно с вами согласен, – подтвердил мистер Кармайкл, не сводя холодного взгляда со Стэнтона. – Скажите-ка, мистер Стэнтон, какие гарантии мы или другие инвесторы можем получить, что подобное не повторится?

– О Господи! – воскликнула миссис Уорренфилд. – Повторится?

– Разумеется, такое возможно, – вмешался лорд Кингсли раньше, чем Эндрю успел ответить. – Тем более если учесть, что вандалы не пойманы. Вероятно, для них это всего лишь развлечение. Помните, нечто подобное уже случилось несколько лет назад с новшествами, которые сэр Уитскур проводил в своем имении?

– Припоминаю, – согласился лорд Бортрашер. – Как только сэр Уитскур восстановил порядок, все снова было разрушено. Такое может произойти и здесь.

– Даю вам слово, что будут предприняты все меры для обеспечения безопасности музея. Мы наймем дополнительную охрану для патрулирования территории, – проговорил в ответ Эндрю.

– Все это хорошо, – заметил мистер Кармайкл, – однако, насколько я понял из слов полицейских, музей и до этого инцидента имел охрану, но вандалы напали на сторожа, избили его. Тот даже потерял сознание. Сколько бы сторожей вы ни наняли, они едва ли смогут противостоять целой банде злоумышленников. – Он покачал головой. – Боюсь, мистер Стэнтон, что все это заставляет меня прийти к выводу о чрезмерном риске при вложениях в ваше предприятие. Особенно то, что я услышал вчера вечером.

– И что же вы услышали? – спросил Эндрю. – О чем идет речь?

– Слухи относительно финансовой надежности в данном музейном предприятии, точнее – об отсутствии таковой. К тому же вчера возникли слухи относительно подлинности некоторых реликвий, владельцами которых якобы являетесь вы и лорд Грейборн.

Эндрю окатила волна ярости, но он постарался совладать с собой и абсолютно спокойно ответил:

– Я понятия не имею, откуда возникли эти злопыхательские слухи. Признаюсь, мистер Кармайкл, я поражен, что вы можете обращать внимание на подобные вздорные сплетни. Могу вас заверить, что финансовые дела музея пребывают в безупречном порядке. В качестве доказательства я буду счастлив продемонстрировать вам, всем вам, необходимые отчетные документы. Что касается реликвий и других экспонатов, то их подлинность подтвердили эксперты Британского музея.

Взгляд мистера Кармайкла оставался все таким же холодным.

– Я не желаю просматривать никакие отчеты, так как данный проект ни в коей мере меня больше не интересует. Благодарен судьбе, что не вложил значительных сумм в это сомнительное предприятие. – Он повернулся к своим компаньонам и поклонился. – Вы трое, разумеется, должны принять собственное решение относительно этого дела. Лорд Эйвенбери, лорд Ферримут, а также герцог Келби будут с нетерпением ждать нашего отчета о том, что мы здесь увидели. Полагаю, они едва ли сочтут положение благоприятным.

– Вам-то легко уйти, Кармайкл, – проворчал лорд Бортрашер, – а мне слишком поздно. Я уже вложил пять сотен фунтов.

– И это вложение окажется прибыльным, как только... – начал Эндрю.

– Боюсь, я согласен с Кармайклом, – перебил его лорд Кингсли. – Грейборн – отличный парень, но ясно, что его интерес к музею угас с тех пор, как он женился. А я не собираюсь выбрасывать деньги на ветер. Моя жена отлично с этим справляется и без меня.

– Должна согласиться с этими джентльменами, – проговорила миссис Уорренфилд. В ее хрипловатом голосе явно слышалось сожаление. – Я искренне вам сочувствую, мистер Стэнтон. Как вам известно, мое здоровье находится в расстроенном состоянии. Боюсь, постоянное беспокойство о возможной утрате моих вложений будет мне не по силам.

Эндрю стиснул зубы. По выражению лиц своих собеседников он видел, что никакие доводы не смогут их переубедить. Во всяком случае, сегодня.

– Я вижу. Понимаю вашу обеспокоенность, но могу вас уверить, что она беспочвенна. Надеюсь, вы пересмотрите свое решение, когда окончатся восстановительные работы.

Судя по лицам присутствующих, шансов на благоприятный исход дела практически не осталось. Попрощавшись со Стэнтоном, они все вместе ушли. Эндрю провел рукой по лицу. Черт подери! Лорд Кингсли и миссис Уорренфилд намекали, что собираются вложить по тысяче фунтов, но потеря этой суммы была не так чувствительна по сравнению с пятью тысячами, которые намеревался вложить мистер Кармайкл. А сколько других потенциальных инвесторов последуют их примеру и отступятся? Эндрю подозревал, что Эйвенбери, Ферримут и Келби пойдут за ними, как стадо баранов. Когда Эндрю писал утром Филиппу, то очень надеялся, что к вечеру сможет сообщить ему хоть какие-то добрые вести. К несчастью, все оказалось не так-то просто.

Он тяжело вздохнул и запустил пальцы в волосы. Вандализм, тревожные слухи, отступившиеся инвесторы – любая из этих проблем в отдельности вела к большим неприятностям, а все они вместе сулили катастрофу, не говоря уже о пошатнувшемся финансовом положении самого Стэнтона, – ведь он вложил в этот проект значительные личные средства. Сейчас, как никогда ранее, Эндрю требовался солидный гонорар, предложенный лордами Маркингуортом, Уитли и Каруэдером за установление личности Чарлза Брайтмора. Ему оставалось только молиться о том, чтобы заработать эти деньги.

Эндрю проверил, как идет работа по расчистке помещения, и решил, что настало время предпринять некоторые меры по поиску Чарлза Брайтмора. Передав Саймону, что вернется через несколько часов, Эндрю покинул музей.

Так или иначе, но он найдет ответы на свои вопросы.

Глава 17

Дела, связанные с любовью и сердечными склонностями, во многом напоминают военную кампанию. Ключевое значение имеет стратегия. Чтобы не попасть в засаду, следует тщательно планировать каждый этап. Однако в процессе достижения собственных интимных целей современная женщина может обнаружить, что попала в положение, чреватое провалом. Тогда ей следует без колебаний сделать то, что делали многие военные гении минувших столетий, – отступить со всей возможной поспешностью.

Чарлз Брайтмор. Руководство для леди по достижению личного счастья и полного удовлетворения.

Кэтрин шла по аккуратно выметенной дорожке, ведущей к скромному коттеджу, который уютно устроился в тени высоких вязов. Ее душу заполняла смесь гнева, смущения и отчаяния. Она сама не могла понять природу подобных чувств.

Из-за облицованного плитняком дома до нее доносились приглушенные деревенские звуки: блеяние овец, кряканье уток. Кэтрин подняла руку, чтобы постучать в дверь, но ее окликнул низкий голос:

– Леди Кэтрин! Приветствую вас.

Она обернулась. К ней приближался доктор Оливер. На его лице расплылась удивленная улыбка. Под мышкой доктор тащил маленького повизгивающего поросенка.

– Новый пациент, доктор Оливер? – спросила Кэтрин, надеясь, что ее ответная улыбка не выглядит натянутой.

Он рассмеялся.

– Нет, это гонорар за моего последнего пациента. Я как раз убеждал поросенка не беспокоиться. Я не поклонник бекона.

– Думаю, он испытал настоящее облегчение.

Держа поросенка на вытянутых руках, доктор спросил преувеличенно серьезным тоном:

– Ты испытал настоящее облегчение?

Ответом ему послужило хрюканье. Доктор кивнул.

– Очень рад это слышать. – Он хладнокровно сунул поросенка под мышку и поклонился Кэтрин. – Что привело вас к моему скромному убежищу? Надеюсь, никто не заболел?

– Нет-нет, спасибо, мы все здоровы. Я хочу кое-что выяснить.

– Для меня честь и удовольствие служить вам. Если вы подождете минутку, пока я устрою моего маленького друга в клетку, мы сможем войти в дом.

Стоя в тени одного из вязов, Кэтрин смотрела, как доктор Оливер скрылся за домом. Нельзя было не согласиться, что он – красивый мужчина. Очень красивый. С чисто эстетической точки зрения доктор намного красивее Стэнтона. Эндрю, с его суровыми чертами лица и хищным крючковатым носом, скорее можно было назвать просто привлекательным.

Впервые за время их знакомства Кэтрин заметила, какие широкие у доктора плечи, гибкая талия, длинные и мускулистые ноги, четко обрисованные модными бриджами. Заметила и легкую походку. Такой мужчина с отливающими золотом волосами и карими глазами способен заставить трепетать сердце любой женщины. Тот факт, что ее собственное сердце и не думало трепетать, лишь усилил ее отчаяние и решимость. Скоро оно затрепещет.

Спустя минуту доктор Оливер появился. Они вошли в его небольшую, но элегантную гостиную. Доктор спросил:

– Не желаете ли чаю, леди Кэтрин?

– Нет, спасибо.

Он указал на кресло у камина.

– Не угодно ли вам присесть?

– Я предпочитаю постоять.

Он вопросительно приподнял брови и кивнул в ответ.

– Хорошо. Чем могу служить?

Теперь, когда наступил решительный момент, вся смелость Кэтрин куда-то бесследно испарилась. Господи, да она рехнулась, собираясь предпринять такой шаг! Но тут Кэтрин вспомнила о «Руководстве», обо всех приведенных там вольнолюбивых принципах и укрепилась духом. «В наши дни женщина ловит мгновение. И прямо идет к намеченной цели». Она, Кэтрин, знает, какова ее цель. Она решила сама себе кое-что доказать. Черт возьми, отчаянно хочет это доказать!

Кэтрин приподняла подбородок.

– Поцелуйте меня.

– Простите?

– Я хочу, чтобы вы меня поцеловали.

Казалось, что целую вечность он напряженно смотрел ей в лицо, словно пытаясь прочесть ее мысли. Когда же доктор наконец приблизился, то не стал заключать Кэтрин в объятия, а лишь слегка взял за плечи. Находясь от нее на расстоянии вытянутых рук, он спросил:

– Почему вы хотите, чтобы я вас поцеловал?

Кэтрин едва не топнула ногой от нетерпения. Господи! В «Руководстве» ничего не говорится о том, что мужчина может задать такой вопрос.

– Потому что я... – «Хочу знать, должна знать, сможет ли другой мужчина заставить меня чувствовать то же самое, что и он». – Потому что мне любопытно. – Вот. Наконец-то. Это правда.

– Любопытно узнать, способны ли вы испытать ко мне более теплое чувство, чем простая дружба?

– Да.

– Что ж. Я легко могу удовлетворить ваше любопытство, не целуя вас. Однако только дурак откажется от такого заманчивого предложения, к тому же мне и самому интересно.

Он притянул ее к себе и прикоснулся губами к ее губам. Кэтрин положила руки ему на грудь и привстала на цыпочки, стараясь добросовестно участвовать в эксперименте. Доктор Оливер несомненно был весьма искушен в искусстве поцелуя, но не смог заставить трепетать ее сердце. Даже слегка. Его губы оказались твердыми и теплыми, но он не вызвал в Кэтрин той бури чувств, которую вызывал Эндрю одним только взглядом.

«О Господи!»

Доктор Оливер поднял голову и медленно отстранился. Несколько секунд он молча разглядывал ее лицо, затем отступил на шаг и с удивлением произнес:

– Довольно бесцветно, не так ли?

Кэтрин почувствовала, что у нее запылали щеки.

– Боюсь, что так.

– Значит, ваше любопытство удовлетворено?

На Кэтрин нахлынуло раскаяние. Ей стало стыдно, что она так бессердечно воспользовалась его дружбой. Боже, Боже, в кого она превратилась? Она и сама не знала. Понимала лишь, что такой она себе абсолютно не нравится.

Боль от пережитого унижения пронзила душу Кэтрин. Тот факт, что доктору их поцелуй показался таким же холодным, как и ей, доказывал, что он не испытывает к Кэтрин никакой нежности. А она-то бросилась ему на шею, как уличная девка! Если бы могла, она, конечно же, посмеялась бы над собственным самомнением. Вместо этого она лишь мечтала, чтобы земля разверзлась у нее под ногами и поглотила ее. «Отступай! – кричал ее разум. – Отступай!»

– Простите меня, – пробормотала Кэтрин. – Я...

– Вам нет нужды извиняться. Я вас прекрасно понимаю. Могу признаться, что я и сам как-то поцеловал женщину, чтобы сравнить свою реакцию на нее с другой. Думаю, что на самом деле так многие делают. Знаете, как будто пробуешь сначала варенье из клубники, а потом из черники, пытаясь разобраться, что больше по вкусу.

От его шутки и понимания Кэтрин почувствовала себя еще хуже. Разум подсказывал, что пора уходить, но тут доктор сказал:

– Не расстраивайтесь так, леди Кэтрин. Когда я полгода назад приехал в Литл-Лонгстоун, вы предложили мне дружбу. Я очень ее ценю. Вы приглашали меня в свой дом, мы делили трапезы и веселье, и никогда, кроме сегодняшнего маленького отступления, вы не подавали мне ложной надежды, что я могу стать для вас чем-то большим, чем друг. И я ценю это отступление, ибо оно удовлетворило и мое собственное любопытство. Нам предопределено оставаться всего лишь друзьями. – Он приложил палец к губам и подмигнул ей. – Более близкими друзьями, чем остальные, но все же только друзьями.